Коллеги с привилегиями

Не то чтобы Шэнь Юань не знал, что их с Лю-шиди внезапный секс в безлюдной бухточке будет последним хорошим событием дня, но все же надеялся, что оставшаяся в ордене призрачная гадюка не отлепится от Юэ Цинъюаня хотя бы до утра. И Шэнь Юань сможет спокойно сходить в ванну, не думая, как можно использовать для проклятия воду после омовения, не контролируя каждый кубический сантиметр пространства на следящие заклинания и не проверяя, достаточно сучье ли у него лицо или надо бы прибавить яду. Тщетно. Шэнь Цинцю выплыл навстречу из личных покоев, как самая ужасающая пародия на домового духа, стоило только поднять вокруг дома щиты и барьер конфиденциальности. Пожалуй, кто-то менее привыкший к форумным срачам уже бы плакал и ел стол. - Надеюсь, тебе все-таки хватило ума не трахать скотину в аукционном доме, - ядовито “понадеялся” оригинал вместо здрасьте. Шэнь Юань внутренне вздохнул: по крайней мере, про “похотливую тварь” вслух не прозвучало. Учитывая, как Шэнь Цинцю крыл его в несколько этажей, когда Юэ Цинъюань схватил отклонение ци, у Шэнь Юаня не было больше иллюзий насчет “благородного и возвышенного ученого”. Но удержался, значит, Юэ Цинъюань жив-здоров, без отрицательной динамики, а оригиналу что-то нужно. - Спасибо за беспокойство, - отозвался он, подавив улыбку, когда Шэнь Цинцю скривился. Это, в конце концов, было справедливо: перед отправлением Шэнь Цинцю чрезвычайно доходчиво и не стесняясь в выражениях пояснил, насколько долго проживет Шэнь Юань, если кто-нибудь узнает про иньский котел с золотым ядром, и как низко рухнет репутация Бога войны Байчжань, если заподозрят, что тот предпочитает быть снизу. - Юэ Цинъюань уже передумал изгонять меня из твоего тела, или вы все еще обсуждаете этот вопрос? - осведомился он в ответ. Шэнь Цинцю кинул на него острый взгляд: похоже, не ожидал, что Шэнь Юань поднимет подобную тему с порога. К счастью, на обратном пути было достаточно времени, чтобы как следует поразмыслить о своих перспективах: Цингэ обнимал со спины, теплый и надежный, марево возбуждения, как и сонливость, сдуло холодным ветром в небе довольно быстро, и всю дорогу Шэнь Юань прикидывал, какой из сценариев ему светит - плохой или очень плохой. На нейтральный он, конечно, надеялся, но не слишком сильно. - Цанцюн не может позволить себе внезапную потерю главы второго пика, - Шэнь Цинцю скривился особенно выразительно, будто намекая, что не внезапную - вполне себе может. Это уже было лучше ожидаемого. Юань не собирался цепляться за чужую должность и чужую жизнь. Просто решить проблему и тихо исчезнуть. Очень тихо и очень далеко. Чтобы вырастить новое тело, надо было лет пять. При самом удачном стечении обстоятельств - три года. Достаточно, чтобы закончить обучение Ло Бинхэ и подготовить себе убежище. - Что тогда мастер Шэнь желает от этого недостойного? - Юань лениво махнул веером. Хотелось вымыться, сменить одежды, выпить чая и спать. И Лю-шиди под боком, хотя бы в качестве ростовой грелки. - И сколько вы просрали на аукционе? - призрачный мастер Шэнь очень стратегически замер над хозяйским креслом, оставив Юаню куда менее удобный и представительный гостевой стул. Юань мысленно фыркнул: Шэнь Цинцю сейчас слишком напоминал стервозного помойного кота, скандалиста и задиру, чтобы позволить себе даже иллюзию, что подобное можно спустить тому с рук. - Чуть больше миллиона лян, - небрежно бросил он и, пока оппонент бесполезно хватал ртом воздух, спихнул призрака с кресла таким же шлепком, с которым согнал бы кота. Только и разницы было, что дослать ци в ладонь. - Миллион сто, если точно. Шэнь Цинцю развернулся в воздухе, окатил презрительным взглядом и вместо гостевого кресла устроился над столом. Ну, у Юаня не было возражений. - Семья Чжун теперь должна Цанцюн шестьсот тысяч номинала плюс десятая доля за беспокойство, - посерьезнел Шэнь Юань. - Цанцюн же пригодится новая императрица Великой Вэй? Судя по раздраженному взмаху веера, императрица Цанцюн была не так уж и нужна. Юань даже поверил бы, если б в процессе подготовки к аукциону Шэнь Цинцю не плевался так желчно в сторону высочайшего двора. Одного из. - А оставшиеся пятьсот? - прозвучало чуть менее стервозно, чем могло бы. - Кто бы мог подумать, что глава Цинцзин будет так обеспокоен растратой казеных средств. Не то чтобы покупка русалки была такой уж проблемой. Что для школы, что для репутации Шэнь Цинцю. Но смотреть на чужое раздражение было забавно. - Польстился на перо убитого феникса? - к сожалению, Шэнь Цинцю слишком быстро взял себя в руки. И внимательно читал присланный с приглашением список товаров. - Пусть ищут другого идиота на проклятые перья, - пренебрежительно фыркнул Шэнь Юань. Компанию мажоров от заклинательства он смутно помнил: золотого ядра звездуны так и не достигли, убоявшись Небесной скорби, и ураганили, как могли, соря деньгами и ими же отмазываясь от средних и мелких правонарушений. Все равно нарвутся на Ло Бинхэ, не хватало еще спасать таких в ущерб своим делам. Шэнь Юань хоть и был в прошлой жизни не меньшим мажором сам, подобную пену презирал уже тогда. Может, если эти хоть раз огребут, то поумнеют. Шэнь Цинцю выглядел почти довольным. Наверное, все еще переваривал то, чего успел насосаться у Юэ Цинъюаня. Предстояло сделать его еще довольнее, и Юань постарался не скривиться заранее, но все равно встал из кресла. - Этот скромный благодарен главе Цинцзин за науку, - поклон, впрочем, вышел недурственный - не слишком высоко и не слишком низко. - За нами следили неустанно: удалось обнаружить и следящее заклинание на деревянном основании постели, и попытку проклятия на поданной воде, и даже угнетающие ци печати на полу ложи, нарисованные мылом. Признаться, перед поездкой, слушая злобные разглагольствования Шэнь Цинцю на этот счет, Юань только уважительно присвистнул на чужую паранойю, но сказанное запомнил. А оказалось, что когда за тобой действительно следят, даже чужая паранойя способна спасти если не жизнь, то репутацию. - Печати. На второй день или на первый? - Шэнь Цинцю чужой поклон проигнорировал с великолепной, воистину достойной главного злодея небрежностью. Юань восхитился и старательно удержался от смешка. Гнусный и подлый Шэнь Цинцю едва не раздулся от гордости, и это было слишком очевидно любому, кто имел глаза, чтобы видеть. И уши, чтобы слышать. Потому что Шэнь Юань раньше и не подозревал, что веером можно щелкнуть с таким самодовольством. Сохраняя при этом крайне раздраженное выражение лица. - На второй. - Кто знал, что у байчжаньской зверюги недавно было искажение ци? Действительно. Предполагалось, что сопровождать главу Цинцзин будет Юэ Цинъюань - то есть, наоборот, но кого тут пытаются обмануть? Словом, вторым должен был быть Юэ Цинъюань - как всегда. А против главы Юэ ослабляющая печать была бы бесполезна. Как и против Лю Цингэ. За одним-единственным исключением: тот, кто решился потратить на нее драгоценное твердое мыло, привезенное через западные пустыни, знал - или по крайней мере догадывался, что ци Бога Войны Байчжань была нестабильна. У Шэнь Цинцю было в достатке паранойи и заботы об ордене, но без тела его возможности были серьезно ограничены. К счастью, у Шэнь Юаня было, чем отвлечь его от своей скромной персоны - ко всеобщему благу. - Полагаю, тот же самый, кто подал Ша Хуалин весть о том, что Юэ Цинъюаня не будет в ордене во время нападения, - невинно улыбнулся он. - Не говоря уже о том, что отклонение ци у Лю-шиди произошло как раз перед этим нападением. Шэнь Цинцю сощурился - хищно блеснули глаза, когтями скрючились на планке веера пальцы - и провалился сквозь стол, явно даже не заметив этого. - Ты знаешь, кто это, - обернулся он, так и пребывая в столе нижней третью тела. - У меня нет доказательств, только упоминание в летописи, - Шэнь Юань развел руками. - В том числе о том, что следующее Собрание Бессмертных будет саботировано: кто-то доставит туда намного более могущественных тварей, чем это разрешено для учеников… и даже найдет способ разверзнуть Бесконечную Бездну. - Кто? Определенно, Шэнь Цинцю, вышедший на тропу войны, был зрелищем великолепным, достойным самого восторженного созерцания. С безопасного расстояния в пару парсеков. Да-да, вот это, значит, и была та самая гнусная тварь, предавшая школу и главу Юэ. Спешите видеть. - Шан Цинхуа. Шэнь Цинцю, гадюка с Цинцзин, сощурил глаза за веером и прошипел что-то невнятное. Ну, Юань тоже не поверил бы. Потому что книжный предатель в реальной жизни оказался редкостным крохобором, готовым удавиться за лишний тюк чая. И на Аньдин его не то чтобы любили, но несомненно уважали. Впрочем, если уж у Шэнь Цинцю нашлось двойное, а то и тройное дно, почему такому не оказаться у главы Аньдин? В конце концов, подобное чрезвычайно помогает контрабанде, а главный логист Цанцюн явно забыл о ней больше, чем у кого-либо были шансы узнать. - В летописи было сказано, что Шан Цинхуа убьет тот же демон, для которого он шпионил, будущий Мобэй-цзюнь, - поразмыслив, Шэнь Юань решил, что чем больше противоречивых сведений он вывалит Шэнь Цинцю, тем плотнее тот будет занят за пределами Цинцзин. - Но ни разу не упоминалось, что он делал подобное добровольно. Дыр в сюжете и непроговоренного лора в ПГБД было столько, что в каждую из них могло без проблем провалиться стадо питоносорогов Черной Луны. - Допрашивать Шан Цинхуа, пока он не нашел Мо Хуайвэня и не добился от него ростков гриба росы Солнца и Луны рискованно, - Шэнь Цинцю задумчиво прошелся по комнате, не обращая ни малейшего внимания, что скользит сквозь предметы. Действительно. Шэнь Юань нахмурился - идея сработала, но как-то на более дальнюю перспективу. - И неизвестно, какие у него в доме обереги, - подал он голос. - Отпугивающие призраков печати входят в любое достаточно приличное построение. Мне не нужно тут второе отклонение ци у Юэ Цинъюаня. Шэнь Цинцю молча повернул голову, словно ожидая продолжения, и Шэнь Юань сдался. - Хорошо, я проверю сам, когда буду завтра сдавать отчет, - вздохнул он. - Если, конечно, ты готов удовлетвориться моим свидетельством. Судя по тому, как Шэнь Цинцю развернул веер и почти мечтательно покосился примерно туда, где виднелась вершина Цюндин, он предпочитал сравнить ответы из двух независимых источников. Вот оно, преимущество научного мышления и любовно вскормленной паранойи. Утро на Аньдин редко когда бывало добрым. В точности, как день и вечер. И даже ночь. Шелк синекрылого двухвостого шелкопряда следовало прясть и красить исключительно по ночам, в свете полной луны, потому что на солнце великолепная ткань превращалась в грязно-желтую дерюгу. И потом вымачивать в желчи каменного желтобрюха, потому что простецкие квасцы для протравки, конечно, не подходили. К счастью, при императорском дворе шелк этот весьма ценили и платили золотом. Не на вес даже, а плотно уставляли понравившийся отрез золотыми слитками. К сожалению, на Сяньшу и Цинцзин шелк этот ценили не меньше. Но платить золотом не желали. Зато требовали право выбирать отрезы первыми. Это если не пытались реквизировать всю имевшуюся ткань. Гуева саранча, сколько ни дай, все мало. Шан Цинхуа, полновластный господин четвертого пика, честно выдержавший бессонную неделю над покрасочными чанами, несколько отупело смотрел в присланный ему с Цюндин список совершенно необходимых главе ингредиентов. Достать их было нужно еще вчера. А лучше - позавчера. Допустим, как добыть большую часть списка, Цинхуа примерно представлял. Очень хлопотно и очень-очень дорого, но платить предполагалось из личных денег главы Юэ и никак не задевало казну ордена, что уже было хорошо. Потому что шел всего лишь десятый месяц, а денег в казне уже не было, и предстояло всячески изворачиваться. Благородные господа заклинатели требовали всего самого лучшего и немедленно, а пользы не приносили ровным счетом никакой. В дверь осторожно поскреблись, в комнату заглянул посыльный из младших адептов. - Шэнь-шибо. Особенно недоволен. Цинхуа махнул рукой, и вестник испарился покорно и бесшумно. Шэнь Цинцю. Без того дерьмовое утро приобрело и вовсе апокалиптические очертания. Благороднейший глава второго пика всего сутки как вернулся с аукциона, на котором блистательно спустил в трубу, если верить сообщениям доброхотов, изрядную сумму. Внезапно опомнился, трезво оценил покупки, и теперь придется договариваться с аукционным домом о перепродаже? Осознал, что в мелких цинцзинских озерах морской русалке не выжить? Шэнь Цинцю как всегда выглядел так, словно организованный - осмысленный! рабочий! Ладно, большая часть - хаос кабинета Шан Цинхуа оскорблял в нем не только все поколения глав Цинцзин до него, но еще и пару десятков заведующих императорской библиотекой. Пара движений веером - и от порога к столу Шан Цинхуа пролегла ровная, чисто выметенная дорожка. Шан Цинхуа был готов поставить весь произведенный за прошедшую неделю шелк на то, что у главы Цинцзин тоже был список. И, учитывая сцену на последнем собрании глав пиков, этот список обещал посрамить даже тот, что был прислан с Цюндин. С другой стороны… если у Шэнь Цинцю тоже был список, со своим Юэ Цинъюань согласился бы немного подождать. Совсем немного, но и это в данном случае было подспорьем. - Шэнь-шисюн! Чем этот шиди?.. - собрался уже завести привычную песню Шан Цинхуа и непонимающе осекся, когда глава Цинцзин пренебрежительно повел веером. Настолько пренебрежительно, что позавидовала бы любая вторая супруга императора, яростно мечтающая стать императрицей. Это было странно. Шэнь Цинцю терпеть не мог слушать пустопорожний треп, но никогда не скрывал удовольствия, позволяя Шан Цинхуа унижаться, пока поток пустопорожних слов не иссякал даже у главы Аньдин, закаленного двумя дворами - императорским и демонического севера. - Получил ли Шан-шиди вестника от семьи Чжун с признанием долга и подписанным договором залога? Получил ли он? Да это было одной из редких хороших новостей за последний месяц! - Разумеется, подписанные документы отправлены им обратно малым порталом, - Шан Цинхуа даже мечтательно закатил глаза. - Также этот шиди обязательно выяснит, нет ли у уважаемых Чжунов какой-либо нужды в любой иной подвластной Цанцюн области. Десятая доля от общей суммы просто за посредничество, мечта, а не договор. Не говоря уже о том, что Шан Цинхуа собирался обстоятельно поинтересоваться, где именно и на каких условиях Чжуны пользуются услугами заклинателей. Даже если придется предложить им цену чуть ниже той, которой они пользовались сейчас, на круг все равно выходило намного выгодней. Чжуны заплатят куда больше десятой доли, а там, кто знает, возможно, им понадобится многолетний кредит? У будущей императрицы Великой Вэй встанет за спиной Цанцюн - ко всеобщей пользе и аккуратно обойдя имперские законы, запрещавшие государственным служащим напрямую сотрудничать с заклинателями. - И, разумеется, полученную Цанцюн выгоду Шан-шиди разделит внутри ордена согласно тому, как делятся охотничьи трофеи? - полностью органично вплелся в эти мечты об облаках из сахарной ваты и леденцового солнца мягкий голос Шэнь Цинцю. Шан Цинхуа благосклонно кивнул - и лишь потом опомнился. - Половина ордену, треть - добывшему, и шестая доля - пику, к которому он принадлежит. - Разумеется, - кисло подтвердил Шан Цинхуа. - Треть уйдет, как и положено… - Лю-шиди и в счет долгов Байчжаня, - закончил Шэнь Цинцю. Небрежно отмахнулся веером на изумление: они же оба, оба отлично знали, что визировал сделку от имени ордена Шэнь Цинцю! И в любом другом случае Чжуны остались бы с долгом, а Лю Цингэ - и Байчжань - с моральным удовлетворением от “помощи в беде невинным и бездуховным”. Шан Цинхуа снова вспомнил последнее собрание. Может быть, смотреть нужно было не на то, как Шэнь Цинцю снизошел к пиале с танъюанями, а на то, с кем он остановился перемолвиться парой слов потом? - Этого мастера не слишком волнуют проблемы пика Байчжань, - небрежно начал тот, и Шан Цинхуа чуть не фыркнул на столь вопиющую ложь. Шэнь Цинцю не упускал случая пройтись и по внешности учеников, и по снабжению пика Тысячи Битв, и об этом в Цанцюн знали даже старейшины Кусин, в последний раз выходившие из уединенного совершенствования сразу после смены поколения. - Но теперь этот мастер может быть спокоен: Шан-шиди, как и всегда, честен в своих расчетах и, разумеется, предложит подобающую цену за договор о поставках из самых глубин южного моря за Ханчжоу, - Шэнь Цинцю небрежно повел рукавом, и на стол перед Шан Цинхуа упал настоящий, заверенный по всем правилам кровью и силой договор с княжеским домом Пяти алых приливов. От лица владетельной княжны. Наследной. Кажется, лицо Шан Цинхуа уронил вместе с кистью - и позабыл натянуть подобающую маску, неверяще вскинув голову. В ответ Шэнь Цинцю с нарочитым недоумением слегка склонил голову и почти что мирно осведомился: - Шан-шиди готов обсудить условия взаимозачета? Кроме прочего владетельная княжна обещала два цзиня икры светящейся собакоголовой акулы, когда уже два цяня могли произвести фурор на любом аукционе и изрядно опустошить сокровищницу среднего ордена. Не говоря уже о шкуре рыбы-камня и мальках лопаточного нетопыря, если их удастся довезти живыми хоть куда-нибудь. Только это стоило куда больше потраченных шестисот тысяч лян. Даже если учесть всю ту саранчу, которая немедленно потребует положенную им долю совершенно необходимых для совершенствования ингредиентов. - Шэнь-шисюн желает треть от полученных с продажи средств или третью часть от поставленного? Вопрос был скорее данью вежливости. Шэнь Цинцю неизменно предпочитал деньги и неизменно же отсылал их в хранилище главы пика. Скучно и предсказуемо, но более чем устраивало Шан Цинхуа. - И давно Шан-шиди держит этого мастера за дурака, не умеющего сложить треть и шестую долю и получить половину, а не что-то еще? - Шэнь Цинцю пренебрежительно фыркнул. - Или Шан-шиди полагает, что этот мастер пришел без своего собственного списка? Судя по стандартной лекарской росписи и небрежной печати Му Цинфана, списков изначально было два. И были в них… Шан Цинхуа постарался незаметно сглотнуть. Даже сейчас необходимые ингредиенты можно было легко поделить на две части: полные инь, уровня от среднего и выше, и янские - выше среднего и все, что удастся найти. Похоже, все-таки разговор после собрания оказался важнее. А Му Цинфан наконец дождался подмоги в своих ранее безуспешных попытках совладать с чужой безалаберностью и наплевательским отношением к полученным травмам. - И на каких условиях Шэнь-шисюн согласен… сотрудничать? - вернуться в давно привычный ритм общения с самыми сложными поставщиками было непросто. - Этот шиди почтительно внимает. О, цинцзинская гадюка успела обдумать условия в деталях. Все редкости, которыми русалочья княжна собиралась расплачиваться за свое освобождение, были поделены на три части. Первая нужна была лично Шэнь Цинцю (Лю Цингэ, поправил внутренний голос, но Шан Цинхуа безжалостно заткнул его), и оставалось только горько сокрушаться, что долг русалки уменьшался согласно ценам “в прибое” лично перед Шэнь Цинцю, а не перед Цанцюн. Вторая часть отходила Цанцюн - и даже по ценам ниже тех, которые дал бы самый лояльный аукцион, долг Шэнь Цинцю перед Цанцюн растаял бы морской пеной уже через пару месяцев. Но больше всего Шан Цинхуа расстроила третья. Этот… благородный и дальновидный глава Цинцзин собирался использовать Шан Цинхуа в качестве посредника на аукционе! Пусть даже доля посредника при цене продажи доходила до трети стоимости, а сами аукционные цены взлетали втрое-впятеро выше обычных, но - как посредника!! Шан Цинхуа не знал, он больше оскорблен или чувствует неохотное уважение - собственно, будь это самое уважение ребенком, оно бы орало, пиналось и кусалось - от подобного подхода. Шан Цинхуа, согласившись на все и пообещав прислать проекты договоров на вторую и третью части, наконец выпроводил проблемного посетителя и с трудом перевел дух. Прямо сейчас Шан Цинхуа знал одно: это был не Шэнь Цинцю. Надо было решить, что с этим делать. И делать ли вообще. Может, деловые навыки в главе Цинцзин просто глубоко спали? Очень-очень глубоко. И проснулись после того самого искажения ци, когда целитель Му ничего не обещал, а глава Юэ опять поселился на чужом пике. Шэнь Цинцю и его амнезию потом кто только не проверял. Ничего не нашли, конечно, но осторожные слухи утекли наружу, а цинцзинская гадюка молчала. И глава Юэ молчал. А потом у него внезапно и очень удобно случилось искажение ци, как раз накануне аукциона, куда Шэнь Цинцю отправился в сопровождении Лю Цингэ. Которого вообще-то терпеть не мог. Но глава Юэ молчал. И все это могло быть всего лишь очередной игрой цинцзинской гадюки, выползшей из своего логова на охоту. Если так - вмешиваться было смертельно опасно. Тем более что из доказательств… Шан Цинхуа с отвращением посмотрел на принесенные контракты. Ничего такого, что не мог бы глава пика. А чутье и “раньше такого не было” против слова того же Вэй-шисюна и бесконечной снисходительности главы Юэ выглядели откровенно слабо. И влегкую оправдавшийся Шэнь Цинцю - или кто бы там ни занял его место - наверняка бы затаил. Как будто Шан Цинхуа без этого проблем было мало. Пока что от фальшивки была сплошная польза. Посмотрим, каким выйдет баланс - скажем, через год. Янские ингредиенты Шан Цинхуа ему найдет, но даже за вычетом их стоимости и погашения остатков “займа” сумма, причитающаяся в итоге Шэнь Цинцю, выходила неприлично крупной. Вместе с аукционными продажами излишков Шан Цинхуа оценивал ее в не менее чем треть годового довольствия главы второго пика. А то и половину. Живых денег было жаль до слез. Даже если в рамках Цанцюн можно было обойтись векселями. Вот зачем ему столько? Шан Цинхуа поднял этот вопрос на следующей встрече через пару дней, когда Шэнь Цинцю прибыл заверять личной печатью договоры по второй и третьей частям ингредиентов. И неожиданно столкнулся с полным пониманием противной стороны. - Что же касается наших взаиморасчетов, - почти мягко начала гадюка, и Шан Цинхуа заставил себя перестать печалиться о еще не заработанных чужих деньгах, - этот мастер хотел бы обсудить с Шан-шиди небольшую реконструкцию на пике Цинцзин. - Лимит на этот месяц выбран, - огрызнулся Шан Цинхуа и мысленно выругался. А потом выругался еще раз, когда гадюка скрыла снисходительную улыбочку веером. - Этот мастер готов оплатить ремонт из личных средств… чтобы Шан-шиди не пришлось писать на итоговых векселях слишком большую сумму, - Шэнь Цинцю вытащил из рукава еще один свиток. - Шиди ознакомится? Шиди едва не помял серию превосходно отрисованных эскизов. Снаружи это больше всего напоминало купальню: Шан Цинхуа даже припомнил, что при прошлом главе пика в заводи на берегу Тихого озера и впрямь стояла такая, ныне заброшенная. А вот внутри… Крошечная комнатка, которую следовало полностью отделать поющим кедром, с широкими и высокими ступенями-лежаками и местом внизу для не просто жаровни, а целой печи? Утопленная в пол изразцовая ванна? Чайная беседка при входе с непременным утепленным помостом и дневной кроватью? Отдельный выход в заводь и отгораживающие ее от остального озера ширмы на мостках? Шан Цинхуа вспомнил несколько цзиней плитки из янтарного нефрита, которую ему попытались втюхать в столице, и подавил желание прижать этот самый свиток к груди. За личные деньги Шэнь Цинцю это будет купальня, которой позавидует даже император, во всяком случае смертный. Зато долг Цанцюн перед Шэнь Цинцю намного, намного уменьшится. Определенно, считать баланс через год будет куда приятней. - Мне нужна твоя паранойя. В бытности призраком были свои преимущества. Возможность игнорировать стены, например. И, в принципе, расстояние стало понятием куда более… относительным. И не только расстояние. Поэтому чужой призыв Шэнь Цзю услышал даже на Цюндин. И дома очутился практически мгновенно, потому что небесный недотепа не стал бы звать просто так, да? Особенно после покушения на аукционе. Но зато в комнату Шэнь Цзю вплыл с достоинством и не торопясь. И сделал вид, что проигнорировал раскатанные по столу свитки с чертежами. Приблудыш собирался затеять на пике большую стройку? И послать к гуям всю защиту, которую создавали поколениями? Именно это Цзю и озвучил, не слишком стесняясь в выражениях - и получил в ответ столь же саркастический взгляд. - Если б я хотел наплевать на защиту, оставил бы тебя миловаться с главой Юэ, - фыркнул непочтительный сопляк. - Уж не знаю, что с тобой делали - или что ты с собой делал - но тот ужас, что у тебя вместо духовных вен, парой-тройкой папапа не исправишь. И даже парой десятков. Странным образом это не прозвучало оскорбительно. Потому ли, что в призрачном теле Шэнь Цзю наконец освободился от оков плоти? Или потому, что после “сорочьего моста” было гораздо проще настроиться на баланс Ци-гэ - и выстроить себя по нему? - Застои ледяной ци в мышцах, духовные вены, разорванные словно ледоходом по весне - понятно, что золотое ядро на такой базе едва теплится. В твоей спальне хорошо, но все же для процедур нужно отдельное место, - Шэнь Юань кивнул на чертежи. - Тем более, что оно, оказывается, на пике есть. - Что, настолько не уверен в байке насчет корня бессмертия, что сам готов прозябать в моем теле и дальше вместо того, чтобы вырастить второе? - Шэнь Цзю поднял брови. - Да ладно, почему прозябать? - Шэнь Юань пожал плечами. - Не сложнее, чем играть призрачным мечником в “Аватаре”. Подумаешь, саппорт - такие зубищи, как у тебя, не у всех боевиков отрастают. Ты, видать, кидал в боевку каждую крошку ян - ну так и результат огого, практически выкачал себе другой класс. Шэнь Цзю слышал в своей жизни прорву лжи - и еще больше лгал сам. - Да ты даже соврать не можешь прилично, - протянул он, лениво обмахиваясь. - Попробуй еще раз. - Скажем так, я полагаю, что застрял в твоем теле, - Шэнь Юань вздохнул, отвел взгляд. - Так что сменить его мне в любом случае не светит, а значит, будем делать из лимонов лимонад. Так что, поможешь вписать защиту купальни в уже имеющиеся массивы пика? По всему выходило, что небесный подметальщик был еще более жалким, чем Цзю себе представлял. Не едал, как говорится, ничего слаще пастушьей сумки, если готов был безропотно терпеть тело иньского котла. Или с корнем этим имелся какой-то очень серьезный подвох, по сравнению с которым избыток инь мог считаться мелкой неприятностью. А все происходящее - затянувшейся попыткой втереться в доверие и уничтожить школу изнутри. Это следовало иметь в виду, даже если пока все потуги небесного ничтожества были исключительно на пользу школе. Оставшийся в живых варвар с Байчжань, например. Который теперь ел с чужих рук и пел с чужого голоса. Еще одна уязвимость? И хотя бы защиту пика не следовало пускать на самотек. Тем более что купальни уже были включены в изначальный контур. Правда, наставник самого Цзю предпочитал медитации в холодных иньских озерах в глубине пика. Это было правильно и достойно благородного заклинателя, так что Цзю не стал ничего менять. Просто устроил в доме бочку побольше для горячих омовений. Бочка, конечно, тоже была роскошью, но необходимой и практически неосуждаемой, и, главное, не вызывала никаких лишних подозрений. В отличие от глобальной перестройки купален, с пугающей очевидностью рассчитанной под заклинателя с недостатком ян. Или просто для заклинателя, излишне ценящего пустую роскошь. Потому что - поющий кедр? Изразцовая ванна? - Бюджет пика на строительные работы практически исчерпан. Шэнь Юань и бровью не повел. - После окончательного расчета с русалкой Цанцюн и так будет должен лично Шэнь Цинцю минимум треть годового содержания, - отмахнулся он. - Уложимся. Просрать шанс на двойное совершенствование с таким источником ян намного глупее. Это было… неожиданно. Со всех сторон. - Ты сам, твое тело - лучшее возможное вложение денег, - видимо, Шэнь Цзю молчал слишком долго, раз небесный чиновник и почтенный предок посчитал нужным пояснить. - Почему не продолжить? Уж точно это не хуже покупки всяких там сервизов-платьев-вееров. Цзю пытался напомнить себе, что паразит старается ради собственного удобства, но почему-то не получалось. Суммы, которые Шэнь Юань собирался потратить на купальню и ингредиенты, выходили огромными, и уличная крыса внутри от изумления даже забывала съеживаться. Шэнь Юань не проводил между ними грани - ни сейчас, обсуждая, как исправить искалеченное совершенствование иньского котла, ни раньше, когда искал для них с Ци-гэ рецепт “сорочьего моста”. Ведь для того, чтобы возжечь состав сразу, как только понадобилось, Шэнь Юаню пришлось его сначала вспомнить - и проверить, есть ли ингредиенты. - Допустим, я посчитаю тебе печати, и ты даже сумеешь их исполнить - с соответствующей поддержкой этого варвара с Байчжань, - Шэнь Цзю повел веером, заставив себя оставить все эти мысли до возвращения на Цюндин. - Чего мне ждать следующего? Просьб учить тебя драться? Это даже звучало смешно. Можно подумать, Шэнь Юаню нужны навыки уличной крысы, когда целый глава Байчжань ест у него с рук и явно готов воспользоваться любым поводом, чтобы остаться рядом. - Ты сам предложил, - Шэнь Юань проказливо улыбнулся. - Не к Лю-шиди же мне идти с этим вопросом! - Что, потрахушки отдельно, а секреты Байчжань отдельно? - Шэнь Цзю сделал нервный круг по комнате. Этот небесный сопляк не мог говорить подобное всерьез! - Благородный Лю Цингэ держит тебя за живой нефритовый стержень и источник инь и учить не снизойдет? Шэнь Юань даже сделал вид, что задумался. - Да нет, Лю-шиди, наверное, согласится, если я попрошу, - протянул он. “Наверное, согласится”, ха! Что за дурак! - Вопрос, сколько в этом будет пользы. Что?.. Шэнь Цзю стиснул в кулаке призрачный веер и замер. - Даже если я подлечусь и подправлю баланс, это тело все равно останется иньским котлом, верно? - веер хрустнул и развеялся. К счастью, Шэнь Цзю стоял к приблудышу спиной, и тот ничего не мог заметить - удалось быстро изобразить новый. - Ну и какой смысл дергать Лю-шиди, если все его приемы рассчитаны на бойцов с мощной ян? Лучше я тебя спрошу, знаешь ли - ты-то успешно выжил в нем все эти годы и уж точно знаешь, как лучше всего в нем эффективно драться. Шэнь Цзю молчал. Очень хотелось обратно на Цюндин и больше не слушать эту тварь. - Думаешь, я буду учить тебя бесплатно? - кто вообще выбрал бы учиться у раба, мародера и убийцы - да еще и обосновал это?! Руки задрожали, закружилась голова, и Цзю стиснул их, скрипнул зубами на неуместную слабость. - Открою все секреты? Шэнь Цзю не скажет ему, никогда не скажет, что готов за подобное доплачивать. Если бы у него только было хоть что-то ценное. - Готов меняться, - Шэнь Юань, этот блаженный придурок с ослиной отрыжкой вместо мозгов, повелся. Повелся! - Есть как минимум пара способов, которые позволяют ненадолго вернуть призраку телесность и добавить сил. Если бессмертный мастер Шэнь согласен… Очень хотелось знать, как он умер. Кто убил Шэнь Юаня молодым. Кто позволил ему умереть. Пальцы скрючились, словно когти, и Шэнь Цзю заставил себя расслабить руки. Пока можно было только попытаться предотвратить это снова. Наивный идиот в теле иньского котла! Привыкший к безопасной, легкой жизни. Беспечный - при всем уме. Его выкрадут в гарем или на алтарь, стоит ему сделать только шаг за пределы Цанцюн без сопровождения! - Плата вперед, - бросил Цзю со всем холодом, который только сумел наскрести, и Шэнь Юань кивнул. - А пока подготовь еще один лист, который повторит чертеж купальни вместе с огороженной заводью. Посмотрим, что там разместить. Это была интересная задача, достойная ума и талантов главы Цинцзин. Ею можно было занять руки и голову, не думать о том, что приблудыш, гуева отрыжка, сейчас делал то, что стоило бы сделать самому Цзю много лет назад. Обустроить свой пик по желанию, а не по статусу, потому что Цзю имел право поставить здесь хоть варварскую юрту и играть в ней на дицзы песенки из репертуара ивовых сестричек. Никто бы и слова поперек не сказал. Согласиться на осторожные предложения Му Цинфана. В конце концов, парное совершенствование не обязательно подразумевало сплетение тел на ложе. Им с Ци-гэ хватило бы и сплетения энергий. Теперь тело и пик обживал небесный приблудыш. Будто имел право. По-хорошему, следовало бы разозлиться. Ни одна тварь не смела тыкать Цзю носом в его ошибки, что бы они знали, благородные молодые господа. Фазаны золоченые - толку с яркого пера, когда под ним все та же курица. Почтенный предок даже на курицу не тянул. На цыпленка, разве что. Очень начитанного и старательного цыпленка. Полного идиота при этом. Способного радостно обживаться в порядком изувеченном теле. Не так уж плохо, если подумать. В самом крайнем случае Шэнь Цзю достанутся уже развитые духовные вены и укрепленное ядро. И купальня на горячем источнике. С изразцовой плиткой и поющим кедром в ванной комнате. И дневной кроватью, на которой приблудыш наверняка от всей души собирался валять байчжаньскую псину. Купальню проще будет спалить до основания. Или нет? Приблудыш вдохновенно писал на краю листа, периодически закусывая кончик кисти. Торопился выполнить обещание? Пожалуй, следовало подумать, что с ним таким потом делать - после всего. А сейчас Цзю недоуменно приподнял брови, когда Шэнь Юань вдруг снял со столика для рисования часть столешницы и вместо нее закрепил секцию ширмы с тонкой, почти прозрачной фарфоровой панелью. Слабым приклеивающим заклинанием прикрепил к ее обратной стороне лист готового чертежа, с визами Аньдин и личной печатью Шэнь Цинцю - а потом раскатал по рабочей поверхности чистый лист, на углу которого писал. Когда Шэнь Юань поставил под столом для рисования ночную жемчужину и влил в нее столько ци, что хватило бы на пяток, Цзю подлетел вплотную, уже не пытаясь скрыть свое любопытство. Стоило прижать лист к фарфору, как стали видны линии плана постройки купален, а Шэнь Юань, взяв со стола кисть и тушечницу с уже подготовленной тушью, принялся повторять контуры на новом листе. А Цзю-то недоумевал, откуда у паразита столько довольно приличных копий чертежа! Возможно, на Аньдин и удивились неожиданному заказу на секцию для ширмы с полупрозрачной фарфоровой панелью, но сам Цзю достаточно выдрессировал четвертый пик, чтобы те просто приносили необходимое вместо глупых вопросов. Небесный писарь, значит. Насмешливое прозвище внезапно перестало быть смешным. В самой выдумке не было ничего сложного, но Цзю крайне сомневался, что избалованный золотой мальчик когда-либо имел отношение к обжигу фарфора. Скорее уж видел у себя на небесах что-то похожее - и, окончательно обленившись, вместо того, чтобы восстановить чертеж от руки, попытался повторить то, что не раз видел. Что ж, от пары идей небеса не обеднеют. Без приблудыша - тем более. Надеяться, что история с семейством Чжун закончится просто пересылкой расписок на Аньдин, было глупо. Потому что Чжуны были столичной родней, уже практически успешно пропихнули дочку в императрицы, а Лю Цингэ был с какой стороны ни посмотри младший родственник. И еще благородный заклинатель богатой школы, так что должен войти в положение, не позорить предков и старейшин и простить клану Чжун все долги. И еще было бы неплохо, если бы мастер Лю поспособствовал приобретению кое-чего для приданого седьмой девицы Чжун по внутриорденским ценам. Естественно, для пущего укрепления связей между семействами. Старейшины, целых трое, важно вещали с почетных мест, Лю Цингэ чувствовал, как пульсирует в висках зарождающаяся мигрень, и почтительно молчать становится все сложнее и сложнее. С чужих слов все выходило очень легко и гладко, к вящей славе клана Лю. И, самое главное, без малейших затрат этого самого клана. Последний раз ему было так тошно на аукционе, хоть и иначе. Там Цингэ по крайней мере мог отпугнуть своим мрачным видом сальные взгляды, так и норовившие прилипнуть к Шэнь Цинцю, а уж потом, в павильоне, и вовсе полегчало. Цингэ как сейчас помнил и прохладные пальцы в волосах, без колебаний снявшие гуань, и нежную молочную кожу шеи, и тонкий туман иньской ци, поземкой танцевавший над ней. Подумалось вдруг, что с прошлой их встречи прошло, наверное, достаточно времени… и Шэнь Цинцю заставил его пообещать, что Цингэ непременно явится, едва лишь заподозрит отклонение ци. Осталось отмучиться эту встречу, и можно будет вернуться в Цанцюн. - Оказанное благодеяние стоит дешево, - заметил он, внутренне содрогаясь от чужой желчности в собственном голосе. - Этот бессмертный мастер, увы, не способен понять глубину замысла старейшин. “А посему не намерен выполнять их прихоти”, - повисло в воздухе не сказанным, но почтенной делегации хватило и без этого. - Дворцу не подобает опираться на заклинателей цзянху, - вторая тетушка, Лю Шуцин, на редкость желчная старуха, выдавила из себя почти вежливую улыбку. Опираться на клан Лю, выходит, подобает? Семейство собиралось вернуться в столицу? Что они там забыли, в этом змеином гнезде? Старейшинам в цзянху не хватало почестей и денег? И каковы в таком случае будут интересы Цанцюн? Последняя мысль была откровенно кислой, потому что добрососедские взаимоотношения императорского двора и благородных заклинательских школ давно уже не вызывали ничего, кроме глухого раздражения. Это была работа гадюки, в конце концов! Думать, кого и в каком порядке следует поощрить, а в кого можно и ядом плюнуть. Если тогда, на аукционе, Шэнь Цинцю согласился продать корень семейству Чжун, значило ли это, что школа заинтересована в хороших отношениях с будущими императорскими родственниками? Значит, и Цингэ сейчас стоило проявить некоторую сговорчивость? Не настолько, чтобы лезть в уже заключенные договора с Аньдин, но, возможно, добавить что-нибудь в приданое невесты? Достаточно редкое и заклинательское, чтобы ни у кого не возникало лишних сомнений. Стоило, пожалуй, посоветоваться с сестрой. И Шэнь Цинцю. Потому что подарок не может быть ни ничтожным, ни чрезмерным, и записи предыдущих мастеров пика явно не содержали на этот счет никаких подсказок. - Но цзянху всегда может поднести дворцу дары в честь счастливого события, - возможно, что-нибудь из должным образом обработанных трофеев самого Цингэ. Наверное, это было бы лучшим решением. Намекавшим одновременно и на всю мощь Цанцюн и на славу рода Лю, известных своими охотниками. - Этот скромный воин должен посмотреть, что именно может предоставить, дабы не оскорбить девицу Чжун небрежением, - Цингэ вежливо склонил голову - и призвал меч, готовый взвиться на него одним прыжком. - И обещает вернуться не позже чем через десятидневье. Старейшины Лю, уже уверенные, что после долгого молчания Цингэ предпочтет откупиться всем, чего от него хотели, не нашли ответа. Старейшины давно привыкли, что к этому моменту фениксово пламя в его ци уже подожгло запал его терпения. Затихшие было шепотки между старейшинами Лю возобновились, обнажив брешь, и Цингэ не упустил ее, бросаясь в небо. Похоже, эту схватку он если не выиграл, то свел вничью - не взорвался в негодовании, не отдал им то, чего они хотели, лишь бы избежать давным-давно ставших бесцеремонными требований. К счастью, Цингэ прекрасно понимал, кому следует быть за это благодарным - и ему не терпелось эту благодарность выразить. На Цинцзин моросил серый дождь, холодный и унылый, напоминая, что осень уже успела пройти зенит. Цингэ сошел с меча на дорожку внутреннего сада, прежде чем сообразил, что если сегодня не было занятий на открытом воздухе, Шэнь Цинцю мог быть занят в библиотеке - или где там еще. Но защита не дрогнула - ни разу за все это время не попыталась остановить его, и Цингэ не позволил себе заколебаться, решительно войдя внутрь. У него было важное дело. Весьма значимое, потому что выбор супруги императора определял клан, который будет править дворцом ближайшие годы. Может быть, даже несколько поколений, если Чжуны окажутся достаточно удачливы. Это имело значение, даже если бессмертные мастера всегда считали себя выше столичной суеты. И гадюка просто обязана была хотя бы предложить ему чая. Хотя бы чтобы от души пройтись по тупому зверью, не способному видеть дальше своего носа. Зато потом можно будет попросить помощи с выбором подарка и провести по трофейным залам Байчжань. Увы, реальность внесла в этот прекрасный план некоторые коррективы: Шэнь Цинцю не было видно ни на веранде, ни в кабинете. Из пелены дождя вынырнул старший ученик в храброй попытке убедить Цингэ посидеть как подобает и подождать возвращения главы Цинцзин. Чужую храбрость глава Байчжань ценил, поэтому уточнил, где именно сейчас может быть почтенный наставник Шэнь, и неподобающе отправился искать его самостоятельно. Дождь, словно желая помешать ему, зарядил сильнее, и Цингэ со вздохом припомнил старый фокус, который не слишком любил из-за того, что он надежно демаскировал самого Цингэ, стоило только начать. Это была вариация покрова ци, отталкивающего дождевые капли. Цингэ же позволил части текущей в духовных венах ци вылиться в ближайший к телу слой ауры - и ослабил ограничения на огненной ян. Первыми высохли одежды, потом - волосы. Едва заметный золотисто-оранжевый ореол сделался чуть шире, поднялся выше - и замер, незримо пульсируя и где отталкивая, а где просто испаряя назойливые капли. Цингэ прислушался к дыханию ци на пике и снова шагнул на Чэнлуань, заставив его лететь почти у самой земли. Нигде вокруг он не чувствовал глубокого колодца иньской ци, словно обладающего собственным притяжением, а значит, Шэнь Цинцю нужно было искать там, где его личная подпись сливалась с дыханием места, у самого берега Тихого озера. Дождь, словно озлившись, усилился, когда Цингэ пролетел прямо над дорожкой меж бамбуковых стволов и замер, наконец различив на изрядно потрепанном пирсе знакомую фигуру. Шэнь Цинцю держал огромный, почти что в свой рост зонт, и у Цингэ аж зазудели ладони - так хотелось отобрать наверняка тяжелый шест и встать под ним рядом. Как назло, куда-то словно исчезли слова - вместе с недавней решимостью, и Цингэ молча смотрел, как струи дождя скатываются по складкам одежды и подолу и, оставив их сухими, уходят в землю. У Шэнь Цинцю тоже была своя вариация стандартной техники. - Лю-шиди? - Шэнь Цинцю наконец заметил его присутствие и обернулся. Цингэ отмер. Стало возможно спрыгнуть на землю и пройти до него оставшийся десяток шагов, оставляя на земле сухие, исходящие паром и быстро снова намокающие следы. Цингэ остановился у самого края зонта, остро ощущая это расстояние и снова напомнив себе, что его пока не пригласили ближе, но взгляд все равно выхватывал в густых сумерках то призрачно мерцающее лицо и шею, то белые пятна рук. На Шэнь Цинцю сегодня не было ни наручей, ни пао с высоким воротом, и получалось думать только о том, как Цингэ мог бы согреть эти наверняка прохладные ладони. И еще немножко о том, что выходить вот так - полнейшая глупость. Что можно искать у озера в дождь? Призрак утопленницы или водяного гуля разве что, но нечисти на Цанцюн отродясь не водилось. А сейчас даже пейзаж был так себе. Не слишком поэтический. По крайней мере Цингэ ни одного стиха, воспевающего промокший бамбук, так и не вспомнил. Доски пирса под ногами еле слышно поскрипывали. Плескалась вода. Где-то у дальнего берега пруда заквакала лягушка. Практически сразу же из-под пирса ей отозвалась товарка. - “И в сочной траве, что пруд окружила…”* - гадюка качнула головой и, кажется, почти улыбнулась, а Цингэ еле сдержал неуместный восторг. Если он помнил правильно, а он помнил, стих назывался “Договорились о встрече”. Значит, Шэнь Цинцю ждал его? - “Раскрыты горы, как врата…”** - Цингэ надеялся, что внезапно охрипший голос можно списать на дождь. И долгий полет. Но теперь гадюка улыбалась практически в открытую, и можно было подойти поближе еще на шаг и забрать зонт из чужих рук. Шэнь Цинцю возражать не стал, напротив - шагнул ближе, устраивая ладонь на локте, почти что прижался плечом, и Цингэ медленно пошел обратно в сторону бамбукового дома. - Этот шисюн рад видеть Лю-шиди, - здесь, под зонтом, мир вокруг словно отодвинулся, а низкий голос Шэнь Цинцю превратился почти в мурлыканье. - И рад видеть, что шиди держит слово. От прохладной ладони на предплечье медленно растеклась по духовным венам уже знакомая освежающая ци, достигла сначала сердца и золотого ядра, а потом затопила голову, ослабляя терзающий виски раскаленный обруч. Цингэ так привык к нему после визитов к родне, что сейчас даже удивился, когда его не стало. А потом удивился снова, уже сказанному. - Какое слово? - моргнул он, скосив глаза на острый профиль. - Цингэ обещал, что придет, как только почувствует, что снова близок к отклонению ци, - беззастенчиво напомнила гадюка, и Цингэ едва не споткнулся, вспомнив, когда именно обещал подобное. В памяти мелькнула колыхающаяся тяжесть воды в животе, собственные ладони на ягодицах, властные толчки в самое нутро, и он залился краской от ушей до шеи, готовый вот-вот самовоспламениться. - Цингэ расскажет шисюну, что именно послужило толчком на этот раз? Пока Цингэ вспоминал, краснел и пытался не сгореть, они, оказывается, остановились - и теперь Шэнь Цинцю стоял к нему лицом, пытливо всматриваясь в глаза. Цингэ чуть наклонил зонт в его сторону, защищая от дождя - и не нашел в себе ни одной связной мысли кроме предчувствия поцелуя. Которого так и не случилось. Гадюка снова вернулась к месту у плеча, обдав запахом ночного тумана и озерной травы, и следы его блестели, будто наполненные водой. - Важные дела негоже обсуждать под дождем, - улыбка за веером была мимолетной. - Согласится ли этот шиди выпить с шисюном чая? Дождь. Да. Цингэ едва удержался от того, чтобы потереть лицо ладонью. Обсуждать важные дела на улице было никак невозможно. Особенно там, где за каждым кустом так и норовил обнаружиться любопытный ученик, надеющийся подсмотреть какую-нибудь очень тайную технику. - Этот ничтожный рад приглашению. Даже и без чая. Просто сидеть рядом и чувствовать, как прикосновение чужих холодных пальцев мало-помалу ослабляет бьющуюся в виски задавленную ярость. - Этому ничтожному надо было обсудить вопрос с дарами деве Чжун. В черных глазах мелькнуло озарение, потом задумчивость. Шэнь Цинцю замедлил шаги, позволяя подхватить себя под локоть, и остаток пути до бамбукового дома прошел в необременительном уютном молчании. Прежде чем войти, Цингэ пропустил Шэнь Цинцю вперед и только потом закрыл зонт и вернул его в кольцо перед дверью - стекать. А потом шагнул внутрь, разуваясь и стягивая верхнее пао, и невольно замер, почувствовав, как поднимается вокруг дома защита. Медленно разгорались угли в жаровне, наливались светом ночные жемчужины, Шэнь Цинцю поднял голову от чайного столика и слегка кивнул на место рядом с собой. Цингэ невольно сглотнул и вдруг понял, что примчался с пустыми руками, не принеся даже самое простое угощение к чаю. Он не собирался никуда лететь и ничего не готовил. Но можно же было завернуть домой на Байчжань и захватить с собой хоть что-нибудь? Хоть самое символическое. А потом принести настоящий подарок. Что-нибудь редкое. Такое, что не смог бы найти и Юэ-шисюн. Не какие-то жалкие бананы Небесной твердости. Мясо цзю-юя, например. Гадюка чужую оплошность снисходительно проигнорировала. И выставила на стол очередной чайный набор из иссиня-черной глины с узором из переплетенных шеями птиц, старинный даже на вид. Прошлого, из украшенной золотом яшмы, нигде не было видно, и это, наверно, что-то значило. Или нет. Скорее да, но вот сейчас Лю Цингэ готов был вслух признать себя тупоголовым варваром, лишь бы не заставляли разгадывать еще и этот намек. Просто разрешили сидеть рядом и пить чай. Шэнь Цинцю, впрочем, и не возражал. Грел в ладонях чашку с чаем, не глядя на блюдо с бородой дракона и прочими закусками, и Цингэ, глубоко вдохнув, потянулся и осторожно взял в руку одну из ладоней, согревая тонкие холодные пальцы. Шэнь Цинцю едва заметно удивился, а потом почти улыбнулся - у Цингэ аж дыхание захватило - и, переплетя их пальцы, потянул Цингэ ближе и куда-то вниз. Цингэ не успел и моргнуть, как его устроили затылком на коленях, а потом та же ладонь, которую он все еще держал, словно сама легла на грудь. Ароматы бамбука, озерных трав и тумана успокаивали, Цингэ невольно прикрыл глаза и почувствовал, как ласковая рука выдернула шпильку из гуани и знакомо зарылась в волосы. Пальцы в ладони понемногу согревались, их хотелось прижать к губам, но и так было прекрасно - особенно когда уже привычно, тончайшей успокаивающей струей, скользнула в духовные вены иньская ци. Цингэ с трудом открыл глаза, когда в воздухе что-то изменилось. В воздухе плыл едва заметный дымок, и он непонимающе моргнул, найдя взглядом лицо Шэнь Цинцю. - Этот шисюн позволил себе зажечь иньские благовония открытого сердца и попросил бы Цингэ не бороться с их действием, - негромко пояснил тот. - Шиди действительно пришел ко мне на грани отклонения ци - возможно, они помогут Цингэ рассказать, что именно его так удручает. В дыме Цингэ опознал лантан и белый дурманящий колокольчик, но иньской ци там было и впрямь немного. Шэнь Цинцю не солгал, не напоил ею состав так, чтобы было невозможно сопротивляться: Цингэ справился бы без особых усилий, если бы захотел. Но ему хотелось совсем другого. Продолжать лежать - вот так, без гуани. Без сапог и верхнего пао. И чтоб затылок продолжали выглаживать. И ни о чем не говорить. Особенно о надоевших старейшинах, семействе Чжун и очередной императрице очередного смертного императора. С колен Шэнь Цинцю все эти проблемы выглядели мелко. Недостойными того, чтобы впадать из-за них в отклонение ци и мчаться в гости за помощью. Особенно без подарка. Но Шэнь Цинцю молчал и ждал, и дым от благовоний вился в воздухе широкой белой лентой. С такой танцевала троюродная тетушка Синь и даже показывала совсем еще юному Цингэ, как можно одним взмахом разрубить пополам бамбуковый столб. Потом тетушка Синь вместе с одиннадцатой сестрицей Лин и всеми своими лентами уехала замуж. Далеко, к морю. И посылала А-Янь, на правах старшей родственницы, ужасающие романы со столь же ужасающими гравюрами. Художник, сразу видно, хороших тварей рисовать любил, но совсем не умел. Цингэ тогда вместо обычного чая подарил тетушке бестиарий из личной коллекции. Гравюры стали куда лучше. Романы, к сожалению, нет. Там все еще было слишком много томных вздохов и нежных дев, мечтающих о сущей ерунде. - Поцелуй меня, - слова вырвались внезапно, куда раньше, чем Цингэ сообразил, что стоило бы помолчать. Не превращаться в нежную деву из тех самых глупых историй. Можно было хотя бы попробовать оправдаться, мол, поцелуй - и расскажу. Но Цингэ не стал: знал, что расскажет и так, а сейчас просто хотелось поцелуя. Успевшая согреться ладонь мягко легла на макушку, чуть подтолкнула, приподнимая, и Цингэ оперся на локоть, потянувшись вверх, навстречу. Губы у Шэнь Цинцю тоже успели потеплеть, рот пах чаем - и голова шла кругом. Цингэ чувствовал, что хмелеет, причем куда сильнее, чем от благовоний, и не сразу понял, что целует сам, что губы Шэнь Цинцю податливо раскрылись, впуская его, и только оставшаяся на затылке ладонь еще позволяла держать себя в руках. Когда поцелуй закончился, Шэнь Цинцю легко боднул лбом его лоб, не торопясь отстраниться, и от прилива чего-то острого и горячего в груди снова пропали слова. - Этот шисюн опасался, что Цингэ не появится в ближайший десяток дней, - шепнул Шэнь Цинцю, и Цингэ невольно отвел взгляд, улегшись обратно. Хотел бы он, чтобы ему хватило терпения на столько! …нет. Не хотел бы. Даже думать о том, что того отклонения ци не было, не хотелось. Потому что иначе они так и продолжили бы мешать фальшивую вежливость с искренней неприязнью. Ставить орден под удар, как сказал однажды наставник. Наставник тоже не особо ладил с тогдашним главой Цинцзин. Ученик, получается, превзошел учителя. Чужие колени были очень удобными. И ладонь уютно обнимала затылок. Лю Цингэ вздохнул. - Изволил прибыть уважаемый третий дядюшка. Делился своей мудростью, - вышло на редкость… кляузно. Почти как у Шан Цинхуа, когда тот на совете в очередной раз начинал жаловаться на всех и сразу. Шэнь Цинцю помолчал насмешливо и очень понимающе. Хотя вот к нему-то никто из клана никогда не ездил. И даже не писали. Да и кто бы добровольно полез к цинцзинской гадюке? - Будет ли Цингэ возражать, если этот шисюн позволит себе вмешаться? - левая рука Шэнь Цинцю, до того спокойно лежавшая у Цингэ на груди, скользнула чуть выше. Теплые пальцы коснулись шеи, погладили под подбородком, а потом поднялись и легли на губы. Твердая подушечка большого пальца прошлась по нижней губе, надавливая, и почти сразу отступила. - И если нет, какой именно результат хотел бы увидеть Цингэ? Кончики указательного и среднего остались лежать на щеке, почти касаясь уголка рта, и Цингэ заставил себя еще раз прокрутить в голове услышанное, а не уплывать сразу в блаженную жаркую дымку. - Чтобы они наконец отвязались, - хрипло признался он. - От меня и от Минъянь. Несбыточная мечта. Для этого пришлось бы окончательно расплеваться со всей родней. После такого Цингэ ославили бы как непочтительного и неблагодарного отпрыска, и это ударило бы по репутации школы. Школа была важнее любых личных проблем. Лю Цингэ был бессмертным заклинателем. Ему просто надо было подождать. Жалкую сотню лет, пока не сменится старшее поколение. Ждать не было никаких сил. Шэнь Цинцю молчал. Жмурился, словно услышал только половину ответа, и Цингэ сообразил, что действительно ответил не полностью. Шэнь Цинцю хотел знать, понимает ли Цингэ, что доверяет ему не только свою репутацию и жизнь, но и судьбу сестры. - Этот шиди… - Цингэ вдруг снова словно почувствовал себя впервые ступившим на меч для полета. Что-то внутри мелко дрожало, и захватывало дух. - Я буду благодарен, если ты поможешь. Шэнь Цинцю молчал. Тело закостенело, словно Цингэ сорвался с меча, и теперь скалы внизу стремительно приближались. - Я помогу, - наконец заговорил тот, - и больше никто не посмеет потревожить Цингэ. Голова резко закружилась, словно его поймали у самой земли, и Цингэ, захмелев от облегчения, решительно потянулся за поцелуем снова. Не стоит ему сегодня больше ничего говорить, пожалуй. Иначе он договорится до официального предложения. *Договорились о встрече Пора "желтой сливы" -- дождей полоса. Всю влагу извергнуть спешат небеса, И в сочной траве, что пруд окружила, лягушек слышны голоса. Полвечера жду, а друг не идет... В неначатой партии делаю ход -- Пешкой стучу, чтоб увидеть, как с лампы "черный цветок" опадет... Сыма Гуан (1019 -- 1086) **Ван Аньши /08.12.1021 - 21.05.1086/ Написал на стене дома господина Ху Иня: Соломой крыт опрятный дом, сад небольшой цветет, Весь дворик чисто подметен, ухожен огород. Зеленой лентою реки поля окружены. Раскрыты горы, как врата — все дали в них видны. Комментарии переводчика Раскрыты горы, как врата... -- поэт сравнивает две горы и пространство между ними с гостеприимно распахнутыми воротами дома своего друга.