Контргамбит

По улицам мельтешили люди. Быстро сновали безликие тени в плотных одеждах. Кожаные сапоги и закрытые туфли вступали в липкую жижу, размазывали коричневые песчаные разводы по начищенной обуви. Брызги летели во все стороны. Капли оседали на брюках, крупинки грязного снега липли к подолам. Столица превратилась в серое пятно. Влажный камень, стекающие струи талого снега по фасадам и хлещущая из водостоков зловонная вода. Зима в Митре отвратительная. Штреддер ненавидел наведываться в столицу в это время года. Не сыскать на всем острове злее лица. Такого, что могло переплюнуть его недовольно поджатые губы и прищуренные глаза, когда тот вылезал из экипажа к простым людям, что копошились под его ногами, как тараканы на сальной кухне. Не сегодня. Не сейчас. Колл шел сквозь толпу и улыбался. Обнажал зубы, словно это могло развеять черные тучи над головой. Решил прогуляться пару кварталов. Растягивал время. Будто бы соскучился даже. Поднимал лицо к свинцовому небу, ощущая пушинки снега кожей. Растянув рот в ухмылку, он пошатнулся от очередного толчка в плечо. Чумазый посыльный мальчишка, не замечая ничего вокруг, несся в сторону центральной улицы. Сталкиваясь с прохожими, он гнусаво извинялся, прятал глаза и бурчал себе под нос. Маленькая ручонка отчаянно вцепилась в лямку полупустой сумки. Штреддер хмыкнул на брошенные извинения и зацокал каблуками дальше. Вдалеке показалось величественное здание, обнесенное высокой кованой оградой со всех сторон. Смоляные балки, закрученные в узор, тянулись к небу и заканчивались грозными точеными пиками. Оттого отгроханный дворец на пару этажей казался недостижимым, божественным. Скрывающим в своих стенах таинство. Впрочем, за слоями лепнины и впрямь скрывалось таинство. Таинство, которое вызывало у Штреддера лишь надменное фырканье. Считаться? Считаться с ними? Мог ли Колл вообще с кем-то считаться? Захотелось засмолить всю Митру. — К Уильяму. Штреддер, — он остановился около ограды. Мужчина, напоминающий огромный широкий шкаф, удивленно поднял брови. — К господину Боклеру? — К Уильяму, да. Пошаркав подошвами о поребрик, Колл вытащил зажигалку из кармана. Резная вещица мелькнула перед его лицом. Вспыхнул огонек, затлела сигарета. Густой дым пропитал легкие. Раздраженность в груди чуть затихла, позволяя вдохнуть глубже. Ему вдруг показалось, что человек Уильяма Боклера отнимает у него слишком много времени. — Занятно, — охранник, отвлекшись от толстого журнала, кивнул на металлический кубик. — Ручная работа? Колл улыбнулся, не испытывая ни капли веселья. Глаза слипались. После долгой дороги его застала бессонница. Здесь она усиливалась и мешала жить. — Ручная. — И сколько стоит такая безделушка? — Это подарок. Но знаешь, — Колл вытащил сигарету и зажал ее между пальцами. — Я могу написать своему другу и узнать цену. Для тебя. Лично для тебя, приятель. — Правда? — он неловко улыбнулся, его глаза бегло заскользили по лицу Колла. — Не стоит, господин Штреддер. Я же просто… — Я могу. Правда. Могу потратить еще пару минут своего времени, чтобы ответить на твои вопросы. Справиться о твоем здоровье, может быть, о здоровье твоей мамаши, да? И папаши? Есть он у тебя, приятель? Или тоже не выдержал такого чрезмерного любопытства? — Господин Штреддер, я не хотел вас… — Пошевеливайся, — продолжая скалиться, велел Колл. — Сколько мне еще здесь торчать? — Простите, господин Штреддер. Охранник кивнул и устремил взгляд в журнал, не выдавая своего раздражения. Колл заметил, как кожа на его шее слегка натянулась. Проверка казалась Штреддеру все бесполезнее. — Все в порядке. — Неужели, — Колл закатил глаза, делая пару шагов вперед. — Вас проводят. Сигарету придется потушить. Чужая ладонь столкнулась с плечом. Грубые шершавые пальцы опустились на шерстяное пальто, вцепились подушечками в ткань. Колл был ниже. Оттого пришлось смотреть на прищуренные зенки снизу вверх. Задрать голову и смотреть на этого жалкого зарвавшегося беднягу, что решил потягаться с ним силами. Доказать ему? Поставить на место? Штреддер принял его беспокойство за вызов. Из дома вышла щуплая девчонка в белом переднике. Она семенила к воротам, глубоко дыша. Тонкие ноги в аккуратных туфлях хлюпали по дорожке, оставляли коричневые следы на островках грязного снега. Он ее знал. Клара вроде. Запомнил по оленьим глазкам. Премилая. Порядком повзрослевшая с тех пор, как он видел ее в последний раз. Лучшая вещица в арсенале Уильяма. — Господин Штреддер! Сколько же мы вас не видели! Господин Боклер ждет вас с самого утра. Вижу, вы уже познакомились с нашим новым охранником. Генри, ну чего ты? — Познакомился, — Колл опустил взгляд на руку Генри, что продолжала упираться в его плечо. — Не лучшее место для твоей лапы, приятель, — глаза Колла зловеще сузились. — Генри, — голос служанки понизился. Охранник вздрогнул. Огонь в его глазах потух. Зрачки потемнели. Он быстро прижал руку к корпусу и отступил с прохода. Дерзость стерлась бесследно. — Господин Штреддер, проходите. — Я пройду? Можно? — смесь злобы и нервозности хлынула в голову. — Генри, ты разрешаешь мне пройти? Или стоит все-таки потушить сигарету? — он замотылял ей перед его носом, а затем вдавил тлеющий бычок в грубую ткань его пальто и тут же уложил в рот новую сигарету. Генри молчаливо уставился на Колла. В его огромной уверенной фигуре не было… Раболепия? Страха? Понимания того, как работает жизнь? Понимания, кто перед ним? — Ах, господин Штреддер, — Клара подхватила Штреддера под руку и потянула в сторону дома. Он позволил себя увести. — Генри чересчур ответственный, вы уж его простите. Генри холодно смотрел им вслед. Колл чувствовал его взгляд, прожигающий спину. Цоканье невысоких каблуков успокаивало Колла. Клара ушла чуть вперед, отпустив его предплечье. Штреддер отметил узкую спину служанки. Через пару пролетов она забрала у него пальто. — У меня есть для вас кое-что. Не убегайте сразу. Колл кивнул, улыбнулся, слегка приподнимая бровь. Женский голос остался позади. Клара исчезла за поворотом. Штреддер пошел вперед по широкому коридору. Через пару минут он стоял у порога резной двери. Красное дерево, тяжелое и дорогое. От позолоты болели глаза. Штреддер часто заморгал, смахивая усталость. Дом был помпезным и натертым до блеска. Его передернуло. Все вокруг напоминало фамильный особняк, в котором он провел детство. Эти величественные колоны, хрустальные люстры и обивка на мебели. Мягкие подушки с рюшами, приторные сладкие булочки к чаю, бессмысленные разговоры о погоде за обеденным столом. И он. Маленький и чужой. Беззащитный. Коллу отчаянно захотелось сплюнуть горькую слюну в цветочный горшок, что стоял в углу. Он не мог с точностью сказать, что с ним происходит. Беспричинная досада затмевала любые догадки. — Уильям, сколько лет! Колл изобразил угодливость. Фальшивая улыбка тронула губы, такая же улыбка тронула губы напротив. Уильям Боклер. Дворянин в хер знает каком поколении сидел в бархатном кресле, положив пухлую ладонь на пузо. Твидовый жилет трещал по бокам. Пуговицы опасно выпирали, будто вот-вот выстрелят. Высшее общество. Властитель над бедными и несчастными. На деле же зажравшийся любитель закинуть за воротник и отплатить парой сотен монет за самый красный и сочный в Митре ростбиф. Колл знал только его. Его же пухлую лапищу он с постоянством пожимал, крепко вцепляясь в отекшую кожу. Остальные носители золотых фамилий скрывались в своих золотых избушках за золотыми дверьми. И это злило. Злило, что Колла удостоили обществом лишь одного, сального и много мнящего из себя переговорщика. А он, Колл Штреддер, за столько лет заслужил больше доверия. Больше власти. Сраные островные зажравшиеся… — Колл, рад видеть. Уильям приложил, по-видимому, все силы, чтобы грациозно подняться с кресла и указать на кресло через стол. — Присаживайся. Колл пожал плечами и приземлился на мягкую обивку. Нога взметнулась, перевешиваясь через другую. Сигарета истлела почти до фильтра. Пепел лишь чудом держался на конце. Штреддер вдавил ее в хрустальную пепельницу на столе. Стекляшка была чистой, чуть ли не блестела. Боклер наверняка ждал его. Ждал, что Колл заявится с извечной сигаретой во рту и засмолит ему кабинет. Уильям ненавидел запах дыма, но позволял Штреддеру поиграть в важного дядьку. Колл участливо кивнул ему и достал вторую сигарету. Боклер молчал и тянул улыбку, постукивая пальцем по подлокотнику. Тишина омрачалась тиканьем часов за спиной. — Охранник у тебя… — Это который? — Тот, что стоит на воротах и напоминает куриный окорок. Огромный куриный окорок. Без мозгов, — добавил Колл. — Генри? Инициативный молодой человек. Колл поморщился, делая очередную затяжку. Он старался лишний раз не смотреть на Боклера, фривольно развалившегося в кресле. — С такой инициативой он тебе всех дорогих гостей оскорбит. Ему только псарни сторожить. — И чем же он тебя так оскорбил, Штреддер? — поинтересовался Уильям. — Меня? — Колл хмыкнул и поднял брови. — Я кремень, ты же знаешь. Давно уже не мальчик, чтобы обижаться на глупости. Он любопытен. Имей в виду. К тебе приходят разные люди. Есть и поважнее меня. И пообидчивее. Боклер расхохотался и закивал. Коллу стало неприятно от того, что Уильям даже не стал этого отрицать. — Подумаю над твоим предложением. Колл кивнул. — Вижу, что Клара все еще радует тебя своей красотой? — зачем-то спросил он. — Хорошая девочка. Отлично справляется со своими обязанностями. Жена нарадоваться не может. Все боится, что сбежит от нас с каким-нибудь юношей. Хороших девочек Боклер трахал. Трахал без исключений. Это была его дочь. Слухи тихонько гуляли между богатеями. Обсуждались в полутемках борделей и за тяжелыми задвинутыми шторами в знатных особняках. Все об этом знали. Даже его жена. Один верный друг упоминал, что шлюха подбросила Уильяму сверток на порог. А Боклер не смог избавиться от него. Пристроил к служанкам. Кусок лживого говна, что любил кончать внутрь и оплачивать женщинам аборты. Так говорили? С очередной такой не сработало. С того момента Боклер стал осторожнее. Подброшенных сирот на пороге больше не возникало. — Сколько ей? Помню совсем малышкой. — Уже восемнадцать. Представляешь? — Время летит, — согласился Штреддер. — Удивительно. Как кто-то мог бросить такое очаровательное создание? Не представляю, кем нужно быть… В кабинете повисла тишина. Уильям тянул алкоголь, Колл слишком часто присасывался к сигарете. Каждый раз, когда приходилось прогибаться перед ублюдком, он воображал, что находится где угодно, только не здесь. А прогибаться приходилось часто. Слишком часто за последние несколько лет. Коллу не нравилось бегать к Боклеру, но пробитые солдафоны не любили якшаться с чужаками. С каждой мелкой просьбой эго Боклера взрастало до размеров его пуза. Колла корежило от роли мальчишки на побегушках. Три года спокойного существования, и вот опять. Он снова в его кабинете, который пропах дорогим алкоголем и хвойными отдушками настолько, что кружилась голова. — Чем обязан? Что-то с поставками? Мы не получили последний груз. Штреддер закачал головой, опуская подбородок к груди. — Дело не в этом. — Когда нам ждать следующую? Некоторые начинают задавать вопросы… Сомневаться. — Пусть поумерят аппетиты, — хмыкнул он. — Последние годы я и так доставлял вам сверх меры. — Разбаловал, — улыбнулся Уильям. — Я не жалуюсь, ты же знаешь? Но вот другие… — Другие слушаются тебя во всем, Боклер. Или нет? Боклер не смог скрыть злобного огонька, вспыхнувшего в глазенках. Уильям бережно бдил свою власть. Свой авторитет. Свой чертов уровень. Штреддеру претил этот «уровень». Ему казалось, что за Боклером стоит кто-то еще. Ему просто не верилось, что именно Уильям смог собрать вокруг себя все дворянские семьи. — Ни к чему нам злить друг друга. Или ты пришел поругаться? — Конечно нет. Колл прокашлялся и затушил сигарету. Ладони примирительно взметнулись вверх. Радушное выражение расцвело на лице. Он умел быть милым. Удобным. Нужно. Нужно, нужно, нужно. — Сколько мы сотрудничаем, Уильям? Я уже считать перестал. — Давненько, — согласился Боклер. — Я подводил вас? Хоть раз? — Не думай, что мы сомневаемся в твоем профессионализме. Скорее волнуемся… — Мне нужно одолжение, — перебил Колл. Слова вырвались против воли. Ком подкатил к горлу, царапая нёбо. Боклер заинтересованно поднял брови. — Неужели? Конечно-конечно. Он тотчас довольно рассмеялся, утирая мокрый морщинистый лоб. Колл улыбнулся в ответ. Ему захотелось сплюнуть. Сплюнуть весь этот фарс. С трудом удавалось оставаться в образе милой комнатной собачки. — Сколько же было этих одолжений? Ты зачастил. Неужели построенный здесь авторитет не дает решить проблемы самостоятельно? — Ты же в курсе ситуации. Я просил представить меня парочке военных, чтобы я не бегал к тебе с любой незначительной проблемой. — Лучше избегать излишнего внимания. Я предпочел бы, чтобы ты оставался в тени. Лицо Боклера будто защемило. Уильям издевался. Возвышался над ним огромной гранитной фигурой, заставляя вставать в позицию слабого. Просящего. Или ты предпочел бы наблюдать за моими просьбами. Вновь и вновь ставить меня на место, ублюдок. Колл не произнес этого вслух. Нужно, нужно, нужно. — В этот раз я пришел к тебе как к другу, Уильям. Мы же друзья? — Лучшие друзья. Слушаю. Уильям торопил его, а Коллу нужна была еще минутка. Две минутки. Три. Больше времени, чтобы притвориться верным. Нуждающимся и отчаявшимся. — Райссы. — Исключено. Уильям будто догадывался. — Знакомство. Не более. Можешь просто сказать мне, где нужно прогуляться. Боклер резко махнул рукой, пресекая намерение договориться. Громко отодвинув верхний ящик, он вытащил бутыль с коричневой жидкостью и плеснул себе добавки. — Открой окно, будь добр. Он беспомощно развалился, будто этот разговор высосал из него все силы. Колл распахнул створку. Колючий ветер ворвался в комнату, ошпаривая лицо, как брошенный в лицо уголек. Штреддер уселся обратно. — Мы обсуждали это еще много лет назад. Только я, Штреддер. Только я и никого больше. Или ты невнимательно слушал, когда пришел ко мне с поджатой задницей? Коллу хотелось послать его. Вскочить с места, обойти стол и вжать каблук в его яйца. Надавить так, чтобы свинья захлебнулась словами. Четкая картинка так и стояла перед глазами. Успокаивала. — Зачем тебе? — все же поинтересовался Уильям. Интерес был настороженный. Аккуратный. Уильям чересчур внимательно всматривался в его лицо. Изучал. Коллу не стоило зря тормошить этих дрожащих от собственных теней богатеев. Не стоило. Штреддер понял свою ошибку. Никакие вышколенные отношения не заставят Боклера переступить через свой страх. И это почти приводило Колла в бешенство. — У меня кое-что есть для них. Кое-что исключительное. Подарок. Зачем он пришел к нему? Разворошить муравейник? — Ты можешь передать это «исключительное» через меня. Без имен, естественно, но я передам, если тебе так всралось. — Мне нужен разговор. Личный разговор, — Колл разозлился. — Очень жаль, что я не смогу тебе помочь. Столько лет… Столько лет он бешеным псом рассекал от края до края, чтобы чопорные людишки отведали икры или постреляли из мудреного оружия, которое никогда не видели. А уж фотоаппарат? От него местные женщины пищали от восторга. — Есть другие способы, — Колл пожал плечами. — Думаешь, что можешь мне угрожать? — Ах, ты подумал, что я тебе угрожаю, Уильям? Нет-нет. Я просто по глупости решил, что годы нашего сотрудничества дают мне хоть какие-то… Хм… Привилегии? — Все привилегии были обговорены на этапе заключения сделки, — Боклер скрестил руки на груди и нахмурился. — Тебе этого мало? Мы рисковали, когда пошли на это. — Бесконечные списки ваших требований в листе для доставки тоже оговаривались? Напомни, я что-то подзабыл. — Ох, Колл. Не наша вина, что ты такой щедрый молодой человек. Мы бы как-то и прожили без твоих постоянных подношений, но что поделать… Не будем же мы отказываться от таких… — Мне нужен разговор, — продолжал настаивать Штреддер. — Давай не будем устраивать этот фарс. Я заслужил это. — Райссам не нужны разговоры, — в голосе больше не было напускного дружелюбия. — Зачем ты вообще пришел с этим ко мне? — Я уже объяснил, — Штреддер поднял мрачный взгляд на ухмыляющегося Боклера. — Я считал, что заслужил ваше доверие. — Мы благодарны тебе. Но есть край наших возможностей. Твою просьбу отклонит любой, кто посвящен в наш маленький секрет, — Боклер подмигнул ему. Колл хотел сказать о многом. Например, о том, что не верит в существование кого-то еще. Что Боклер может отказывать ему от личной неприязни. Что Колл не простой мужик с поля, которого можно пнуть под зад. Но все слова застряли в горле. Он онемел от злости. Боклер продолжал говорить: — Впрочем, хорошо, что ты пришел. Теперь мы будем внимательнее относиться к твоим рысканьям по острову. — Я рыскал по острову много лет. И вас это не смущало. — Королевская семья? Нет-нет. Приятные мелочи в угоду друг другу нас вполне устраивали. Но не это. — Ты не оставляешь мне выбора, — он развел руками. — Ты забыл, что это была не односторонняя сделка. Зачем тебе рисковать? За все года ты не выстроил себе настолько высокого положения. — Обстоятельства изменились, — задумчиво протянул Колл. — Вот как… — Мне не нужно ссориться с вами. Правда не нужно. — Так не ссорься. Давай мы просто забудем про эту просьбу? Просто сделаем вид, что этого разговора не было. Занимайся своим бизнесом, «делай мебель», поставляй новые партии, бегай ко мне, если нужна будет помощь, — Колл скривился. — И все будет как прежде. Вам ведь нужна информация? А нам нужна стабильность… С каким-то скрытым усердием Уильям завертелся в кресле так, будто хотел размять геморрой. Мутные зрачки нацелились на Колла, а брови нахмурились. Так или иначе можно разнести к чертям эту броскую конструкцию, да? Кто что подумает? Он будет осторожен. И Райссы выползут из своей норы сами. Зачем мучаться с этими зазнавшимися ничтожествами? Зачем щадить их? Он может разрушить все дворянские дворцы, если захочет. Может запустить по титану в каждый золотой дом и наблюдать, как сила Тайберов уничтожает наследников этих богатеев одного за одним. Этот урод даже не представляет… Не представляет, что он может. — Ты прав, — Колл как будто раскаялся. — Прости, Уильям. Что-то я забылся. — Все в порядке, — Боклер хотел было протянуть ладонь для рукопожатия, но живот уперся в край стола. — Видишь? Я и забыл, о чем ты меня просил. — Действительно. Мы отошли от темы. Следующие полчаса они обсуждали дела. Колл едва понимал, о чем говорит Боклер. Он был не здесь. Уильям жаловался на вольности Военной Полиции, на взлетевшие за последнее время налоги, на то, что Штреддер привез слишком мало икры в последнюю поставку. С ним было удобно молчать. Боклер болтал за них двоих. И Колл был благодарен за это. Уильям и впрямь разбавлял обстановку. — Не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством, Уильям. Мне пора, — Штреддер оборвал его пустые речи, скрестив руки на груди. — Конечно, Колл. Штреддер поднялся с кресла и двинулся к выходу в полном раздрае. Уильям окликнул его прямо перед дверью: — Тебе стоит быть осторожным. — Я всегда осторожен, — он мило улыбнулся, словно не понял угрозы. — Надеюсь, Гул Земли не пустой звук для твоих марлийских ублюдков? Что бы вы ни задумали. Рука Колла застыла на позолоченной ручке. Он сжал челюсти. Нужно, нужно, нужно. — Я думал, что Райссы не вмешиваются в ваши дела? — Мы живем на одном острове и за одними стенами, Штреддер. Твое слово против нашего. Он так и не вылетел из гнезда. За спиной закрылась дверь. Штреддер ничего ему не сказал. Он просчитался. Он просчитался так сильно, что сердце защемило в груди. Выдохнуть бы дымом прямо в торжествующее лицо Боклера. Посмотреть на реакцию, на вытаращенные глазенки. Да, я сделал это. Да, сделал. И что? И что ты будешь делать, Уильям? Как по-детски. Все его поведение детское. Наивное. Не стоящее человека, которого воспитывали в ТАКОЙ семье. В голове невольно зазвенел голос отца. Голос младшего брата. Голос каждого Тайбера, что повторяли про ответственность так часто, будто хотели выжечь под кожей саму ее суть. Навечно. До самой смерти, которая уже дышала ему в затылок. Нет-нет. Колл знал, что ТЕПЕРЬ стоит на кону. Он умнее. Колл зашагал к выходу. Ему нужно было на воздух. Покурить еще. Еще и еще, пока глотка не заболит. Пока в голове не созреет решение. Он вздрогнул на очередном повороте. Как обычно, в него врезались. Тот чумазый мальчонка с центральной улицы. Посыльный вытаращил глаза и чуть попятился. — Извините, мне нужно… — он намеревался обойти Штреддера. Колл схватил его за руку и притянул. Дернул к себе, как тряпичную куклу, заметив, как мальчик прижал сумку к бедру. — Ты слишком заметен. — Пр… простите? Колл кивнул на его мешковатую сумку. — Что там у тебя? — Мне нужно доставить… Штреддер рванул вещь на себя. Мальчик испуганно охнул. Потянулся тонкими руками к ценному грузу. Вялые попытки отобрать сумку были тщетными. — Ну конечно, — Колл достал маленькую коробку и начал ее рассматривать. — Господин, это не то, о чем вы подумали! Отдайте мне, пожалуйста! Мне нужно… — он тяжело задышал, начал задыхаться. — Мне нужно… Меня же… Меня же убьют! Парнишка всхлипнул, едва сдерживая слезы. Ему было лет двенадцать. Ребенок. Еще совсем ребенок. — Никто тебя не убьет, — Колл открыл посылку и взглянул внутрь. — Кто взял такого недотепу? Стивен? — Что? — посыльный поднял на Штреддера свои слезящиеся глаза. — Стивен. Стивен? Откуда вы… — Возвращайся к нему, малыш, — приказал Штреддер, отмахиваясь от очередной бесполезной хватки. — Мне нужно отдать… — Возвращайся и скажи, чтобы он связался с Коллом. Он поймет. Доставишь чуть позже. Никто тебе за это зад не откусит. Если, конечно, близко подходить не будешь, — Штреддер подмигнул ему, пытаясь расположить. — Я… Я не могу, господин. Колл закатил глаза и устало вздохнул. — Ты хочешь, чтобы я отвел тебя к полиции? Или просто отнял? — Колл ткнул в него коробкой. — Стивен не будет ругать тебя, когда узнает, кто тебя об этом попросил. Я об этом позабочусь. Парень напрягся. Его руки не переставали трястись. Он осторожно кивнул. — Хорошо, я… — Беги, приятель. Я скажу, чтобы тебе хорошо заплатили за услуги. Ты не пожалеешь. Посыльный не стал испытывать судьбу и быстро юркнул куда-то в глубину коридоров. Одной проблемой меньше. — Господин Штреддер, ну куда же вы исчезли? Клара тронула его за плечо через минуту, появившись из ниоткуда. Колл напрягся. Сколько она слышала? Клара продолжала буравить его взглядом. Она протянула ему пальто и пачку дорогих сигарет. Колл принял подарок и начал рассматривать его. — Где взяла? — он хитро улыбнулся. — Есть у меня связи, — она заливисто рассмеялась. — Увидела и сразу вспомнила о вас. — Как мило, — Штреддер хмыкнул. — Мои любимые. Спасибо. Клара удовлетворенно кивнула и повела его за собой. Он распечатал новенькую пачку и закурил. Служанка нахмурилась, но ничего не сказала. Колл все еще был в кабинете. Все еще испытывал достоинство на прочность. Хотя чего это он… Штреддер всегда оставлял его у Боклера. Без шансов. Ему приходилось забывать. Делать вид, что страх сильнее возможностей. Теперь он такой человек. Он вылепил себя сам. Служанка говорила что-то, но Штреддер ничего не слышал. Лишь бубнеж через толщу воды, легкие касания женской ладошки. Мягкая укутывающая аура. Неуместное навязчивое внимание. Тугой узел скрутился внизу живота. Чего она к нему прилипла? Годы наедине с островными выродками. И что же? Он, ни больше ни меньше, зависимый от слабостей психопат, который терпит. Терпит, терпит, терпит. А потом тихонько взрывается за закрытой дверью. Там, где никто не видит. Вздрогнув от очередного приступа тактильности, Колл вскинул голову и уставился в обеспокоенное лицо Клары. — С вами все в порядке? Не в порядке, Клара. Как будто тебе, блять, есть до этого хоть какое-то дело. Убери свои руки. Убери руки. Они стояли посреди пустого коридора. Девушка положила ладонь ему на плечо, мягко оглаживая кожу через ткань рубашки. Указательный палец скользил плавно и в то же время напористо. Она вынула сигарету у него изо рта и внезапно затянулась сама. Штреддер обомлел. Лгунья. Чертова лгунья. Дочь своего отца. Колл огляделся. Обаятельная улыбка озарила пространство, Клара улыбнулась следом. Он все понял. — Все отлично. Спасибо за твою заботу. Она благодарно закивала, продолжая гладить его пальцем. Мягкий желтый свет лился по стенам и потолкам. Пылинки кружились в воздухе. Романтично. Как же романтично-то, блять. — Да не за что, господин. У вас был такой озабоченный вид. — Иной раз задумываюсь, чем заслужил внимание от такой красавицы, как ты. И Клара поплыла. Поплыла, как собственная мать перед жирной мошной. Дочь своей матери. За спиной Клары висела огромная картина. Позолоченная рама и масляные краски, что образовывали свинячье рыло хозяина. Статная большая фигура на коне. Убожество. Без живота и второго подбородка. Тщеславие играет на лице, скользит на безупречной чистой коже без лопнувших капилляров и серых шрамов. Идеальная картинка с гнильцой под слоем яркого цвета. Я лучше вас. Я лучше тебя, Колл. В голове прокручивалась сцена его снисхождения. И Штреддер снова злился, снова возвращался в кабинет и нырял с головой в собственные воспоминания. Все, что он делал — незначительное. Бесполезное. Вся его жизнь пустая жертва. Колл не жалел себя. О нет. Нет-нет-нет. Он принимал это. Он знал, что ему с этим делать. Штреддер не мог оторвать взгляда от такого Уильяма Боклера. От возвышающегося над всеми дворянчика за спиной его маленькой дочери. Дочери своего отца. Смотри, Уильям. Смотри, какой ты важный. Смотри, какой ты недосягаемый. Колл схватил тараторящую Клару за подбородок. Она вздрогнула и посмотрела на него так трепетно, что Штреддеру захотелось схватиться за пах. Он притянул ее к себе. Хрупкое тело впечаталось в него, как сухая доска. Ее губы полные, сладкие. Молодые. Клара застонала ему в рот, вцепилась в рубашку ногтями и обвила юркой ногой бедро, прижимаясь все сильнее. Голубое платье смялось, сложилось складками выше колена. Края теплых чулок облепляли молочные ноги, как вторая кожа. Его ладони скользнули по талии наждачкой. Крепко, сильно, неприятно. Ему хотелось взять грубо. Хотелось, чтобы Клара наслаждалась. И Клара наслаждалась, пока Колл кидал взгляды за ее спину. Клара потянула его назад. В лабиринт извилистых коридоров. Ему не хочется. Ему хочется вставить ей прямо перед картиной. Прямо перед лицом ее папочки, который столько лет оберегал дочурку от жилистых членов. Чтобы Клара кричала, а Уильям Боклер наблюдал. Все такой же недоступный, безмолвный, с чистой кожей и без выпирающего на пару метров живота. Колл громко задышал, когда Клара впилась губами в его шею. Уильям Боклер смотрит. Черты его лица обтекают. Меняются заломы кожи, губы уменьшаются до тех пор, пока Штреддер не узнает знакомое выражение. Колл вздрогнул. Веки затрепыхались, пока видение не пропало. Он поддался на тихие шепотки, сжимая ее зад через платье. Клара увела его. Подальше. Подальше от наваждения. Колл пролез ребром ладони между ее ног, пока Клара скрещивала их изо всех сил. У Колла сорвало башню. Ему невыносимо сладко ощущалась власть над неопытной молодой девчонкой. А неопытная молодая девчонка смело поддавалась. Отдавалась в его волчью пасть и похабно постанывала, когда он сжимал зубы покрепче. Они ввалились в маленькую неприметную дверь, что оказалась пыльной кладовкой с множеством нагроможденных коробок. Громкий хлопок двери раздался за их спинами. Клара вздрогнула, Колл не обратил внимания. Мягкий язык заскользил по его приоткрытым губам. Начал спускаться ниже, впился в венку на шее. Колл потерял контроль. Руки задергались по ее телу в припадке. Сжали затылок, зарылись в волосы, испортили аккуратную прическу. Подняли юбку, опустили, сжали пухлую грудь через лиф. Клара громко задышала. Она выглядела довольной. Хочется стереть этот прилизанный образ. У нее упругое тело и бархатная кожа, Коллу это льстит. Так льстит, что у него голова идет кругом и плывет в глазах. Штреддер понимает, насколько это плохая идея. Насколько это неправильно. Но все это остается где-то позади. Исчезает, испаряется, когда Клара вжимает ладонь в его стояк. Так же смело и отчаянно, как терлась щелью об его брюки. Ее смелость ошпаривает. Готовность выбивает почву из-под ног. Платье упало на пол, белые складки кружева будто бы засветились в потемках. Коллу хватило бы развернуть ее и поднять юбку. Ему бы хватило. Но Кларе не терпится покрасоваться. Не терпится обнажиться. Желание дурочки — закон. Все происходит быстро. Ее задница сжимается в пальцах. Штреддер нападает зверем. Подхватывает Клару, сажает на один из ящиков и возится с ширинкой. Она маленькая и хрупкая. Сидит, лохматая, с раздвинутыми ногами. Ее промежность сочится так, что Коллу становится больно. Вся эта возня распаляла еще больше. Член стоит колом. Клара тянется, неумело ласкает его, направляет в себя. И Штреддер входит без предупреждения. Проникает в приятную тесноту резко и грубо. Клара дергается, пытается не стонать, зажимается. Звук теряется в приставленной к ее рту ладони. У нее мокнет лоб и закатываются глаза. Колл двигается. Коллу насрать. Колл вбивается в нее так сильно, что ящик под ними скрипит. Он терзает ее грудь, бездумно теребит сосок между пальцами. Пытается захватить как можно больше кусков ее тела. Ей хватит. Хватит. Колл не слышит ничего вокруг. Не видит. Все в нем просит разрядку. На разрыве натянутая до скрипа нитка, что уже несколько дней мучает его. Оргазм настигает через пару минут. Член пульсирует внутри горячего тела, принося блаженное спокойствие. Его трясет. Колл наваливается на Клару и дышит ей в шею. Глубокое дыхание успокаивает. Голая грудь вздымается под ним. Мокро прилипает кожа. Он отодвинулся, застегнул пуговицы на рубашке, что она растерзала в порыве страсти. — Я так давно мечтала об этом. Ничего не дрогнуло от милого пищания над ухом. Ему спокойно. Он трахнул дочь Уильяма. Просто взял и трахнул. Без последствий. Просто так. — Ты успела? Я могу закончить языком, если хочешь. — Нет, я… Мне и так было хорошо. Ему хочется побыть романтиком. — Да ладно тебе, дорогая. Давай я… Он улыбнулся, попытался раздвинуть ее тонкие ноги и вдруг заметил. Заметил кровь. Штреддер попятился на пару шагов, холодно пялясь на довольную Клару. Ее, кажется, ничего не смущает. — Ничего не скажешь? — она беспомощно улыбнулась ему. — Не волнуйся. Его окатило ушатом ледяной воды. Лицо осталось серьезным. Даже злым. Клара нервозно сглотнула. Что-то внутри ухнуло вниз. Тошнота подкатила к нёбу. Он схватился за подбородок и сделал пару шагов назад. Алые разводы на бледной коже все стояли перед глазами. Отгородиться, открестится от того, что натворил. — Не переживайте, господин Штреддер, — Клара попыталась оправдаться, со страхом наблюдая за меняющимися эмоциями на его лице. — Я хотела — я получила. Он чертыхается, терзая робкую тишину. Клара попыталась улыбнуться и поймать его взгляд, становясь похожей на блаженную довольную суку. Железная хватка будто сомкнулась на его тянущем в груди сердце. Потрахался, блять, Колл. Утолил свою потребность во власти. Мысли запутались в клубок, слова застряли в горле. К счастью, Клара говорит за него. Говорит то, что ему совершенно не нравится. — Господин Штреддер, вы заберете меня с собой? …………………………………………………. Агата пропускает зимний воздух через легкие. Дергается в седле позади Петры, кашляет ей в макушку. Малявка какая. Ей категорически хуево. ХУЕВО. Кости все продолжает выворачивать, голова раскалывается, а тело трясет в горячке. Ей кажется, что от кожи исходит пар. Она пылает посреди снежного поля, как кострище из сухих веток. Сейдж мысленно обругивает каждого человека, что проходит мимо. Она терпит из последних сил. Как может. Они скачут на коне вдвоем, и на каждой кочке у Агаты цокают зубы. Позади исчезают белые полотна снега, сменяются виднеющейся вдалеке деревней. Голые деревья пронзают пейзаж мазками хлестких ветвей. Мимо движутся повозки. Местные возят толстые бревна с лесопилки. Огромные красные носы выглядывают из намотанных на лицо шарфов, изучают рыбьими глазами. — Нам нужно заехать, — Агата тычет пальцем в сторону покосившихся вдалеке избенок. — Капитан приказал без остановок, — обрывает Рал, не ведя головой. Агата шипит сквозь зубы, скалится и глубоко дышит. Все еще в ее макушку. Горло начинает саднить, она еще раз прокашливается. — Да плевать мне, что твой капитан там… Слушай, Петра… При упоминании Леви Агату передергивает, щеки щиплет от мороза. Капитан всегда играет первую скрипку.        Как же она зла. Сейдж ерзает в седле. Откидывает капюшон с головы. — Ты же понимаешь, что я ему не подчиняюсь? — У меня есть приказ, Агата. Давай без сцен. Агата дергается так, будто ей закатили пощечину. В груди разливается обида. Противная горькая жижа затапливает все мысли до единой. Сейдж не понимает, как позволила Петре считать ее какой-то истеричкой. Неужели Леви сказал что-то? За ее-то спиной… Мог ли? Леви предстает в мыслях с гнусной ухмылкой. Растянутый рот, паскудные глаза. Наглые наставления малышке Петре о том, как стоит себя вести с Сейдж. Секретничали вдвоем за закрытой дверью, хихикали над ней. Говорили о том, какая она дура. Он не поехал с ней. Отослал после весточки и уже не ссылался на болячки и жар. Это не важно. Эрвин, мать его, Смит велел скакать в Трост на всех парах. Агате нужен был Аккерман. Островок спокойствия среди чужих. Среди тех, кто мог ее обидеть. Подставить. Нашла же защитника, что послал ее с этой девчонкой… Судя по виду, она и муху убить не сможет, не то что потягаться с головорезами, что мог подослать к ним Штреддер. И никакие здравые мысли не могли оправдать Аккермана. Предал он ее. Предатель. Оставил. Хотя мог бы поехать. Мог бы! Претила мысль неловко топтаться у стола Смита в одиночестве. Будто бы Леви способен ослушаться своего паршивого командора и вставить хоть слово, даже если был бы не согласен. Ей нужны вещи. Ее любимые вещи и старая лошадь, которую она оставила местному конюху. Они ей нужны! Агата соскальзывает влево и слетает со скачущего коня. Чиркает бок животного сапогом, едва не угодив под копыта. Она валится в сугроб на приличной скорости и чувствует, как плечо будто вышибает в сторону. Сейдж перекатывается несколько раз. Комья снега налипают на пальто. Лицо вспахивает снежная корка. Губа тут же отекает. Разбила. Вкус железа хлыщет по языку. Она вскрикивает, хватается за плечо, шипит сквозь зубы. Брызги крови, летят на снег, оседают на нем, как распустившиеся в поле бутоны мака. Лошадиное ржание звенит в ушах. Сейдж поднимается на колени, медленно встает, не отпуская пульсирующую руку. Громко отхаркивает кровавую слизь в снег. Ошалевшая Рал спешивается вдалеке и с круглыми глазами пытается к ней подойти. Агата протягивает ладонь вперед и предупреждает: — Не приближайся ко мне. — Агата, ты спятила?! — кричит Петра, подбоченившись. На ее лице гуляет искреннее беспокойство, но Сейдж плевать. — Мне нужны мои вещи, Петра. И я их заберу. С тобой или без тебя. — Мне приказано… — настаивает Рал. — Я не служу в Разведке. И не подчиняюсь ни тебе, ни твоим любимым мальчикам. — Что ты несешь? Голову отбила? — Отвали! Агата отмахивается. Дергает головой, раздраженно кусая разбитую губу. Двигает плечом. Может! Не выбила все-таки. — Думаешь, я не справлюсь с тобой? Прекращай это и поехали! — Кишка тонка, — Агата понятия не имеет, насколько тонка кишка Рал. — Легче пойти мне навстречу. Мне нужно в деревню. Петра тяжело вздыхает. Ее зрачки мечутся по сторонам. Она явно в раздумьях, пытается найти решение. — Слушай, мы можем послать кого-нибудь за твоими вещами? Тебя устроит? Поехали, а? Агата качает головой и отворачивается. Шагает в сторону деревни прямо через поле. На третьем шаге проваливается по колено, но двигается дальше. Упрямо погружает ступни в мокрый снег, с трудом поднимает, чтобы сделать еще один шаг. Теперь горло болит почти невыносимо. Скрипит, слипается стенками. Да и плевать. ПЛЕВАТЬ. Петра остается позади. Не бежит следом. Агата любопытно оборачивается. Тонкая фигура застывает вдалеке. Нога дергается, отбивает снежное одеяло под пяткой. — Стой ты. Вот же… Агата улыбается. …………………………………………………. Агата и Петра въезжают в Трост к вечеру. В городе темно, лишь свет от фонарей стелется по тротуарам и грязным дорогам. Петра больше не говорит с ней. Ни слова не говорит, когда Агата вваливается в снятую в таверне комнату и выходит оттуда через десять минут с небольшой сумкой. Ни слова не говорит, когда Агата взбирается на свою лошадь и следует за ней по пятам. Сейдж делает вид, что все хорошо. Что все в порядке. Ей и правда все равно, что Рал обижается на нее. Ей так плевать, что она демонстративно задает ей пару насущных вопросов, на которые Петра не отвечает. А Агата закатывает глаза. Она много фыркает, дергает головой и пытается убедить себя в том, что обида Петры беспочвенная. У нее в голове все так и есть. У нее в голове та сцена не была чем-то из ряда вон выходящим. Сейдж всего лишь настояла. Всего лишь показала, что она не подчиняется приказам и не играет по чужим правилам. Штаб встречает двух путников распахнутыми воротами. Дежурящие разведчики лениво посматривают на Агату из-под сдвинутых на брови капюшонов. Вцепились в ружья мерзлыми алыми пальцами, шмыгают. У всех разведчиков мертвые лица. Безучастные. Агата давно приметила. Она ежится от холода, ерзает задом влево и вправо. Никак ей не усесться, чтобы все как следует рассмотреть. Она напускным любопытством оттягивает визит. Ей так проще. Вокруг аккуратная территория, убранный в палисадник снег наслаивается холмами. Сейдж вспоминает, как выглядел корпус в их последнюю встречу. Разительных отличий не замечает, но истрепанность бросается в глаза. У них до сих пор беда с финансированием. Подмечает. Впрочем, Сейдж насмотрелась на бедность в своих трущобах. Ее это почти не смущает. По сравнению с мелкой деревенькой, в которой она прожила эти пару лет, тут даже живость чувствуется. Не безнадега. Ветхие створки окон покрыты свежей краской, ржавчина на фонарях прикрыта ей же. Они спешиваются в конюшнях, оставляя вещи в подсумках. Петра ведет ее за собой по коридорам и лестницам. Манит пальцем, вышагивает прямо и с достоинством. Держится так холодно, что Агату передергивает. Явная неприязнь ей не нравится. Агата думала, что справится с этим. Она уже жалеет, что устроила сцену посреди дороги. Ей было плохо, вот она и… Это не Сейдж, а ее больной капризный близнец. Сейчас Агате лучше. Кости перестало выворачивать и дрожь поутихла. Петра поднимается на третий этаж, изредка оглядывается, проверяя, что не потерялась. Сейдж вертит головой по сторонам, с удовольствием подмечая детали. Как же давно ее здесь не было. Она не до конца понимает, что испытывает вернувшись. События трехлетней давности почти стираются. Мелькают обрывками перед глазами. Она помнит лето. Солнце над головой. Возможность восстановиться и передохнуть. Помнит Ханджи и ее горящие над новеньким микроскопом глаза. Помнит Леви с белым платком, согнувшегося в три погибели над только что помытым ею полом. И Адель. — Надеюсь, у тебя хватит совести не рассказывать Смиту о своем спектакле. Меня и так отчитают за опоздание. Петра наконец заговаривает с ней. Ее голос тихий, осторожный. Агату обуревает сочувствием и жалостью. Ей жаль. Ей как всегда жаль. — Не переживай. Голос теряется в стуке. Петра слышит достаточно, чтобы сдать ее в руки командора. Все в ней кричит о том, как ей хочется избавиться от Сейдж поскорее. — Проходи, садись. Эрвин сидит за столом и пишет. Пишет, пишет, пишет. Не поднимая взгляда, вскидывает руку к стулу напротив. Указывает ей, подчиняет. Заставляет чувствовать себя тем же солдатом, коих сотни под его началом. Агату кривит. Она снова злится. Ей хочется спрятаться за личиной капризного ребенка. Петра прикрывает за собой дверь. Сейдж и Смит остаются наедине. Агата тут же теряется, ощущая, что его кабинет слишком большой для них двоих. А Эрвин слишком близко. Так близко, что просачивается ей под кожу. Раздражает чувствительные нервы, заставляет дышать глубже и раздраженно прикусывать губы. Его схожесть с Романом Тайбером витает в воздухе. У них один взгляд и одна манера ведения бесед. Агата боится сильных людей. Подсознательно чувствует, что не продавит их. Не обманет. Не скроется. — Какая встреча. Она плюхается на стул, натягивает дежурную улыбку. Лепит из себя дружелюбие. Лепит из себя такого же сильного человека. Ее старания напрасны. Сейдж точно знает, что Эрвин Смит видит ее насквозь. Агата упрямо продолжает. Разваливается, нагло ухмыляется. Укладывает ногу на ногу. Эрвин наблюдает за этим с легким налетом веселья из-под ресниц, изредка отвлекаясь от чиркающей чернилами ручки. От его взгляда Агата чувствует себя глупо. С Леви проще. Под его закатанными на ее вызывающее поведение глазами она не чувствует себя идиоткой. Она чувствует себя забавной. Той, которой всегда все простят. Не вовремя ей снова вспоминается Аккерман. Она сжимает губы. — Рад, что ты в порядке. Леви кратко описал мне ситуацию. — Какой хороший у тебя капитан. Под себя воспитывал? — она не отказывает себе в удовольствии. Плещет эмоциями, высекая из головы все цели разговора. Она абсолютно безумна в своих неутихающих чувствах, которые не может контролировать. В который раз. Не может. Ей бы не злить Эрвина. Ей бы быть паинькой и пристроиться за ним, чтобы Колл Штреддер не выпотрошил ее, как когда-то выпотрошил Адель Кросби. Адель Кросби наверняка хотела жить, но Агата Сейдж хочет жить еще больше. Эрвин вздергивает брови, тепло ей улыбается. Но Агата тепла не чувствует. Она сутулится, упирается локтем в коленку, подпирает голову. На столе тикают часы. Агате хочется метнуть их в дальний угол, чтобы этот мерзкий звук канул. — Извини. Дорога была тяжелой. Он понимающе кивает. До безумия раздражающе кивает ей. — Вы с Рал задержались. Что-то случилось? — Ничего важного. Я приболела. Приходилось часто останавливаться, чтобы я могла выдохнуть и прийти в себя. И возможно, я вела себя не очень хорошо. Так что не отчитывай Рал слишком сильно. — Хорошо, что это не привело к последствиям. Тебе стоит быть осмотрительнее в своих эмоциях. Вспомни Тобермору. Эрвин будто специально лезет ей в душу. Как родитель отчитывает. По делу. Но она отсеивает правду, как что-то чужеродное. Что-то, что не укладывается у нее в голове. Та ситуация… Агата давно оправдала себя. — Аккерман рассказал тебе? Хотя о чем это я… Конечно, он рассказал. — Он работает на меня, Сейдж. Ему должность диктует докладывать. Не понимаю твоего недовольства. Будто ты была не в курсе. — Ах, докладывать. Хорошо. Это ничего. Это я могу пережить. Расстраивает только то, как ты пытаешься воспользоваться этой информацией. Против меня. Он прав. Он говорит ей правильные вещи, и Агата понятия не имеет, почему это так бесит ее. — Всего лишь говорю быть осторожнее. Мы не в игры тут играем. Я знаю, как мучительно нести за собой вину, — Эрвин наклоняется вперед, чтобы быть к ней поближе. Нависает над столом, прожигая глазами. И есть в этом что-то интимное. Что-то, что пугает Сейдж до подергивающихся пальцев. Смит прокашливается. Оседает обратно в кресло, устало трет виски. Видно, жалеет о том, что сказал это вслух. Словно что-то личное. Но Агата не верит. Агата думает, что он хочет расположить ее. Показать сходства, показать человечность, которую она не может в нем разглядеть. Показать, что Сейдж может быть потеплее. Посговорчивее. — Какое хорошее начало разговора. — Ладно, — Эрвин вздохнул. — Надеюсь, ты меня услышала. — Что пишут? — Агата поспешила сменить тему, кинув взгляд на развернутую около него газету. — Ничего интересного. Очередной чиновник умер. Пишут, что прихватило сердце, но… — Но? — Но поговаривают, что у него случилась передозировка какими-то веществами. Впрочем, чему удивляться? Кажется, что уже вся знать Митры не отказывает себе в удовольствии. — Уильям Боклер, — прочитала Сейдж, нависнув над заголовком. — Ты его знал? — Видел пару раз. Неприятный человек. — Кажется, что в Митре не существует приятных чиновников, — хмыкнула Сейдж. — Впрочем, что мне до старого богатея. Может, и правда сердце заболело. Или… — Или его нашли с пеной у рта на собственном горшке, — фыркнул Эрвин. — Кажется, тебя это веселит, Смит? Или мне кажется? — Последние дни вышли безумными. Действительно. Бедный старик. Эрвин замолк и расслабился в кресле. Не поднимая взгляда, он схватил бумаги и начал перебирать их. Агата с любопытством наблюдала за ним. — Ты что-то знаешь, Эрвин? Он нахмурил брови и положил руки на стол. — Что я должен знать? — Колл Штреддер. Ты что-то знаешь? — С чего ты решила? — Предчувствие, — Агата не могла перестать тереть пальцы между собой. Смит скользнул взглядом к ее ладоням. — Ты получала что-то еще? Может быть, видела кого-то? — спустя время спросил он. Агата тяжко выдохнула, сдержав раздражение. Смит игнорировал ее. Но что-то происходило. Сейдж всегда распознавала беспокойство за напускной серьезностью. — Нет, я… Слушай, мне кажется, что я никого не видела. — Когда ты уехала… Кто-то следил за тобой? Может, подозрительные люди крутились поблизости? — Я не знаю… Я была в таком состоянии, что все вокруг казались мне подозрительными. Сложно сказать. Наверняка они бы схватили меня? Или что-то сделали? — Без понятия. Все это странно. Почему сейчас? Почему ты? Из-за мести? Честно сказать, я не разглядел в нем какой-то скрытой злобы. Он занят чем-то другим. — Что… Что ты… Вы встречались? Эрвин отвлекся и взглянул ей в глаза, сложив руки на груди. Агата уставилась, стараясь не слишком сильно терзать губы, которые уже покраснели от постоянных покусываний. Она давно так не нервничала. — Я тебе не говорил? — Эрвин… Она устало смежила веки и потерла глаза. Все это… ВСЕ ЭТО… Как же ей надоело. Едва сбежав от прежней жизни… Спокойной, стабильной жизни… Как же ей хочется влезть обратно. Влезть в теплый родной кокон. Она не мечтала об этом с детства. Точно не мечтала… Но она могла бы… Могла бы попытаться. Могла бы нарожать дуралею Франу детей, несмотря на войну. Несмотря на то, что Роза сможет пасть так же быстро, как Мария. Может, и Колл бы отпустил ее? Может, и не пришлось бы топтаться сейчас перед Смитом и терпеть его игры. Может, в этом и было ее спасение? Будь оно проклято. — Мы виделись в Митре на официальном приеме. Нас представил один наш общий знакомый. И я, честно сказать, теряюсь в догадках, зачем Штреддеру это было нужно. У тебя есть какие-то предположения? — Почему ты сразу мне не сказал? — ее вопрос остался без внимания. — Так у тебя есть предположения или нет? Ее ноздри затрепыхались от частого дыхания. Взбешенного, яростного. Ей очень захотелось ему врезать. Прямо по лицу ударить, стереть помпезность с уверенной физиономии. Чтобы Эрвин в столицу с фингалом поехал и оправдывался каким-нибудь неудачным падением перед чопорными чиновниками. Агата представила это. Ослепительное, яркое, фиолетовое пятно на бледной коже. А может, и опухший нос? Улыбка коснулась губ и тут же исчезла. — Ты издеваешься? Для тебя это шутки какие-то? Сейдж заикалась. Сглатывала слова, голос дрожал. — Агата, давай ты будешь отвечать на мои вопросы. Хорошо? Или ты приехала просто так? Поболтать, как старые-добрые друзья? Или косточки перемыть? — Смит оставался серьезным. Смита ничего не смущало. — Я не собираюсь сидеть тут и открывать рот по приказу. Разговоры в одни ворота оставь своим преданным солдатикам. Мне это все не нравится… Мне нужно… Да идете вы к черту… Ты, капитан, Петра и куча других лживых… Угодливых… Она нелепо подскочила со стула. Хотела уйти, да так и не смогла оторвать ступни от пола. Медленно замотала головой, пытаясь унять буйствующую внутри злость. И куда же она пойдет? Кто же ей поможет? ДА ПЛЕВАТЬ. Она найдет выход. Она выживет. К Коллу в ноги бросится. Он не откажет. Никогда не отказывал. Простит. Агата застыла и затравленно бросила взгляд на Эрвина, который пристально наблюдал за ней. — Чего остановилась? Я так понял, тебя что-то не устроило? — Да пошел ты! Смит прыснул. Как мальчишка, а не командор. Он снова удивил ее. Агата подбоченилась, застучала пяткой по полу. Громко, грозно. Стук звенел в пустой комнате. Ей стало страшно. За себя и свои мысли. За эгоизм. За единственное желание, которое осталось в ее черепе. ВЫЖИТЬ. Пожить еще год. Два, три. Ее участливость осталась где-то за краем навязчивых мыслей. — Продолжим? Агата кивнула и уселась обратно в кресло. Внутри разверзлась ледяная пустота. Мыслей не осталось. Злости — тоже. — Я ничего не знаю. Что бы ты ни думал, Колл не посвящал меня в свои дела. Он кивнул и уперся подбородком в ладонь. Позволил себе выглядеть уставшим. Вроде бы обычным человеком. Это не вызвало в Агате никакого отклика. Ей показалось, что в ней уже не осталось сочувствия. Только к себе. — Ты сможешь выяснить, зачем он вернулся? — Очевидно, что ему нужно продолжать свою работу. Тут и гадать не нужно. — Но сейчас все по-другому. Он познакомился с тобой. — Позабавиться? В лицо посмеяться? — Не в его духе. Колл предпочитает держаться в тени. Иначе бы ты познакомился с ним многим раньше. — Он исчезал до этого? — Никогда не отлучался больше, чем на несколько месяцев. Исчезал периодически. Но я знала, что его работа связана с постоянными разъездами, поэтому не задавала вопросов. А потом мы разъехались и виделись не так часто. — Вас многое связывает, — участливо поддержал разговор Эрвин. Она поморщилась. — Не нужно. — Я всего лишь… — Я вогнала нож ему в грудь. Я как-то не готова предаваться любовным воспоминаниям. — Некоторые швыряются тарелками, — с серьезным видом произнес Смит. — Хорошо шутишь. — А я не шучу. Агата хмыкнула и закатила глаза. — Самое важное я рассказала тебе, когда сидела в этом кабинете в прошлый раз. — Но не все. Мелкие зацепки я прошерстил сразу после того, как ты уехала. — Я тебе сказала… — Поделись. — С тобой? Неужели наши отношения так важны для спасения человечества? Эрвин ухмыльнулся. Беспечный Смит расслаблял Агату. — Хотелось бы изучить его получше. Любая деталь важна. Неужели ты и правда никогда не видела его родных? Он не знакомил тебя с родителями? — Сказал, что они далеко. И он не хочет их видеть чаще, чем положено. Не поверишь, но спорить с ним было бесполезно. Агата откинулась на кресло и закачала ногой. Она всегда вспоминала о прошлых отношениях с тревогой и раздражением. Не только из-за Колла. В те времена она была совсем неуправляемой. Молодая кровь кипела, но любви не было. Ни капли не было. Сейдж думала тогда, что в ней не осталось любви. Ни к кому, кроме отца. Сейдж протерла лицо, пытаясь отвлечься. — Я не хочу об этом говорить. Там не было ничего, что могло бы быть интересным. — Скажи, если что-то вспомнишь. Она кивнула. Глубокий вздох наполнил комнату. Сейдж собиралась с силами. — Ты защитишь меня? Я все еще полезна? — тихий голос был едва слышен. Она вымучила из себя этот вопрос. Выдавила. — Зависит от твоей сговорчивости, — он не смотрел на нее. Глядел на свои руки и задумчиво стучал пальцем по столу. — Мне нужно обещание. Агата вопросительно подняла бровь. На губе выступила капля крови. Она прокусила кожу. — Пообещай, что выполнишь любое мое поручение, когда придет время. Без вопросов и скандалов. — Например? — Любое поручение, — настойчиво повторил Эрвин. — Это будет знаком доверия. Преданности. Только это мне и нужно от тебя сейчас. Конечно. Преданность. Еще одна галочка в списке общих черт этих двоих. Все внутри Агаты забунтовало. Отказывалось. НЕТ, НЕТ, НЕТ. Аккерман доверял ему безоговорочно. Раздражался, когда Агата наседала на него со своей правдой и пресекал разговор. Что-то же это значило? — Хорошо. Любое твое чертово поручение, — слова дались легче, чем она думала. — Замечательно, — Смит улыбнулся ей. — А теперь расскажи, откуда ты знаешь Рене Бишоп. ………………………………………. Он объявился на следующий день. Смит будто ждал. Постоянно застывал над бумагами и невольно оглядывался на большое окно за спиной. Внимательно высматривал, пытаясь угадать, когда Колл Штреддер позволит побаловать его своим присутствием. Вечером к воротам подъехала повозка, запряженная двумя лошадьми. Черные скакуны застыли, отбивая копытом по смешанному со снегом и грязью гравию. Эрвин отодвинул белую занавеску в сторону, выглядывая во двор. Колл Штреддер величественно спустился на землю, тут же закурив. Распахнутое темное пальто, серый костюм с пиджаком, уложенные назад волосы и задорный румянец на щеках. Весь лощенный, самоуверенный, ухмыляющийся. Его оскал сиял на всю округу. Смит хмыкнул, почесал затылок. Дежурные на входе о чем-то с ним заговорили. После небольшой перепалки один из них направился к Штабу. Колл остался стоять у повозки, принявшись гладить блестящий бок животного. Конь заржал, двинулся, завертел головой. — Командор Смит, к вам Колл Штреддер. Предприниматель из Митры. Говорит, что вы не договаривались, но… — Пусти, — слова сорвались с губ чересчур быстро. Напряженно. Смит все еще смотрел на Колла. — Есть. Позади хлопнула дверь. Десять минут нервного ожидания длились вечность. Стрелка часов медленно ползла. Минута за минутой. Эрвин не спускал с нее глаз. Он будто в детство вернулся. Энергичный ребенок внутри требовал внимания. Нетерпеливо зашевелились пальцы на руках. Смит вздрогнул и поспешил спрятать ладони под стол. Он откинул голову назад, зарылся в волосы. Ему нужно успокоиться. Дверной стук. Громкий. Три четких раза. Эрвин, до того лениво развалившийся в кресле, подтянулся. Придвинул к себе пачку листов, принявшись что-то писать. Дверь распахнулась. — Добрый вечер. Надеюсь, время не слишком позднее? Его появление было подобно яркой вспышке. Этот человек привлекал к себе слишком много внимания. Эрвин бегло поднял взгляд на часы. Восемь вечера. — Ничего, я как раз заканчивал с документами. Есть пара минут. Вам повезло. — Думал, что Разведка примет потенциального спонсора в любое время. Колл приблизился к его столу и самоуверенно протянул ладонь для приветствия. Эрвин приподнялся, пожал ее и сел обратно без какого-либо стеснения. — Полагаю, это и есть цель вашего визита? — Смит отодвинул ручку и устало протер глаза. — Давайте закончим с этим побыстрее. Ему хотелось скрестить руки на груди. Любопытство внутри тихо скулило, ерзало, царапалось. Эрвину едва удавалось держать себя в руках. Он стойко выдержал закатанные глаза Колла. — Эрвин… Я же могу по имени? — Колл бухнулся в кресло. — Думаю, обойдемся без формальностей. Я предпочитаю сразу отбросить эти кружения. — Хорошо. Колл? Он улыбнулся и кивнул. Облокотившись локтем о подлокотник, он не сводил с него взгляда. — Все верно. — Так что вы хотите мне предложить? — Смит сложил руки в замок. — Я? Всего-то свободу. Смит поднял бровь. Фраза показалась ему абсурдной. Издевательской. — Я думаю, что внести немного конкретики все же стоит. — Ах да, — он уложил ногу на ногу и ухмыльнулся. — Вы позволите закурить? — Курите. — Как приятно, — Смита затошнило. Он поднялся и распахнул окно. Холодный воздух наполнил кабинет. Все время, что Смит находился в обществе Штреддера, тот постоянно дымил. По правде сказать, все богатеи, с кем Эрвин имел дело, имели пристрастия либо к алкоголю, либо к курению. Каждого чопорного денежного мешка, словно на одном производстве клепали. И этот не отличался. Эрвин умел с такими разговаривать. Он даже испытал какое-то подобие разочарования, поняв, что Штреддер не такой хороший оратор, как ему казалось. Не такой хороший противник… Очередной клоун в дорогой одежде. — Говорите. Я хочу разобраться с этим как можно скорее. У меня куча дел. Глаза Колла на минуту почернели. Кадык слегка дернулся, но Штреддер быстро сориентировался. Секунда, и он участливо кивнул и сразу перешел к делу: — Я знаю, что у вас, Эрвин, периодически возникают недопонимания с высшим военным руководством. — Кто об этом не знает. — И поэтому я наслышан о ваших попытках добиться финансирования в других местах, — продолжил Штреддер. — Которые, впрочем, не всегда готовы поделиться достаточным количеством ресурсов. — Вы скажете что-то, чего не знает любой среднестатистический читатель прессы? Колл начал его бесить. Смит умел притворяться, но со Штреддером выходило так себе. В голове постоянно возникали неприятности, которые тот заботливо подбрасывал, едва Эрвин подбирался слишком близко. А сейчас он заявился к нему в кабинет и делает вид, что ничего не было? Если он и впрямь занимался доставкой сыворотки… Той самой сыворотки, то возможно… Возможно, именно из-за него они заперты в этих стенах. Возможно, он и срывает им последние экспедиции. — Ах, простите. Я забыл, что говорю с военным человеком. Привык к обществу ленивых чиновников, что неторопливо обсуждают дела за бокальчиком чего-нибудь горячительного. — Вы хотите выпить? — Нет же. Просто болтаю, Эрвин. Вы, как очень наблюдательный человек, наверняка заметили, что я любитель почесать языком. — Я привык, — Смит принял беззаботный вид. — Так о какой свободе вы там говорили? — Свободе? Ах да. Я довольно долго наблюдаю за тем, как высшее руководство не придает вам значения. По-моему, это нечестно. Я всегда с тяжелой душой читаю очередной громкий заголовок, в котором въедливые журналисты пытаются выставить Разведку бесполезным подразделением. — Не уверен, но кажется, вы хотите мне что-то предложить. Колл хмыкнул и затянулся. — Вы удивительно догадливы. Впрочем, чего еще ожидать от такого умного человека. Смит едва не фыркнул. Он не хотел признавать, но вся эта натужная речь выглядела забавно. — Значит, вы готовы дать Разведке денег? Дать больше, чем другие наши финансовые источники? — Не просто больше, — Колл застыл и уставился прямо ему в глаза. — Я готов освободить вас от большей части унизительных ритуалов. Не придется мотаться в столицу, чтобы топтаться перед очередным самодуром, который получил свои несметные богатства в наследство от родителей. Не придется собирать кучу бумаг и отчетов, чтобы умолять военный состав о лишней монетке на бинты и газ. Я готов обеспечить любой ваш каприз. Любой. — Удивительная щедрость, — Смит сощурился. — Я поражен. — Уверен, что так и есть. Предложение действительно отличное. Лучшего у вас не было. Колл выглядел довольным собой. На его лице застыло нечитаемое выражение. Эрвин не сводил с него взгляда, пытаясь понять, что тот задумал. И для чего устроил это представление. — И у вас есть столько? — поинтересовался он. — Любой каприз, так вы сказали? — Я готов ужаться. Все ради спасения человечества. — Есть причины для такой жертвы? Я готов выслушать встречную просьбу. Честно говоря, я бы выслушал ее в первую очередь, но ваша речь меня захватила. Вы так воодушевились. — Вы как всегда догадливы, — Колл расхохотался и помахал указательным пальцем. — Мне рассказывали о ваших талантах. — Мои таланты могут подождать. Эрвин понимал его тактику. Даже слишком хорошо. Его сладкие речи не были чем-то удивительным. Удивительно было то, что Колл, по-видимому, считает его идиотом, который на это поведется. — Мне нужна ответная услуга, вы правы. — От меня? Даже не представляю, чем Разведка может помочь вашему мебельному бизнесу. Я не слишком важный человек. В сравнении с вами, конечно. Колл поднял бровь и нахмурился. Чувство злобы исказило его лицо. Эрвин окончательно убедился в том, насколько он вспыльчивый. — Полагаю, нам стоит отбросить формальности, — Штреддер помрачнел и вдавил бычок прямо в стол. — Извините, не знал, куда ее деть. — Извиняю, — Эрвин отодвинул верхний ящик и вытащил простенькую глиняную пепельницу. — В следующий раз воспользуйтесь этим. — Непременно, — Штреддер закурил еще одну, бросив почерневший сморщенный бычок туда, куда ему сказали. — Вы много курите. Поберегите легкие, — участливо произнес Смит. — Слышал, что у бывалых курильщиков развивается мучительная хворь. Уверен, что нехватка воздуха — это не то, как вы предпочли бы умереть. — Благодарю за заботу, Эрвин. Я здоров, как бык. Но думаю, что мое здоровье — это не то, о чем вы хотите поговорить. Очевидно, вас что-то не устраивает? Что же вас смутило в моем, без преувеличения, шикарном предложении? — Мы тут одни. И кажется, вы предлагали отбросить формальности… — Я предлагал вам полное спонсорство. Без каких-либо подводных камней и мелких букв в конце… К чему нам ссориться? Я предпочитаю говорить на языке денег. Вы нет? — Мы делаем вид, что мне ничего не известно? Простите, я не понимаю правил вашей игры. — И что же вам известно? — Колл ухмыльнулся. — Я всего лишь предприниматель. Всего лишь маленький поклонник ваших великих дел, Эрвин. Мне знакомы ваши порывы. Мы похожи. — Похожи? Неужели? — Эрвин поднял брови. — Звучит как неудачная шутка. — Отнюдь. Мне не безразлична судьба этих стен. Я тоже хочу узнать… — Мне известно, что вы работали против Разведки. Мне известно о ваших настоящих делах, — не выдержал Смит. — Что вам небезразлично? Люди? Стены? Я скорее поверю в то, что титаны перестали жрать человечину. Колл засмеялся. — У вас ненадежные источники. — Неужели? — Сейдж имеет пристрастие преувеличивать. — Ей я поверю охотнее, чем вам. — Отчего же? — поинтересовался Штреддер. — Агата… Кхм, скажем так, слишком эмоциональная. И в порыве может придумать что угодно. — Эмоциональна? В таком случае, вам кажется забавным доводить ее до нервного срыва, отсылая весточки? — Не понимаю, о чем вы, — отмахнулся Штреддер. — Так она здесь? — Довольно. Я не желаю говорить про Сейдж. Что у вас за просьба? Говорите или уходите. — Мне нравится такой настрой, — он хитро улыбнулся. — Но прежде, чем я скажу вам, я хочу быть уверен, что мы оставим это в пределах кабинета. — Не уверен, что могу обещать. На что же вы надеялись, когда пришли ко мне? На то, что я запрыгаю на задних лапках за возможность посотрудничать? — Я думаю, что расположение любого можно купить. Даже ваше. Колл победно улыбнулся. Смит скривился. Он отбривал его. Посылал куда подальше. Всем своим видом показывал, насколько не желает видеть его в Штабе. Но Колл выглядел так, словно все шло по плану. Словно договоренность уже была в кармане. — Что же. Мне ничего больше не остается, как повысить ставки. Я думал, что смогу обойтись деньгами. Но как вижу, вы слишком принципиальны. Это хорошо, Эрвин. Я люблю принципиальных людей. Смит хмыкнул. — Давайте начистоту. Мне неинтересно все, что вы мне предложите. Деньги мне не нужны. Я предпочту валяться в ногах у очередного богатенького сынка, чем взять у вас что-то. Вы меня понимаете? Колл пожал плечами и запустил руку во внутренний карман пиджака. — Я подумал, что могу подарить вам кое-что. Я узнавал про вас… — Прекращайте. Что бы вы… Эрвин застыл. Вцепившись руками в край стола, он не сводил взгляда с белого листа бумаги. На стол приземлился… Рисунок? Удивительно точный детализированный рисунок. Черно-белый. — Если вам не нужны деньги, то, возможно, помощь в возвращении Марии придется по душе? Эрвин? Ничего не замечая вокруг, Смит аккуратно взял бумагу в руки, медленно протягивая ее ближе к глазам, чтобы рассмотреть. Белое солнце, песок, отливы на воде. Море. Как в книгах отца. Так, как он и представлял. — Это называется фотография. Слышал, что вы поклонник таких удивительных… Вещей. Подумал, что вам будет приятно получить ее в подарок. — Фотография… Откуда у вас… — Откуда? Боюсь, что смогу ответить на ваши вопросы, когда мы заключим сделку. Я владею информацией, поверьте. Ваш отец и не мечтал узнать то, что я могу вам предложить. Смит ошарашенно взглянул на Колла. Тот все еще давил оскал. Глаза хитро сощурились, что делало его похожим на лиса, затаившегося в ветвях кустарника. Все претензии Эрвина вдруг повылетали из головы. — Кто вы такой, Штреддер? — только и смог выговорить Смит.