*****
Она нахмурилась, оглядывая стопку медицинских карточек. Очевидно, пару часов назад, когда они с Антонином разговаривали в кабинете, Аделин смела в одну стопку все карточки, что были на столе, не сортируя по диагнозам и датам. И сейчас, сидя за столом, она перекладывала их с места на место, вновь сортируя, чтобы потом убрать в шкаф. Ребята все еще гуляли по городу в сопровождении юстициариев. На самом деле, зная, что с ними — пусть и на расстоянии нескольких метров — будут Княжеские стражники, Аделин чувствовала себя спокойнее. Дверь в кабинет открылась. Готье подняла глаза, заметив Диму, а после вновь уткнулась в карточки. Масленников закрыл за собой дверь. В кабинете все еще витал чужой запах с нотками хвои и мужского одеколона. Даже открытое окно не помогало выветриться запаху Князя. Это вызвало странное раздражение. Блондинка плюхнула еще одну книгу поверх стопки, а после перетянула их бечёвкой и встала, чтобы убрать в шкаф. Мужчина молчал. Она вернулась к столу и стала перетягивать еще одну стопку. — О чем вы говорили с Князем? — Дима склонил голову, наблюдая за ней. — Да так, — ответила, не поднимая глаз, и вновь направилась к шкафу. — Сказал о том, что юстициариям удалось выяснить насчет Анархов… — Вы тут Анархов так долго обсуждали? Аделин убрала стопку на полку, а после тихо усмехнулась и аккуратно закрыла стеклянную дверцу. Повернулась к нему, хитро улыбаясь. — Ну, не только… — Медленно подходила к нему, а синие глаза сверкали хитростью. — Он снова просил тебя вернуться к нему? Ее это забавляло. Он выглядел раздраженным, внимательно наблюдал за ней, потому что забраться в ее голову и просто узнать всю правду не мог. — Не без этого, — уклончиво ответила Готье. — И что ты ему ответила? — Согласилась, конечно же, — серьезно ответила блондинка, останавливаясь перед ним. Масленников прищурился, а в глазах отразилась странная эмоция — он словно бы сомневался, не хотел ей верить. Вампирша звонко расхохоталась. — Боже, ну ты серьезно? Я шучу. — Очень смешно, — закатил глаза новообращенный вампир, чувствуя себя идиотом. — Ревнуешь? — она хитро улыбнулась, касаясь кончиком языка острого клыка. — Нет, ты что! Завидую, что к тебе клеится напыщенный вампирский Князь, а ко мне — нет, — выдал, позволяя легкому раздражению вырваться наружу. Аделин усмехнулась. Масленникова же не очень это все веселило. Вампирша сделала к нему еще шаг, а после обняла руками за шею, ласково улыбаясь. — Такой взрослый, и такой глупый… — Ну, я почти в три раза младше тебя, мне можно, — усмехнулся, кладя руки ей на талию. Блондинка прищурилась, как кошка. Дима ухмыльнулся, а после склонился и мягко ее поцеловал. Мужские руки сжали осиную талию, прижимая к себе еще ближе. Мягкость и нежность сменялась необузданной страстью. Он сжал меж пальцев ткань ее водолазки и дернул вверх, вытаскивая из-за пояса джинсов. Коснулся холодной кожи, которая сейчас казалась еще мягче и нежнее, чем до этого. Аделин зарывалась пальцами в его волосы. Масленников скользнул руками к ее бедрам, подхватил и усадил на стол, убирая в сторону все ненужные предметы. Кажется, на пол шлепнулась какая-то книжка и несколько карандашей с ручками, но им было сейчас глубоко на это плевать. Он вновь потянул ткань ее водолазки вверх, и ей пришлось поднять руки, чтобы он снял с нее эту мешающуюся вещь. Водолазка улетела куда-то в угол кабинета. Теперь уже она впилась в его губы, задирая ткань его футболки. Скользила пальчиками вниз, царапая ноготками кожу, заставляя мышцы пресса напрягаться, а мурашки разбегаться по всему телу. Сняла с него вещь, отбрасывая в сторону. Дима мазнул губами по ее щеке, спускаясь дорожкой поцелуев вниз к шее. Аделин запрокинула голову, прикрывая глаза от наслаждения. Поцелуи спускались ниже, достигали ключиц. Он отпихнул в сторону вещи на столе, часть из которых полетела на пол вслед за другими, и уложил ее на спину, нависая сверху. Целовал, прикусывая, спускался ниже, посасывая нежную кожу груди, и осыпал поцелуями плоский живот, замечая, как сбивается ее дыхание. Выпрямился, обхватил тонкую щиколотку, развязывая шнуровку сначала на одном, а после и на втором ее ботинке. Ухмыльнулся, скользя руками выше. Расправился с ремнем, расстегнул пуговицу и ширинку, а после потянул джинсы вниз по стройным ногам. Аделин села, и, понимая, что на ней остался лишь низ от комплекта белья, стала расстегивать его ремень. Масленников обхватил руками ее лицо, целовал, поглаживая подушечками больших пальцев ее щеки. Звякнула бляшка ремня. Он сжал руками ее бедра. Готье запрокинула голову назад, издав тихий стон, когда почувствовала его внутри себя. Движения, то быстрые, то медленные, пускали по телу электрические импульсы, а наслаждение накрывало волной снова и снова. Они упивались друг другом, просто сходили с ума, осыпая друг друга поцелуями. Тела — два оголенных нерва. Какие бы страхи, сомнения и тревожные мысли не терзали обоих — чувства, что они испытывали, невозможно было скрыть или подавить. Казалось, именно сейчас, когда все стало таким правильным, они могли смело заявить и показать друг другу, что испытывают. Стаканчик с ручками зашатался на столе и свалился на пол, но остался без внимания. Каждый уголок кабинета пропитался этой страстью, которую можно было ощутить практически тактильно. Не будь они, так увлечены друг другом, почувствовали бы, что к замку приближаются. — Мы вернулись! — весело донеслось с первого этажа. Пересилив себя, отстранились, глядя друг другу в глаза. Аделин скосила взгляд, прислушиваясь к тому, что происходило на первом этаже. Было бы крайне неловко предстать в таком виде и в такой позе перед ребятами, если бы дверь открылась. Но когда на первом этаже заскрипели стулья, а дверца холодильника открылась, их настигло облегчение — никто не станет подниматься на третий этаж. Наверное. Она посмотрела на него и улыбнулась. Масленников вновь потянулся к ней, но удосужился лишь коротким поцелуем, а после Готье отстранилась вновь. Он скорчил грустную гримасу, понимая, что продолжить их занятие любовью они не смогут. — Господи, мы словно родители с четырьмя детьми, — выдохнул с досадой, а после проскулил. — От них никуда не спрятаться. Аделин рассмеялась, а после слезла со стола, поднимая свои вещи. Когда дверь кабинета открылась, Яна заметила вполне обычную картину — Аделин перевязывала стопки медицинских карточек, а Масленников убирал их в шкаф. И ничего не намекало на то, что буквально пару минут назад здесь происходил бурный секс. — Как погуляли? — блондинка приветливо улыбнулась. — Хорошо, — Зенина кивнула и скосила взгляд на Диму. — Пойду к ребятам, — он улыбнулся и вышел из кабинета. Очевидно, девочка хотела обсудить что-то наедине. — Ты хочешь о чем-то поговорить? — Да, эм… Подожди, — когда шатенка подошла ближе и стала поправлять воротник ее водолазки, Аделин напряглась. — Смотри, — девочка широко улыбнулась, а после вытянула вперед правую руку, показывая серебристый браслет на запястье с маленькими подвесками в виде звездочек и полумесяца. — Красивый, правда? — Очень, — Готье просияла улыбкой, а после хитро прищурилась. — Егор подарил? — Угу, — закивала Яна, смущаясь. — Тебе помочь? — Нет, я уже закончила. Пойдем вниз. Аделин запихнула последнюю стопку в шкаф, закрыла стеклянную дверцу и, приобняв девочку за плечо, направилась на первый этаж.*****
— Черт! — Воскликнул Эмиль, отбрасывая карты на пол, что тут же разлетелись. — Давай еще партию! — Ты проиграл мне семь раз подряд, — ухмыльнулась Готье, скрещивая руки на груди. Пока вампирша играла в «дурака» с Эмилем, ребята наблюдали, иногда посмеиваясь. Аля и Яна лежали на постели на животе, подпирая подбородки руками. Дима и Егор сидели на диване, внимательно следя за ходом игры. Нельзя сказать, что Аделин как-то мухлевала. Она была хитра — бесспорно. Она то вяло отбивалась, выбрасывая по одной карте, то заваливала бедного парня картами по самое «не хочу», не давая опомниться и разобраться, что чем крыть. Иногда ей просто везло. Казалось, вампирша старалась что-то просчитать, в то время как Эмиль был импульсивен, и заваливал ее всеми картами подряд, не думая. — Боишься проиграть? — Иманов прищурился. — Ты серьезно? — Готье вскинула бровь. — Думаешь, отыгравшись один раз, ты сможешь закрыть семь своих поражений? — Ну, хоть одно, — проскулил парень, собирая разбросанные по полу карты в одну колоду. — Завтра отыграешься, — улыбнулась Аделин. Время уже давно перевалило за полночь. — А сейчас идите спать. Людям полезно отдыхать, — она глянула на Егора. — Звучало, как дискриминация смертных, — буркнул Эмиль, все еще собирая карточки. — Хватит ворчать, пошли, — Аля поднялась на ноги и подошла к нему, поторапливая. — Да, оставим взрослых наедине, — засмеялся Егор, от которого никто не ожидал подобного подкола. Аделин лишь вскинула брови, ухмыляясь, и тоже поднялась на ноги. — Че… А-а, — понял смысл шутки, наконец, Иманов. Встал, отложил колоду на полочку стеллажа и направился на выход вместе с другими. — Спокойной ночи, — улыбнулась вампирша. — Кровать не сломайте, — засмеялся Эмиль, оборачиваясь уже в дверях. — Спокойной ночи, Эмиль, — строго произнес Дима, показывая, что другу пора валить. Дверь закрылась. Аделин лишь покачала головой, улыбаясь, а после ощутила мужские руки, — которые уже успели стать родными — на своей талии. — Ну, стол остался целым, — засмеялся Масленников, целуя ее в макушку. Готье лишь ткнула его локтем в плечо, не сдерживая улыбки вновь. А после отошла от него, открыла дверцу шкафа и стала переодеваться. Скинула с себя водолазку и джинсы и натянула большой серый свитер практически до колена. Дима же молча наблюдал, склонив голову с легкой улыбкой. Аделин поправила воротник свитера и прошла к стеллажу, выбирая книгу на чтение. Пробежалась пальчиками по корешкам, а после вытащила одну. Села на диван, вытянув ноги, и облокотилась на подушки. Масленников сел рядом, укладывая ее ноги на свои колени. Вампирша лишь улыбнулась, глянув на него, а после открыла книгу в том месте, где лежала закладка. «Он почувствовал невыносимо острую боль. Казалось, что-то рвет, разрывает его сердце. Боже мой, думал он, неужели я способен так страдать, страдать от любви? Я смотрю на себя со стороны, но ничего не могу с собой поделать. Знаю, что, если Жоан снова будет со мной, я опять потеряю ее, и все же моя страсть не утихает. Я анатомирую свое чувство, как труп в морге, но от этого моя боль становится в тысячу раз сильнее. Знаю, что в конце концов все пройдет, но это мне не помогает. Невидящими глазами Равик уставился в окно Жоан, чувствуя себя до нелепости смешным… Но и это не могло ничего изменить… Внезапно над городом тяжело прогрохотал гром. По листве забарабанили тяжелые капли. Равик встал. Он видел, как улица вскипела фонтанчиками черного серебра. Дождь запел, теплые крупные капли били ему в лицо. И вдруг Равик перестал сознавать, жалок он или смешон, страдает или наслаждается… Он знал лишь одно – он жив. Жив! Да, он жил, существовал, жизнь вернулась и сотрясала его, он перестал быть зрителем, сторонним наблюдателем. Величественное ощущение бытия забушевало в нем, как пламя в домашней печи, ему было почти безразлично, счастлив он или несчастлив. Важно одно: он жил, полнокровно ощущал все, и этого было довольно! Он стоял под ливнем, низвергавшимся на него, словно пулеметный огонь с неба. Он стоял под ливнем и был сам ливнем, и бурей, и водой, и землей… Молнии, прилетавшие откуда-то из неведомой выси, перекрещивались в нем; он был частицей разбушевавшейся стихии. Вещи утратили названия, разъединявшие их, и все стало единым и слитным – любовь, низвергающаяся вода, бледные сполохи над крышами, как бы вздувшаяся земля – и все это принадлежало ему, он сам был словно частицей всего этого… Счастье и несчастье казались теперь чем-то вроде пустых гильз, далеко отброшенных могучим желанием жить и чувствовать, что живешь». Она читала роман вслух, главу за главой. Мягко, спокойно, с умиротворением. Прохладный ветерок из открытого окна трепал шторы, разгуливая по комнате и принося за собой запах ночи: влажность, тонкий аромат цветов, растущих под окнами с нотками ладана из стоящей рядом церкви. А Готье продолжала читать. И ему нравилось ее слушать. Ничего не надо было в этот момент. Лишь ее тихий голос. Иногда они прерывались на обсуждение какой-то мысли, которую она выделяла для себя карандашом, рассуждали, спорили, просто восхищались или критиковали. И она вновь читала. Строчку за строчкой, абзац за абзацем, главу за главой. А он так и сидел рядом, закинув руку на спинку дивана и подперев ей голову, и слушал. Вырисовывал кончиками пальцев непонятные узоры на ее коленях, иногда поднимая взгляд на окно или же разглядывая черты ее лица. Она то хмурила брови, то вскидывала, иногда улыбалась, и тогда ее голос становился нежнее и веселее. Это было такое хорошее время. Он не знал, сколько именно прошло времени, как долго он слушал ее бархатный голос, как долго они беседовали. Лишь когда за окном стало светать, Аделин закрыла книгу, вложив закладку, и подняла глаза. Осмотрела двор, светлеющее розоватое небо рассвета, а после взглянула на него, легко улыбнувшись. — Мне понравилось, — произнес он тихо, боясь нарушить эту гармоничную тишь раннего утра. — Ремарк очень хорошо пишет. Чувственно. Люблю этот роман, — вампирша оглядела обложку, а после отложила книгу на диван. Тишина вновь окутала все вокруг. Аделин выглядела задумчивой, словно хотела что-то спросить или же сказать, но почему-то не решалась. Лишь спустя несколько минут она вновь на него посмотрела. — Ты не пожалел о том, что я сделала? — Готье тоже говорила тихо. — Нет. — Его ответ был уверенным. — Конечно, много мне непривычно, и я все еще поражаюсь многим своим ощущениям. Но лучше так, чем всю жизнь ездить на инвалидной коляске. Да и… ты действительно думаешь, что я бы вернулся в Москву? — Не знаю. Если бы ты решил, я не стала бы тебя держать. — Она пожала плечами. — Это твоя жизнь. — Не дождешься, — Масленников засмеялся. — Теперь я вечность буду с тобой. — Буквально, — усмехнулась Аделин. — Буквально, — повторил, широко улыбаясь. Блондинка опустила глаза, все еще сидя с легкой улыбкой на губах, а после в ее взгляде вновь отразилась какая-то борьба и задумчивость. Он не спрашивал, что сейчас происходило у нее в голове, просто ждал. Очевидно, вампирша хотела сказать что-то еще, но решиться на это ей было не так-то просто. Спустя некоторое время она посмотрела на него, а после придвинулась чуточку ближе, и его рука сползла с ее колена на внутреннюю сторону бедра. Дима подбадривающе улыбнулся, все еще видя, что она собирается с мыслями. И тогда, серьезно глядя ему в глаза, она прошептала: — Я люблю тебя. В первые секунды он опешил, казалось, даже не сразу понял смысл того, что она сказала. А после на его губах растянулась теплая улыбка. Дима коснулся ее щеки, а после подался вперед и поцеловал. Так мягко, нежно, аккуратно, стараясь показать, что это фраза не стала для него пустым звуком, а значила очень многое. — Я люблю тебя, — ответил, поглаживая ее по щеке. Аделин тихо усмехнулась. Как много вещей поменялось. Вспоминая ее тогда, как она расхаживала по комнате и рычала на каждого из них, всерьез рассчитывая выпить всю их кровь и избавиться от проблем, ему становилось даже забавно. От той Аделин не осталось ничего. Сейчас это была открытая, более чувственная, мягкая вампирша. Вампирша, которая играла в настольные игры, шахматы и карты с ребятами, рассказывала интересные истории, иногда, когда ей не выпадало ночных смен, даже готовила парням ужин, чем нехило так удивляла. Она сидела с ними за столом, смеясь, поддерживала беседу, отвечала колкими шуточками на выпады Эмиля, нашла общий язык с боязливым Егором, иногда закрывалась в комнате с девочками по вечерам и секретничала, а парни рвались быстрее примкнуть ушами к двери и услышать, что о них скажут юные вампирши. Все изменилось. Масленников вернул руку на ее колени, поглаживая, и широко улыбнулся: — Почитай еще. Аделин тихо усмехнулась. Взяла в руки книгу, открыла, отложив в сторону закладку. И комната вновь заполнилась тихим бархатным голосом, а гармония замерцала на стенах с первыми солнечными лучиками.