Auf Papas Schoß

      В кабинете и перед экраном повисла мёртвая тишина. Патрик чуть отнял руки от лица и заговорил, задыхаясь: — Я слышал про ваш препарат. Я… Только вы мне поможете. Лучше всё, что угодно, но не моё… — слёзы потекли с новой силой.       Шойфель смотрел на Патрика обледенелым взглядом. Он хорошо знал механизм действия своих таблеток, знал о нескольких неизвестных смертельных случаях, самоубийствах после тестирования препарата, знал о саморазрушения человека. Но сейчас подвергнуть Мелроуза его воздействию — значило заключить сделку со своей совестью. Шойфель не мог на это пойти. Для него это было сейчас всё равно, что избить своего несуществующего ребёнка. — Мой мальчик… — доктор пересел на диван рядом с Патриком и слегка, чего не делал никогда, приобнял его за плечо, — я не смогу выписать вам «Рационорм».       Анатоль откинулся на стул и сказал, торжествуя: — Я же говорил, что не выпишет!       Патрик замолк. Надежда на выздоровление стала растворяться, как сахар в чае. — Но как же… — С моей стороны крайне непрофессионально подвергать вас такому тяжёлому препарату.       Юноша тупо поморгал. Доктор заметил небольшую перемену в его, как сейчас он заметил, довольно миловидном лице. — А… Нетрадиционные методы лечения? — он чуть повернулся на Шойфеля, приоткрыв мягкие губы.       Мортимер понял, что не может больше сдерживать себя. Не может держать под контролем эту лавину чувств к хрупкому юноше, такому чистому, как ангел. Его тяжёлая ладонь опустилась на стянутое мягкой тканью бедро Патрика.       Тим, распахнув глаза, смотрел на эту картину, редко моргая. Барон видел, как его предсказания относительно этой парочки сбываются. — Доктор Ш… — начал было краснеющий с шеи до маленького носа Мелроуз. — Морти, — проговорил Шойфель почти в губы юноше, — просто Морти.       На этих словах доктор почти засосал пациента в себя, жадно заглатывая его язык, как голодный птенец. Патрик едва замычал. Мысли утекли далеко из его разгорячённого тела вместе с остатками слёз. Он сейчас почти горел в адском пламени на глазах четырёх демонов, толкавших его к этому греху. Он гладил сильные плечи доктора, не отрываясь от его рта, целуя, как в последний раз.       Одной рукой Шойфель спустил с Мелроуза брюки сразу вместе с боксёрами. По ногам юноши пробежал холодок. Он не выдержал этого мучительного зрительного контакта с чёрными глазами, не выдержал обжигающего вожделения, зажмурился и негромко застонал от прикосновения где-то совсем рядом с его напряжённым членом.       Мортимер спустил брюки и с себя, обнажив свой едва ли не огромный детородный орган. Он вложил его в свою ладонь вместе с плотью Патрика и принялся одновременно гладить, сжимать, заставляя того нежно-нежно, так умиляюще постанывать от невероятного контакта с самым сокровенным местом его Морти. Второй рукой доктор заполз под рубашку Патрику, пробежавшись кончиками пальцев по впадинке под грудью, доходя до сосков и слегка теребя их.       Руки юноши лихорадочно перебегали с дивана на плечи Мортимера. Ему сейчас было до одурения хорошо, так приятно и горячо внизу, что когда Шойфель стал двигаться чаще он громко выдохнул: — Ещё…       В руке доктора вдруг оказалась маленькая бутылочка смазки. Выдавив немного скользкой влаги себе на пальцы, он медленно приставил их к узенькому, крепко стянутому колечку мышц, желая растянуть как можно безболезненнее.       Патрик заскулил, чуть извиваясь на паре пальцев, с приятным ужасом глядя на истекающий семенем член Мортимера, который показался ему сейчас готовым разорвать его узкую плоть. Доктор вдруг толкнулся в приятнейшую маленькую точку, заставив юношу безвольно задрожать и запрокинуть голову в возбуждённом оцепенении.       Барон за экраном притянул к себе Анатоля и страстно впился в его губы, стискивая всё его мягкое тело в своих руках и вытягивая возбуждённые вздохи. Тим взглянул на Мадса, который уже сжал край своих брюк и тяжело дышит, не отрываясь от зрелища распростёртого на диване Патрика, который невозможно выгибался с криками, и Шойфеля, вытягивающего последние соки из своего пациента. Миккельсен вдруг ощутил, как его вставший член буквально вытягивают из ширинки, а затем… — О-о-о-о… — вырвалось из его губ. Тим мягко, как на пробу лизнул отвердевшую головку, а затем принялся посасывать, лизать, чуть дуть на неё, словно выматывая последние жилы, оставляя ослабевшее тело себе во власть бесёнка.       Анатоль прикусил губу, придвигаясь ближе к барону и глядя за движениями Тима и запрокинутой головой новообращённого демона. Мальчик замечал, что вкус Мадса чем-то неуловимо отличается от барона или Анатоля, так же, как различался и у них.       Мадс ухватился за длинные волосы мальчика и стал почти насаживать его на себя, пока Тим стал оттягивать его яички. Вдруг демонёнок сделал свой излюбленный, обезоруживающей приём: слегка сжал зубы и заскользил языком по прижатой части, особенно задерживаясь на головке.       Мадса выгнуло. Его голос изменился словно до неузнаваемости, в тот миг, когда он кончал, бессильно откинувшись на кресло…       Патрик в экране сильно прижал к себе доктора, судорожно шепча: «сейчас, сейчас!». Шойфель не вытерпел этих чувственных вскриков, таких сладких и громких, что излился первым, громко охнув. Очнувшись через миг, он почти упал на Мелроуза и обхватил его член ладонью, сжав до настоящего потока семени и искр в счастливых серых глазах…       Мадс отдышался и вытащил из-под себя Тима, который едва ли не захлебнулся. — Скоро будет ещё? — спросил он у барона, прикрывшего глаза и поглаживающего Анатоля на его плече. — Поживём — увидим, — ответил он, глядя на то, как Патрик и Шойфель сидят обнявшись под огромным портретом Фрейда…