***
Доктор Шойфель лежал в кровати, читая книгу одной рукой. Вторая его рука лежала на укрытой одеялом спине Патрика, который прижался к груди своего Морти и мирно спал. Под раскрытыми во сне губами юноши натекла мокрая лужица. День за днём Мелроуза спасали, вытягивая из бездны заботой и лаской, не забывая и о «традиционной» психиатрии. Доктор Шойфель знал, что он может проснуться и попытаться погрузиться в тяжёлый, не приносящий облегчения сон, а может побежать готовить завтрак своему доктору и наслаждаться жизнью. До следующего приступа. Шансы были один к одному. Больше всего Мортимер ненавидел это соотношение, особенно в применении к любимым людям. Может да, а может нет. Как повезёт. Доктор погладил Патрика по спине. Сейчас тот был счастлив во сне рядом с ним. И это было главным…***
Каляйн гладил маленький том «Циников» большим пальцем, выкуривая уже третью сигарету. У него было два выхода. Принять это печальное солнце с распростёртыми объятьями и посопротивляться для вида, устроить «сцену» доктору, как же это так, он тоже твой пациент, но причём так сразу, почему он тоже зовёт тебя Морти, но затем всё же принять. Чертова нелётная погода. Из-за неё промышленник не смог оказаться рядом со своим психиатром. Мысли Каляйна перетекли в иную плоскость. Странное дело — он снова начал переживать. Видимо, лечение доктора требовало регулярности. Он не знал, как вообще барон реагирует на серьезные отношения внутри его концерна. Но самым интересным было то, что каждого среди семи тянуло к мужчинам, без исключений… «Жить сложно», — подумал Каляйн, — «А сложно жить ещё сложнее»…***
Микаэль заглотнул остаток ноги мальчика почти целиком. На полу осталась только лужа крови и пара позвонков. Он всегда терпеть не мог эти неровные кости, которые даже нельзя было нормально обглодать, но сейчас ему было не до этого. Он переполз на постель, с трудом передвигая ноги с подобием копыт, капнул красными пятнами на простыни. Закрыл глаза, но потом вперил сухой взгляд в потолок. За сегодня это была вторая жертва. Мужчину он съел рано утром, накинулся на него и вгрызся в мигом обмякшее тело. К ночи голод стал нестерпимым опять. Раньше с ним это случалось только один раз, когда он получил ранение в армии... Микаэль не знал, что будет дальше. Не хотел знать. Мечтал просто заснуть и не проснуться, как обычный человек. Но побоялся. Во сне к нему мог прийти знакомый до боли образ... Слёз в глазах не осталось. Остался концентрат обиды, горечи, гнева, разбавленный болью...***
Август тупо смотрел на револьвер, лежащий на столе перед ним. Рука мысленно тянулась к нему. Он не знал, что делать, после того, что произошло буквально сутки назад. Он приехал во Францию, заодно решил навестить товарища, но потом... Очнулся с ним в одной постели, выжатый, как лимон, но уже без следа экстаза. "Зачем я вообще попёрся туда...". Он почувствовал себя просто использованным. Не мог поверить, что на такое способен, можно сказать, на закате своей жизни. Белёсое пятно на его животе разлилось в несмываемый позор внутри. "Бывший военный. Мужик от начала и до конца. И тут такое". Выхода не было совершенно. Противоречие растерзало его сердце и лёгкие, вывернув наизнанку...***
Реймонд осторожно ввёл Феликса в уже открытую, на удивление, входную дверь. Последние несколько дней он и ночевал в больнице, с нетерпением ожидая того момента, когда Феликса должны были выписать. Новак стремительно восстанавливался, через пару дней буквально пошёл сам, а потом всем своим цветущим видом показал, что уже готов отправиться из больницы на волю. Санитарочка добродушно хмыкала при виде топчущегося у дверей Реймонда, но непременно пускала его к любимому... Сейчас что-то неприятно кольнуло его при виде открытой двери. Юноша вошёл в огромную квартиру первым, изумлённо глядя на простую, но роскошную обстановку. "Какая красота у тебя! И светло, и море!". Внизу за окном бушевал океан. Реймонд вдруг бросился к себе в комнату, почувствовав какое-то мучительное покалывание во всей груди. На прикроватной тумбочке стояла фотография. Он и Микаэль, улыбаются в катере, везущем их на остров. На стекле рамки был начертан чем-то похожим на уголь вопросительный знак и две точки. Словно немой вопрос. И такой же безмолвный укор...