Ведь я любил ее мучительно и нежно, каждый день, теряя безнадежно След ее, читая что-то между строк и слов… У закрытой дверцы я блуждаю ночь и день, Но ключ от этого сердца потерян и не найден.
Предвкушение пиздеца начинается ещё тогда, когда Салим продирается с ним по крутой лесенке на чердак, отмахивается от летающей в тусклом свете пыли и чуть неловко указывает обеими руками на возникшую проблему, полусгорбленно замерев под скосом крыши. Мёрвин громко чихает, утирает сопли тыльной стороной ладони, скрипит шагами по иссохшим половицам и присвистывает, останавливаясь. Неплохо. Дырища как у его ма… Приходится прикусить язык, цыкнуть погромче для обозначения своего мнения. Вроде договорились с Никки. Да и Салим не из тех, не оценит. — Хорошо, что в мою комнату, — из-за плеча вполголоса комментирует Салим, бьётся ненарочно головой о балку, шикает. — А ведь могло провалиться над Зейном… Хорошо, что так. Хорошо-то оно хорошо, но жить с дырищей над кроватью и смотреть в осыпающиеся куски штукатурки над башкой даже Мёрвину не по душе. А, хотя, с другой стороны, иракцу точно не впервой: на ум невольно лезут изрешёченные дома тех же окраин Багдада, истыканные отверстиями от пуль бетонные стены. На чердаке ещё и жарко, как в Ираке. И свет такой тёпленький, ласковый, полюбовно облизывает разломанные деревянные доски… Мёрвин хмурится, поводит челюстью. Не любит ассоциации. Салим, наверняка, тоже. — Сделаем, не переживай, — откликается он, оборачиваясь к опять ударившемуся о балку Салиму. — Сегодня, давай, я тебе на черновую, потом уже нормально обсудим… — Да-да, конечно. Работы даже для черновой многовато. Приходится созвониться с Никки, перераспределить заказы на день, но Ник не чёрт, быстро понимает, что дело труба. В своём духе подсаживается на уши, заранее прикидывает, что придётся полы поднимать на чердаке, заново стелить, да и потолок… Мёрвин затягивается, покуривая у пикапа, коротко осаживает — поговорит, как только дыру эту ебучую залатает у него над головой, да и такие работы точно вылетят недёшево. Нужно сообразить, какие варианты предложить, Салим, чай, не шейх. Через дорогу сосредоточенно курящего Мёрвина подмечает Джейсон. Подмывает, стреляет сигарету — и кто из них больше зарабатывает? — интересуется, как оно. — Аллах, блядь, спикировал неудачно, — отплёвывается Мёрв, почёсывая начавшую пробиваться щетину на подбородке. Джейсон, скосив на него глаза, хмыкает с дымком. — Ты этого Салиму не говори. — Да я и про дыру, как у мамы, не стал. О пизде не думают, когда такая «пизда» над головой… — А, это… Да, Салим говорил. Я его уже неделю в уши трахаю, чтобы тебе набрал. Бля, он собирался клеёнкой прикрыть и подождать, когда заказы к учебному году все оплатят, прикинь?.. Сука… Я предложил ему взаймы дать, так не взял!.. А у них, похоже, за лето лёд тронулся: как минимум, Салим извещает своего заклятого соседа о поломках в своём доме, терпит обсуждения неделю и по факту прислушивается к совету не откладывать в долгий ящик. Мёрвин затягивается, глядя на медленно плывущее по небу солнце, щурится, подсчитывает, что до вечера провозится — не оставлять же Салима жить с дыркой для неожиданного схождения Аллаха — и понимает, что уже и лето проходит стороной, осень в зените. В окружении смену сезона не особо видится, только на календаре в телефоне и в углу панели задач. Тепло, хорошо, чуть тускнеет в тёпло-пристыженные оттенки листва. Мирно. Единственная проблема на досуге — обветшалый пол на чердаке. В последний раз Мёрвин заезжает к Салиму починить ножку тумбочки в начале лета. Кажется, будто вчера, а вот, он моргает, и на дворе осень. Мимо проскальзывает угрюмой и чуть сгорбленной тенью Зейн с рюкзаком через плечо — походу, чапает после школы. Мёрвин хмыкает, хочет поздороваться с засранцем подъёбкой, но мелкий просто проскакивает мимо, взбегает по лестнице и грохает входной дверью, захлопывая. — Ебать, Салим вроде не султан, а этот дверьми ебошит аки принц Персии, — шикает Мёрвин, поражаясь. Джейсон рядом чуть дольше держит сигарету у губ, смотрит долго в захлопнувшуюся дверь. — Да они срутся в последнее время двадцать четыре на семь, — выдыхает тихо, сразу дёргано опускает глаза, смаргивает, делает вид, что скучающе оглядывает округу, не зашёл ли кто к нему в магазин. — Переходный возраст, типа. — Въебать по хребту надо, так и переходный, и кризис среднего пройдёт, заранее и геморрой старческий, — не оценивая сменившийся тон Джейсона, качает головой. — Дикарёнок мелкий. Я считал, что Салим пожёстче, а этот верёвки из него вьёт… — Слушай, не лезь, там всё сложно, — обрубает, поморщившись, Джейсон. Мёрвин не ожидает, что того заденет, озадаченно переводит на него взгляд, а он уже тушит сигарету об асфальт, сминает, чтобы выкинуть. — Ладно, пошёл я. Салиму передай, что, если что — я на месте. Мёрвин хмыкает, пожимает плечами. Лезть в чужие разборки вообще не его удел. Так что без разницы, как там батя с сыном собачатся, главное, чтобы работать не мешали. Сказано — сделано, но всё же Мёрвин переоценивает, что ему не совсем без разницы уже через несколько часов: пока он колупается на чердаке, снизу то хлопают двери, то доносится шипение, а затем — бахает скандал. Мёрвин бы погрел уши, но срутся, как назло, на арабском. Судя по голосам, идёт какой-то мощнейший спор, одёргивания, но даже сути вопроса не удаётся уловить со своим познанием парочки стандартных фраз. Один раз, пока он зарывается в ящик для инструментов, различает только мальчишеский вскрик Зейна «шукран». Иронизирует, гадёныш мелкий, и как его Салим с долгим консервативно-мусульманским прошлым терпит. Сначала шум на фоне из спора даже звучит весело: Мёрвин размеряет расстояние для досок, делает всё машинально, а где-то снизу за закрытой дверью Салим что-то долго, упорно, стараясь не повышать голоса, но уже на повышенных вколачивают какую-то истину своему беспокойному сынуле. Зейн молчит, слушает монолог, потом врезается в его монолит, как накатившей волной, захлёбывается в истерично-громких опровержениях, слова вставить не даёт, расплёскивается. Заканчивает Мёрвин уже ближе к позднему вечеру-ночи. Только скрипит шагом по крутой лестнице с чердака, как внизу грохает захлопнутая дверь — спор, похоже, окончился в ничью. На кухне Салим подпирает одной рукой столешницу, другой — накрывает глаза, зависает над дымящейся кружкой с чаем, так и не сделав глотка. — Порядок? — вкрадчиво узнаёт Мёрвин, стаскивая рабочие перчатки и откидывая их стул. Салим вздрагивает, оглядывается, по инерции проговаривает что-то на арабском одними губами, но отводит глаза и качает головой. — Да. Прости, ты, наверное, слышал, — после долгих речей на родном его акцент режется сильнее, язык не адаптируется обратно. — Мои извинения. Это… дети. Мёрвин молчит — даже на хмыканье сил не находится, взмок, как собака, в жарище тесного и пыльного чердака. Он вальяжно простукивает шагами до графина с водой, наливает себе в стакан, пьёт крупными глотками, наблюдая, как Салим пробует сдержанно в сторону проморгаться, отключиться от недавнего скандала с сыном. Потом его что-то дёргает, будто случайная мысль, он порывисто оборачивается, размыкает губы: — У тебя ведь… Хлопок дверью. Аж стены дрожат. По коридору мимо с нарочито-громкими шагами проносится Зейн, походя натягивая ветровку. Салим отвлекается, отслеживает его взглядом, выглядывает следом. — إلى أين تذهب؟ — умеренно-спокойно, не повышая уже тона. Слышится шуршание курток, бренчание ключей. — هذا ليس من شأنك, — сплёвывает. Салим выдыхает потяжелевше, бегло оглядывается на Мёрвина, извиняется одним взглядом, делает шаг в коридор. — اخفض نبرة صوتك هناك غريب هنا, — шипение шёпотом очевидно из очередных одёргиваний. Затем строже: — لم ننتهي بعد يا زين. ليس لوقت طويل. В ответ — молчание. Более громкое шуршание тканей, резкие выдвигание ящиков комода. Салим наблюдает ещё несколько секунд, напряжённо сканируя взглядом собирающегося сына, но всё же качает головой, заходит обратно в кухню, обращается к Мёрвину. — Как там?.. — Порядок, — кивает он, решив активнее поддержать отстранённый разговор. — Заделал на время, так что на голову тебе… В напряжённом гудении старого дома они пробуют говорить навязанно-буднично: Салим лишний раз уточняет, переспрашивает, пробует заглушить суетливые перебежки Зейна по коридору, его ругань под нос на арабском — создаёт видимость, что Мёрвину не пришлось застать раздор в их семье, участливо кивает на каждое слово. Мёрвину не западло — поддерживает. Однако когда беспокойный засранец в очередной раз — сейчас уже окончательно для вечера — хлопает входной дверью, уходит, прекратив мышиную возню, он всё же решает разориться на комментарий вполголоса: — Ты бы это… Построже с ним. Что-то совсем от рук отбился, хотя здоровый лоб. По лицу Салима пробегает недобрая тень, но больше печальная, чем злая. Он пригревает ладони о чашку с остывшим чаем, осаживается разбито на край тубмы, выдыхает тяжело. — Не в этом дело, — чистосердечно говорит, смотрит замороженно в угол дивана. — У него такой возраст… Не до конца ещё понимает, что за всем есть последствия. Мы тоже такими были по молодости. — О-о-о, я был тем ещё гондоном!.. — затягивает Мёрвин, ухмыляясь. — Но и вырос, впрочем, им же. Так что… Салим вздрагивает машинально уголками губ в вежливой улыбке, но тут же стирает её. — Я бы не хотел, чтобы он проходил через то же, что и я, — говорит разбито. — Мы с Зейном и так… Многое пришлось пройти. А ему всё кажется, что мир игрушечный… Мёрвин порывается пошутить для разряжения обстановки, но одёргивает себя. Не ему шутить про войну в Ираке. Ох как не ему. Он стыдливо-задумчиво отводит глаза, чешет подбородок, стараясь подобрать не самые говённые слова из своего лексикона. — Ты молодцом, — спустя паузу выдаёт. — Молодцом, да… Пацаньё ж, оно… Перебесится. Напорится сам на свои косяки, подумает, попсихует, да придёт потом в норму. Ты ж не говённый отец, так что… Порядок всё будет. Салим апатично кивает, так и не отмерзая взглядом от дивана. — Надеюсь, что я не плохой отец, — смягчает грубость. Мёрвина как иголкой — прям под рёбра, в нерв. Он суетливо отворачивается, скашливает неловко в сторону и думает, что оставит разговор с суммой на потом. Вот ещё ему на мозги приседать сейчас с тем, что не только сын — говно злоебучее, но ещё и денег ни на что не хватает. Лучше подошлёт завтра Ника с расчётом, тот и затрёт по-душевному, приятно, аккуратно, Мёрвин ж с пониманием да без великих дипломатически навыков. Он рефлекторно качает своим мыслям головой, обводит языком передние зубы, цокает, будто ставя точку, и отставляет стакан. Салим реагирует на звук, отмирает. — Я поеду, — говорит, хлопая себя по задним карманам джинсов. — Завтра уже всё с тобой порешаем, сейчас хоть поспишь без угрозы пикирования крысы на голову. Салим единственный раз за вечер улыбается искренне. — Спасибо, — кивает. — И прости ещё раз, что пришлось застать… Всё это. — Да ничего, бывает. Дело житейское. Дом Османов после ухода Зейна будто легчает, воздух становится приятнее, прохладнее. Мёрвин неторопливо и последовательно стаскивает инструменты, материалы вниз, выставляет всё в коридоре, роется между курток, пробуя найти свою. Мелкий говнюк ещё зарывает её поглубже, вот же истерик. Найдя свою, Мёрвин походя перекидывает её через локоть, вылавливает лишь ключи от машины из внутреннего кармана и прощается. На улице — темнота. Дырявят ночную полумглу круги света от фонарных столбов, в домах по соседству горят окна разными оттенками занавесок. В доме Джейсона напротив зажжена тускло лампочка в кабинете. Мёрвин пробует уловить его фигуру, но быстрее вспоминает. Окликивает Салима, провожающего на пороге, говорит, мол, Джейсон что-то передать хотел, вон, ещё не спит, вдруг его ждёт. Салим удивляется, вскидывает брови, кивает. — Ну, выпьете, может, хоть не так ебано будет, — со смешком в последний раз пробует вклиниться со сраной поддержкой Мёрвин, перекидывая ящик в багажник, но тут же вспоминает, с кем говорит. Мусульманин же. Чёрт его. — Может быть, — вдруг откликается Салим. Что ж, похоже не все мусульмане праведно не пьющие. Или только с менее злоебучими соседями, чем их собственные сыновья. Мёрвин зависает на секунду, думает, потом ухмыляется, залезает на водительское, хлопнув дверью. Отъезжает, выкручивая руль, видит напоследок, уже развернувшись, что Салим и вправду берёт куртку и выходит из дома — направляется к Джейсону. Где ссора, там и утешение хоть какое-то. Мёрвин хмыкает, поглядывает в зеркало заднего вида, потом отводит взгляд, устало уставляется на дорогу, подрубая фары. Сегодня он и вправду выматывается. Банка пива и тахта с пледом в мастерской должны его утешить. Из людей его давно никто не утешает. Даже алкоголь перестал. Но в его силу верить хотя бы хочется.***
Джоуи не спится, и он в который раз переворачивается на другой бок, смотрит в поплывше чёрно-синий мир ночной спальни. Он бы мог переложить ответственность на то, что новое место, новые люди, всё непривычно, но говорить себе это три месяца подряд — верх абсурда. Поэтому он мудро говорит себе, что «на то воля Божья». Или, если совсем не покривить душой — он заебался, и привычная бессонница с войны снова возвращается. Тогда у него хотя бы было официальное оправдание: базу могли атаковать в любой момент, даже спать нужно настороже, а после войны — въевшаяся в подкорку злая привычка, ещё не осваивается в мирном течении жизни. Сейчас всё это не играет никакой роли — попросту нужно признать, что у него всегда были проблемы со сном. Джоуи ещё немного возится в постели, затем выдыхает тяжело и поднимается со скрипом матраса. Бродит по пресвитерию потерянно и убито, приходит к единоверному во всех смыслах решению. Ночью церковь имеет особую атмосферу: настоящие уединение, интимность, чутче улавливается связь со всевышним, его молчаливое наблюдение и внимание к суетливо-мирской жизни. Он накидывает сутану скорее из привычки, нежели из необходимости, говорит себе, что так правильнее при его сане. Окрестности церкви безмятежно тихие. Слышен стрёкот оставшихся с лета кузнечиков, в полумгле замирают очертания крестов, надгробных плит, и вид на прицерковное кладбище невольно вызывает в душе абсолютное умиротворение. Только ключи от главного входа позвенькивают громко, нарушают покойную статику. Внутри, с открытием дверей, раскатывается гулкое и родное эхо. Щёлкает звучно выключатель, по боковым нефам разгораются слабые лампы. Джоуи лезет под очки пальцами, трёт устало-сонно переносицу, чешет внутренний уголок глаза, придумывает навскидку, какая бы молитва сейчас подошла или же просто посидеть, поговорить мысленно. Для начала — обход. Такая же стандартно-приевшаяся процедура, только из желания поддержать привычку, успокоить обычным занятием натянутые нервы. Обход начинается с проверки сакристии, прицерковного кладового помещения, и Джоуи перебирает одними пальцами ключи на связки, бредёт меж скамеек, вслушиваясь в эхо собственных шагов. Щёлкает ключ, утопая в замочной скважине. Кларисса, несмотря на то что немного смутила поначалу Джоуи своей неординарностью для церкви, действительно ответственно подходит к обязанностям: по ней нельзя сказать, что работа при церкви — дело её жизни и веры, однако порядок в храме божьем она поддерживает с учётом всех нюансов, чему Джоуи несказанно рад. Ему, хоть и подобает с более священным трепетом относится ко всей сопутствующей атрибутике, всегда не доставало последовательности и педантичности, и он мало ожидает, что в маленьком городке найдётся кто-то более ответственный к делам церкви, чем он. Оказывается, зря. Сакристия, за которую его бы мог надрать за уши епископ при предыдущих служениях, чиста и упорядочена. Джоуи лишь из пустого занятия перебирает, ставит обратно всё по местам, разглаживает складки на сложенной одежде, больше медитирует. В слабом освещении кажется, что на сто́ле пятно, Джоуи склоняется, щурится, поправляя очки и… Скрип входной двери церкви. Джоуи поднимает глаза на стену напротив, прислушивается. Не показалось и не ветер: чьи-то тихие шаги действительно раздаются в церкви, приглушённые, неброские для обычного прихожанина, но для священника, проведшего столько лет в этой акустике, крадущийся шаг до боли очевиден. Сейчас ночь. Вряд ли кто-то из прихожан мог бы зайти, городок небольшой, всем известно, что ночью церковь закрыта. Значит… вор? Джоуи медлительно выпускает из пальцев столу, оглядывается на прикрытую дверь сакристии. Знает, что он здесь или не заметил?.. Человек крадётся, судя по эху, по боковому нефу. Замирает. Пробует спрятаться за колонной? Джоуи машинально подбирается, делает полубоком беглые и лёгкие шаги к двери, приоткрывает её двумя пальцами, выглядывая и не давая скрипнуть. Оценивает обстановку. На вид — всё чисто. Джоуи нахмуривается, думает. Нет, вряд ли вор. Кому может потребоваться красть в церкви и так глупо?.. Он ещё раз оценивает все возможные варианты про себя, выбирает, как поступить. Выдавать свою локацию — неосмотрительно. Джоуи зажмуривается на секунды, выдыхает тихо себе под нос «Господи помилуй». Война и армия никогда не вытравливаются изнутри, остаются отпечатком. Вероятнее всего, просто кто-то заплутал, а он уже оценивает обстановку, своё местоположение и то, как при случае лучше атаковать, как использовать укрытия, акустику, раз он лучше проинформирован. Дикость. Джоуи приоткрывает глаза и ещё раз прислушивается. На этот раз кто-то крадётся пару шагов, останавливается. Кажется, смотрит что-то у алтаря, трогает неосторожно тяжёлый предмет, пугается громкого звука. Грабители явно не такие тупые. — Кто здесь?.. — всё же поддавшись благоразумию, Джоуи на всякий случай умеряет голос, чуть высовывает нос из-за двери, чтобы эхо спутало незнакомца по его местонахождению. Всё стихает. Эхо долго тянется по нефам, улетает под свод. Джоуи выглядывает, меняет угол обзора. Никто не показывается в зоне видимости. Если случайно заходит, то почему не отвечает? Объёмная тишина. Джоуи оглядывает бегло петли на двери, чуть прилагает усилия, чтобы приподнять дверь в них, открыть без скрипа, и выходит. Никого нет. Пусто. Он, может, и мучается от бессонницы, но не от галлюцинаций. На такое он не жаловался и после Ирака. После Ирака. Если это действительно воришка, то он плохо слушает сплетни местных, ведь его служба достаточно быстро разлетелась как необычный аспект для священника. Необычный, но весьма эффективный — в физической подготовке. Стоит ещё несколько секунд в дверях сакристии, даёт последний шанс выйти неизвестному и по-человечески объясниться. Джоуи обязательно поймёт. Как и надеется, что его поймёт этот неизвестный, когда окажется, что он умеет заламывать оперативно руки. Ничего. Ни лишнего звука. Затаивается всё же. Думает, что он идиот. Джоуи показательно громко хмыкает, совсем для простоты проговаривает «показалось», эхо разносит его лживый вывод по всей церкви. Спокойно и буднично шагает по боковому нефу, постукивает каблуками ботинок, делает вид, что уходит. Позади не поднимается суеты, беглых шагов вослед для оглушения. Что ж, уже этим неизвестный упрощает ситуацию. Драться в храме божьем Джоуи всё же считает неуважительным. Он доходит до нартекса при входе, оглядывается, проверяет, что не заметит нигде выглядывающей головы, после чего открывает с шумным скрипом дверь, создаёт иллюзию своего покидания церкви. А затем проверенным методом: прилагает усилие, поднимает за ручку дверь — главная во много раз тяжелее, Джоуи благодарит себя, что не забрасывает упражнения после службы — и пара бесшумных поворотов ключа, будто с другой стороны. По нефу с эхом разлетается чей-то облегчённый выдох. Джоуи замирает, остаётся на месте и ждёт. Осторожная пара шагов. Следующая пара — увереннее, громче. Из-за колонны показывается тень в капюшоне. — Неправильное решение, — разительно громче говорит Джоуи, и неизвестный вздрагивает, оглядывается потерянно по сторонам и снова прошмыгивает за колонну. Определённо ворьё. Ещё и не слишком умное. Что ж, Джоуи не знал, как побороть бессонницу — выплеск адреналина явно поможет. — Я бы очень хотел надеяться на случайность, — издалека заходит он, заговаривает нарочито мирно, без спешки. Делает неторопливые шаги обратно на неф. — Но, должен заметить, что проникновение ночью в церковь так же карается по закону, как и проникновение на частную собственность. Молчание. Не слишком разумно, учитывая, что он уже его обнаруживает. Но Джоуи даёт ещё шанс, выдерживает паузу. — Что ж… — услышав в ответ лишь тишину, он сцепливает пальцы, чуть покачивается при вольном шаге, подыгрывая своей внешней лёгкости и благодушию. — Полагаю, вы считаете, что, раз я священник, то передо мной первичен закон Божий, а не государственный. Спешу заверить, что соблюдаю оба и в равной степени. Я бы мог даже сказать больше: пока я служил в Ираке, больше выполнял законы страны, чем Божьи. И у всего… Есть отпечаток. На самом деле служба в Ираке для него — лишь отпечаток бессонницы и удушливого чувства бесконечной вины, но при запугивании об этом говорить точно будет лишним. Джоуи останавливается, смотрит в упор на колонну, за которой прячется вор. Он надеется, что небольшая провокация заставит его выйти на разговор, уладить дело миром или, что лучше, обычным пояснением о проникновении в церковь. Служба в Ираке хорошо учит Джоуи одному: говорить нужно с людьми на их языке. Дело даже не в лингвистических умениях, а в предположительном портрете человека. С женщинами постарше, с семьёй и домашними хлопотами — с солидарными замечаниями, жалобами, примыкать к их проблемам и разделять их; со строгими людьми в форме, неважно, чьей стороны — коротко, по сути, смотреть в первую очередь на действия, и, исходя из них, позволять или не позволять панибратство; с людьми преступного характера, с боевиками — на том языке, который используют сами. Запугивания, скрытая или не очень агрессия, упор в конкретику здесь и сейчас, в перевес силы. Вор, залезший в церковь ночью — очевидно, делает это спонтанно, выпускает внутренние чувства криминальным образом. Джоуи лучше срезонировать, дать равный ответ, и при лёгком перевесе с ним уже пойдут на контакт. Но вор молчит. Судя по эху, хватает то ли испуганно, то ли зло воздух ртом, но не двигается и не говорит. Джоуи нервно оглаживает костяшки сцепленных пальцев, сглатывает беззвучно, но стоит на месте твёрдо. — Надеюсь, вы понимаете, что я имею право вас задержать до приезда полиции, — говорит лживо-уверенно. — Тем или иным способом. Нет реакции. Джоуи выдыхает тяжело себе под нос. Подходить близко — неудачная идея. Вполне вероятно, он его точно попробует оглушить. Что ж, у него не остаётся выбора. — Я звоню в полицию, — откровенно безутешно говорит на выдохе, разворачивается к дверям, гремит ключами, уже предполагая, что бессонница не была такой проблемой. Сзади громко и открыто — шаги с эхом перебежкой по залу. Джоуи напрягается, оглядывается резко, перехватив ключи для удара, но вор, напротив, не нападает, а подбегает на противоположной стороне нефа к алтарю, хватает канделябр поувесистее и… Рывком сбегает и скрывается на боковом нефе. Джоуи дёргается, ускоряется до бега, желая нагнать, но в церкви сокрушительно раздаётся звук бьющегося стекла. Вор разбивает окно для побега. — Да ёб твою!.. — выругивается под нос Джоуи, крестится машинально и бегло, сворачивает между колонн и застаёт, как вор из-под чёрного капюшона оглядывается на него панически. Видимо, до этого медлит, боясь осколков. Но фигура решительно настигающего священника пугает больше. Вор делает пару шагов назад для разбега и выпрыгивает едва ли не с кувырком в разбитое окно. Джоуи закатывает глаза — от ужаса ли или от нелепой странности побега — достигает за пару широких шагов окно и видит, как на земле секунду мешкает вор, затем, снова испуганно вскинув на него голову, быстрее собирает ноги в руки и уносится в темноту кладбища. — Стой!.. — окрикивает Джоуи, но уже понятно, что его не послушают. Приходится цыкнуть более откровенным матом, рвануть к дверям и попытаться уже на улице изловить воришку. Но даже боевая подготовка армии США не даёт фору Джоуи: когда он прибегает к месту, вокруг непроглядная темнота, очертания крестов и бликующие в слабом лунном свете из-за облака осколки витража. Вор скрывается. Вероятно, с чем-то украденным. Джоуи из принципа бегает по кладбищу несколько минут, надеется напасть на след, но в роду у него без собак — запыхавшись, он подпирает поясницу руками, разгибается, затуманивая паром от дыхания тёмную округу, и зажмуривается с нескрываемым страданием. Да, лучше бы бессонница.***
Мёрвин разлепляет глаза под утро, морщится от ебошащего луча света прямо в лицо и понимает — день не ладится с самого начала. Неясно, что именно меняется, но абсолютно всё говорит о не самом благополучном стечении обстоятельств: утренние заказы попадаются в домах у старух, бесконечно галдящих над ухом, охающих, вздыхающих, трещащих по телефону со своими престарелыми подружками, но хотя бы сердобольных и пробующих угостить Мёрвина то чаем, то лёгким завтраком. От завтрака Мёрвин чуть добреет, пережидает первую половину рабочего дня, грея уши о том, что церковь сегодня закрыта и туда вызвали полицейских, но не успевает он войти в колею, отринуть мысль, что день не очень, как в обед скручивает живот. Час перерыва Мёрвин проводит на унитазе с диареей, желая в какой-то момент засунуть ёршик для чистки бокалов в кишку и отскрести там всё до педантичной чистоты — срать уже нечем, а всё равно хуёво. Зато урок — не жрать ничего даже с голодухи у этих треклятых пенсионерок, они ж просрачивают всё, не желая выкидывать. Алея на толчке, Мёрвину приходится взять трубку от Никки: он тоже ничем не радует, говорит, что заезжал к Салиму, но у того загасился куда-то Зейн после ссоры, треплет нервы, так что разговор они отложили, всё равно нужно им вдвоём с Мёрвином посидеть и подсчитать всё. Мёрвин и так старается не издавать лишних звуков весь разговор, но под конец Ника опять разносит до душевных и долгих пиздежей, и Мёрвин зло-сруще отбрякивается, что понял и перезвонит. Вторую половину дня Мёрвин ездит на силе воды и осеннего солнышка, слепящего из-за отогнутого козырька над водительским. Обосравшись, он благостнее не становится, лишь мрачнее. Походя между заказами отмечает, проверяя почту на телефоне, что прилетает ещё один заказ по знакомому адресу — отец Гомес, чтоб его. За последние месяцы Мёрвин редко с ним пересекается в городе, но душок странного окончания разговора тогда свербит, как пыль в носу: по поведению Джоуи ничем не припоминает свой предыдущий побег, улыбается так же масляно-миролюбиво, а от этого Мёрвин только сильнее раздражается и не понимает, чем не угодила тогда-то его вполне человеческая благодарность. В конце концов, он принимает это на свой счёт: немного злится, выпивает и решает забить, послать всё к чёрту. Джоуи никак напрямую не участвует в его непонимающих метаниях, потому всё сглаживается до нейтрального безразличия-колкости друг к другу. Однако в говённом настроении Мёрвин становится ещё и злопамятным — он загодя кидает заявку по расписанию Никки, желательно, дня через два, не сей же момент, и угрюмо продолжает работать, забыв об очередном раздражителе. Бесит и бесит. Лишь бы сейчас под руку не лез, а то он не сдержит обещание Никки попробовать поработать над собой и не хамить клиентам с лёгкой руки. Завершается день тем, что ему набирает Джейсон, но вместо уместного предложения выпить интересуется, не видел ли он Зейна — об этом мелком гадёныше Мёрвин думает в самую последнюю очередь — а после увесистого рявка тот спешно кладёт трубку. В любимом баре под ночь оказывается, что завоз его любимого виски будет завтра, а Рейчел, которая хоть чем-то могла скрасить отвратительный день, опять не берёт трубку — после смерти Эрика ударяется, то ли в память ему, то ли от желания не пить, в работу. Дозвониться до неё работающей или спящей не представляется возможным. Так и засыпает Мёрвин, злой и подожранный остатками пива в мастерской. Сверлит долго поплывшим взглядом потолок, хрюкает пьяно, пытаясь просморкаться, и отрубается. На следующее утро его будит звонок. Мёрвин долго раздупляется, стреляет мутным спросонья взглядом на часы на столе — сегодня утро и добрая половина дня у него свободны от заказов, Никки на непроблемных выездах, а больше он вряд ли кому-то ещё потребуется. Он сослепу нахлопывает телефон под смятой для вида подушки курткой, не глядя кладёт его на ухо и отвечает сипло: — Кому чего?.. — Доброе утро, мистер Мёрвин, — по-сладкому дружелюбный голос Джоуи вызывает раздражения больше, чем гуляющее в черепе похмелье. — Прошу прощения, я не разбудил вас?.. — Разбудил, — крякает злобно, прикрывает глаза от света козырьком ладони, но сразу сонно закрывает обратно. — Чего, преподобный?.. Ваша заявка у Никки, наяривайте ему. — Да-да, это я уже знаю, — торопливо и будто чуть нервно говорит. — Дело в том, что… Я не только по поводу этого. Я бы очень хотел, чтобы вы лично приехали. — Захуй?.. Молчание. Мёрвин лежит на тахте, пробует устроиться снова удобнее, чтобы телефон не свалился с уха, но выходит не очень. Но это вовсе не повод подрываться к раздражающему священнику по его просьбе: он добросовестно вклинивает его заявку в расписание к Никки, звонить ему незачем, значит может считать этот звонок пиздежом личного характера. А, значит, худой фильтр вежливости на речь он не станет ставить. — Понимаете… — спустя паузу ещё более нервно-вкрадчиво заговаривает Джоуи. — Тут… Я нашёл детский рисунок. Полагаю, он принадлежит вам, то есть… Скорее, вашей дочери, я так думаю?.. Мёрвин резко открывает глаза. А вот этого сраный подлиза-балабол святоша хрен бы как мог узнать. — Не понял, — выправившимся голосом переспрашивает. — Здесь… — кажется, Джоуи суетится где-то у себя, достаёт снова бумажку с рисунком. — Здесь написано: «Любимому папе, герою страны». Не могу сказать, что я очень хорошо разбираюсь в детских рисунках, но у вашей дочери определённо талант — вы очень узнаваемы. Мёрвин, осознавая, в темп мыслям водит сосредоточенным взглядом по стене напротив. Затем — резко садится, пережимает телефон у уха, лезет в свёрнутую куртку, в карман. Находит кошелёк. Лезет внутрь — пусто. Ни купюр, ни рисунка дочери. — Посчитал… — не зная, как реагировать на внезапное молчание по ту сторону, кратко скашливает Джоуи. — Посчитал, что это всё же вопрос более деликатного характера, чем кольцо. Тем более… Мне пришлось немного восстановить рисунок, он был порван и… — Сейчас приеду, — резко обрубает потяжелевшим голосом, и Джоуи звучно выдыхает в трубку: — О, конечно. Буду ждать вас. Реактивнее Мёрвин не собирается так ни по звонку Никки по работе, ни по звонку Рейчел выпить — он едва плескает в лицо холодной водой, натягивает куртку и уже прыгает за руль, суетно пытаясь понять, как вообще этот рисунок мог оказаться у Джоуи да ещё и порванным. На провалы памяти спьяну Мёрвин никогда не жалуется. Да и вчерашнюю ночь он помнит прекрасно, лунатизм — тоже мимо. Выкручивая руль на подъезде к церкви, Мёрвин обращает внимание на затянутое брезентом окно со стороны кладбища. Похоже, про это перетирали старухи. Он хлопает дверью, выходя, и уже в дверях церкви отец Гомес нервно перебирает большими по замку из пальцев, пробует натянуть дружелюбную улыбочку, но при одном взгляде на замороженное лицо Мёрвина сразу теряет маску. — Привет, — искренне и чуть неловко вздрагивает уголками губ он. Мёрвин хмурится, вглядывается в него, рефлекторно тоже качает головой. — Привет. Всё оказывается понятным и непонятным одновременно. Рисунок этот действительно принадлежит дочке Мёрвина, Салли, тот самый, десятилетней давности: на нём ещё улыбающаяся кривой красной линией жена, Кэтти, сам Мёрвин в форме КМП, зелёной, а не бежевой (откуда пятилетней девочке знать, что в пустыне зелёный не в почёте?..) и она сама, в любимом красном платье с Минни Маус. Листок с рисунком смят, изорван, но бережно расправлен и переклеен скотчем заботливой рукой отца Гомеса. Мёрвин предательски дёргает губой в сложной эмоции, тяжело рассматривает, как разорванный шов проходится между глаз сраной мыши на платье — в том возрасте Салли бы самого вандала за такое порвала на британский флаг. Сейчас — порвала бы самого отца, которого когда-то кривыми и угловатыми буквами под диктовку Кэтти выписывала на задней стороне рисунка. Этот рисунок приходит ему вместе с письмом на фронт. У Мёрвина как раз скоро должен закончиться контракт, буквально через несколько месяцев, и он по-тупому улыбается, глядя на разноцветные каракули дочки. Потом он неоднократно, сплёвывая при мысли о войне и накатив стакан, разворачивает бережно его, давится печальной улыбкой. Хоть для кого-то он был героем. Хотя бы чуть-чуть. После возвращения героем он себя сам не считает. Ничего там геройского нет и в помине. Но наивно-восторженные глаза и взгляд дочери немного притупляли собственные размышления. Мёрвин смаргивает, чувствует, как рядом Джоуи тактично-молчаливо всматривается в его профиль. Ему ни к чему об этом знать. Следом начинается то, что непонятно: Джоуи рассказывает, что находит его разорванным у одной из могил в дальней части кладбища, когда вчера делал обход. Сначала он посчитал, что это кто-то оставляет из родственников, но потом решил рассмотреть кусочки, признал Мёрвина по узким глазам и форме, склеил. — Я посчитал, что вы не могли сделать этого, — признаётся осторожно он, пробуя заглянуть в глаза Мёрвину, но он упорно смотрит перед собой, чадя второй сигаретой. — Думаю… Такая вещь важна для вас. Мёрвин не отвечает. Однако скрипит усиленно мыслями, пробуя понять, как вообще рисунок оказывается здесь. Уже без утайки он припоминает, что пропадает из кошелька не только он, но ещё и заложенная между купюр фотография. Сами купюры, разумеется, тоже. Джоуи инициативнее начинает расспрашивать, помогает восстановить вопросами память, когда в последний раз Мёрвин видел в кошельке деньги и рисунок с фото. Вместе скрипеть мыслями легче. Как минимум, Джоуи заглушает ворочающиеся эмоции под рёбрами своими рассуждениями и догадками. Мёрвин поднимает взгляд на горизонт, смотрит, как ветер подвывает в щели между тентом и стеной, хлопает натянутыми складками. Уточняет, отвлекаясь, не по этому ли делу заказ оставляет. Джоуи затыкается ненадолго, кивает, затем его как озаряет. Он рассказывает про воришку, забравшегося ночью — он и разбивает окно, сбежав. — Видимо, я всё же перегнул палку, — сконфуженно признаётся он, ползая языком за щеками по передним зубам, гоняет воздух за сомкнутыми губами со стороны на сторону. — Я подумал, что смогу припугнуть тем, что у меня есть военная подготовка… Что ж, это не помогло. Кажется, он только испугался. Мёрвин безвкусно-оценивающе вскидывает брови, затягиваясь. Священник запугал вора, что умеет скручивать руки и поставлено бить в лицо. Как идиота какого-нибудь или подростка. Мёрвин замирает с сигаретой в зубах, долго смотрит в хлопающий на лёгком ветру тент. — Вспомнил, — говорит заторможенно. Джоуи хлопает своими волоокими глазами за очками, подаётся вперёд во внимании. У Мёрвина иногда нужные мысли запаздывают. А вот эмоции — никогда. Притупленное раздражение зреет за грудиной и в момент — разрывается скрежещущей злостью, слепой яростью. — До того, как пришёл к Салиму чердак чинить, — выскабливает шипением остаток фразы. Джоуи моргает несколько раз, ожидая продолжения, всматривается в начинающее каменеть от сведённых мускул лицо Мёрвина, затем мягко узнаёт, что это значит. Мёрвина прорывает. Сраный мелкий уёбыш: Зейн не просто долго копался в коридоре, ещё и свистнул у него деньги, пока он трындел с Салимом. Заносчивый гондон не только обворовал его, так ещё и случайно взял фото с рисунком, а когда понял, что без надобности — разорвал и выкинул. Выкинул и насрал сверху на последнее, что хранил Мёрвин от дочери. Желвак пляшет под его скулой быстрой тенью, Мёрвин стискивает челюсти. Он рыпается сесть в тачку, чтобы из-под земли достать пидораса. Ссыканул, что его отмудохает священник?.. Что ж, не один отец Гомес служил, он уж так, для духовной поддержки, а вот Мёрвин через полное говно прошёл: расхуярит лицо мелкому говнюку и не посмотрит, что он ещё подросток. Уже взрослый. Пора научиться отвечать за свои поступки, а не только истерики катать доброму папке. За локоть порывисто дёргают, Мёрвин отмахивается зло, но Джоуи держит хватку, увернувшись — несмотря на свои кукольные глазки, рука у него стальная, не слабачок. Мёрвин рычит, чтобы он отвалил по-хорошему, но тот лишь хмурится и твёрже говорит: если дело касается воришки, забравшегося в церковь, он должен разобраться, тоже ведь пострадавшая сторона. Мёрвин ещё раз на пробу дёргает локтём, но этого святошу хуй отцепишь — приходится выдохнуть, зажмуриться и со скрипом выдавить предысторию. Зейн — всего лишь Салимовский пиздюшонок без царя в голове. Джейсон как-то упоминал, что у того были раньше проблемы с клептоманией, но вроде всё прошло, однако это не меняет факта, что именно после посещения дома Салима и ссоры мелкого говнюка с ним, у Мёрвина пропадают деньги и ещё вещи из кошелька. Джоуи слушает внимательно, напряжённо, но с каждым словом, напротив — лишь теряет былой напор, округляет и без того круглые глаза. — Так это подросток?.. — потерянно произносит. — Сын Салима… Они ведь из Ирака, да?.. У Мёрвина нет времени для обсуждения их национальности, он шикает раздражённым подтверждением и хочет пойти в тачку, но Джоуи опять цепляется за него. На беглую оглядку твёрдо и решительно смотрит в глаза, но без прежней напряжённости. — Вы хотите найти Зейна? — Да, найду и разобью пидорасу ебло!.. — Я с вами, — игнорирует аморальный порыв накостылять пиздюку. — Нам точно нужно найти его раньше, чем Салим. Черёд Мёрвина вскидывать непонимающе брови. — В смысле?.. — Мистер Мёрвин, подумайте сами: если выяснится, что его несовершеннолетнего сына запугивал бывший американский военный да ещё другого вероисповедания — это не пойдёт на пользу ни ему, ни мне. — Боишься, что в суд подаст?.. — Больше переживаю, что моя неосторожность отразится на психике подростка, который прожил войну на своей родине, — сглатывает Джоуи. — Определённо, мы друг друга недопоняли. И в церкви ничего не пропало, так что… Мёрвин дёргает наконец руку на себя, и Джоуи, как опомнившись, опускает ладони, распрямляется прилично, снова плотно сцепливает пальцы в замок. — Зато пропало у меня и в определённой сумме, — раздражённо щерится, тыкнув вольно пальцем в чужую грудь, но Джоуи стойко терпит и это. — Цена этому — пиздюли и не ласковые от папки! — Я точно еду с вами, — кивает уверенно он. — Отпоёшь его, что ли?.. — Уберегу от злых сил, — дёргает нервно уголками губ в улыбке, но сразу же обходит и навострятся к пикапу, не оставляя выбора или протестного мнения. Мёрвин закатывает глаза, всхрапнув: мало ему, что мелкий говнюк спиздил у него фото с рисунком, так ещё и святоша этот увязался. Он оглядывается мрачно через плечо, умывая рожу ладонью, зыркает на навязавшегося попутчика — Джоуи с расправленными плечами мнимо-уверенно доходит до пассажирской двери, дёргает, однако «сезам, откройся» не происходит. Хлопает ресницами длиннющими озадаченно, поправляет окуляры и вскидывает кудрявую голову, покачивая завитками волос. Прибивается же, агнец божий. — Закрыто, — шипит Мёрвин, всё же шагая в сторону машины и параллельно пикая сигналкой на ключах в кармане. — Весьма разумно, — Джоуи определённо пробует вести себя обыденно, но его то расцветающая, то увядающая улыбка на губах выдаёт нервозность. — От взлома? — От «добрых» сил, — фыркает, открывая водительскую дверь. Они усаживаются внутрь, едва ли не синхронно захлопывая двери. В пригревшемся на приборной панели луче света поднимается пыль, кружит мерно в неловком молчании. Оба косятся друг на друга, выдыхают как можно тише — странная атмосфера в таком близком контакте друг с другом. Не полная неловкость, но и совершенно новое и непонятное ощущение. Джоуи поправляет складку на коленях, Мёрвин с промедлением вставляет ключи зажигания. — Добрые силы прорвались, — совсем беззубо и нервно-легко говорит Джоуи, хлопает себя от безделия по ногам. Мёрвин останавливается, косится на него. — Как зашли в твою мамашу, так и вышли, — фыркает в ответ, отворачиваясь, и заводит машину. Джоуи сминает губы в нечитаемой эмоции, выдавливает очередную улыбку. — Не корите себя, мистер Мёрвин, и обратитесь к врачу: в среднем до эякуляции у мужчин проходит от семи минут, преждевременное окончание может служить признаком заболеваний. Нет, всё же не святоша. У Мёрвина предательски вздрагивают губы в ухмылке, он откидывается на спинку сидения свободнее. — Куда рулим, теоретик?.. — под мерное клокотание двигателя перекатывает затылком по подголовнику, присматривается вблизи к чужому профилю. Со стороны виднее, как кончики ресниц касаются линз очков при беглом смаргивании, как остро выдаётся кадык над белой полоской воротничка. И виднее, как Джоуи сглатывает: сминает губы, мечется взглядом перед собой, не переводя на сидящего рядом, моргает чаще нужного. — Вы же собирались его из-под земли достать, думал, вы знаете, где Зейн. Пауза. Теперь и впрямь — неловкая. Мёрвин поводит задумчиво челюстью, перекатывает головой обратно, тоже устремляет долгий взгляд на дорожку к церкви перед капотом. Достать — это одно, а вот где ныкаться может это ворьё — без понятия. Джоуи бегло искоса полосует по нему оглядкой, тоже начинает немного расслабляться: раз уже прикручивается сбоку, то теперь они в одной лодке с одинаковыми вопросами. — Может, спросить у Салима?.. — предлагает он, спустя долгие молчаливые размышления. — Если он знает, где он, то зачем ему нам говорить, — хмыкает безрадостно Мёрвин. Джоуи скрипит соседним креслом, усаживаясь удобнее — похоже, тоже согласен. — Вы знаете его больше моего, — ещё немного помолчав и посозерцав церковь, от которой они не отъезжают и на метр, рассуждает Джоуи. — Куда бы, например, вы ушли после ссоры с отцом?.. — На хуй, — пожимает плечами Мёрв. — А ты?.. — Отец сам ушёл, не задавался такими вопросами, — совершенно серьёзно обмякает Джоуи. Молчат. Слушают, как клокочет заведённый двигатель. План-перехват наглого пиздюка как-то быстро приходит в тупик. Ещё спустя минуту размышлений, Джоуи подаётся с какой-то мыслью ближе. — А ваша дочь… — Закрыли тему, — моментально реагирует Мёрвин. — Нет, вот просто в теории… — Да в душе не ебу, — подпитаться раздражением от случайно задетой болячки удаётся очень хорошо. Мёрвин зло окидывает взглядом приблизившегося Джоуи и тот, словно вычитав в его глазах миллиметраж, оперативно отстраняется. — Она тут ни при чём, так что забудь, что видел. — Вы получились хорошо, зачем забывать… — Джоуи!.. — Ладно, я понял. Просто посчитал, что вам, как родителю, будет знакома логика отчаявшегося подростка. Мёрвин зажмуривается, переоценивая ещё раз за десять минут своё вынужденное согласие на сопровождение: знает ведь, что у этого святоши язык хорошо подвешен, ему одного факта будет достаточно, потом мозги вытрахает и промоет. В свою семейную историю Мёрвин никого пускать не хочет и не собирается. Тем более, по-странному раздражающего Джоуи. Приходится применить усилие, чтобы новая волна злости не вымыла наружу — сейчас главное отыскать пиздюшонка и прочистить ему мозги. Профессиональный трахальщик в них Джоуи на месте — уже неплохо. Мёрвин открывает глаза с долгим вздохом, барабанит пальцами по рулю. — Едем к школе, — он всё-таки наскоро думает, прикидывает варианты по аналогии. — Найдём его корешей, выйдем на него. Джоуи окидывает его взглядом искоса, кивает. — Едем, — затем, чуть комкается в межзвучаях на губах и добавляет осторожнее: — Мёрвин. Уходит от набивших оскомину формальностей — хоть какой-то плюс. Мёрвин швыркает носом, не показывает, что обращает внимание на обращение, и выруливает от церкви.***
К школе они подъезжают в аккурат к началу обеденного перерыва: по правой стороне промелькивают деревья, за ними видится растекающаяся толпа школьников из главных дверей, находящих место на ещё зелёном дворе. Пока Джоуи вглядывается в них, Мёрвин подмечает стоящую знакомую тачку на обочине — машина Джейсона. Долго искать взглядом самого водителя не приходится: он сидит на капоте, покуривая, в паре шагов стоит Салим, всматривается в лица проходящих детей. Похоже, Зейн так и не возвращается домой. Дерьмово, даже учитывая, что у Мёрвина до сих пор кипит внутри желание отыскать гадёныша и самолично начистить ему рожу. — Это же Салим, — узнаёт Джоуи в неприкаянной фигуре отца, подходящего то к одним старшеклассникам, то к другим. — Похоже, всё действительно серьёзно… Мёрвин хмыкает зло. Серьёзнее некуда: кража, взлом, испорченное имущество — Зейн себе нашкрябывает нехилых пиздюлей от закона, закрепит результат только увестистая оплеуха. Однако Джоуи явно больше начинает совеститься, мяться на месте, перебирая пальцами. — Нужно к нему подойти, — тихо проговаривает себе под нос, пока они паркуются. — Ага, успехов, отче, — язвительнее усмехается Мёрвин, затем карикатурно утончает голос, добавляет деликатной мягкости: — «Здравствуйте, вы Салим, верно?.. Знаете, я уже заявил в полицию на вашего неудавшегося отпрыска, а ещё хотел скрутить его, я же служил в Ираке. Знаете что-нибудь про Ирак?.. У вас на лбу написано, что вы мусульманин, но теряюсь в догадках, откуда именно». Джоуи оборачивается, смеряет его укоризненным взглядом. — Что?.. — заглушив мотор, разводит Мёрвин руками. — А как ты себе это представляешь?.. — Лучше, чем ты секс с чужими матерями, — незамедлительно, отворачиваясь обратно к окну. — О, ну разумеется. Ты же служитель церкви!.. У вас у всех богатая фантазия, аж книжку целую высрали и продолжаете наяривать на неё по ночам… — Ночи в одиночестве с бутылкой, как понимаю, намного лучше, — снова по инерции ответка, но затем Джоуи выдыхает тяжелее, покачивает витками волос и оборачивается уже серьёзно: — Оставим вопросы вероисповедания. Ты знаешь его друзей?.. Мёрвин щёлкает языком и пожимает плечами. Ему безынтересно, с кем тусит мелкий говнюк, который временами пьёт кровь не только своему бате, но и Джейсону — об этом как раз иногда любит поныть Колчек, солидно заправившись спиртом. Вот же у него проблемы — соседский сын докапывается и недоволен его общением со своим отцом. Джоуи отворачивается, продолжая всматриваться в компании школьников, а Мёрвин так и замирает взглядом на Джейсоне, как раз откинувшем бычок в сторону. Он заталкивает скованно ладони в задние карманы джинов, направляясь к Салиму. Что-то перетирают вполголоса, Салим скорбно качает головой, и Джейсон похлопывает поддерживающе. А как заканчивает — так и оставляет ладонь на его плече. Когда мимо проходит очередная группка подростков, они уже вдвоём подаются вперёд и начинают с ними объясняться. Мёрвин рефлекторно дёргает уголками губ в квёлой ухмылке. Салим всё же находит в его лице поддержку. Странное у них сочетание, буквально невозможное, но сейчас, глядя издалека и аннулируя общие воспоминания о войне, их союз выглядит вполне логичным. Джейсон — инициативный, амбициозный, напористый, но прошлое наркоши не проходит бесследно и с нервами у него явно не порядок временами. Салим же, напротив — опять напротив — взвешенный, рассудительный, но более медленный, осторожный, скорее промолчит, чем полезет туда, в чём не разбирается. Хорошо уравновешивают друг друга. И поддерживают, поди, тоже неплохо. Мёрвин думает, что в плохие дни у него была одна поддержка — бутылка. Ни Никки, ни Джейсон не вывозили да и втягивать их в свои проблемы не хотелось. Но это и справедливо — ни одна поддержка в мире не даст результата, со всем нужно разбираться самому, своей головой. Мёрвин рефлекторно перетягивает взгляд на зеркало заднего вида, где под определённым углом видится рисунок, брошенный назад. Даже скотч не залатывает семью из цветных карандашей. Что уж пресловутая поддержка. На периферии зрения бросается в глаза отделившаяся парочка школьников: Мёрвин фокусирует на них взгляд, отслеживает, что ещё у лестницы они замечают опрашивающих Салима и Джейсона и утекает в сторону. Рука находит обратно воткнутый ключ зажигания, заводит двигатель. Джоуи оглядывается удивлённо. — Вижу пару подозрительных чертей, — комментирует Мёрвин, выруливая от обочины. — Сейчас с ними потолкуем. Они едут вслед за парочкой, огибают школу, видят, что те гасятся покурить у футбольного поля. Мёрвин паркуется на другой части дороги, кивает на них Джоуи — тот схватывает быстро, без слов — и уже дёргает за ручку, как на локоть падает чужая ладонь. — Что ты им скажешь? — Джоуи непонятно зачем переходит на пониженный тон. Мёрвин морщится в непонимании, оглядывает его. Вблизи каждая ресница отчётливей очерчена, каждый перелив радужки, расширенные зрачки. Не глаза, а океаны, нахуй. — Скажу, что либо колятся, где их вороватый дружбан, либо я тушу сигарету о шевелюру того блондинчика. — Они дети!.. — пальцы стискиваются сильнее на локте, брови изламываются в сложной эмоции. — Хуети. Есть другие варианты? — наскоро оценив, как святоша вольно налегает ему на плечо, вскидывает вопросительно бровь. Джоуи будто согласно ещё теснее сжимает его локоть — нравится жамкать или что?.. — Я поговорю с ними, — кивает, продолжая уверенным шёпотом. — Священник вызывает больше доверия. — У подростков?.. — Мёрвин не сдерживается, улыбается зубами, но тут же, поняв, что расстояние слишком минимально — вдруг почует запах не чищенных с утра — отворачивается, качает головой в сторону. — Батенька Джоуи, ты частенько с подростками пересекаешься?.. — Конечно, — снова кивает, не моргнув. У Мёрвина лишь улыбка ширится. — У меня очень хорошие отношения с девочками из нашего хора, с несколькими молодыми прихожанками. — Девочки, блядь, из католического хора!.. — фыркает, смеясь. — У тебя и со старыми девами порядок, но ты же их ебать не станешь?.. — Аналогия неуместна, — моргает, и Мёрвин фыркает, поверженный этим фарсом. — Да Бог с тобой, пиздуй, разруливайся!.. — Благословения сантехника в этом вопросе наравне с Божьим, — иронично добивает, и Мёрвин не сдерживается, дёргает уголками губ в одобрительном, но рука слетает с его локтя, щёлкает ручка двери. Хлопок, Джоуи коротко оправляет воротничок, выходя из машины, и уверенным шагом пересекает дорогу. Мёрвин же удобнее разваливается на месте — наблюдает со стороны, не в силах стереть улыбку с лица. Джоуи вроде бы и забавный, острый, что язык не поворачивается его назвать наивным мальчиком, но временами — такой тупой и наивный, как пробка. Но шанс его благостному порыву точно нужно дать. Хоть кто-то должен давать священникам, хотя бы уж чудо Божье. Мёрвин наблюдает, как опешивают шушукающиеся подростки, когда к ним осторожно подваливает священник. Он немного говорит, очевидно, спрашивает про Зейна, а затем уже все втроём начинают разевать рты в более активном разговоре. Даже интересно. Неужели действительно рассказывают?.. Джоуи стоит с ними минут пять или семь. Потом, судя по фырканью борзого на вид блондинчика, он отходит и так же уверенно-прямо идёт к машине. Щёлкает ручка двери, Джоуи садится на пассажирское под внимательный взгляд Мёрва. — Ну чо?.. — Меня назвали гомосексуалистом в Судане. — Чего?.. — Гомосексуалист из Судана, — нехотя громче проговаривает, но взгляд так и не обращает к Мёрвину: держит голову прямо, будто боится уронить поверженно вниз. — Похоже, молодой человек немного путается в терминах, я попытался объяснить, что, вероятно, он имеет в виду «сутану», но… Мёрвин слушает его хаотично-суетливую речь, обёрнутую в горделивое спокойствие, и всё же не удерживается — прыскает громко гаркающим смехом, качает головой. — И ты не смог им ответить?.. — поражается больше этому. Джоуи прикрывает глаза, подбираясь, докрасна сжимает пальцы в замке поверх коленей. — Вопрос ориентации — сугубо личное, — чеканит с нервно-дрожащим нажимом он, моргает часто-часто за очками. — Никогда не понимал, что постыдного в этом и почему это используют в качестве оскорбления, но оскорбление ещё и с ошибкой, это… — Понял-понял, — отмахивается походя Мёрвин, досмеиваясь. Он, чай, не слепой, видит, как тот нервничает: определённо борзый блондинчик чем-то задевает Джоуи, а уж чем именно — вопрос вторичный. Но Мёрвин всё же подтирает улыбку с лица, серьёзнее осматривает его: весь вытянут, как струна, но и мускул в лице не вздрагивает, только взгляд мертвеет, направленный вперёд. Лучше бы эти мелкие долбодятлы доверились священнику. — Как он ещё раз тебя назвал?.. — уточняет Мёрв, кладя ладонь на ручку своей двери. Джоуи смаргивает. Мерещится, что глаза начинают влажно блестеть. — Гомик в Судане. — Ага, «гомик в Судане»… — эхом повторяет и нажимает на рычаг. Джоуи не успевает ничего сказать, Мёрвин уверенно и свободно вываливается на улицу, вальяжно оглядывается по сторонам, проверяя, что не собьют, и вразвалку направляется к курящей парочке. Какая-то серая мышка с хвостиком, похожая на зубрилку, и более холёный, зализанный лаком для волос блондинчик. Мёрвин похрустывает шеей. — Эй, пидор из Британии!.. — на подходе лениво гаркает поставленно-военным, и пацан предательски дёргается, оглядывается в панике. А Мёрвину больше и не нужно: он без лишних реверансов и долгих речей подхватывает шкета за грудки, с лёгкостью отрывает его начищенные кроссовки от земли и ударом припечатывает к стенке. — Чарльз!.. — Эй, мужик, ты чего?!.. — Это ты скажи, когда у твоей мамы пизду зашить не успели и ты из неё выпал со своим пидорским видком, — он встряхивает пацана, чтобы чадящая тонкая сигаретка выпала из его пальцев. — Что, папка кинул и базару правильному не научил, гадёныш?.. Ща землю похаваешь, авось её с говном выблюешь и человеком станешь!.. — Да чо за прикол?! — у Чарльза испуганно изламываются брови, он тщетно барахтает ногами и силится оттолкнуть Мёрвина, но перевес силы очевиден. — Пусти, я ща копов позову!.. — Зови-зови, я за это время успею тебя реальным пидором сделать, — зловеще-ехидно ухмыляется, встрахивает ещё раз его тельце в руках. — Знаешь, что такое «опущенный»?.. А подружка твоя посмотрит, может, присоединится. — Отпустите!.. — девочка сразу же кидается, начинает колотить слабыми кулачками в плечо, но Мёрвину хоть бы хны — приходилось уводить боевиков когда-то, когда их жёны и матери стулья о голову разбивали, там-то было неприятно, а тут пшик на постном масле. К этому моменту успевает очухаться Джоуи в машине: он резко выбегает обратно, летит пулей к ним, но останавливается на деликатном расстоянии, лишь пробуя сдержанными пасами ладоней разрядить обстановку. — Мёрвин, перебор!.. — воровато оглядываясь, шипит. — А чего перебор?.. — Мёрвин театрально удивлённо вскидывает бровь, держит упорно пиздюка над землёй. — По-хорошему ребята не хотят, обзываются… Как тебя, Чарльз?.. — Д-да!.. — снова подкинутый паренёк совсем теряет уверенность в голосе. — Пизда! — громче гаркает Мёрвин ему в лицо, резко меняет милость на гнев. — Давай, сынок, не по-пидорски с тобой!.. Как к старшему по званию обращаются? — Мужик, я не ебу!.. Приходится сильнее встряхнуть, чуть припечатать лопатками о стенку — голова яснее становится. — Ай!.. — Ещё раз?.. — Сэр!.. — вспоминает Чарльз, бултыхая ножками и скверно цепляясь за руки Мёрвина. — Не слышу, сука! — Да, сэр!.. — взвывает отчаянно громко, что аж подружка рядом шалеет. — Вот, умеешь же думать, когда захочешь! — осклабливается в хищной улыбке Мёрв и наконец разжимает пальцы на его рубашке. Чарльз брякается хлипко на землю, как тряпичная кукла, и сбоку подскакивает, падая на колени, его подружка. Что ж, авторитет показан, сила слова и мышц перетянула подростковую заносчивость. Мёрвин отходит на два шага, шарит по карману в поиске пачки, но понимает, что забывает её в машине. — Деточка, — щёлкает пальцами, привлекая внимание испуганных девичьих глазок, — угости сигаретой, будь любезна. — Меня зовут Люси, — ощеривает та недовольно, но, глянув на ещё отходящего Чарльза, покладисто лезет в рюкзак через плечо, достаёт пачку. Протягивает, смиряя злобным взглядом. — Люси, значит… — Кивает, щурится лениво, подкуривая одну, а пачку сразу забирая себе в задний карман джинсов. — Ты, так понимаю, самая умная тут, да?.. — Что вам нужно?.. — рыкает недовольно. — А отец Гомес уже озвучил, — Мёрвин показательно поводит ладонью в сторону, демонстрируя Джоуи, как экспонат на музейной полке: только те не оглядываются суетно по сторонам, ожидая, когда сюда сбегутся люди, а наоборот ждут их веками. — Отец Гомес, как был поставлен вопрос?.. Джоуи резко переводит взгляд на него, хлопает глазами озадаченно, но схватывает всё так же налету: бегло оценивает готовых к разговору, скашливает голос и снова примеряет образ доброго святоши, переплетая пальцы в замок. Злой сантехник и добрый священник — интересная замена копам. — Прошу прощения, мой друг… — он стреляет взглядом на Мёрвина, заминается, но всё же продолжает: — Несколько импульсивен. Пожалуйста, постарайтесь не хамить взрослым людям и кому бы то ни было без причины, вероятно, может оказаться, что они не совсем психически здо… — Джоуи, к сути, — перебивает Мёрв, понимая, что подколки в его сторону идут с той же стабильностью. — Конечно, — улыбается мило, прищуриваясь, и Мёрвин коже ощущает — дерзит, зараза, но приятно, раззадоривает. — Люси, Чарльз, когда вы в последний раз видели Зейна? — Не видели его!.. — очухивается Чарльз, вскидывая голову. Ботинок громко пинает асфальт, и пацанёнок рефлекторно вздрагивает, снова округляет испуганно глаза, поднимая их на Мёрвина. — Чего говоришь?.. — затягиваясь, прищуривается он. — Не видели его, — уже потише и через паузу, — сэр. Люси рядом зажмуривается раздражённо, поднимает голову: — Мы не видели его всё это время, в школу он не приходил ни вчера, ни сегодня, — начинает отвечать по делу. — Что вам вообще нужно от нас?.. Вы знаете, что нападение да ещё и на совершеннолетних как минимум карается штрафом?.. — Знаем, — флегматично пожимает плечами Мёрвин, поджимает губы вместе с сигаретой в них. — А ещё вас могут приплести как соучастников, если окажется, что покрываете этого вора-неудачника. Загремите вместе с ним в колонию для несовершеннолетних. Как тебе вариантик?.. Люси откровенно потерянно оглядывает Мёрвина, затем, как с последней надеждой, присматривается к Джоуи — тот, молодчина такая, лишь скорбно-понимающе поджимает губы, всем своим добрым видом отвечает, что так и будет. — Что он сделал?.. — одними губами спрашивает она. — Кража, взлом, вандализм, — всё так же холодно-последовательно перечисляет Мёрвин. — Нападение на священнослужителя. Джоуи ощутимо давится рядом воздухом, но молчит — понимает, что для красного словца добавляет. — Чего, опять?.. — подаёт голос Чарльз, сверля взглядом асфальт. — Всё ж нормально было… — Зейн на такое не способен!.. — отчаянно в опровержение повышает голос Люси. — Кража… может быть, но не нападение и не взлом!.. — А что Зейн может?.. — хватается за ниточку Мёрвин, переводя на неё глаза. — Ничего настолько плохого!.. — уверенно стелет, искренне. — У него были проблемы с клептоманией, когда он только переехал, но… Но он не сделает ничего плохого!.. — Тогда почему вы избегали Салима? — подключается добродушно-понимающим тоном Джоуи. Чарльз сплёвывает в сторону, подгибает растянутую ногу на асфальте. — Да он бы на нас всё повесил!.. — хмыкает недовольно, устраивается вольготно на земле, будто так и задумывал с самого начала. — Он запретил Зейну общаться с нами месяц назад, точно бы заявил, что это мы его на что-нибудь подбили!.. — А такое уже происходило? — сочувствующий голос Джоуи непроизвольно вызывает у Мёрвина ухмылку. — Да, — кивает Люси. — Но папа Зейна… Он неплохой человек, просто очень строгий. Он застукал нас курящими, после чего у него с Зейном был скандал. Тогда и запретил общаться. — Чо, сигаретки обычные?.. — хмыкает Мёрвин. — Травка, — выдыхает обречённо Чарльз, затем, откинув белокурую башку на пригретые солнышком кирпичи, оглядывает снисходительно. — А вам-то чего с этого?.. Зейн вообще не из вашей католической тусовки. Мёрвин прикусывает сигарету и напоминающе пинает его в растянутую ногу по щиколотке. Чарльз шикает, сразу подбирает хозяйство. — Голосок прорезался, принцесса?.. — дёргает верхней губой в раздражении Мёрв. — Ну-ка, напомни мне, как называет прикид, в котором святой отец ходит?.. — Судана, — недовольно, но вынужденно бурчит, но следом прилетает ещё один увесистый пинок по кроссовку. — Да не знаю я, отстань!.. — Отстань, что?.. — Отстаньте, сэр!.. — Так только гомики в Судане разговаривают! — для вида грозит занесённой рукой, и Чарльз вжимается научено в стенку. — «Не знаю, сэр»! Вот твой ответ, пидорёнок! — Не знаю, сэр!.. — уже совсем канючит. — Как называются эти шмотки, я тебя спрашиваю?! — Сутана, — милостиво подсказывает тихим голосом Джоуи со стороны. — Сутана! — повторяет Чарльз, а потом, глянув на злобный прищур Мёрва, докукарекивает: — Сутана, сэр!.. — Вот и молодцом! — тут же добрея для наглядности, расслабленно опускает руку. — Вот ты мне скажи, сынок, что у тебя за базар гнилой?.. К тебе же, вон, смотри, по-доброму отец Гомес, по-ласковому, ты почему старшим хамишь?.. — А чо он доколебался, сэр?! — Не доколебался, а доброжелательно уточнил, — вжёвывает в зубы. — Гомиком почему назвал?.. — Так все священники — гомики, сэр!.. — Это твой батя, блядь, гомик, — подпинывает в кроссовок, но уже не зло, легко так, как подзатыльничком. — Тебе кажется смешным, что кто-то спит с мужчинами?.. Джоуи рядом неестественно и резко замирает, как дыхание задерживает. Сам Чарльз лишнюю секунду бегает взглядом по асфальту, молчит. — Ну? — ещё раз подпинывает. — В глаза смотри, когда с людьми разговариваешь! Тот выдрессировано вскидывает голову, уставляется стеклянно-напуганными глазами в Мёрвина. — Не знаю, сэр!.. — Чо ты мне в уши ссышь, отвечай, говорю! — Какой правильный ответ, сэр?!.. — Что ты мне «сэркаешь», мнение твоё спрашиваю! — начинает всерьёз заводиться. — Смешно тебе? — Н-нет, — Чарльз сглатывает, боясь моргнуть или отвести глаза. — Мне не смешно, сэр. Мёрвин притихает, чмокает сигарету, затягиваясь в тяжёлую паузу. Рядом Джоуи тоже будто отмирает: промаргивается, сглатывает незаметнее, восстанавливает симметричность замороженно-доброй улыбки на губах. — Когда это католиков волновали геи?.. — фыркает презрительно Люси, и Мёрвин переводит на неё взгляд: — Тогда это, когда два мелких школяра пиздят мне в глаза и думают, что проканает, — уже не играя в доброго дядьку для девочки, выдаёт холодно. Та сразу взвивается: — Да мы не врём, чёрт вас!.. — прикусывает язык, стреляет взглядом в сторону Джоуи. — Мы правда не знаем!.. На звонки он нам не отвечает, мы тоже беспокоимся!.. — Думаете, могло что-то произойти?.. — откровенно обеспокоенно уточняет Джоуи. — С ним не произойдёт, Зейн сам кому угодно даст просраться, — переключается Чарльз, однако гонор окончательно умеряет. Люси оглядывается на него с осуждением, тот лишь разводит руками: — Что?.. Ты можешь не знать, но он реально в гневе страшен. Но вообще… Да, мы правда не знаем, где он. — А ты, я смотрю, и не паришься, — уязвляет его Мёрвин. — Да блин, — Чарльз качает головой, очевидно, всё же ставит фильтр на речь, — я думаю, что он просто сныкался на время, чтобы отца позлить. Они в последнее время совсем не в ладах, вот и притих. Вернётся скоро, чо шумиху разводить. — Чарльз!.. — пихает его в плечо Люси. — Ну а что?!.. — оборачивается на неё. — Они хотят правду, вот она, пожалуйста!.. — А сныкаться, это где?.. — встревает аккуратно в их перепалку Джоуи. На время подростки притихают, смотрят сосредоточенно каждый в своё. Мёрвин переглядывается с Джоуи. — Вы ж его дружбаны, — более тяжеловесно ускоряет раздумия Мёрв. — В уши не заливайте, наверняка в курсе. — Правда не знаем, — совсем понуро откликается Люси. Мёрвин поджимает оценивающе губы: правду говорит, верит. Замерешвий взгляд Чарльза на асфальте вдруг оживает, он дёргает головой: — Мы давно смотаться хотели на выставку в соседнем городе, — предполагает. — Может, туда уехал. — И вы мне не говорили?.. — поражается Люси. — Были причины, — выдыхает тяжело Чарльз. — Клянусь, ничего плохого. Просто… Да подарок он там тебе хотел купить, довольна?.. Люси сразу оробевши притихает. Теперь начинает складываться картина: Салим запретил говнюку общаться с дружбаном и, судя по всему, со своей девушкой, Зейн срётся с ним в который раз, после чего тырит бабки у Мёрвина и едет в соседний город показывать, какой он герой-любовник, вопреки запретам батеньки на всё готов. Вполне в духе дебила. Вероятно, не совсем уж засранца, но дебила — точно. — Но Зейн не стал бы ради этого красть… — спустя недолгое молчание тихо говорит Люси. — Он… Он правда так не делает больше, это ведь не от нехватки финансов, это… — Знаю, — вдруг понимающе и искренне говорит Джоуи. Мёрвин удивлённо переводит на него взгляд. — Зейн бы не стал так делать, ведь это для любимого человека. Люси вскидывает рыбьи глаза, вглядывается в Джоуи с недоверием. Но, увидев, что слова сказаны от чистого сердца, кивает коротко и смущённо. Чарльз рядом выдыхает устало, отводит глаза. — Это всё?.. — уточняет с вновь проявившимся гонором. Мёрвин как раз докуривает, отщёлкивает в сторону сигарету и неопределённо шагает в его сторону — Чарльза передёргивает, он суетливо подбирает растянутые ноги, мечется взглядом, не зная, в какую сторону бежать. — Всё, щенок, — вопреки ожиданиям, Мёрвин протягивает ему руку, чтобы помочь встать, и Чарльз с запозданием понимает это, всё же протягивает ладонь в ответ. Мёрвин рывком поднимает его на ноги, тот едва успевает вдохнуть. — Меньше выёбывайся, понял?.. — сжав крепче его руку, угрожающе склоняется, и Чарльз примерзает скованно к месту. — Понял, спрашиваю? — Да, сэр!.. — Давай, красавчик, — Мёрвин выпускает его руку из захвата, вольно хлопает пару раз по щеке. — А то так допиздишься, пойдёшь потом от незнания хули делать в армию, там только «сэркать» будешь, как болванчик. Парня себе не найдёшь. — Да, сэр!.. — говорит на автомате, потом осознаёт последнюю фразу. Смущённо и дико, едва не краснея ушами, переводит взгляд на Мёрвина, но тот уже отходит, кивает Джоуи в сторону машины. — Я не гомик!.. — Ага, я по роже твоей так и понял, — смеётся, не оборачиваясь, Мёрвин. — Побольше отрицай, все так точно запомнят!.. — Эй, а пачка! — вслед вспоминает Люси, но они уже уходят на достаточное расстояние. На самом деле, Мёрвин слышит, но рассуждает: курить — здоровью вредить, тем более неокрепшему организму. То, что сам он курить начинает, когда ему было тринадцать, его мало волнует, но из пустого урока для дерзких — вполне сойдёт. Когда захлопываются двери машины и взрыкивает мотор, Джоуи подводит итог: — Итак, мы запугали теперь трёх подростков, один из которых пропал и не возвращается вторые стуки домой, — он сдержанно выдыхает, сцепливая пальцы в замок на коленях. — Даже не знаю, в какой системе измерений это можно считать успехом. — В моей, — вполне довольный концертом откликается Мёрвин, выкручивает руль. — Зачем ты так насел на этого мальчика?.. Это ведь не лучше, чем то, что он сам говорит. — Да потому что нехуй, — сплёвывает Мёрвин за окно. — Если уж гей, то признай и не выёбывайся. Джоуи притихает. — И почему ты считаешь?.. — Да был такой один на службе, — пожимает походя плечами. — Гонора была с ров говна, на всех кого ни попадя быковал, рассчитывал за пидоров. Потом я его словил в толчке, отсасывал чуваку за десять баксов. Кажется, священно-наивная душа замирает в праведном шоке. — Он занимался прости… Мёрвин усмехается громче. — Не, сам и платил, чтобы тот дал себе отсосать, — хмыкает, качая головой. — Не знаю, просто меня бесит такой тип людей: сами уж определитесь, что хотите, потом и заявляйте. А так… Я стебал его до конца его контракта, сразу перестал кипиш наводить. Джоуи молчит, не отвечает некоторое время. Затем, выдыхая: — Получается, ты просто шутил тогда с тем подростком?.. — О, нет, решил доебаться всерьёз до школьника, — иронизирует Мёрвин. — Зато теперь мы знаем, что подонок мог постараться смыться из города. — Но на чём именно? — Джоуи выдыхает ещё раз, переключается и качает головой. — Он мог уехать и на машине, и на автобусе, да и по какой дороге, в какую сто… — На автобусе, — режет уверенно. — У Османа никогда не было хорошо с деньгами, шкет вовек не наскребёт на аренду тачки, друзей у него, очевидно, немного. — Тогда… на автовокзал? — На автовокзал.***
Хоть городок и с плевок птичий, однако пробки в обеденное время при выезде никто не отменял — они встают в небольшой затор через пару улиц, сидят в липком молчании. Мёрвин думает, что нужно было бы починить уже давно магнитолу, Джоуи… Да кто его знает, о чём думает Джоуи. Он некоторое время смотрит в окно на один и тот же цветочный ларёк, приоткрывает окно, пробуя впустить побольше воздуха, но проникает только жара. Мёрвин молча подключает кондиционер, пощёлкав по панели, и Джоуи в таком же молчаливом понимании закрывает обратно стекло, перенаправляет у своего места зону обдува на лицо. Стоят в пробке. Молчат. Изредка из-за накрепко закрытых окон доносится бибиканье, чьи-то переругивания и благодарности выходящего паренька из цветочного. Пока Мёрвин флегматично-раздражённо смотрит перед собой, Джоуи, кажется, выпутывается из своих мыслей, оббегает скучающим взглядом салон, перебирает пальцами. — Думаешь… — наконец осторожно разрывает молчание он. — Думаешь, был резон уезжать из города?.. Мёрвин косится на него, оценивает неизменный взгляд вперёд — не на себя — и пожимает плечами. — Без понятия. В душе не ебу, что проворачивается в его мелкой башке. — Я просто думаю, — зацепившись словами, Джоуи возвращает голосу привычную громкость, — что… Что в этом не было бы необходимости. Конечно, нам бы лучше знать, из-за чего поссорился Зейн с Салимом, чтобы понять, куда он мог уйти, но всё же… Так спонтанно не уезжают из города в один вечер. — А чего ж один, — хмыкает в ответ, продолжая скучающе пялиться на птичье говно на стекле впереди стоящей тачки. — Он успел пошерстить у меня в кошельке, спиздить что в церкви… — Он ничего не украл, — выдыхает Джоуи тяжело. — Я так думал сначала, но… Ничего не пропало. Я заявил в полицию только о попытке ограбления, но формально ничего не украдено. — Да без разницы, — отбрякивается Мёрвин. Ещё немного молчат. Продвигаются на пару машин вперёд, сверлят одинаковыми взглядами светофор впереди. — Я как-то убегал из дома, — снова заговаривает первым Джоуи, и Мёрвин уже заинтересованнее отрывает взгляд, косится на него. — Мне было пятнадцать. Я поссорился с отчимом и просто спрятался в заброшенном доме на краю нашего городка. Сидел там, пока не замёрз, на вечер следующего дня меня нашли полицейские. — Хреновый из тебя манипулятор, — улыбается искренне в сторону Мёрвин, шикает коротким смешком. Затем, настукивая случайный такт по рулю, уточняет: — И что не поделили?.. — Уже и не помню, — Джоуи тоже расслабляется в плечах, улыбается. Мёрвин мажет по нему оглядкой, засматривается. Мягкая улыбка, чуть прищуренные глаза с лучиками тонких морщинок. Отсветы от линз в ресницах и в волнах русых волос. Джоуи выглядит хорошо под определённым ракурсами — было бы грехом спиздеть. Мёрвин отводит глаза, перестаёт настукивать. Решает тоже разориться на откровенность. — Я не сбегал, — поджимает губы, припоминая, — ну, как точнее… Не сказал бы, что кого-то парило моё долгое отсутствие. Звонил тупо матери, говорил, что поехал на матч, она говорила «поняла». — Так вот откуда у тебя любовь к матерям, — смеётся приятно Джоуи, наконец оглядываясь на Мёрвина, стреляет смеющимися глазами. — Твоя была хорошей, ищешь такую же?.. Мёрвин, как ждал, сразу поворачивается, ловит ответным взглядом, улыбаясь. — О, она была огненная! — смеётся, не кривя душой. — В свой полтинник выглядела, как студентка сраная!.. Считаю, если у кого не такая же мамаша, мне сразу проиграли! — Вот как?.. — Джоуи обнажает зубы в широкой улыбке, Мёрвин поглядывает на дорогу, но сразу же возвращает к нему взгляд. — Сейчас такая же? Мёрвин скашливает последний смешок, плавно подтирает улыбку до умеренной. — Сейчас никак, — абсолютно ровно отвечает. — Умерла лет семь назад от рака. У Джоуи же заметно резче подтираются смешинки из глаз, сползает улыбка. Он смаргивает, опустив взгляд. — Соболезную, — искренне. — Да будет, — отмахивается Мёрв, перестраивается в другой ряд. — Мне ж не пять, все умираем, бывает. — Потеря матери — значительное событие, — мягко не соглашается. Мёрвин уже нахмуривается, готовый фыркнуть — мать ушла быстро, без мук, и попрощаться они успели хорошо, никто не держался, боясь, что связь оборвётся чужой смертью — но переводит взгляд на Джоуи и видит, как он снова аккуратно усаживается на сиденье, переводит взгляд вперёд, остраняется, будто боясь, что задел болезненное. Добрый какой, чувствительный. Кажется так называют «чуткость». Мёрвин против воли дёргает уголками губ в улыбке, перекатывает лениво голову по подголовнику. — Если хочешь, — улыбается тепло, — можешь за неё помолиться. Передашь от меня привет. Джоуи переводит осторожно взгляд — смотрит, что Мёрвин не отзывается на упоминание смерти болью, не зажившей раной, и тоже осторожно позволяет себе улыбнуться в ответ. — Приходи лучше ты, — чуть прищуривается. В глазах играют блики солнца. — Я буду рад тебя видеть. Мёрвин хмыкает, обозначая, что подумает над предложением. Но глаз не отрывает. — Приду я, с мамой моей огненной не увидишься. — Я не общаюсь с мёртвыми, Мёрвин. — Только с Богом? — Только с ним. — И никаких тебе женщин… — эхает делано-печально, отводя взгляд, и Джоуи на мгновение в ответе дёргает уголками в улыбке, но сразу отводит глаза и стирает её с губ. — Никого, — подтверждает тише. — Только Бог. Они наконец выезжают со злосчастного перекрёстка, выруливают по городу. Молчание перестаёт неприятно греть, наравне с нервирующим солнцем из-за козырька, и Мёрвин даже не жалеет, что так и не чинит магнитолу. Молчать с Джоуи, вроде бы, тоже приятно. Хорошо. Сворачивая, Мёрвин думает заговорить в этот раз первым, спросить что-нибудь в духе, каково священникам вообще не трахаться, пошутить налегке, но Джоуи снова опережает его, едва Мёрвин размыкает губы: — А твоя дочь какая сейчас? Играющая полуулыбка на губах тухнет за секунду. Мёрвин злее выкручивает руль, сжимает челюсти, закрепляет взгляд за лобовым стеклом. — Мёрвин?.. — не дождавшись через полминуты отклика, осторожничает Джоуи. — Я же сказал, что закрыли тему, — обрубает холодно. — Мне просто стало интересно, как она выглядит: на рисунке сложно понять, на кого она больше похожа, на тебя или на… — Тему. Закрыли. Нажимает. Джоуи притихает, и теперь у Мёрвина нет никакого желания смотреть в его сторону: едва успевает расслабиться в его компании, ему, как сраному Никки, захочется вилкой в душе поковыряться, вытащить чего помясистее. Раздражает. И так один пиздюк охамел, так ещё и про дочь ему нужно душу выворачивать с нихера. Нет уж, обойдётся. Следующую пару минут молчание становится гудящим, накалённым, как двигатель под капотом. Мёрвин придавливает педаль газа, чтобы ехать побыстрей. — Тема с дочерью… — снова осторожно пробует заговорить Джоуи, и Мёрвин рявкает устало-злее: — Да что тебя в покое-то эта тема не оставляет?.. — Просто пробую понять!.. — примирительно, но упёрто повышает голос, оборачивается на сиденье к нему. — Ради рисунка ты приехал сразу же, я подумал… — Забудь на хуй, перекрестись и передумай. — Почему тема с дочерью так болезненна?.. — Потому что не твоё это, блядь, собачье дело!.. — Мёрвин всё же оглядывается раздражённо на него, сильнее поддаёт газу. — Тебе это захуй? Чего лезешь? — Просто ты… — суетно подбирает слова, непроизвольно подключает эмоциональные жесты, водит потерянно ладонями, будто кастуя хуйню из воздуха. — Просто!.. Я так понимаю это!.. Важно для!.. И поэтому!.. Красный. Мёрвин один коротким взглядом видит сигнал и втапливает педаль тормоза в пол. Джоуи рядом дёргается, успевает ладонью опереться о приборную панель, но очки кривят с носа, вздрагивают волны волос. Они останавливаются на полностью пустом перекрёстке. Тут, поди, даже мухи на знаки светофора не летают. Мёрвин выдыхает тяжело, умывает лицо ладонью, пока Джоуи осторожно убирает руку с приборной и поправляет очки. — Что ты хочешь?.. — взрыкивает он из-за своей руки. — Что, душу поизливать, как Никки?.. Давай, нахуй, вперёд!.. Моя дочь считает меня алкашом и ничтожеством, ненавидит меня и не общается! Отлично, что тебе там Бог на эту тему посоветует?.. Или просто доебаться хотелось, как нормальному священнику?.. Если я, блядь, говорю, что тема закрыта — значит, сука, она закрыта! Ни открыта на полшишечки, ни «давай поговорим», ни ещё какая-либо хуйня! Мёрвин отдёргивает руку, впивается злым взглядом в него. А Джоуи… Джоуи просто молчит. Смотрит внимательно, не испуганно, больше вглядывается с вниманием и ублюдским сопереживанием. Это ещё сильнее злит. Мёрвин ощеривается, дёргано лезет под жопу в поисках стыренной у пиздюков пачки, открывает другое окно. Вот поэтому он и ненавидит сердобольных святош: весь у них мир, блядь, разрешится, если душевно перетереть с кем нужно. Там посочувствовать, там пообниматься, и всё, проблемы исчезли, всем хорошо и благостно! Чиркает зажигалка в липкой тишине, горит уебански красным светофор. — Это… — после первых двух нервных затяжек отвернувшегося Мёрвина, говорит Джоуи. — Это она тебе сама сказала? — Нет, блядь, Иисус Христос, — взрыкивает. — Мамаша её натаскала, хуль бы я хотел!.. — Она ведь подросток, да?.. — Да, — мрачнее. — Всё, навыведывал тайны всех и вся?.. Долг свой Божий выполнил?.. А теперь отъебись. — Но ведь ты сам знаешь, что они могут сказать, — не отъёбывается, душещипательнее заговаривает. — Ты сам знаешь и понимаешь, что они могут говорить в сердцах, не подумав… Тот Чарльз: ты ведь прекрасно знал, что он лишь оскорбляет для вида, ему самому тяжело, так почему… — Почему-почему!.. — пародично-раздражённо вскидывает руку с сигаретой Мёрв. — Какая тебе разница! Я сказал тебе всё, что ты хотел, теперь тема точно закрыта!.. Джоуи замолкает, Мёрвин на проверку оглядывается на него. Натыкается на долгий нахмуренный взгляд. — Разобраться с ориентацией — это одно, — серьёзно выговаривает. — А поговорить с живой дочерью, за чьим рисунком ты готов проехать за секунду и за чьё фото готов бить лицо подростку — совсем другое. Мёрвин всматривается в него, пробует уловить сарказм или пресловутую подъёбку, но нет. Смотрит тяжело, что в груди нервом защемляет, шкрябается неприятно очевидным и говённым. Фырканье в пустоту из нагретой кружащей пыли. Мёрвин отворачивается обратно к окну, затягиваясь. — Сам, блядь, как дитё: давай поговорю с детьми, есть девочки из католического хора, вот они-то меня уважают… — Ребёнком можно оставаться, пока не захочешь решать собственные проблемы, — угрюмо обрезает Джоуи. — А верить и надеяться, зная правду — может кто угодно. Мёрвину не находится ничего ответить. Он хмуро и упорно смотрит в окно, на вьющуюся ленту дыма от сигареты и дожидается, когда светофор наконец переключится на зелёный. Это неприятно и даже стыдно — какой-то пацанистый священник говорит ему, как ему же строить отношения со своей дочерью. Мёрвин проезжает пару перекрёстков, прежде чем осознать. А сейчас ведь никаких отношений с ней нет. Кроме денег на карту, алиментов, подарков на праздники и поздравительных СМСок. Докуривая, Мёрвин отщёлкивает за окно сигарету и едет оставшуюся часть пути, подпирая пальцем висок.***
Автовокзал встречает чуть подпортившейся погодой из сгущающихся тёмных туч, поредевшим светом из-за них и ленивым столпотворением людей. Мёрвин кружит пару проездов вокруг мелкой парковки, выискивая место получше, но в конце концов плюёт и притыкает пикап на углу — будет надеяться, что они тут ненадолго, а в противном случае скажет, что был по работе. Как раз за это время успевает отписаться Ник: он в своём духе проверяет, не забухал ли Мёрв, узнаёт по поводу вечерних заказов, Мёрвин просит их перенести, но клятвенно божится, что трезв — а для этого Никки даже набирает, угрюмо спрашивает пару вопросов, утверждается, что всё порядок, и милостиво избавляет Мёрвина от работы на вечер. Когда Мёрвин отрывается от телефона, шикает вслед раздражённо, что его заебали общие душещипательные проповеди, Джоуи рядом не реагирует, а когда Мёрв поднимает на него взгляд — настороженно смотрит в одну точку, кивает на неё. — Похоже, мы двигаемся в одном направлении. Мёрвин скашивает глаза на объект внимания и не удерживается от вздоха — Джейсон и Салим, тут как тут. И где только Колчек свою тачку притулил, Мёрви бы опоздал её даже по обломку бампера! — Мы по-прежнему придерживаемся тактики не объединять усилия? — уточняет тихо Джоуи, и они уже вдвоём следят взглядами за эмоционально обсуждающей что-то парочкой заклятых соседей. — Скажем, что тоже ищем, возникнут ненужные вопросы, — подтверждает. — Священник и сантехник — это явно не к добру. — Не к добру… — эхом повторяет, кивая, затем смаргивает, переводит взгляд: — Какой план действий? А план действий простой: Джоуи сидит и не рыпается, меньше светит своей особливо подозрительной колораткой, а Мёрвин по-быстрому проходит мимо и узнаёт всё, что нужно. — От кого?.. — От кассирш этих, — махает в неопределённой уверенности Мёрвин рукой. — Они трындят без просыху, наверняка что-то видели или слышали. Джоуи уступчиво пожимает плечами и не препятствует. Видать, решил притихнуть и сбросил шелуху хренового детектива, поэтому остаётся наблюдать за тем, как Мёрвин, озираясь, захлопывает водительскую дверь, теряется в проходящей мимо компании мужиков от взоров Салима и Джейсона и заходит внутрь. Мёрвин рассчитывается, что ему хватит минут пятнадцати-двадцати. Однако после сварливо-надменного крика в лицо «следующий!» выходит моментально из себя и из здания, выискивая зло пачку в кармане. Джоуи пырится волоокими глазами, не отрывая взгляда, даже после раздражённого хлопка дверью. — Ну как? — Никак, блядь!.. — без предисловий срывается на повышенный тон. — «Это конфиденциальная информация, мужчина!» Сука старая!.. Ни одна слушать не захотела!.. Мёрвину требуется ещё минут пять, чтобы выговориться: он параллельно взмахам рук подкуривает сигарету, открывает окно, продолжает поносить кассирш, на чём свет стоит, а Джоуи, то ли не желая ввязываться в ещё один спор, то ли просто забыв, что из машины можно выйти, слушает это, кивает эмпатично головой, когда Мёрвин поворачивается к нему, будто втолковывает, что именно он — старый, охуевший и заебавший Мёрвина в край. Вместе говном в словах выходит значительная часть говна изнутри — докуривая сигарету, Мёрвин понимает, что непривычно быстро для себя остывает под участливый взгляд Джоуи. — Давай я попробую?.. — осторожно предлагает он, Мёрвин хмуро оборачивается на него, но без прежней раздражительности. — Всё равно другого варианта нет. Мёрвин соглашается, но для вида решает выйти с ним, посмотреть, как работает в деле «доверие к священнику». Для надёжности он растягивает ёрническую ухмылку по губам, хотя злорадства внутри не ощущает. По крайней мере, если нахамят ему, будет вполне приличный повод сорваться — кто вообще доёбывается до священников?.. Однако срываться на Джоуи никто и не пробует: едва они повторно отстаивают небольшую очередь к окну кассы, Джоуи вежливо кивает, поправляя очки, улыбается своей наученной дружелюбно-мирной улыбочкой, и сварливая баба по ту сторону расцветает: — Отец Гомес!.. — О, миссис Карсон!.. Как ваши дела? Не устали? Ну, конечно. Злые тётки с обрюзгшими от жизни ёблами — старые католички, покупающиеся на дешёвые акции в супермаркетах и миловидных мальчиков-ангелочков. Компенсируют, так сказать, нереализованные материнские инстинкты. — По правде говоря мне неловко отрывать вас от работы… — скромно подминает губы Джоуи, заговаривая тише, и Мёрвин фыркает в сторону, скрестив руки и стараясь не попадаться женщине на глаза. — Что вы, что вы, святой отец!.. Я слышала, к вам в церковь вломился вор! Вы его практически догнали, да?.. Ох, святой отец, это так смело! Как он выглядел?.. Мы с девочками обязательно вам поможем!.. Девочки, кому за сорок. Мёрвин потирает в неверии переносицу, мысленно фанарея от того, как утончается до этого громогласный голос, обрастает заботой, участием и неподдельным сопереживанием. А всё, что нужно — милый мальчик-зайчик девственник, как белокурый пацан, который вечно в детстве отирался у бабок, ссал им в уши какой-то умно-милой херотой и оказывался всеобщим любимчиком. Пока Джоуи осторожно и ненавязчиво меняет тему на то, не видели ли здесь подростка вчера, Мёрвин косится на него, отмечает, как при каждом слове он кивает головой, распахивает и без того огромные глаза, подаётся вперёд. Хочется посмеяться над такой простой схемой этого «доверия священникам», но Мёрвин кривит губы — и на нём это дерьмо срабатывает минут десять назад. С такими мальчиками-зайчиками, как Джоуи Гомес, нужно быть осторожнее: каплей проявленного участия к чужим проблемам он без проблем пролагает путь к тому, что ему нужно. Неожиданно Джоуи смаргивает, бегло переводит взгляд на Мёрва и качает головой — подзывает ближе. И вот этот взгляд — с одной стороны распахнуто-невинный, наивный, а с другой сознательно подстроенный для выведывания информации — Мёрвину действительно нравится. Нужно признать, Джоуи совсем не промах. Острый, хитрый, прикидывающийся, когда нужно, дурачком. — …подростков не видела, — буднично, будто треща подружке в трубку, говорит кассирша. — Если из странного, то… Был тут вчера один подозрительный тип. Чёр… Афроамериканец, точно, мы же толерантное общество… — Конечно, — кивает Джоуи, легко улыбаясь и не акцентируя внимание на конкретной оговорочке, — а что было подозрительного? Он напугал вас, миссис Карсон?.. — Да чего бояться, ежели чо — тревожная кнопка под рукой, — бесстрашно хмыкает в тон настоящей себе женщина, но всё же покупается на внимание и беспокойство в свою сторону: — В общем, ничего такого, но вы знаете — у меня нюх на подозрительных личностей! — Правда?.. — настолько искренне удивляется Джоуи, что на секунду и сам Мёрвин верит, оглядывает его с недоумением. — Спросите кого хотите, святой отец!.. В общем, этот тип… Он сначала подошёл, купил два билета до соседнего города — ну, ничего такого, скажите вы — а потом едва от кассы отошёл, набрал какой-то женщине. Вы не подумайте, я не подслушиваю, но так, краем уха… Кароче, он, видать, хотел сюрприз ей сделать, а затем она ему что-то сказала и — бам! — он сразу на шёпот перешёл!.. Ну я сразу поняла, что дело какое-то нечистое, на всякий случай… Говорил ещё так специально, будто что-то криминальное! «Что случилось?.. Почему? Давай приеду?» Но та, видать, та ещё стерва: то не хочу, сё не буду! Они быстро закончили говорить, и он сразу же подошёл и сдал билеты! По виду очень торопился и нервничал… Как думаете, стоило сообщить в полицию?.. Может, это из тех парочек, которые вместе грабят банки?.. Знаете, этим вот, вот романтичнее так!.. Мёрвин кривится, морщится — что за чушь? Обычный парень подошёл, купил билеты, подружка обломала — вот и криминал этих настороженных католичек. Джоуи, похоже, тоже со скепсисом относится, но вида не подаёт: продолжает улыбаться, кивать, хмуриться на очевидно «напрягающих моментах». — Не думаю, что стоило звонить, — всё же отвечает он честно. — Однако я согласен с вами, это и вправду подозрительно… — Я вам и говорю!.. — ещё ближе к окошку придвигается та, оживляется от поддержки. — Точно нечисто!.. Он ещё… Ой, не помню, как именно… Но точно что-то про ребёнка говорил! И было ясно, что не его ребёнок, святой отец!.. Может, это тот подросток, как думаете?.. — Нельзя сказать точно, — расплывчато, дрогнув уголками губ в ещё одной поддерживающей улыбке. — А как выглядел этот человек? Мёрвин мученически закатывает глаза: пора заканчивать с этой кошёлкой, очевидно, что ничего ценнее сплетен она не сообщит. — Темнокожий, здоровый такой… — совсем шёпотом продолжает она. — Из примечательных черт… Хм… Да вроде ничего такого, обычный, без шрамов там, татуировок… А, вспомнила! Он был на пикапе с эмблемой какой-то… Голубой пикап такой! Наконец налёт скептицизма слетает с лица. Мёрвин дёргается, прислушивается. — А как выглядела эмблема? — уточняет Джоуи. — Ой, ну этого не разглядела… Я же тут, отец, как птица в клетке: что увижу из-за прутиков, то и вспомню. Сами понимаете, работа у меня… — Конечно, миссис Карсон: весь день на одном месте… Вы сильная женщина. — Ой, и не говорите… Мёрвин дёргает под стойкой Джоуи за локоть. Тот оглядывается, извиняется кивком перед женщиной, и отходит по настоятельной жестикуляции Мёрвина в сторону. — Полная херня, — шёпотом резюмирует он, поправляя очки и оглядываясь на кассу. — Кажется, тупик. — Это Никки!.. — шикает Мёрв. Джоуи хлопает длинными ресницами, переводит на него взгляд. — Не совсем по… Мёрвин качает головой, отмахиваясь — как не понимает очевидного? — затем вольно кладёт ладонь на плечо, тянет на свой уровень роста пошушукаться. Джоуи покачивается, будто смущённо рыпается обратно, но затем — уставляется остекленело глаза в глаза. — Никки на завтра не отпрашивался!.. — поясняет змеиным шипением. — Что он тут делал?!.. — Ну, может… — Сглотнув и бегло опустив глаза, а потом подняв, пробует предположить Джоуи: — Может, он собирался на матч?.. — Какой в жопу матч, у нас работы до пизды! — раздражается, но выдыхает потяжелее, подольше вглядывается в расширенные, будто пропасти, зрачки. — У нас с ним договор: если куда-то нужно за город, заранее договариваемся! Ник такой херни без причины не мутит, он же честный дохуя! Точно втихомолку что-то делал! — Даже если так… Причём тут Зейн? — Да Никки простой, как пятак! Этот гадёныш мог присесть этому добряку ебаному на уши, а тот, поди, мог чего подсказать!.. Тупой же, ёб твою. — Значит, Зейн… — вблизи видно только то, как Джоуи с сомнением изгибает брови. — Своровал у тебя деньги, забрался ко мне в церковь, а затем… — Затем его вчера после заказа мог подловить Никки, тот ему нассал в уши и всё!.. — Думаешь, что та женщина по телефону… Зейн?.. — Голос у говнюка не доломался! — А ребёнок?.. — вспоминает деталь. — Тогда о ком могла бы идти речь?.. — Вот у него и спросим! — решительно напирает Мёрв. — Не знаю что, но это — точно хуйня!.. — Ладно, — соглашается Джоуи примирительно, пробует распрямиться и ненароком мажет взглядом по сжатой ладони на своём плече. Мёрвин убирает руку, но Джоуи всё равно немного мешкает, прежде чем обернуться к окну с кассами, улыбнуться на прощание и под утягивание Мёрва за локоть наскоро зашагать следом. Они проносятся напрямик к пикапу, как раз тогда, когда на них узнавающе оглядывается Джейсон. — О, Мёрв!.. Мёрвин не слушает, сразу заскакивает в тачку и хлопает дверью. Джоуи приземляется рядом в непонимающей спешке. — Ты уверен, что это может быть связано с Зейном? — ещё раз в сомнении переспрашивает он, на нервах пристёгивая ремень и косясь в сторону Джейсона, который делает пару шагов по направлению к ним. — Нет, конечно, — фыркает Мёрв, проворачивая ключ. — Но я точно знаю, что Никки так не делает, и это точно странное совпадение!.. Взрыкивает мотор, Джейсон останавливается в непонимании, почему его проигнорировали, и Мёрвин лихо выкручивает руль, выезжая задним ходом. Они уезжают под почёсывание затылка Джейсона.***
Никки находится быстрее, чем все остальные «информаторы»: всего-то и нужно, что набрать ему, уточнить, заедет ли в мастерскую после заказа, и уже по предвечерним пробкам на главных улицах двинуться в ту сторону. Джоуи поначалу ещё несколько раз интересуется, уточняет, как теоретически Ник может быть связан с Зейном, и Мёрвин выдаёт вполне правдоподобную версию, что Ник неплохо дружен с Джейсоном, тот — с Салимом. И намного больше вариантов, что Зейн может быть неплохо расположен к не служившему Никки, чем к нему или Джейсону. — И ко мне, — дёрнув уголками губ в печальной улыбке, тихо договаривает Джоуи. Мёрвин поводит плечом, смотрит на дорогу и решает смолчать — особого ужаса в том, что он припугнул Зейна задержанием на месте, он не видит, но если Джоуи хочется мусолить эту мысль подольше — дело его. Они замолкают ненадолго, стоя в заторе перед перекрёстком. Джоуи смотрит в своё окно, изредка постукивает большим по замку из пальцев, а Мёрвин уныло-устало изучает стоящие впереди машины. Одной пробки ему хватило по горло. Двинувшись вместе с рядом, Мёрвин вылавливает взглядом нужный поворот и решает сделать лишний круг, зато не стоять нигде, не чувствовать, что молчание между ним и Джоуи снова непонятно-переменчивое: с одной стороны — с ним комфортно, с другой — абсолютно нет. Мёрвин так и не определяется, что толком испытывает от своего времяпровождения с ним. Джоуи… Интересный. С ним точно не скучно, это факт, но тахикардичные горки, по которым бросает Мёрвина, не дают никакого ответа к тому, что происходит. Его порядком бесит его «праведность» и излишняя доброта. Ему нравится, что он с характером, иронично-язвительный и эмоциональный без перегибов. А ещё глаза красивые — в них приятно залипать, когда некуда смотреть, изучать узор радужки, цвета в ней, поражаться длине ресниц. Плюсов, вроде, побольше. Значит, можно считать Джоуи неплохим парнем. Но Мёрвину опять, как гвоздём в висок, влетает неприятный факт поползновения в личное поле. А там — жжётся, зудит, гноится. Мёрвин непроизвольно морщится, снова отторгая чужие слова от себя, пробует выровнять поднявшуюся волну говна внутри. Непонятно: то ли Джоуи слишком борзый (скорее всего), то ли Мёрвин отвык уже поднимать в себе этим мысли (тоже правда). Пока он выруливает, флегматично глядя на дорогу и сворачивая, где нужно, Джоуи немного вертит головой, пробует определить по местности, куда они всё же направляются, поглядывает на Мёрва и… похоже, доверяется ему. Разцепляет замок из пальцев, поправляет сутану. Немного тарабанит пальцами по подлокотнику на двери и вдруг говорит: — А у тебя с Ником… — начинает осторожно. Мёрвин отвлекается от дороги, вскидывает вопросительно бровь, короткой оглядкой оценивает Джоуи. — М?.. — Вы… — по-странному долго мнётся, скашливает голос. — Вы коллеги давно, верно? На удивление, слишком обычный вопрос. Непонятно, чего так долго его пережёвывать на зубах. — Да, давно уже, — Мёрвин поводит плечом, оставляет одну руку на руле, расслабленно смотрит вперёд. — Можно сказать, кореша. — О! — Джоуи неожиданно оживляется, улыбается. — А в чём вопрос?.. — всё же недопонимает Мёрвин, косится на него. Джоуи улыбается, отмахивается суетливо, но менее напряжённо рукой, однако даже за ней не спрячешь белозубое и красивое — Мёрвин оценивает, что вот такая улыбка у него получается лучше, чем та выученная, миловидная для бабок. — Прости, я просто… — он заминается, жмурится, затем смеётся коротко и тихо. Смешок приятный, по рукам от звука мурашками. — Просто в прошлый раз ты пошутил, и я почему-то недопонял шутку, вот сейчас в голову пришло… — Какую шутку? — Ну, эту, про… — он инициативно-прямее подаётся вперёд, ближе. — Ты тогда сказал, что отремонтировал мне раковину в подарок за то, что я поговорил с ним. Мёрвин удивлённее вскидывает брови — неожиданно, что сам Джоуи решает об этом заговорить. А он думал, что один исходится на говно из-за той ситуации, не идёт она из головы. — А, да, — хмыкает, кривит губы в ядовитой ухмылке. — Ты ещё тогда смылся в свою церковь, блядь, не пойми почему: я ж вроде как без подъёбки, а ты вот… — Прости-прости, — не прекращая улыбаться, взмахивает часто-часто рукой Джоуи. — Я неверно понял то, о чём ты говоришь и придумал совсем чушь. Не бери в голову. На душе непроизвольно теплеет — приятно, что б его. Мёрвин добреет на глазах, оглядывается, уже улыбаясь, не ухмыляясь: — Что это ты там надумал?.. — О, ну это… — Ну-ну, колись давай, святоша!.. — Мне правда неловко это говорить… — Ну, поржём вместе, давай! Сказал одно, говори и второе!.. Джоуи тушуется, но Мёрвин по глазам видит — улыбается, зараза, стреляет взглядом искоса. Ему это по нраву, когда Джоуи такой. — Ну так что?.. — улыбается ему, настроен благодушно. — Ох… — Джоуи прикрывает глаза, пробует стереть с губ предательски неловкую улыбку, качает головой, будто в неверии, затем выдыхает: — Ты так сказал, про чёрного парня с умелыми руками… Я невольно подумал, что вы в отношениях. Мёрвин зависает, чуть нахмурившись в непонимании. В каких отношениях?.. Рабочих? Так это правда. Ещё через пару секунд перебора вариантов в голове простреливает самый нелогичный. — Типа… — начинает он, покачивая головой, — типа ебёмся, что ли?.. Джоуи морщится, плавает ладонью по воздуху. — Ну… Да, если это так можно назвать. — С Никки-то?.. — Мёрвин не удерживается, поворачивается к Джоуи, не веря, что он серьёзно. Тот лишь вжимает голову в плечи, косит губы на бок, всем видом подтверждая — да, это правда. — Серьёзно?.. Бля!.. От безумной и абсолютно неясной по мотивам теории начинает драть изнутри — гоготом, смехом, абсурдностью. Мёрвин сначала пробует не смеяться, лишь качает головой, как болванчик, но уже на повороте сдаётся и извергается громогласным ржачем. Джоуи посмеивается сначала неловко, скромно, потом блестит глазами, изучает его профиль внимательнее, уже чуть делано-обиженно уточняет: — Что смешного?.. Ты ведь сказал так, будто… — Ага, так, будто мне никто кроме него дрочить не будет, — у Мёрвина едва слёзы на глаза не выступают, давно его так ничего не веселило. — Никки, блядь!.. Серьёзно!.. Хоть бы ещё про Джейсона сказал, хотя тоже, схуяли, но Никки?! Бля, Джоуи, ты не в своём уме, Богом тебе клянусь!.. Причём твоим же, чёрт!.. Сука, ничего тупее и смешнее в жизни не слышал! Джоуи похихикивает солидарно, тоже качает головой. — Я же говорю, сам сейчас понял, какая это чушь… — Как ты вообще додумался? — с нездоровым энтузиазмом отворачивается Мёрвин от руля. — Что я захочу трахать его, блядь?.. Серьёзно, во сне не приснится! — Вы просто оба довольно близко и лично воспринимали размолвку, — пробует оправдаться. — Я понимаю, о таком даже на исповеди не все напрямую говорят… Вот и посчитал, что у вас близкие отношения. — До долбёжки в очко!.. — Мёрвин надрывается, закашливается собственным гоготом, смахивает предательские слёзы. — Сука, ты зачем так, а?.. Да кореш он мой хороший, ещё бы не говнились друг на друга! Он, блядь, добряк, но упёртый, как баран; я, блядь, говнюк и настойчивый, как козёл. Встретились, ебать, рогами зацепились, вот и закусились… Тоже мне! Я расскажу ему, клянусь, он сам обоссытся… — Не нужно, — панически серьёзно подаётся вперёд Джоуи. — Да ладно, смешно же!.. — Прошу тебя, не нужно, — упорнее наседает. — Мне и так сейчас стыдно, так что… — А чего стыдиться? — удивляется искренне Мёрв. — Ну, подумал чушь и подумал. А я-то считал, что брякнул чего не того… Да и хуй с ним! Зато теперь ты точно в курсе, что я нахуй никому не упёрся уж до такого состояния, даже Никки, ежели что, сдриснет!.. Мёрвин улыбается широко, потешается ещё немного, покачивая головой в ахуе, но налёт веселья не слетает. Джоуи молчит подозрительно долго рядом. — Это не так, — когда уже Мёрвин поворачивается к нему, проверяет, что язык не проглотил, отвечает он. — Я, конечно, перегнул, посчитав, что для таких переживаний между вами романтические отношения, но… Ты нужен ему. Джейсон, как понимаю, твой хороший товарищ и сослуживец, ему ты тоже нужен. Ты хороший друг, чтобы ты ни говорил про себя. Широкая улыбка начинает притуплять углы — Мёрвин всматривается в Джоуи, ловит его долгий взгляд себе в глаза. — И дочери своей, чтобы она ни сказала, ты тоже нужен, — уже на порядок тише, опасливее завершает. Мёрвин смотрит, моргает через пару секунду. Отворачивается. В этот раз желание разговниться не находит. Наоборот — чувствует, что говорит ему честно, без прикрас. Искренне. Он выдыхает тяжело через нос, переваливается на сиденье поудобнее. Джоуи на соседнем как задубевает, сглатывает, боясь очередной агрессивной реакции. Но Мёрвин смотрит на дорогу и дёргает устало уголком губ в тёплой улыбке. — Понял, — говорит. — Буду иметь в виду, святой отец. Джоуи удивлённо смаргивает, приглядывается, но зрение не обманывает. Он тоже следом улыбается неуверенно и тепло, расслабленнее устраивается в кресле. Едут остаток дороги в приятном и ненавязчивом молчании.***
На фоне предыдущих мест поисков мастерская выглядит родной, тихой и уютной. Небольшое белое зданьице с облупившейся на задах краской целым пузырём, понятные и привычные потёртые окна, заставленные с внутренней стороны шкафами. Мёрвин выруливает сразу с задней стороны, паркуя пикап, и Джоуи с интересом осматривает не самый посещаемый двор: радовать тут взгляд нечем, только рабицей, огораживающей заброшенную стройку, мусорными контейнерами, выставленными досками рядом с ними. Из-за крыши режется опускающиеся степенно солнце, и задний двор укрыт приятной тенью. Лишь мошкара кружит возле тусклой лампочки над чёрным ходом. Мёрвин пикает сигналкой по привычке, и Джоуи, не найдя ничего любопытного, но всё же с поблёскивающим в глазах интересом нагоняет его у дверей. Ник находится в самом первом зале, куда могут зайти клиенты. Стоит, скрючившись, над столом, что-то помечает походя в компьютере, очевидно, детали заказов. На расслабленно крякнувшегося Мёрвина, выходящего из внутренних помещений, он и не поднимает глаз — походя кивает в монитор, на секунду руку вскидывает в приветствии. — Здоров. — Тебе того же. Вслед за увесисто-расхлябанным шагом Мёрва простукивают более лёгкие шаги. Ник бегло поднимает глаза, будто решает, что почудилось, опускает обратно и снова поднимает. Теперь уже удивлённо вскинув голову. — Отец Гомес?.. — Добрый день, мистер Кей, — кивает смущённо Джоуи за плечом у Мёрвина, и Никки озадаченно переводит взгляд на него: — Хера се… Неожиданная комбинация. — Как на твоём замке шкафчике в спортзале, — усмехается Мёрв. — Сам накрутил, сам забыл, ебать. — Да не, просто… — Ник оперативнее распрямляется: такое событие заставляет его отлепиться от работы. — Чот не ожидал, что вы… А чо вы вместе? Мёрв от запоя что ли молитву читал?.. — За мамку твою, — шикает делано-раздражённо Мёрв, но, благо, теперь все в помещении неплохо понимают: когда он реально говнится, а когда так, для вида. — Дельце у нас одно общее, вот и всё. — А-а-а… Окно-то в церкви?.. Вы к стекольщикам ездили, что ли?.. — Обычные стекольщики не во всём помогут, — вклинивается аккуратно Джоуи. — Там витраж… Даже боюсь представлять, во сколько это обойдётся. — Хошь гуашью тебе заебеню?.. — косится на него, ухмыляясь, Мёрвин. — Не уверен в твоих художественных способностях. — А хули там рисовать-то?.. Баба в тряпке, младенец в тряпке. Сделаем!.. — По описанию ты нарисуешь на стекле церкви людей без определённого места жительства?.. — А чо, Бог — бомжара?.. И мамку свою обчистил, без крыши оставил?.. — Теперь по твоему описанию это похоже на тебя. — Смотрю, вы неплохо ладите, — молча слушая битву подъёбок, моргает охуевше Никки и улыбается. — Получается, я вам не нужен?.. Чо звонил тогда? — А мы как раз по проблеме, которая оплатит витраж, а не картину из бомжей, — переключается на него Мёрвин, теряя улыбчивость. — Вот ты скажи мне, Никки, хули ты пиз… Сзади за локоть воровато дёргают. Мёрвин прерывается на слове, оглядывается, и Джоуи карикатурно мило выдавливает улыбочку, стреляет из-за отсвета очков глазами на Ника. Мёрвин читает по одному взгляду: «Не заходи так круто, ничего не скажет». Приходится покривиться, шмыгнуть недовольно носом, но снова обратиться к в непонимании смотрящему на них Нику. — Хули я «что»?.. — Через плечо, — дёргает раздражённо верхней губой Мёрв. — Хотел узнать, что там по заказам у тебя на завтра. Мне с Дж… Отцом Гомесом по пути, там как раз вроде и его заказ, так что заодно его заберу. Ну и… Что я сегодня попросил передвинуть. Ник удивляется, но, вроде, не переспрашивает. Садится уже по-нормальному за стул, начинает щёлкаться в компьютере, обсуждать рабочие вопросы, Мёрвин нехотя, но поддерживает тему. Джоуи вольготно устраивается на видавшем виды диванчике, слушает, не переставая улыбаться, и Мёрвин всё чаще косится на него недобро, говорит одними губами, что надо как-то выводить на правду-матку, однако что-то сам по себе разговор к ней не уходит. Спустя минут десять бесполезно трындежа, Джоуи сам по себе вклинивается в разговор: — Кстати, мистер Кей, Мёрвин упоминал, что вы любите бейсбол… Мне вот стало интересно, а в где в этом штате проводятся матчи? Кажется, Ник и сам подустаёт от монотонного разговора о работе, поэтому с охотой переключается на подкинутую тему: — Да даже в соседнем городе, отец, — оживляется. — Это, конечно, не лига, но временами бодренько играют. — О, вот как. А не знаете, когда ближайший матч? — Сегодня, — хмыкает, поджав губы. — И чо не поехал? — подключается, поймав волну, Мёрв. Ник поднимает на него, стоящего за плечом, глаза с опаской. — Да работы много, — наигранно безразлично поводит плечом. — Это было бы неплохим свиданием с девушкой, — ювелирно точно бьёт в цель Джоуи, поблёскивая масляно-понимающими глазами за линзами, и Никки сникает совсем откровенно: — Ага… Если она тебя не бортует. — Ты Рейчел, что ли, звал?.. — хмыкает Мёрвин. — Её позовёшь, — раздосадовано утыкается обратно в компьютер, впустую листает заказы на ближайшие дни. — Сам знаешь. — Так я и не зову её никуда, — по-простому. — А я зову, — обрастает упорством и выученной добропорядочностью Ник. — И результат: что тебе, что мне. — Вы звали её на сегодняшний матч? — бросает под руку Джоуи. — Звал, но, хули, результат-то… — не отражает, что пробалтывается. Мёрвин с Джоуи обмениваются победоносными взглядами. — Так у нас работы ж до хуя, — почувствовав вкус триумфа и чуть потянув паузу, Мёрв осаживается позади Никки на столик, скрещивает руки на груди. Курсор на экране замирает, похоже, Ник вчухивает, что пизданул не то. — Куда ты её звал в пекло будней, а?.. Его прижимают к стене на раз-два: что правда, то правда, врёт он отвратительно, да и до правды докапывается равнозначно паршиво, но более упорно. Никки медлит, тупит, затем выдыхает тяжело, накрывает глаза от холодного света монитора ладонью. Медленно почёсывает лоб одним пальцем. — Ну звал, бля, — сознаётся. — И чо?.. — Да так, — пожимает Мёрв плечами, делано-безразлично поджав губы. — Просто интересно получается: ни предупредил заранее, ни сказал. Я бы чо, сам расхлёбывался?.. — Я бы перенёс все заказы, была возможность, — оправдывается. — Да хер с тобой, перенёс он. Мы ж вроде договаривались предупреждать. Чо не рассказал?.. Ник выдыхает ещё тяжелее. — Да не хотел я тебе, блядь, рассказывать, — сдаётся уже с ощутимым скрипом. Оглядывается, крутанувшись на стуле. — Ты б меня заебал своими подъёбками!.. «О, ебать, Ромэо-хуеро, давай, успехов!» Я чо, не знаю тебя?.. Нат, на хер тебе рассказывать о Рейчел, изойдёшься на говно только так. Мёрв встречает его взгляд и кривит губы. — Знаешь, а ты… — начинает нейтрально, но потом поддаётся своей злоебучести: — удивительно, бля, прав. Ебать, герой-лю… Позади бритой головы Ника бегло проскальзывают белые ладони — это Джоуи с дивана начинает беззвучно размахивать руками, отрицательно мотать головой, показывая, что подъёбки на тему личной жизни товарища сейчас вообще не их дело. Мёрвин в который раз за день признаёт — святоша прав. Да и сам факт того, что Ник признаётся, что это была Рейчел — рушит всю его теорию про причастность Зейна. Получается, они здесь только тратят время, ничего больше. Мёрвин замолкает так же неожиданно, притормаживает, и Ник сначала защитно-серьёзно смотрит на него, ожидая говна в лицо, но уже позже расслабляется недоумённо — говно, почему-то, резко прекратилось. — Мы рады, что у вас всё хорошо складывается с Рейчел, — в тон своему виду миролюбиво обращает на себя внимание Джоуи. Ник оборачивается на него, и он уже примерно сцепливает руки в замок на коленях. — Как понимаю, сейчас ей не помешает поддержка. Вы хороший и надёжный человек, мистер Кей. Ник оглядывается вопросительно за плечо на Мёрва, и тот, решив не кривить душой из пустого желания доебать, выдыхает, пожимает плечами: — Да ладно, бля. Я думал, ты понимаешь, что я не всерьёз. Удачи, мужик, ей сейчас и вправду нужен кто-то покрепче и получше, чем я и бутылка, — хлопает его по плечу по-братски, поджав в искренней улыбке губы. Никки смотрит с недоверием, ожиданием, но всё же проникается. Дёргает неуверенно улыбкой, облегчённо вздыхает. — Спасибо, мужики, — излишне душещипательно кивает, оглядывает обоих благодарно. — Я уж это… Ну, как умею. А Рейчел ваще сама себе на уме, мне такие по нраву. Так что… Мёрвин уже хочет закатить глаза — понеслось — но Джоуи вовремя возвращает беседу в нужное русло: — Так она отказалась вчера от поездки на матч? — участливо заговаривает. — Ага, тип того, — Ник уже без напряжённости откидывается на спинку, то всхлипывает жалостливо, но выдерживает вес его туши. Он вольно прокручивает рукой в воздухе в странном жесте. — Я думал, что мы вроде с ней договорились, она и не против была до последнего… Всё заебись, я уже на мази, билеты купил, поехал, вот, вчера на автобус взять — её чот пробило на ностальгию по студенчеству, захотела сгонять, как, бля, студенты без бабок: на автобусе, в мотеле дешёвом заночеваеть, ебать, типа олдовое свидание, а мне чо, звучит прикольно — отзваниваюсь ей от кассы, а она… Бля, мужики, я не знаю, это я баран тупой и надо бы знать такие вещи или чего?.. — Чего?.. — не понимает Мёрв. — Да она, кароче… — Никки почёсывает затылок в неловкости, жмурится, будто не хочет снова вспоминать проёб. — В общем, звоню, говорю, так и так, а она — «блин, прости, я забыла на могилу к дочке съездить». Я так охуел… Не знал, что у неё дочка была и умерла. Ты знал, бля, Мёрв?.. Короче, мне пиздец неловко стало, я как баран ещё давай тупую хуйню спрашивать, растерялся… Ну, отменил, конечно, дело-то такое. Мёрвин и Джоуи синхронно отводят взгляды от Ника, встречаются — а вот и то, что попахивает ещё одним странным и подозрительным пиздежом. У Рейчел, конечно, мог бы быть ребёнок, но он не родился. А зачатки детей, пока ещё, нигде не хоронят. — Я обосрался… — продолжает в тишину каяться Ник. — Пиздец, вот надо ж было… Да, Мёрв, надо было бы тебя спросить, может, я бы так и не охуел, сказал бы что нормальное… — Да ты не кипишуй, — напряжённо вглядываясь в глаза такому же подобравшемуся Джоуи, спокойно выговаривает Мёрвин. — Это… Она тебе сама расскажет. Не парься, наоборот хорошо, что рассказала. — Думаешь?.. — Да базарю. Если уж Рейчел решила душу тебе изливать, то зацепил её. — Бля… — Ник с сомнением переводит взгляд в стену. — Может, и так. Но так паршиво себя чувствую… — Не стоит брать на себя ответственность за это, — мягко-наставительно говорит Джоуи, отрываясь от разглядывания Мёрвина и мысленных переговоров с ним. — Это и вправду хороший знак. Она вам открывается. Выдержите немного паузу, потом поговорите честно и искренне. Уверен, она объяснит и расскажет вам всё лучше. — Тема, отец, — кивая, оценивает Ник. — Всегда дело говорите. — Ладно, ты давай, не раскисай, — хлопнув в завершение разговора Ника по плечу, отрывается Мёрвин от насиженного. — Нам пора. — Был рад увидеть вас, мистер Кей, — также оперативно поднимается с дивана Джоуи. — Да можете просто Ник. — Ник… Удачи вам. Уверен, всё обязательно получится. — Хуючится, — не сдерживается Мёрв, проходя мимо. — Поехали, Джоуи, у нас ещё дела. — Да, конечно, — он поворачивается уйти следом, но затем говорит осторожно: — У вас есть уборная?.. — А, да, — Мёрвин морщится, вспомнив, что они с утра колесят, так не посрав и не поев, и если он к такому темпу привыкает, то уж священник, прикованный к одному месту, вряд ли может не ссать вечность. — Вот в мастерскую и направо, дверь серая. — Спасибо, — Джоуи вкрадчиво кивает, уходя в указанном направлении, и Мёрвин останавливается, мешкая. — Жду в машине, я пока… — думает, как зашифровать поумнее. — Позвоню «следующей точке»!.. — Понял! Со скрипом поддаётся дверь в сортир, Джоуи определённо пробует осторожно открыть, но не получается, и Мёрвин остаётся наедине с Ником. Тот как смотрел в одну точку на стене, обтекая мыслями, так и смотрит. Мёрв неопределённо дёргает рукой, прощаясь. — Давай, до завтра. — До завтра, Нат. Он уходит, оставляя кружить за собой только пыль в прямоугольнике вечереющего света и покачивающуюся дверь. Джоуи выходит спустя пару минут и на рефлексе выходит не к задней двери, а к залу для клиентов. Он вздрагивает, увидев только одного Ника, но уходить уже неловко, не сказав повторно прощальных слов. — Здорово вы с ним спелись, отец, — едва Джоуи открывает рот ещё раз попрощаться, говорит тот, не отрываясь от экрана компьютера. — Если честно, я немного… В шоке. Мёрв обычно ни с кем не ладит, кроме тех, кто его терпит по дружбе, но вы что-то с чем-то: он будто… Не знаю. Мягче стал, корректнее?.. — Он и до этого был хорошим человеком, — смущается, но прячет неловкость в привычно сцепленных пальцах, чуть нервной улыбке. — А, точняк. Вам же нравятся грешники. Джоуи теряется, давится воздухом, но Ник запоздало открывает взгляд от компьютера, и вернуть себе самообладание становится посильной задачей. — В каком-то… смысле, — Джоуи кивает скромно, суетливее делает обороты больших пальец поверх замка. — Признаться, Мёрвин… — Я думал, вы уже закорешились, он ж вас по имени звал… Пальцы ещё быстрее начинают делать обороты. — Как понимаю, все привыкли звать его по фамилии. Не думаю, что будет уместным мне тоже называть его по имени… — А, да не, забейте, ему фиолетово: что Мёрвин, что Натан. Это просто наша привычка с Джейсоном, он со службы притащил, вот и повелось. — Понял, — Джоуи вздрагивает уголками губ, пытаясь улыбнуться, и решает уйти с опасной темы близости с Мёрвином на что-то более интересное и насущное: — Послушайте… Ник. Я хотел бы спросить кое о чём, но, если тема покажется слишком личной, то вы можете не отвечать, поэтому… — Да говорите, отец, — по-простому отмахивается, отваливается на спинку кресла. Джоуи улыбается решительнее — всё же с Ником проще сладить, чем с Мёрвином по этому вопросу. — Я узнал случайно… Что у Мёр… у Натана есть дочь. Но они не общаются. Вы знаете почему? Глаза Ника с каждым последующим словом мрачнеют, тяжелеют взглядом. Даже расслабленно закинутые руки за голову не облегчают обстановку, угловатее подчёркивают локтями остроту поднятой темы. — А… Это. Джоуи сглатывает — твёрдая колоратка царапает кадык. Ник выдыхает тяжело. Убирает руки из-за головы, склоняется сутулее на месте, шмыгает носом. — Это долгая и неприятная история, отец, — хмыкнув, поводит плечом. — Мёрв, он… Он честно пытался. Но его дочку настроила против него бывшая. Он с Кэтти дерьмово разошёлся… Да оно и понятно почему: впахивал, воевал, всё жалованье, как Джейсон говорит, ей посылал — что бы там и дом отстроить, и Салли что бы всегда с игрушками, садиками, на развивашках, а оказалось, что Кэтти всё это время кувыркалась с его лучшим друганом. Мёрв вернулся, могла бы завязать, так она ещё пять лет туда же, втихомолку с этим пидором… Они разводились со скандалом. Он тогда и запил, в себя никак прийти не мог. Кэтти-то тогда и смекнула, решила, походу, добить его: из-за того, что запил, Салли ей отдали, Мёрв долго пробовал судиться, подавать апелляции, но у него реально уже проблемы были. А она там уже подсуетилась, сделала козла отпущения из него, начала Салли мозги промывать. И что мудак, и что больной на голову вернулся после войны — ну мы-то знаем его, отец, будь он тираном или говном последним, так он ж в попу дул девкам своим, у него кукуха не поплыла, дома ж ждали, как в глаза дочке смотреть, если чего не то — ну и… Поначалу Мёрвин катался к ней регулярно в другой штат, общались, но чем дальше в лес… Кэтти обработала Салли. А она ж тоже девка не дура, видит, что батя спивается, вот и слова мамки подхватила… В общем, сначала просто морозилась от него, потом выплюнула тираду из разряда, что видеть его не хочет, что ничтожество, алкаш, добила тем, что доклад какой-то в школе по Ираку делала, так и ублюдком назвала, который там чуть ли не насиловал… Мёрвин после это совсем в яму упал. Сдался. Вроде, потом ещё через пару месяцев ходил на консультацию, думал попробовать как-то ещё с ней поговорить, объясниться, но дочка уже при позиции. Он и отступил. Знаю ща только, что деньги шлёт каждый месяц ей на отдельный счёт, вроде как с Кэтти через другана своего бывшего об этом договорился, да подарки по праздникам. Вот и вся история. Джоуи слушает внимательно. И под конец его глаза полностью стекленеют. Ник разводит руками, показывая немо, что и добавить нечего. Уже случилось, есть как есть. Джоуи с трудом улыбается в благодарность за ответ, кивает коротко. Не замечает, как крепко сжимает пальцы в замке, белеют костяшки. — Спасибо, Ник. — Да ладно… Что мне скрывать. Может, вы, там, не знаю… Поможете ему чем. Вы уже неплохо на него влияете. На это Джоуи отказывается даже пытаться отвечать. Он ещё раз кивает, проговаривает одними губами «я пошёл» и выходит теперь точно к чёрному ходу. Выходя, Джоуи замечает, что теперь не только на задний двор, но на весь город начинает падать вечерняя тень: греется солнце из-за скоса крыши, жужжит мошкара у лампочки, город делится насыщенными тенями от зданий на куски. Мёрвин сидит в машине за водительским местом, говорит с кем-то по телефону, стряхивая пепел с сигареты в открытое окно. Он и не обращает особого внимания на вышедшего Джоуи, только бегло мажет взглядом, отмечает его «наличие» и продолжает что-то говорить в трубку. Джоуи печально выдыхает. Он должен был уже заучить как мантру очевидную истину — не твоё, не лезь — но сердце жмётся болезненно, не оставляет в покое, толкает делать то, что он считает правильным и честным. И какой бы удар потом обратно не пришёлся по нему самому. Джоуи садится в машину, деликатно захлопывает за собой дверь, но Мёрвин и сам уже заканчивает разговор: — Ага-ага, понял. Ладно, тогда минут пятнадцать и заеду к тебе. Давай. — Планы меняются?.. — уточняет Джоуи. — Нет, это Рейчел, — кивает, бросая телефон на приборную панель со стуком, отщёлкивает сигарету за окно. — Дозвонился до неё с третьей попытки, уломал, что заехать надо, перетереть. Что-то мне кажется, что она бы о таком не стала пиздеть спроста, хотя… — Натан. — А?.. — он смаргивает, переводит на Джоуи взгляд. Сам Джоуи смотрит долго, набирается решимости в который раз полезть туда, где ему никогда не будет место. — Чего? — Я… — начинает тихо, промаргивается, уводя глаза, затем и вовсе: жмурится, порывисто снимает очки, показывая, что, если ему и дадут по роже, он вполне этого ожидает, поднимает уже чуть поплывший плоховидящий взгляд. — Я спросил у Ника про твою дочь и… Не нужно хорошо видеть, чтобы чувствовать — буднично расслабленное лицо Мёрвина мрачнеет. Джоуи сглатывает, дрожащими пальцами складывает на коленях дужки у очков. Смотреть и плохо видеть в таких ситуациях — лучше. Как минимум, не так страшно. — П-прости, что лезу не в своё дело… — чуть заикаясь, начинает, пока может говорить. — Просто… Мне кажется, ещё не всё потеряно. Я узнал, почему всё так, мне ужасно жаль, что твой развод… Так повлиял на твои отношения с дочерью. Мутный от говённости зрения Мёрвин выдыхает громко, отворачивается. Подпирает рукой голову. — Но всё же… Я считаю, что тебе не нужно бросать попытки, — у Джоуи подрагивают губы, но он решает идти до конца. — Знаю, что не мне советовать и… И что ты не спрашивал ни моего совета, ни мнения, но мне больно смотреть, как хороший и честный человек себя уничтожает из-за ситуации, которую ещё можно исправить. Мёрвин хмыкает горько. — А что тут исправлять, ну-ка поведай… — Позвони ей, — предлагает он, почувствовав, что не отторгают. — Вероятно, она сама может жалеть о своих словах, но… Бояться признаться в этом тебе. Тот же Зейн, которого мы ищем… По большому счёту, он просто испугался, сделав глупость. Может, он просто боится показаться Салиму на глаза, поэтому всё приняло такой нехороший оборот. И деньги, что он украл у тебя — это поступок на эмоциях, ты сам сказал, что это было как раз после ссоры. Все могут наговорить того, что вовсе и не думают, ты знаешь сам по себе. Мёрвин косится на Джоуи задумчиво. Не понимает, чем ему так упирается тема его семьи и его самого, что он весь день раз за разом пробует поговорить, обсудить что-то. Без очков Джоуи похож и вправду на скуластую куклу — глаза доверчиво и подслеповато распахнуты, на переносице красные отметины от носоупоров, как плевки случайно краски с производства, предзакатное солнце пляшет отсветами, будто для фотосессии на промо. Принимать поддержку и советы Мёрвин не любит. Чувствует себя и без того жалким, что он, не знает, что многое сам просрал, зачем ему лишнее напоминание об этом. Молчит. Джоуи сглатывает в ожидании, едва пальцы себе не выламывает, крутя очки в руках. Мёрвин устало массирует висок. Сдался он ему. Чего прилип. Хотя, с другой стороны, понятно, чего прилип: из-за рисунка Салли Мёрв вписывается в эту прохладную историю по поиску засранца, а последнюю пару часов они будто уже и не за ним гоняются, а так, ездят туда-сюда, по душам перетирают. Джоуи же с ним ездит. А мог ведь просто дождаться, пока полиция сама найдёт, принести извинения Салиму и снять обвинения. Джоуи сердобольный, чуткий, отзывчивый. Видит, что у кого-то душа болит — пробует помочь всеми силами. Мёрвин ухмыляется серо — не верит, что такие люди ещё существуют. Обычно их быстро в течении жизни оставляют дурачками с носом, те злобятся, обрастают коркой, а Джоуи… А Джоуи и на войне, как он, был. Не дурачок вовсе, имеет стержень, в обиду себя просто так не даёт. И не озлобляется на весь мир. Верит, что б его. Если уж не в Бога — это слишком очевидно — то, наверное, в светлое в людях. Мёрвин пробует вспомнить, когда он в последний раз ощущал себя без дерьма на душе. И в память упорно лезет детский рисунок Салли и её фотка из кошелька. Когда скучает, достаёт, смотрит, улыбается. Было же время. А сейчас один — порван, другая — стырена ссыкливым засранцем Салима. Мёрвин пробует снова поднять волну злости, но почему-то не получается. Согласен с Джоуи, как бы ни говнился: пиздюк он ещё, может, и с гонорком, но уж явно Салим не воспитал его криминальным авторитетом. А ошибки все делают. По молодости — вообще каждый день. Мёрвин отваливается устало на спинку, поворачивает голову к Джоуи. — Ну и что я ей скажу?.. — хмыкает беззлобно, сдаваясь. — Что скучаешь, — находится сразу с ответом Джоуи. — Спроси, как у неё дела, расскажи про свои. — Ебут её что ли мои дела, — усмехается, качая в неверии головой. — Подумает, что опять нажрался, сбросит. — Тогда напиши СМС и скажи, что это не так, — ещё подкидывает варианты. — Перезвони. Скажи, что устал и сожалеешь, что у вас сейчас всё так, ты бы хотел это исправить. Мёрвин ухмыляется замороженно, глядя в потолок салона. Думает, прикидывает, чем обернётся очередной разговор с ней. — Просто… — снова заговаривает Джоуи. — Просто не сдавайся. Твоя дочь есть не только на фотографии и на рисунке, она здесь, живая, и ты можешь с ней поговорить. Внутри предательски что-то ёкает, натягивается как струна. Мёрвин вспоминает, как сокрушалась Рейчел на похоронах Эрика: не то, чтобы ей в действительности хотелось вернуть бывшего мужа, но вот просто поговорить, расставить всё по своим местам… Сделать так, как уже не сделать. Он переводит серьёзный взгляд на Джоуи. Видит, как тот, будто баран надутый, робеет, выдавая свои тирады, но упорствует, пробует достучаться. Не секунду Мёрвин думает, что, познакомься он с Джоуи годков так на пять пораньше, может, до него и легче было бы достучаться. Он бы хотел познакомиться с Джоуи. Отличный парень, даром, что священник. — Ладно, — хмыкнув миролюбиво, отмахивается от душещипательных. — Услышал тебя, падре. Джоуи замирает и тут же — улыбается окрылённо. Мёрвин не сдерживает в ответ широкой улыбки, отводит глаза, боясь, что сейчас ослепнет от сияния рядом. Пока Джоуи начинает снова возиться, напяливать свои окуляры, Мёрвин всё же находит ответную шутку-поддёвку: — Ты в кого такая мать Тереза?.. — ёрничает. — Как приехал, так всех, кого встретишь, на душещипательные подсаживаешь: с той поговоришь, с тем. Говорят, те, у кого синдром «спасателя», самих когда-то не спасли. Компенсируешь, святоша?.. В очках глаза Джоуи кажутся ещё больше. Он моргает, выправляет примятые дужками завитки волос и поворачивается улыбчиво-потерянно. — Ну… — пробует посмеяться, но выходит плохо. — Не знаю. Мне кажется, это моё призвание и моя роль. По крайней мере, получается неплохо. — Отменнее некуда, — смеётся Мёрвин искренне и мягко. — Но, если быть до конца честным, — Джоуи поджимает губы, будто боится сболтнуть лишнего, стреляет глазами в Мёрва, тот лишь расслабленно вскидывает брови, показывает, что готов выслушать в ответ: — Я бы не сказал, что тут больше о спасении речь… Но, наверное, я бы и сам не отказался, если бы мне в прошлом… Сказали вовремя одну верную вещь. Тогда бы… Тогда бы всё было по-другому. Мёрвин оценивающе поджимает губы. — А сейчас — плохо?.. — он разводит руками, демонстрируя перед лобовым стеклом их захудалый дворик за мастерской. — Мечта!.. Джоуи не сдерживается, улыбается наконец мягко-искренне, смеётся. Так, как нравится Мёрвину больше всего. — Нет, конечно, сейчас мне тоже нравится, — качает головой, но отвечает правдиво. — Но тогда мне не пришлось бы делать выбор, который мне сложно принять и теперь. Мёрвин выразительнее вскидывает брови, ожидая продолжения, но душеизлияние самого Джоуи на том и кончается. — Что, всё же священником быть не очень, баб не хватает?.. — пробует попасть наугад, поймать его смеющийся взгляд. — Разумеется. Мечтал быть мамкоёбом, как и ты. — Опа!.. Отец, пойманы на мате!.. — Я обязательно отмолю этот свой грех. — Вот ты чего в святоши подался: чтобы делать херню и сразу замаливать?.. — Не только. — О?.. — Ещё чтобы бесплатно есть на вечеринке для католиков. — План у вас, конечно… Точно бомжар не нарисовать на стекле вместо витража? — Едь, Натан, у меня уже скулы болят от тебя. — Поехали, — заводит лихо мотор Мёрвин и, вслушиваясь в клокотание двигателя, всё же решается не сводить свою захудалую попытку в поддержку в очередной сюр: — Джоуи, хрен знает, чего ты там неправильно навыбирал раньше, но, если что — ты и сейчас отличный парень. Я не очень жалую людей, тем более священников, но ты… С тобой мне заебись. Поэтому, если вдруг что — обращайся. Джоуи, едва устроившийся удобно на месте, на секунду замирает, затем улыбается печально, пока Мёрвин не смотрит и выруливает со двора. — Обязательно, Натан, — он кидает тоскливый взгляд ему на ухо, всматривается в полупрофиль и тут же отводит глаза. «Натан», — Мёрвин прикидывает в уме, когда это Джоуи успел перейти на имя, но не находит по этому поводу в себе недовольство и едет дальше.***
К моменту, когда они подъезжают к дому Рейчел, вечер берёт своё: солнце плещется в мареве на горизонте, на улицы вываливает больше людей после работы, сам воздух будто становится жарче, ленивей, безветренней. Небольшой домик, под копирку с соседствующими: Рейчел вообще не выбирала, когда разъезжалась с Эриком, странно, что из города не сдриснула. Мёрвин проходит по каменной дорожке, не озираясь, а Джоуи, шагающий за спиной, за день попросту устаёт смотреть по сторонам — слишком много мест и впечатлений за день, остаётся только надеяться, что они не заходят со своим дилетантским расследованием в тупик. Тогда пропадает вообще всякий смысл. Рейчел, конечно, открывает не на опережение стука, но явно ожидая гостей: уже после двух вялых постукиваний Мёрва, игнорирующего звонок, она буднично открывает двери и без удивления в лице оглядывает обоих. — Привет, — салютует Мёрвин, сразу проходя внутрь, Рейчел лишь отводит плечо, пропуская его. Джоуи мешкает позади, кивает в неловком приветствии. — Добрый вечер, мисс Кинг. — И вам, отец Гомес. Его она уже приглашает жестом внутрь, и Джоуи ещё раз кивает, теперь в благодарность. Мёрвин как ни в чём ни бывало обосновывается на кухне: без лишних предисловий лезет в холодильник, находит там безалкогольное пиво, кривится презрительно, убирает обратно на полку и остаётся довольствоваться найденной банкой обычной содовой. Джоуи выруливает к нему вровень с Рейчел, но сразу же машинально меняет своё местоположение поближе к нему — так привычнее. — Чай, кофе, отец? — не удивляясь ничему из происходящего, даже такому странному составу, кивает она ему, скрещивая руки на груди. — Чай, пожалуйста, — Джоуи косится неодобрительно на слишком вольно запрыгнувшего на стойку Мёрвина, пшикающего открывашкой. Рейчел кивает и, не торопясь, проходит мимо Мёрвина к чайнику. Выглядит она явно лучше, чем в последний раз. Уход в работу после смерти бывшего мужа возвращает её на привычные круги своя: собранность, малоэмоциональность, строгий порядок и титаническое терпение к происходящему вокруг. Пока она отворачивается к шкафчикам, Мёрвин кивает Джоуи, тот с сомнением пожимает плечами на немой вопрос — он уже немного теряет нить, как может быть Зейн связан с Рейчел, а говорить и уличать во лжи Нику, явно не его дело. Мёрвин фыркает с эхом банку, отпивает и решает рвать с места в карьер. Счётчик побед их с Джоуи тактик должен наконец сравняться. — Рейч, — зовёт Мёрв, и та, не прерывая копошения в посуде, отзывается: — Чего? — Мы, вообще-то, по делу к тебе. — Было бы хреново, если не по нему, — спокойно отражает, снимает закипевший чайник. Тонкое журчание наполняет кухню. — Что хотел? — Мы по поводу… Где-то в коридоре неожиданно щёлкает дверной замок. Джоуи, до этого терпеливо сцепивший пальцы, реагирует, оглядывается на Мёрва — тоже ли заметил — после чего выглядывает в проём коридора. Пусто. Никого. — Мы по поводу Зейна, — договаривает Мёрвин, видя, как Джоуи пожимает плечами. — Тут такое дело… Этот засранец смылся, мы вот пробуем найти по личным причинам. И как-то… Как-то вот так выходит, что определённые странности привели к тебе. — На самом деле, мы не связываем вас с Зейном, — решает подать голос Джоуи, понимая, что могут последовать вопросы о её прямой причастности. Оглядывает Мёрвина, зная, что тот скривится, и продолжает: — Напрямую. Мы искали на автовокзале, предполагая, что он мог уехать из города, там мы узнали о странном поведении Ника, а затем… — А затем оказалось, что у твоей дочки могила есть, — не оставляет без усмешки Мёрвин. — Не, ты не обессудь, отваживать неугодных кавалеров — все средства хороши… Но… — Мы посчитали, что вы бы не стали о таком говорить без причины, — подхватывает корректнее Джоуи. Молчание обрастает призвуками дома: скрипят половицы, где-то за окнами проносится компания детей, мебель устало вздыхает. Рейчел размеренно доливает кипяток, размешивает, заводя воронку чаинок. Разворачивается, ставя на островок между ней и Джоуи прозрачную кружку. — Ваш чай, отец, — не поведя бровью на всё сказанное, говорит. Затем отклоняется, осаживается буднично на край тумбы и снова скрещивает руки под грудью. — А по теме есть чего сказать?.. — ухмыляется Мёрвин, очевидно привыкший к её отстранённому в трезвом состоянии поведению. — Есть, — Рейчел пожимает плечами. — Дома чаще бывай, и не придётся окольными путями ни на кого выходить. Пауза застревает после её фразы, как кусок сухожилия между зубов. Джоуи и Мёрвин опешивши приклеиваются к невозмутимой Рейчел взглядами. — Не понял… Она хмыкает, впервые за встречу дёргает губами в самодовольной ухмылке и лезет в задний карман джинс. По кухне пролетает что-то со звяканьем, Мёрвин машинально ловит кинутое перед собой. Ключи. Он недоумённо нахмуривается, рефлекторно проверяет в кармане ключи от машины, затем доходит. — И где этот говнюк? — поднимает глаза он. Рейчел устраивается удобнее на тумбе, качает головой в сторону. — Сидит в комнате, — она ловит на себе удивлённый взгляд Джоуи, и всё же решает объяснить подробнее: — Поймала беглеца случайно, когда увидела в доме Мёрва свет. Он там не бывает, я и заехала узнать. Там Зейн. — Хватило наглости не только бабки у меня тиснуть, но ещё и ключи от хаты… — Мёрвин щёлкает языком, оглядываясь на окно в неверии. — Говно мелкое!.. — Ага, только пользы от твоего дома, — пожимает плечами Рейчел. — Он собирался там укрываться, а у тебя ни еды, ни поспать на чистом. Пришлось забирать к себе. — Почему вы не сказали Салиму?.. — Джоуи не понимает. — Хотела, — она вздыхает. — Но он был так напуган, всё твердил, что если его поймают, то посадят, отец не выдержит… Попросил не выдавать его ещё один день. Я согласилась, но с условием, что сегодня — край. Вечером бы я сама отвезла его домой. Джоуи поражённо моргает, опускает взгляд. Удивительное рядом — они действительно выходят на Зейна. Через человека, которого связали бы с ним в последнюю очередь. Мёрвин резко спрыгивает с тумбы, отставляя содовую, и Джоуи, едва переваривший внезапную удачу, смаргивает, улавливает в его направлении резкость и раздражительность. — Натан, постой!.. — Ща я с этим долбоёбом побеседую… — Да погоди ты! А если… Джоуи торопится вслед за ним по коридору — Рейчел и не дёргается никого останавливать — но Мёрвин уже сворачивает к первой двери в доме и распахивает её. Зейн обнаруживается сгорбленно сидящим на кровати в позе лотоса. Он вздрагивает, очевидно, слышит, что к нему направляются, но ни сбежать, ни спрятаться не успевает — так и застывает, пробуя руками перебраться по кровати и не расцепливая ещё ноги. — Дарова, пиздюк, — хмыкает зло Мёрв, ставя руки в бока. — Мёрв… — у Зейна замороженные глаза, но губы произвольно кривятся: не то в попытке неловко улыбнуться, не то в отторжении. Джоуи застывает в проходе, не зная, что делать не опережение: хватать Мёрвина за локти — вдруг и вправду всечёт?.. — или пытаться встать между ним и Зейном, попробовать разрядить обстановку. Но Мёрвин, благо, не дёргается. Смотрит долго, изучая, на Зейна, затем развалисто падает рядом на кровать, заставляя того суетливо подобрать руки и ноги. — Ну что, долбоёб, допрыгался?.. — делано-миролюбиво спрашивает Мёрвин. — Я верну, — скиснув и поняв, что бежать больше некуда, отвечает Зейн. — Мёрв, и за хату… — Ага, всех тараканов мне там распугал, — усмехается. — Ты вот, скажи лучше: башка на плечах или чего?.. Зейн, не ожидая, смущённо тупится. Дёргает торчащую нитку из покрывала. — Или чего… — признаёт. — Ты хоть соображаешь, что говна наделал из пустой хуйни? — продолжает Мёрвин, разведя руками в жесте. — Я хуй знает, чо ты там с Салимом не поделил, но, ебать… — Да знаю я, знаю!.. — раздражённо зажмуривается Зейн, дёргает головой. — Чо ты-то начал?! Всё, что взял — верну, отработаю!.. А в остальном… Ты что вообще тут делаешь, а?.. Папа в жизни бы к тебе за помощью не пошёл!.. — Да я как отец в ахуе от твоих выкрутасов!.. Джоуи вздрагивает и осознаёт — он так и стоит в дверном проёме. Мёрвин, как казалось раньше, совершенно не собирается нападать, действительно садится разговаривать. Зейн, который сбежал, выбив окно, тоже вроде не собирается ещё раз повторять трюк: хмурится, смотрит упорно в кровать, затем, как с хорошо знакомым, вскидывает голову, начинает отвечать. Джоуи тут лишний. Он осторожно отступает назад, прикрывает деликатно дверь и вслушивается в долетающие фразы Мёрвина. «Бля, вот ты прикинь, Зейн: если бы у меня ребёнок со мной пособачился, а потом пропал. Думаешь, мне есть, нахуй, разница, что ты там учудил?.. А вдруг тебя, долбоёба, прирезали где-то или на тачке съёмной не вырулил, впилился в дерево?.. Ты мозгами-то соображай, очерчивай границу ебаного бунта!..» «Бля, господи… Да с чего ты взял, что Салим-то акклиматизироваться быстрее тебя должен?.. Это ты, бля, не помнишь, что там было, так и не пизди!.. Тебя Салим из полного говна вытащил, понимаешь?.. Чо молчишь? Понимаешь, говорю?!» «И чо ты ссышь — с кем не бывает, а?.. Бля, ну ты думай, а потом делай. Отца Гомеса видел, не?.. Вон, со мной зашёл десять минут назад. Он, блядь, священник! С хера ли он тебя трогать будет?.. Да, приболтнул, припугнул, ну а что, кто так не делает?.. Ты ваще захер в церковь пошёл?..» «Бля, слушай больше Джейсона, а!.. Так, нет-нет-нет, стрелки не переводи, мелкий: я там ночевал с разрешения приходской секретарши. По договорённости, усёк?.. Раз на кладбище замёрз, так и рулил бы домой!.. Нет, на хуй…» «Так, всё, не трещи. Никто не будет на тебя заявлять в полицию. Сейчас договорим, выходишь, извиняешься перед отцом Гомесом и цену витража отрабатываешь. Где-где?.. У меня под началом батрачить будешь!» «Всё, чо нюни распустил… Зейн, всё, успокаивайся. Никто ни на тебя, ни на Салима в жизни не наедет. Не ебёт никого откуда вы, никто косо смотреть не будет. Джейсон?.. А он чего?.. Бля, Зейн, да он с твоим батей два дня город колесит! Ты напугал их до усрачки, понимаешь или нет?..» «Слушай… Ну да, мы там были. Воевали. Но ты взрослый парень, должен понимать, что… Да, бля, в жизни разные ситуации есть. Вот скажи, Джейсон — что, он говна тебе и бате какого делает?.. А он, ваще-т, до капитана дослужился!.. Ну и?.. Сам пересирается, чуть что! Ну дружит с твоим батей… Так, так, а вот это придумываешь. Что они?.. Зейн, давай так: если что и будет, тебе Салим об этом первым скажет. Не говорил ничо?.. Ну и всё. Твой батя — взрослый человек. Ты — тоже практически». «Да всё-всё… Я ж… Я ж к тебе по-нормальному. Да, мне не похуй на тебя. Бля, Зейн, я тебя видел, когда ты ещё пузырь из жвачки надуть не мог! Помнишь?.. И кто Джейсону в окно камнем зарядил?.. Сука, я ж чинил! Так что давай, уже не четырнадцать — хуйню про отщепенца из головы выскребай. У тебя вон кореша норм, видел сегодня. Девушка-то твоя, да?.. А-а-а, дело времени… Красотка, пять баллов. Ты вот сам прикинь, ну так, в уме: стала бы такая баба на тебя заглядываться, если бы её парило, что вы с батей чот позволить себе не можете?.. Вот и всё! Бабы, они ж, эмоции любят! Я тебе базарю, даже больше, чем деньги. А ты, вон, нахуй, психанул и в церковь ворвался! Я тебе на свадьбе твоей это дерьмо пересказывать буду, так и запомни!» «Не парься, ну. Все плачут, все боятся. И мужики нормальные плачут и боятся. У Салима спроси, подтвердит». «А, у меня-то?.. А, рисунок… Дочка у меня. Салли. Твоя ровесница, так-то. Ага. Да не, она… Да ладно, чего пиздеть, тоже вензеля делает. Возраст у вас такой. Я тебе поначалу голову открутить хотел, я это рисунок уже десять лет ношу… Не, не парься, отец Гомес склеил. Всё, не ссы, бить не буду. Просто… Вот у тебя чо от матери осталось?.. Ага, ну вот. Ты же нормальный парень, всё понимаешь». Джоуи слушает, слушает и не может остановиться. Отмирает, только когда в проём коридора выглядывает Рейчел, видит его застывшего. Он встряхивает головой и уходит к ней на кухню. Мёрвин, похоже, и вовсе не собирался его бить. Просто… Поговорить. Как третье лицо. Мёрвин поймёт. Джоуи в этом уверен. На кухне Рейчел споласкивает оставленную кружку с чаем, извиняется походя, думала, что они оба там подсели на задушевные. — Натан справляется, — Джоуи улыбается, присаживаясь следом на тумбу рядом и принимая повторно налитый чай. — Он молодец. — Я удивлена, что он не просто ему по роже съездил, — отпивая из своей кружки, хмыкает Рейчел. Они оба устраиваются напротив окна, за которым догорает закат. — Раньше для него тема семьи и всего связанного… Была табу. — Знаю, — Джоуи улыбается, глядя на свои руки, пригретые у горячего. — Сильно ему было больно, — больше в прострацию, чем ему, говорит она. — Всякую боль можно притупить верным словом и верой, — дрогнув уголками губ оптимистично, отпивает. Они замолкают ненадолго. За окном — жарево из красно-жёлтого, длинные чёрные тени от домов, лучи призмой распадаются через помытую прозрачную кружку. За стеной уже вполголоса разговаривают Мёрвин и Зейн. Находят общий язык. Джоуи поднимает голову, любуется искренне пейзажем и выдыхает облегчённо. Всё заканчивается хорошо. Нет трагедий и нет потерь. — А вашу?.. — вдруг говорит Рейчел, и он смаргивает, переводит на неё взгляд. — Мою?.. — не понимает. — Вашу боль, — Рейчел хмыкает, всматривается в его глаза. — Вашу боль слова исправят?.. Джоуи замирает. Он понимает вопрос, но так и не может дать ответа на него. Рейчел хмыкает, отворачивается и отпивает чай. — Вы уж не думайте, я не слепая, — продолжает она. — Тем более… Через Ника пазл досложила. Мёрвин и вправду неплохой мужик, говнистый на язык, конечно, но… Я вас в чём-то понимаю. Джоуи отмирает, моргает, нервно отворачивается и крепче обхватывает бока кружки. Сглатывает. — Согласен, Натан хороший человек, — суетно выдавливает слова, улыбается замороженно, лишь бы не создать новой тишины для подтверждения. — К тому же… — Не обманывайте, отец, — хмыкает она. — Такое каждая женщина, даже слепая, увидит. Тем более к тому мужику, с которым она спала. — Я вас не совсем по… Вовремя щёлкает ручка на двери в коридоре, и Мёрвин с усталым оханьем выходит на кухню. Вместе с Зейном, который чуть смущённо отводит красные глаза. — Так, народ, мы всё порешали, — довольно рапортует он. — Я повёз бегляночку к Салиму. Джоуи, ты… — Я могу сам добраться, всё в порядке!.. — Бери мою машину, Мёрв, — кивает Рейчел, и её поставленный командирский, хоть и спокойный тон заглушает неуверенное блеяние Джоуи. — Докинешь сразу Зейна и отца Гомеса до дома. — А потом к тебе, утешаться?.. — ухмыляется, играет бровями. — Давно мы с тобой не сидели!.. — Да, давай, можно по баночке, — милостливо соглашается она. — Место освободилось, так что можешь заночевать. — Никки мне потом не втащит?.. — Бери его с собой. Если что, подерётесь у меня на глазах. — У, мать, боёв не хватает в жизни?.. — Тогда поедем, Салим волнуется, — вклинивается Джоуи, понимая, что холодные мурашки предательски прокатываются по спине от их разговора. Правда его, поэтому они не задерживаются: Рейчел опять в коридоре пуляет Мёрвину ключи, тот хватает, и они уже втроём идут к гаражу, находят там чуть запылённый джип. Зейн ведёт себя тихо, старается особо не отсвечивать, но всё же после того, как все усаживаются в машину и выезжают на дорогу, осторожно трогает Джоуи на переднем сиденье за локоть и извиняется. Он объясняет, что зашёл погреться, до этого ходил по кладбищу, не зная, куда податься, увидел, что церковь открыта и зашёл. Испугался, что подумает, что он что-то крадёт, поэтому хотел уйти незаметно, но напоминания Джоуи про то, что он военный, сработали инстинктивно — Зейн особо не думал, поэтому сразу действовал решительно. Джоуи, разумеется, прощает. Потом чуть строже, чтобы не совсем казаться мягким и податливым, добавляет, что заявление из полиции он заберёт, но вот витраж обойдётся дорого. Тогда Мёрвин повторяет официально то, что Джоуи и так уже подслушивает под дверью: всё путём, Зейн будет помогать ему в конторе квартал, а зарплатой покроет расходы на витраж и на выкраденное у самого Мёрва. Зейн прилежно кивает с заднего сиденья, ещё раз извиняется, машинально кланяется, и Джоуи с улыбкой отслеживает это в зеркале заднего вида. Косится на Мёрвина, расслабленно рулящего и подсвеченного последними лучами заката, и на душе становится до безумия хорошо. К дому Салима они приезжают, когда последний свет пропадает с горизонта и подключаются фонари. Мёрвин предупредительно брякает Джейсону, что беглец нашёлся, везут домой, поэтому у порога сразу встречает, нервно переминаясь с ноги на ногу, Салим. Джейсон издалека подмечает знакомую тачку, поднимает в немом приветствии руку в свете фар. Зейн выходит с задних сидений побитой собакой. Мнётся перед Салимом, выдавливает извинения на арабском, начинает путано что-то объяснять, но Салим не дослушивает. Сначала лихо подходит, налегке огревает подзатыльником — Мёрвин присвистывает, куря в окно тачки — а затем просто крепко притягивает в объятия, чувственно выдаёт что-то на своём. Зейн за подзатыльник не серчает, так в же в тон отвечает надломанно. Трогательная сцена длится пару минут. Джейсон в стороне сидит на ступеньках у дома, Мёрвин и Джоуи молча наблюдают из машины. В какой-то момент Мёрвин поворачивается к Джоуи, тот с улыбкой встречает его взгляд, и протягивает ему ладонь. Джоуи, не раздумывая, отбивает ему пять. Злой сантехник и добрый священник неплохо срабатываются. Когда родитель с дитём разлепляются, начинают переговариваться между собой на арабском, Джейсон-таки встаёт со ступеней, обходит их стороной и вольно наваливается локтём на открытое окно у Мёрвина. — Вы что, тоже сегодня ездили, искали? — уточняет с расслабленной на бок ухмылкой. — Ага, тип того, — устало отвечает Мёрв. — Не хочешь по бутылочке?.. Я с Никки хотим к Рейчел залететь, посидеть, как в старые. — Не, я пас, — хлопает по плечу. — Устал, как собака. Хер знает, где вы его отрыли, но нам ни в школе ничего не удалось нарыть, ни на автике. — Уметь надо, капитан!.. — самодовольно щурится Мёрвин, обменивается с ним ударами кулаков. — У меня просто была пара секретов в шкафу!.. — Доверие к духовенству, — выглядывает из-за плеча Мёрвина Джоуи, и тот шикает делано-раздражённо на него. — А вот и нихуя!.. Божья матерь! — И её ебал?.. — шикает Джейсон смешком. — Доподлинно это не установлено… — обыденно серьёзно начинает отвечать Джоуи, что Джейсон прифигивает во внимании, но Мёрвин уже в курсе — сейчас зажжёт — потому скалится довольно, глядя в лобовое и слушая. — Но по некоторым данным на раскопках действительно у девы Марии были после рождения Иисуса половые партнёры. — Чо, внатуре?.. — Да, — кивает в подтверждение Джоуи. — На одной из плит был слепок маленького члена и приписка «Здесь был Мёрв». — Ай, сука!.. — рыгает довольным смехом Мёрвин и уже машинально даёт ладонь, чтобы отбил, и Джоуи не заставляет себя ждать. Следует громкий шлепок. Джейсон тупит немного, догоняет. Запоздало хмыкает себе под ноги, качает головой. — Мда, я думал, священники не шутят… — цокает языком. — Ладно, пошёл я. Хочу лечь, сожрать чего-нибудь и отрубиться. — Давай, но, если что, звони, — кивает ему Мёрвин, затем ловит за плечом у Джейсона оглядку Салима, кивает ему, поднимая руку. — Салим, завтра созвонимся! — Спасибо, Мёрвин!.. Они отъезжают под мягкое шуршание колёс по асфальту. Свет фар линует полутёмную округу, разгоняет жёлтыми пятнами кружащие облака мошкары в темноте. Едут обратно в приятно-усталом молчании. У Рейчел, в отличие от пикапа Мёрвина, наверняка работает радио, но рука сама не тянется его включить. Пока они неспешно плывут по вечерним улицам, Мёрвин набирает Никки, сообщает об образовавшихся для них двоих планах на вечер. Тот удивлён, но не препятствует. Джоуи искоса наблюдает за разговором, смотрит, как Мёрвин улыбается в трубку. Когда он сбрасывает звонок, он подаёт тихо голос: — Позвони Салли. Мёрвин смаргивает, переводит взгляд на него. Смотрит, как он долго вдумчиво вглядывается в его глаза. — Прям сейчас?.. — пробует усмехнуться вяло, но Джоуи просто устало-сонно прикрывает глаза и коротко кивает. С Мёрвина сползает деланая уверенность и насмешка, он отворачивается к дороге, нахмурившись. Смотрит на время — поздно уже, наверное, чего набирать. Смотрит на пальцы на руле — да он за рулём, не стоит, а хотя только что звонил Никки. Они доезжают до церкви, гравий мягко и глухо скрипит под колёсами. Мёрвин останавливается и выдыхает. Он может позвонить. Конечно же, может. Джоуи рядом сидит, молчит. Просто разглядывает его профиль полусонно, ничего больше не говоря. Мёрвин поворачивается к нему. Сонный он даже симпатичнее: веки полуприкрыты, взгляд расфокусированно-томный, губы расслабленно опущены уголками вниз в спокойствии, не кривятся в наученно-милой улыбке. Похоже, засыпает совсем. Весь день суетились как белки в колесе. Мёрвин тепло улыбается. Хорошо ему, спокойной рядом с ним. — Приехали, спящая красавица, — тихо, будто и не пробуя обратить внимание, вглядывается в ответ в его глаза, полуприкрытые ресницами. — До дома дойдёшь или на руках нести?.. — Ты позвонишь?.. — даже на грани сна всё равно печётся. Мёрвин улыбается зубами, отворачивается, качая в сторону головой. — Позвоню сразу, как тебя спать отправлю, — оборачивается снова на него. — Давай, подъём. Иначе и вправду на руках понесу. Джоуи моргает, как в замедленной съёмке, с трудом поднимает веки. — Ну и чего тогда мне напрягаться?.. — бурчит, зажевав половину звуков. Из Мёрвина прёт — наконец не злоебучим, а наоборот тёплым, хорошим. Он смеётся глухо, утыкается лбом в руль, сам себе не веря. От Джоуи он может ржать, как безумный, и от него же улыбаться мягко, совсем нежно. И то, и то забывает, кажется, как вечность уже. — Ладно, я предупреждал, — хмыкнув для звучности, дёргается лживо в сторону, будто собираясь выходить из машины, и Джоуи оперативнее реагирует: подскакивает на месте, вскидывает руки. — Всё, всё, я не сплю, — промаргиваясь за очками и то надувая, то поджимая губы, отчитывается сипло. Мёрвин смотрит на его забавную мимику из-за плеча, так и держа руку на ручке. Прыскает в который раз тихим и добрым смешком. Что ж такое, с этим Джоуи Гомесом. То остёр, как прожжённый старик, то милый мальчик-зайчик, бабок докучливых на него нет. Джоуи сдвигает на лоб очки, трёт упорно и долго глаза, пытаясь проснуться хотя бы для простейших действий. Мёрвин наблюдает внимательно за каждым его движением. Откровенно наслаждается им таким: простым, понятным, сидящим рядом. Взгляд невольно опускается ниже, на бликующий глянцем ремень безопасности, перетянутый через грудь, и Мёрвин с уханьем подаётся ближе, отстёгивает его, помогая. Джоуи дёргается, поворачивает в голову и замирает. Мёрвин зависает над ним. Смотрит расслабленно и тепло, а у того вид, что его будто удав сожрать собирается. Затем случайное удивление и испуг спадают с его лица. Он выдыхает Мёрву в щёку, тоже увязает взглядом в его глазах. Смотрят. Снаружи доносится стрёкот кузнечиков, мягко клокочет двигатель ещё заведённой машины. Фары освещают желтоватым светом дорожку к пресвитерию. А внутри салона — приятная полумгла. Глаза у Джоуи в полутьме бликуют совсем по-другому — интимнее, завораживающе. Мёрвин даже и не дёргается, что надолго зависает над ним, вроде склонившись только для того, чтобы помочь отстегнуться. Джоуи моргает. Хлопает своими ресницами, совсем светлыми по-русому у корней и тёмными на чуть вздёрнутых кончиках. — Ты хороший человек, Нат, — неожиданно и тихо говорит он, выдыхая, но взгляд свой так и не отводит. Мёрвин — тоже. Разглядывает, перемещает взгляд с одного глаза на другой. — А ты — дерьмовый, — шутит из принципа, но улыбается по-доброму. Джоуи машинально в ответ вздрагивает уголками губ, но почему-то не отвечает поддёвкой в ответ. — Да, дерьмовый. Приходиться вскинуть вопросительно бровь, но он лишь хмыкает устало ему в щёку. Прикрывает глаза, чуть поводит головой в сторону, обнажает поблёскивающие эмалью зубы. Мёрвин смотрит. Неотрывно. Даже моргать не хочет. — Обещаешь ей позвонить?.. — Джоуи перекатывает обратно голову, выдыхает горячо в губы. Мёрвин поджимает их оценивающе. — А я должен тебе это обещать?.. — Не знаю, — жмёт искренне плечами. — Просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо. Мёрвин не удерживается, тоже обнажает зубы в открытой улыбке — окатывает в ответ дыханием. — Точно дерьмовый человек. — Священник не может врать. Они слишком близко и слишком долго смотрят друг на друга впритык. Неуместно долго и неуместно близко. Мёрвин машинально облизывает нижнюю губу, закусывая, и Джоуи, сглотнув, отзеркаливает — подминает губы, смачивает их, коротко облизнув. Дышит тяжело, медленно. — Так на руках не нести? — Я дойду. — Я ведь прослежу. — Следи. Обивка сиденья невольно царапает ладонь — Рейчел точно сэкономила на коже для салона, взяла самую дешманскую. Мёрвин смотрит в его глаза. Думает. Хотя как думает — это всё на уровне чувств, ощущений. Отстраняться совсем не хочется. Но — надо. Он отталкивается всё же рукой от сиденья, возвращается на место. Рядом Джоуи прикрывает надолго глаза, выдыхает громко. — Удачно посидеть, Натан, — щёлкает уже без заминок ручкой двери. — И… Спокойной ночи. — Доброй ночи, отче, — хмыкает в сторону, будто походя, а в кармане суетливо ищет пачку. Джоуи выходит в свет фар, оборачивается, сонно щурясь, и поднимает руку на прощанье. Мёрвин усмехается, глядя на эту фигню, прищуренную в сутане, но тоже поднимает ладонь, помахивает. Следит, что доходит до дверей, колупается где-то в глубоком кармане одежд. Открывает дверь. И снова оборачивается. Ещё раз махает ладонью, только сейчас более показательно и наигранно, как персонаж из диснеевского мультика — часто-часто. Мёрвин улыбается, нажимает на гудок — Джоуи сразу пугается, вздрагивает, окатывает недовольным взглядом и заходит в дом. Дорожка перед церковью остаётся пустовать в желтоватом свете фар. На периферии света кружит пыль, возится мошкара, стрекочет кладбище кузнечиками. Мёрвин ждёт ещё немного — не совсем понятно чего — затем переключает рычаг, отъезжает задним ходом. Уже по дороге к мастерской долгожданно закуривает, вбирает полной грудью никотин и думает. Что-то начинает происходить.