Auf Papas Schoß

      Мадс нервно хватался то за спину, то за грудь. Они нестерпимо горели, превращая каждое касание в боль. Миккельсен едва ли не скулил. Он понимал сейчас, что должен был послушать барона. Адский жар опалил его, неподготовленного, почти выжег растительность на теле, сделал кожу почти красной. У демона всегда была чувствительная кожа, но он никогда не ожидал, что может обгореть так сильно, в месте, где даже солнца-то толком не было! Не обжёг же он всю грудь о многочисленные всполохи пламени.       Он пошарил по полкам в своей комнате. Какие-то портсигары, неизвестно откуда взявшиеся, пара сухих трубочек цветов, в десятках росших в саду чаши, даже одна эротическая фотография самого Тима, раздетого догола, с раздвинутыми ногами и бокалом вина в руке… Мадс проморгался, но оставил фото. На следующей полке стояли многочисленные баночки с мазями неясного происхождения, с бумажными этикетками с изображением фигового листа, но хоть бы один тюбик крема от загара нашёлся здесь.       Мадс понял, куда ему нужно сейчас идти. Он вышел за дверь и направился в комнату, находившуюся через пару дверей. — Да? — ответил ему на стук грудной бархатный голос. Миккельсен зажмурился и вошёл.       Барон оторвал глаза от «Цветов Зла», глядя широко раскрытыми глазами на почти алого Мадса. — Ты так обгорел…       Миккельсен вдруг понял, что стоит перед своим хозяином голый по пояс с совершенно страдальческим взглядом. Картина выходила заманчивой. — Крема нет — жалобно выдавил он и подошёл к кровати барона, осторожно усевшись на неё.       Барон оглядел спаленную кожу, и в его руке, почти неожиданно, оказался тюбик крема от загара. — Ложись, — Трёч мягко улыбнулся и выдавил на пальцы белую холодящую кожу капельку.       Мадс послушно улёгся на живот. В голове барона появилась идея. — Наоборот, — приказал он и пальцем постучал по боку демона.       Тот выдохнул, тяжело, но одновременно и довольно, переворачиваясь на спину. Мягкие пальцы, столько раз ласкавшие его, принялись размазывать крем по саднящей груди, не доставляя боли, только приятнейшее облегчение. — М-м-м-м…       Барон зарылся пальцами в мягкую поросль. Ему нравилось, когда Мадс был похож на огромного мягкого кота, который просит ласки у своего хозяина. Сам «кот» прикрыл глаза и едва ли не урчал, чувствуя, как боль от ожогов уходит. Барон хотел обжечь его по-другому. Тем путем, которым он привык…       Крепкие пальцы обнажили живот Мадса под лёгкими штанами и стали натирать кремом уже его, желая отвлечь внимание. Миккельсен ничего не замечал, наслаждаясь прикосновениями всецело. Барон заметил, как неожиданно стали приподниматься брюки… Мадс уже был готов против своей воли, его тело само подчинялось хозяину, не отдавая себе отчёта. Трёч стянул с демона брюки, оголив налитый кровью мужской орган.       Мадс открыл глаза и хотел было сказать хоть что-то, но барон, поняв, что крем отлично скользит, обхватил рукой член. Воздух выбило из лёгких Мадса вместе со стоном. Он зажмурился, пытаясь привыкнуть к новым ощущениям, барон всегда ласкал его насухую, видя усилившуюся реакцию, смешанную со сладострастной мукой, но в этот раз всё было иначе. Крем был чуть скользким, давая ладони непрерывно доставлять ему удовольствие.       Барон следил за тем, как Мадс извивается в такт движений, прогибается, закатывает глаза, поджимает ноги, словно связанные не до конца опущенными брюками, как скулит и млеет       Барон ускорился, продолжая его наглаживать. Мадс почувствовал, что его живот сводит судорогой. Старший демон вновь заметил, как сладко-сладко стонет тот, нежно, как измученный гибким языком Анатоль и бьющийся в экстазе Тим. Хозяин не стерпел и припал к набухшему соску своего мальчика, укусив его и почувствовав знакомый солоноватый вкус.       Волна жара затопила Миккельсена целиком. Он выгнулся и облегчённо разрядился в тёплую влажную руку, обессилев и избавившись от боли…       Барон провёл рукой по его побледневшим лопаткам. Ожог прошёл словно сам собой, излечённый белой влагой на ладони старшего демона…