Auf Papas Schoß

      Тим ввалился в комнату барона, чуть пошатываясь. Небольшое потрясение накрыло его только сейчас. Тот не спал, по своему обыкновению, лежал со старинным томом, имени автора Тим не видел, но смог прочитать одно слово: внизу. На кровати барона сидели Анатоль и Мадс, внимательно глядя на мальчика. «Повзрослевший мальчик возвращается домой поздно…», — пронеслось в головах у троих.       Барон поднял брови, словно спрашивая о том, что было сегодня вечером в «Каракатице». Тим с одурелой улыбкой сел на полосатую шкуру и сказал: — Это… — он тупо хохотнул, не глядя ни на что. — Ну? — Анатоль сам заинтересовался. — Сначала всё было как обычно, а потом Феликс вывел Реймонда из себя, они подрались… — Как так — подрались? — барон привстал. Такое событие было из ряда вон выходящим в среде управляющих.       Тим погрузился в спутанный рассказ с огромным количеством подробностей, так мало доходя до самой сути — причине их драки, хотя нет, это была дуэль, барон, драка сама по себе неэстетична, а вот дуэль… — Зубы не заговаривай! — прервал мальчика Мадс и нервно ударил себя по колену. Его всегда залили до жути уходы от основной темы разговора.       Тим сразу стушевался. — А потом мы добежали до телефона… В больницу поехал только Реймонд, а остальных не взяли, — смято закончил он рассказ. Мальчик был встревожен резкими словами Мадса и повернулся к Трёчу, желая увидеть хоть какую-то поддержку.       Барон молча смотрел в глаза всё больше и больше сникающему мальчику. Он читал в них всю сегодняшнюю историю, но гордость за по-настоящему его мальчика перекрывал ледяной холод и осознание его проступка. — Ничего не хочешь мне сказать ещё? — спросил он, глядя на Тима как на сломанную дешёвую игрушку. — А… Что ещё? — Тим ничего не мог понять, он был смущён, растерян и напуган такой реакцией своего хозяина. — Что ты сказал Реймонду, перед тем как всё произошло? — голос Анатоля зазвучал так же холодно и твёрдо.       Тим почти запаниковал. Он открыл рот, но из него вышел только нечленораздельный звук. Его взгляд превратился во взгляд побитой собаки. — Ты хотел понаблюдать, как ты повлияешь на этих двух… — барон сдерживал раздражение, — не протестуй, я знаю, что это так. Весьма похвально, что ты пробуешь свои силы, но не на потенциально важных людях! — он стал повышать голос.       Тим сидел, сжавшись. Страх сменился противным чувством, которое грозило порвать грудь с минуты на минуту. — Я их отыскивал каждый раз, — вставил Анатоль, — и это довольно затруднительно. — Если вдруг, — процедил барон, — Феликс оставит должность по какой бы то ни было причине, или ещё хуже — умрёт… — он упёрся ледяной стеной глаз в Тима, не договорив, очень красноречиво замолчал. Мальчик понял, что ему придётся очень плохо в таком случае, и в эту минуту ему показалось, что Феликс уже лежит с заострившимся красивым носом и побледневший раз и на всегда.       Тим чуть приподнялся с кровати. — Я понял… — проговорил он совсем уж бесцветным голосом.       Барон вдруг явно увидел покрасневшие в бессоннице и слезах глаза, ледяные и затвердевшие вмиг руки, дрожащие бледные губы и мокрые от ледяного пота простыни. — Стой! — он протянул руку к Тиму, точно притягивая к себе.       Мальчик замер. Анатоль и Мадс тоже. Трёч поманил к себе мальчика рукой и усадил к себе почти на колени, прижав к своим рукам. — Испугался? — мягко спросил он и погладил Тима по голове.       Бесёнок не знал что ответить… Его затопило облегчение: его хозяин был рядом, всё так же любил его… Очнулся он лежащим под бароном уже без рубашки и бриджей. Сзади медленно раздевались Анатоль и Мадс. — Хороший мальчик всегда отвечает за свои поступки, — проговорил барон в миллиметре от губ Тима.       Анатоль перекинул ногу через Тима, встав на колени над его лицом. Тим высвободил руки и сжал его возбуждённый крепкий член, осторожно лизнув головку и вытянув тем самым тягучий стон.       Вдруг мальчика пронзила сладкая боль с головы до ног. Барон резко вошёл в него, даже не подготовив — словно в наказание за проступок. Тим громко заскулил, но тут же слуга заткнул его своим членом, принявшись двигаться во рту бесёнка.       Соски и член Тима неожиданно сжали чьи-то зубы и пальцы, заставив наконец пару слезинок брызнуть из глаз. Он был побеждён. Почти раздавлен. Отдан на бесконечное пользование, другое слово тут никак не подходило. Это казалось бесконечным унижением, но до боли приятным, пусть заставляющим всхлипывать, заглушая членом рвущиеся наружу стоны от бесчисленных сильнейших, почти пробивающих насквозь ударов по простате.       Мазохист.       Тим едва смог прогнуться с ощущением прохладных рук Мадса на его гладкой и невыносимо чувствительной головке. Апогеем стал укус, пришедшийся на ягодку соска Он сделал эту пытку совсем мучительной, но до чего же жаркой…       Раб.       Анатоль почти толкался в горло мальчику, читая в его глазах бесконечное «не останавливайся, прошу, прошу, прошу…». Эти губы, жаркий язык, выписывающий спираль по самому чувствительному месту, действительно сводили его с ума, заставляли таять и едва держать себя.       Мой.       Барон чувствовал на себе сжимающиеся ноги мальчика, и заметил его судорожно хватающую шкуру ладошку. Он не мог с того самого дня привыкнуть к этой нежной узости, принять её как должное, каждый раз Тим словно горел в его руках драгоценным рубином, а все стоны из губ, целовавших прежде только Анатоля, который горел так же, сливались в этот миг только в одно слово: «Тим».       Мальчик почувствовал, как его тело сладко-сладко сводит в оргазме. Нежный приглушённый стон вытек из его груди, и тёплое семя потекло по руке Мадса. Следующий толчок был частью самого восхитительного, что Тим ощущал сейчас и прежде.       Барон не вытерпел больше. Вслед за дрожащим и наполняющим глотку белой влагой Анатолием, он толкнулся ещё пару раз и блаженно замер, запрокинув голову с рыком. Тим почти не шевелился. Нега сковала его тело приятными цепями…       Барон уложил Тима на мягкую подушку и погладил его по нежной щеке. — Ты всё равно большой молодец, — сказал он и чувствительно поцеловал его в губы. — Правда? — глаза мальчика засияли. Он радовался теперь как в первый раз, когда услышал от барона похвалу.       Трёч кивнул. Для него редко кто имел огромное значение. Но сейчас это был именно тот случай. Даже тысяча Феликсов никогда бы не смогла заменить его мальчиков — своих, любимых и бесконечно преданных…