Кровь и Вино

      «Знаешь, летучая мышка, любовь с человеком — это адские пляски страха и боли».       «…у тебя впереди целая вечность, а у него, дай бог, каких-то полвека…»       «…Ты не готов лишить его человеческой жизни в угоду себе…»       «…А потерять его очень-очень страшно…».       Страх и боль, страх и боль, страх и боль…       Адские пляски…       Аделин с психом захлопнула медицинскую карточку и откинула на вторую половину кровати, гневно зарычав. Зарылась пальцами в волосы, оттягивая их у корней, и опустила голову, прикрыв глаза. Стала медленно массировать холодными кончиками пальцев виски, стараясь затормозить или же совсем прекратить эту свистопляску мыслей в голове, которая не утихала последние дня два. Она невыносимо устала и уже замучилась крутить эти фразы своего, ныне покойного Сира в голове, смешивать их с собственными мыслями и эмоциями, превращая в один огромный несвязный комок, который, никак кроме как комок страха и боли назвать было нельзя. У нее голова шла кругом, а к горлу подкатывала мерзкая тошнота от всех этих мысленных постоянных терзаний. Спать она стала меньше, потому что организм уже не чувствовал себя таким ослабшим, но даже за эти два-три часа ей умудрялись сниться кошмары, навеянные нескончаемым круговоротом одного и того же в голове.       Ребята тоже замечали, что она странная. Аделин выпадала из реальности, уходя в себя и зависая взглядом в одной точке, а стоило ее окликнуть, неловко улыбалась и говорила, что просто задумалась и все в порядке. Она стала более нервной и раздражительной, чем до этого. Вчера Алия зашла к ней, чтобы спросить, хочет ли она сыграть с ними в настольную игру. Готье ответила резко и грубо, была взвинченная, а через минуту рассыпалась в сотне усталых извинений. Аля не обиделась, ее это не задело — вампирша часто была резка, если они отвлекали ее от работы в кабинете, или же если у нее предстояло что-то важное. Это не обижало, но заставляло волноваться. Сейчас ничего серьезного не намечалось, да и в больницу она еще не вернулась, чтобы так сильно из-за чего-то переживать. Ее странное состояние замечали и Дима, и Яна. В ответ на любой вопрос получали заезженное «все в порядке», кивали, но не верили до конца, а потом только переглядывались, понимая, что ни у кого нет никаких догадок, что может ее так сильно тревожить.       Блондинка шумно выдохнула и поднялась на ноги. Прошлепала босиком по полу в сторону ванной, чувствуя, что тошнота никуда не делась, а карусель перед глазами лишь набирает скорость. Закрыла дверь и остановилась перед зеркалом, оглядывая себя. Выглядела она уже… больше похожей на здорового вампира. Целитель Серафим обещал зайти завтра утром, чтобы решить, каковы дальнейшие действия и стоит ли ей продолжать принимать лекарство. В грудной клетке что-то сжалось. Аделин приложила руку к солнечному сплетению, не совсем понимая свои ощущения. Кашлянула, а после и вовсе согнулась над раковиной, продолжая закашливаться все сильнее, не имея возможности сделать нормальный вдох или выдох. Прикрыла рот рукой, кашлянув в последний раз. Выдохнула и взглянула на себя в зеркало. Кровь на губах. Опустила обеспокоенный взгляд на свою ладонь — кровь. Ей это совсем не понравилось. Ой, как не понравилось.       Она услышала, как кто-то вошел в комнату.             — Аделин?       Это Дима. Вампирша слышала, как он прошелся по комнате и остановился. Открыла кран и стала спешно смывать кровь с руки под холодной струей, полоскать рот и вытирать капельки крови с губ. Ему не надо этого видеть. Никому не надо.       — Аделин, все хорошо?       — Да, все в порядке. — Наигранно весело выкрикнула из-за двери, выключая воду и вытирая руки и лицо полотенцем. Еще раз глянула на себя в зеркало и вышла. — Все хорошо.       Масленников несколько секунд оглядывал ее с толикой недоверия, а после, не найдя ничего подозрительного, подошел ближе. Вампирша легко улыбнулась. И в этой улыбке все же было что-то странное — поджатые губы. Обычно она улыбалась широко, «по-голливудски», показывая белые зубы и кончики острых клыков. Но не сейчас. Он не стал ничего спрашивать, но акцентировал на этом внимание. Аккуратно обнял ее за талию, притягивая к себе. Аделин обняла его за шею, склонив голову. Непонятно — копалась в его голове, или же просто хитро стреляла глазками, но ничего не говорила.       — Как ты себя чувствуешь?       Где-то глубоко внутри она бы подумала, что он тоже, как и она, по велению волшебной палочки научился проникать в чужие мысли и копаться в ее голове. Но… вряд ли подобные способности передаются половым путем, поэтому столь глупая догадка тут же была откинута. Но он что-то подозревал. Не зря же вдруг спросил. Она старалась никаким образом не выдавать своего состояния и этого мерзкого чувства тошноты.       — Хорошо.       Масленников прищурился, но, видимо, счел этот ответ правдивым.       — Ребята еще во дворе?       — Да, Эмиль решил, что сможет обогнать вампиров, — мужчина закатил глаза, усмехаясь. Аделин искренне расхохоталась.       — У него поистине безумные идеи…       — Это Эмиль, — пожал плечами брюнет, словно этот факт мог объяснить абсолютно все.       Готье улыбнулась, а после вновь ощутила это сдавливающее чувство в груди. Улыбка дрогнула на ее губах. Дима все же чувствовал, что что-то не так. Она отошла от него на шаг, чувствуя, что готова вновь закашляться. Прикрыла рот рукой, кашляя. А после взглянула на свою ладонь, вновь замечая кровь. Тихо выругалась. Подняла на него взгляд синих глаз, в котором можно было различить едва ли заметный страх. Но страх не за свое состояние. Она боялась, что он станет волноваться больше обычного, скажет ребятам, и эта гиперопека настигнет ее волной в лице каждого из них. Аделин вытерла кровь с губ рукавом свитера.       — Все в…       — Это ни черта не в порядке, — грубо ответил Дима, глядя на нее с большим беспокойством, чем пару минут назад.       — Ничего страшного, это…       — Как давно это началось? — он подошел ближе, разглядывая ее лицо. Смотрел прямо в глаза, давая понять, что очередное ее увиливание от ответа не останется незамеченным.       — Сегодня.       — Надо сообщить целителю прямо сейчас. Нельзя оставлять это до завтра.       — Ничего страшного со мной не произошло, это просто кашель!       — Кашель с кровью! — Жестко послышалось в ответ.       Аделин устало выдохнула. Ну, вот, алгоритм по нарастанию тревоги и гиперопеки запущен и остановить это никак нельзя. Дима спешно вышел из комнаты, собираясь попросить юстициариев, чтобы те нашли и уведомили целителя. Она смотрела на закрытую дверь, за которую он только что вышел, а от переполняющей ее досады и беспокойства хотелось взвыть раненным зверем.       Он так сильно за нее волнуется, так сильно переживает за ее состояние. Смотрит с такой теплотой и любовью… А она? Конечно, она — теперь уже понимает и не отрицает, — любит его. Но эти гребанные мысли! Она смотрит на него и испытывает дикую вину, злость на саму себя и тревожность. Он к ней привязался. Она тоже к нему, но…       «Надо было думать об этом всем прежде, чем заводить роман с человеком, Аделин».

*****

      Целитель Серафим, получив столь тревожное известие от юстициария, прибыл в замок Кенель спустя два часа. Ребята столпились в комнате, напряженно наблюдая за всеми его манипуляциями. Целитель был нетороплив и не сговорчив. Молча провел кончиком медицинского лезвия по коже вампирши на руке, собрал появившуюся капельку крови ватной палочкой и растер по стеклу, на котором обычно смотрят бактерии под микроскопом. Поднялся на ноги и, подойдя к окну, поднял стеклышко на свет. Рассматривал несколько минут. И все это время ребята напряженно переминались с ноги на ногу, а Готье молча лежала на кровати, сложив руки на животе. Все это выглядело так, словно ее состояние беспокоит всех, кроме нее самой. На ее лице не было ни толики беспокойства в этот момент.       Целитель вернулся к ее постели, но что он там увидел в ее крови — хорошее или плохое — было непонятно. Его лицо не выражало ничего, кроме спокойствия, и оставалось таким до сих пор.       — Что там? — не вытерпев, спросила Яна.       — Хм, очень интересно… — Серафим сел на край постели, взял в руки свой чемоданчик и стал там копаться. — Что же это за труп такой был, из которого они выкачивали кровь… Даже кровь наркоманов не такая ядовитая…       — Что-то серьезное? — Спросила теперь уже Аля, стараясь добиться ответа. Мальчики только переглядывались.       — Лекарство, что ты пила, не позволяло яду в твоей крови распространяться дальше по венам. Но нейтрализовать его оно не смогло, — целитель задумчиво нахмурил брови. Кажется, его это удивляло. — Хм, интересно… — И вновь полез в свой чемоданчик. Копался там некоторое время, а после вытащил еще один бутылёк с какой-то странной серой жидкостью. — У меня есть один вариант, — Серафим взглянул сначала на ребят, а после на Аделин, и взгляд его стал очень серьезным. — Мне нужно будет ваше письменное согласие, мадмуазель Готье. Процедура действенная, но прибегают к ней крайне редко.       — Что за процедура? — будничным тоном спросила блондинка, все еще лежа на кровати.       — Кровопускание.       — Что?! — в унисон воскликнули Дима, Яна и Алия. Эмиль и Егор только переглянулись, считая, что им послышалось.       — Не стоит так волноваться, — постарался успокоить их целитель. — В восточных странах кровопускание используется даже в медицинских целях, чтобы избавиться от «грязной крови», как и в нашем с Вами случае. В некоторых поверьях также говорится, что подобная процедура помогает избавить душу от грехов и злых духов.       Целитель говорил спокойно, размеренно. И лица ребят с каждым его словом становились не такими напряженными. Аделин же как лежала с будничным видом, так и продолжила лежать, ожидая, когда ей дадут бумажку и ручку.       — Я согласна. Где надо расписаться? — она заставила их обратить на себя внимание.       — Ты уверена? — абеспокоился вновь Масленников. — Подумай.       — А у меня, типа, есть выбор? — Готье вскинула бровь.       Все эти разговоры утомляли. Ее все еще тошнило, и она уже ждала, когда из ее рта вновь польется кровь, а грудную клетку сдавит в тиски.       — Начнем с трех раз. Этого должно хватить. Я буду забирать у тебя пол-литра крови, после чего ты будешь обязана выпить два стакана свежей человеческой крови с тринадцатью каплями этой микстуры. Она способствует кроветворению.       — Хорошо.       — Я могу начать уже сейчас, если Вы согласны.       — Да.       Аделин расписалась на пергаменте, что протянул ей целитель. Ребята не могли понять, стало им спокойнее, или нет. С одной стороны — ей станет легче. С другой — звучало жутко.       Серафим отправил девочек за кровью. Они утащили с собой и чересчур любопытных Эмиля и Егора, оставив лишь Диму. Масленников прошел по комнате и присел на край кровати, чтобы наблюдать, но не мешаться. Целитель Серафим отличался проницательностью, а потому,  поставив ей в вену иглу, чтобы кровь стекала в пакет, он удалился. Со стороны это все выглядело как обычный забор крови, которую вампир потом хотел тщательно изучить в лечебных целях.       Аделин лежала, наблюдая, как медленно наполняется кровью пакет, а после почувствовала, как теплая мужская рука прошлась по ее ладошке и сжала ее холодные пальцы. Вампирша повернулась, стараясь ободряюще улыбнуться.       — У тебя точно все в порядке? В последнее время ты нервная. — Он ласково смотрел на нее, вырисовывая круги подушечками больших пальцев на ее тыльной стороне ладони.       — Не совсем, — ответила честно, потому что увиливать и врать, уже не было смысла.       — Ты знаешь, ты можешь со мной поделиться.       — Это… сложно. И, я боюсь, что ты не поймешь.       — Я постараюсь, — брюнет улыбнулся, стараясь ее приободрить, потому что было видно — это очень важно.       — Филипп много лет назад сказал мне одну вещь, которой я в тот момент не предала значения. Он сказал это не с целью поучить. Он сам был в такой ситуации, и потому знал, о чем говорит.       Аделин говорила какими-то загадками, петляла вокруг да около, и понятнее ему от этого не становилось.       — Что он тебе сказал?       Готье поджала губы, понимая, что если скажет, то это может его обидеть, потому что он, действительно, не поймет этого правильно.       — Любовь с человеком — адские пляски страха и боли, — процитировала она Филиппа и прикрыла глаза, боясь даже взглянуть на Диму. Ну, все. Казалось, это крах всего.       Масленников замер. Нахмурил брови, глядя на нее, потому что действительно не понял. Но ему совершенно не понравилось то, что она сказала. Было в этой фразе что-то предостерегающее, кричащее, что сейчас какой-то переломный момент и все может пойти не так. Где-то глубоко внутри даже возникло опасение, что сейчас она даст ему отворот-поворот.       — Я должна была подумать об этом прежде, чем у нас с тобой все так далеко зашло, — Аделин открыла глаза и взглянула на пакет, который уже на треть наполнился ее кровью.       — Я так понимаю, проблема в том, что я человек… — Медленно начал, даже не понимая, напрягся он, боится или начинает раздражаться — последнее скорее было защитной реакцией.       — Да, — ответила, а после повернула к нему голову. Поджала губы, не зная, как правильно объяснить, чтобы не обидеть. — Я… боюсь за тебя.       Ее голос опустился практически до шепота. Блондинка сжала его ладонь, давая понять, что не отталкивает его, а беспокоится. И он видел этот страх в ее глазах.       — Со мной ничего не случиться, — он ласково улыбнулся.       — Ты не понимаешь, — невротически усмехнулась вампирша.— У меня впереди — вечность. Твоя жизнь коротка. Я бессмертна, мне не страшны болезни или катастрофы. Моя семья — вы, девочки. — Он слушал ее, и страх выползал потихоньку на первый план, потому что настрой ее речи был странен. — Я не стану тебя держать рядом с собой, но и отпустить тебя мне будет тяжело. У тебя впереди вся жизнь, ты продолжишь заниматься любимым делом, встретишь девушку, у тебя появится семья… Твоя жизнь заиграет яркими красками. Моя жизнь обыденна.       Она действительно отталкивала его. Мягко, осторожно. И он это понимал. Да и она понимала, что делает это специально. Сейчас ей казалось, что… Закончи она все это сейчас, на начальном, так сказать, этапе, им обоим будет проще. Она сможет окунуться в работу и дела клана после своего выздоровления. А он… заведет семью, построит домик, посадит, блин, деревья в саду, будет жить и наслаждаться, работать, веселиться… Сидеть в замке во Франции с вампирами ему ни к чему…       Сейчас ей казалось, что самой главной катастрофой в его жизни как раз-таки стала она. Просто вдруг образовалась на его жизненном пути, изменив какой-то ход Судьбы.       — Ты сейчас пытаешься меня оттолкнуть? — он невротически усмехнулся. — Ты уже пыталась один раз — у тебя не вышло.       — Так… будет лучше…       — Для кого? Для меня? — его тон становился резче, и он старался держать себя в руках.       — По-твоему, нет? — в ее тоне тоже пропадала мягкость. — Ты вернешься в Москву, продолжишь работать, у тебя появится семья…       — А ты останешься здесь, будешь работать в больнице, раздавать тумаки Князю, пить вино с Валентином и Габриэлем, гулять с девочкам по магазинам и беседовать вечерами с Луизой?       — Да, — она искренне улыбнулась. — У тебя есть шанс, пока это все… не зашло еще дальше…       Он молчал, глядя на нее. Ей казалось, что комок в груди вовсе не тошнота, а эмоции, которые готовы вылиться наружу слезами. Ей, действительно, было тяжело сейчас. Аделин причиняла боль самой себе, но давал ему понять, что его жизнь может быть куда красочнее и лучше, чем заточение в замке с такой снежной королевой, как она. Теперь она прекрасно понимала, что чувствовал тогда Филипп, когда отпустил любимую смертную женщину.       — А я думаю, мы можем решить эту «проблему»…       Готье покачала головой и отвернулась. Почему он так все усложняет? Почему остается рядом, испытывая ее выдержку и боевой настрой, который держится на соплях. Почему он остается, почему сеет в ней эти крупицы сомнения, почему побуждает плюнуть на все, проявить, мать его, эгоизм и просто позволить себе расслабиться и вновь окунуться в этот омут любви с головой, не думая о будущем, не думая ни о чем… почему? Хотелось то ли выть, то ли плакать, то ли… просто плюнуть и быть рядом с ним. Сейчас. Здесь.       Она смотрела, как кровь медленно стекает по прозрачной трубочке в пакет, что почти наполнился. А когда он вновь заговорил, все внутри нее сжалось до размера крохотного атома, холодная кровь, казалось, застыла в жилах и уже не стекала в пакет, а мигом свернулась в этой несчастной трубочке, сердце остановилось, а все вокруг исчезло и померкло. Лишь звучал в голове его голос с одной единственной страшной фразой:       — Обрати меня…