Auf Papas Schoß

      Анатоль вошёл в дверь без стука, согнувшись почти пополам. Он попытался сегодня снова заняться делами, но новое имя, совершенно новые задачи выбивали его из колеи. Он пытался разобраться самостоятельно, но всё будто путалось, сливалось в одну черту даже в очках, отходя от той странной болезни разума, так неожиданно нахлынувшей из-за крохотной мелочи. Барон откупоривал бутылку мартини, следя взглядом за слугой. Тот почти подполз к краю постели и сел, пока не трогая хозяина — негласное правило для подчинённого, он ждал какого-то особого сигнала, чтобы хотя бы прикоснуться к барону. Трёч повернулся к нему и обхватил двумя руками, сцепив их на талии демона. В ту же секунду Анатоль оказался на коленях у своего повелителя. Руки чуть оторвались от него и стянули пиджак, оказавшись под тёплыми предплечьями. — Я хочу чувствовать тебя… — барон посмотрел слуге в глаза и коснулся его губ.       Анатоль растаял в момент. Ему всегда нравились тёплые и долгие поцелуи, ощущения сильного языка в его рту, чувство собственной зависимости от своего хозяина. Он до сих пор помнил их первый поцелуй…       Это было «Тёмное время», «Великая эпоха готики» и «Век рыцарства». Он был в то время молодым, только-только посвящённым в этот статус юношей, Анатолием, сыном Франсуа де Лесси, который в первый раз направился на турнир. Он знал, что организует его один очень богатый барон, желающий принять к себе на службу молодых рыцарей. Анатоль хорошо запомнил, как ехал перед турниром в лес, к целебному роднику, желая окунуться в него на удачу. Когда он ехал от него назад, то заметил вдруг краем глаза чёрного всадника на лесной дороге. Поровнявшись с ним, Анатоль вдруг ощутил резкую боль в щеке. На его бедро упал цветок дикого шиповника, душистый, с измазанном в крови шипом…       На турнире удача юноши была необыкновенной. Вышибить из седла довольно опытного противника и даже не осознать этого в полной мере — неслыханно! Дамы богатых сеньоров были в восторге, их дочери едва сохраняли благопристойный вид, стреляя глазками в Анатоля. На шумной пирушке даже бывшие противники шумно поздравляли его, поражаясь такому успеху.       Веселье сменилось ожиданием и волнением. Анатоля позвали в замок к барону. Когда демон увидел этого юношу, пусть опьянённого пряным вином и победой, с расчерченной его цветком щекой, он понял — второго такого он больше не найдёт. Его губы коснулись губ, пропитанных островатой сладостью, и барон потащил юношу отсыпаться в его покоях…       Этим же вечером барон усадил Анатоля перед собой и заговорил с ним. Юноша был невероятно смущён. Он впервые получал такое внимание от мужчины. Барон взял лицо Анатоля в руки и тихо произнёс: — Когда твоя кровь оказалась на моём цветке, она стала моей кровью…       Язык демона проскользил по царапине, впитывая в себя железистый вкус, а затем перешёл в губы, вовлекая юношу в поцелуй… Тот словно старался отбиться, но сам прижимался лишь крепче к барону и целовал его сам, наслаждаясь блаженством. — Знаешь, чем ты лучше тех, кто был там? В тебе нет ни капли их крови…       Анатолю открылась новая тайна. Он оказался приёмным сыном, подкидышем. — Но кто я, барон?       На ладони того загорелась печать Сатаны. На всю жизнь запомнил юноша те глаза, во льде которых пылало пламя костра Инквизиции. — Знаешь, что с тобой будет, если они узнают? — спросил демон, глядя на юношу сверху вниз.       Тот сполз к его ногам и принялся обцеловывать их. Сейчас решалась его судьба. — Я тебя им не отдам… — прошептал барон и повалил Анатоля на кровать, целуя его в губы снова…       Барон помнил, как его слуга добивал поражённых. Помнил, как тот упивался кровью священников. Но он знал, что его Анатоль, его мальчик мягок внутри, как пух. За твёрдой оболочкой скрывался нежный и зависимый демон, так отчаянно нуждающийся в ласке.       Сам слуга помнил все бесчисленные поцелуи, в большинстве своем требовательные и властные. Но минуты нежности он запоминал больше всего, наслаждаясь ими, как последними глотками мартини, которое лилось сейчас ему в горло. Он хотел напиться снова. Лежать у своего хозяина на коленях, не думая ни о чём. Он ощущал, как спирт туманит его голову, освобождая от всех забот и тревог…       Барон уложил своего мальчика на кровать и прошептал: — Прости меня. Я не буду больше тебя так загружать…       Анатоль проговорил заплетающимся языком: — Для меня это… Лучше всего, что я служу. Я…       Барон приподнялся. Он дрожал внутри, как в первый раз, когда слышал это… — Я люблю вас.       Барон обнял слугу сзади и прижал к себе, не желая отпускать такого маленького сейчас Анатоля. За окном шёл сильный дождь, убаюкивающий обоих. В небольшой вазочке на столе стоял цветок шиповника, сделанный из железа, со смоченным кровью Анатоля шипом…