Коллеги с привилегиями

Шэнь Цинцю хотелось взять на руки и унести. Именно эта мысль назойливой мухой зудела в висках все то время, что они провели на приеме после первого дня торгов. Изображать из себя преданного спутника и "почти что партнера по совершенствованию, как сможешь, Лю-шиди" было легко и просто. Собственно, больше всего хотелось перестать изображать и вернуться хотя бы в сад, а лучше - в выделенный им павильон, пусть и богато обставленный, но небольшой, скорее для супружеской пары. Лю Цингэ предвкушал призрачную тяжесть знакомого тела, почти чувствовал ее плечами и спиной и куда больше, чем приемом, интересовался вопросом, как они сегодня будут спать. Это ведь будет очень подозрительно, если Лю Цингэ придется лечь на полу? Кровать достаточно большая, они оба вполне поместятся, даже если цинцзинская гадюка ничего такого… - Господин Кун! - гадюка тем временем лениво качнула веером и расщедрилась на почти вежливый тон. - Какой приятный сюрприз! Стоит ли мне поздравить вашего сына с успешной сдачей столичных экзаменов? Лю Цингэ смерил подошедшего к ним мужчину неприязненным взглядом. Господин Кун был худ, невысок и благообразен, прямо-таки образцовый пожилой ученый, всю жизнь отдавший постижению книжной премудрости. Изрядно присыпанный пылью, как и большая часть хлама, которую на этот раз пытался сбыть почтенный аукционный дом. Ничего действительно ценного тут не было, иначе Шэнь Цинцю выкупил бы это сам или, может, не стал бы возражать, реши Лю Цингэ купить это… что бы то ни было, для него. Возможно, организаторы оставили что-то интересное на второй день. Не просто же так гадюка решилась выползти из своего бамбукового гнезда, даже несмотря на то, что произошло с Юэ Цинъюанем. Уж точно не ради оценки пары картин времен кого-то из давно почивших императоров. Господин Кун между тем проблеял что-то вымученно-благодарное и поспешил отойти. Гадюка же еще даже шипеть не начала? - Истратил почти две тысячи лян золотом на подкуп экзаменаторов, - Шэнь Цинцю спрятал улыбку за веером, сверкнул глазами. - Не пытался купить разве что Его Величество. А мальчишка за пару дней до экзамена напился в хлам и похвастался веселым девицам. Цингэ не улыбнулся в ответ только потому, что… не привык. Никогда раньше Шэнь Цинцю не снисходил до объяснений. Не отвечал на вопрос раньше, чем Лю Цингэ успевал доспорить с собой, имеет ли смысл открывать рот - или придется опять хамить в ответ на яд. Не позволял почувствовать, что они на одной стороне. Пока он думал, возможность ответить ушла, но Цингэ сначала осторожно прижался к боку, а потом и вовсе подхватил под локоть, переведя дыхание, когда ему это позволили. Так пережить тянущийся, словно слюна рогатого тигрового слизня, прием стало намного проще. Из этого почти медитативного ожидания Лю Цингэ вышел лишь тогда, когда они наконец покинули прием и скользнули в вечернюю синь в сторону отведенного Цанцюн отдельного павильона, так и не разорвав прикосновение, и пришлось сделать над собой изрядное усилие, чтобы не ускорить шаг. Он даже подождал, пока за ними закроются двери павильона и встанут на место стационарные заглушающие печати, чтобы потом развернуть уже успевшего на что-то отвлечься Шэнь Цинцю и прижать к себе, ткнувшись лбом в прохладную кожу виска. - Лю-шиди? - Шэнь Цинцю не стал сопротивляться. Напротив, его ци тончайшими волоконцами скользнула от точки их соприкосновения, проверяя духовные вены. - Устал? “Устал” было неправильным словом. Иные охоты занимали несколько дней, когда приходилось безостановочно гнать добычу. И это была честная усталость - с ноющими мышцами и привкусом бодрящих зелий на языке. Сейчас внутри было пусто, и пустота выматывала, заставляя желать и искать странного. Не-одиночества, чужого тепла. Пальцы у гадюки были холодными, но прикосновения грели, заполняя эту пустоту, будто драгоценный трофей, ради которого стоило перенести любые трудности. - Устал, - хотелось замереть вот так примерно на вечность. - Ненавижу. Сборище лицемеров. Ловкие пальцы дернули застежку гуани, и Лю Цингэ чуть не застонал от облегчения острого и внезапного, когда освобожденные волосы рассыпались по плечам. - Увы, только Лю-шиди обладает сопоставимой славой и подобающей репутацией, - прохладные пальцы зарылись в волосы и принялись массировать кожу, успокаивая малым не кипящий под черепом мозг. - Этот шисюн отправился бы сам, но… И чтобы на Шэнь Цинцю пускали слюни все эти зажравшиеся богачи, ведшие себя так, словно золотое ядро можно купить нефритом по весу? - Нет. Со мной лучше, - напряжение в висках и шее медленно ослабевало, и Цингэ прижался лицом к шее, жадно вдыхая знакомый запах холодной росы и тумана. - Мало ли кто попробует… Подойти. Сказать. От одной мысли в горле снова начинало клокотать, и Цингэ наконец подхватил гадюку на руки, как хотелось весь день. Знакомый, приятный вес словно успокоил что-то внутри, убедил в реальности происходящего, и до постели Цингэ дошел почти не глядя, не сразу задавшись мыслью, откуда здесь взялись те же самые простыни, что и на пике Цинцзин. - Мы не будем здесь ни есть, ни пить, шиди, - Шэнь Цинцю дождался, пока Цингэ опустит его на приступку у кровати, и начал раздеваться, отодвинувшись буквально на пару пальцев, чтобы только позволить одежде удобно скользить. - Хорошо бы и не спать на чужой кровати, но этот шисюн не сообразил отправить ее в цянькунь вместе с бельем. Моя вина. Его негромкий голос струился ручьем в тенистой чаще, не тревожа взвинченные нервы, и Цингэ даже пару раз молча кивнул, прежде чем заползти в постель следом. На покрывале вспыхнули дорожки оберегов, подсветили перемешавшиеся пряди их волос, и Цингэ с облегчением вытолкнул из вен избыточную янскую ци - прямо в грудь, на которой устроился. Циркуляция в этот раз началась медленно, почти лениво, но зато под нее можно было спать - ну, дремать вполглаза, позволяя Шэнь Цинцю отдохнуть. А хороший сон Шэнь Цинцю был необходим. Раньше Цингэ считал, что гадюка позорно изнежена, раз покидает пик не иначе как в карете, пренебрегая не только полетами на мече, но и ездой верхом, и это бесило неимоверно. Даже глава Кусин не особо скрывал раздражение, когда заметил, что почтенный мастер Шэнь не завел себе колесницу с зонтом и четверку коней, как у императорского вельможи, только потому, что не хотел подражать главе Хуаньхуа. Как будто можно было Шэнь Цинцю сравнить с этим напыщенным золоченым козлом! С такой диспропорциональной долей инь во внутреннем потоке ци долгие перелеты на мече наверняка давались нелегко. Но гадюка же никак не могла честно сказать, в чем проблема! Гадюка плевалась ядом и считала всех вокруг идиотами. Сейчас, в ворохе своих роскошных одеял, вышитых бамбуком и воробьями, гадюка спала с великолепной безмятежностью человека, честно отпахавшего светскую повинность. Ци между ним и Цингэ текла широко и ровно, мерно, как река на равнине, которой нет нужды суетиться, пробиваясь ущельями между скал и захлебываясь пеной на перекатах. Цингэ глубоко вздохнул, принимая этот неспешный ритм, выравнивая себя по стуку чужого сердца, и сам не заметил, как заснул. Он проснулся, едва начал сереть рассвет, и сначала даже не понял, где находится. Прямо перед носом оказалось молочно-белое плечо и ямка ключицы, и Цингэ бездумно лизнул кожу, привлеченный чуть солоноватым запахом и едва заметным холодком. Знакомая иньская ци потекла навстречу, циркуляция слегка усилилась, и Шэнь Цинцю, замычав во сне, сонно придвинулся ближе, почти навалившись сверху и прижавшись бедром. Судя по всему, ночью Цингэ успел сползти гадюке на плечо, а потом они повернулись на бок. Цингэ невольно сглотнул, чувствуя, как это теплое бедро прижимается прямо к паху, а он и так был наполовину тверд. Будь они дома, Цингэ позволил бы себе задуматься о продолжении, но гадюка явно не шутила, отказавшись взять в рот даже каплю воды. - Цингэ?.. - Шэнь Цинцю приоткрыл веки, окидывая его мутным взглядом, а потом смежил их, снова уплывая в сон, и Цингэ позволил себе чуть увеличить поток янской ци, помогая гадюке согреться. Шэнь Цинцю вздохнул во сне, расслабляясь полностью, и Цингэ поглубже натянул на гадюку одеяло. Будить Шэнь Цинцю раньше середины четвертой стражи явно было бессмысленно. Лю Цингэ мог подождать. С Шэнь Цинцю в объятиях он мог ждать столько, сколько потребуется. И это ожидание было единственной по-настоящему хорошей вещью, случившейся за все утро и большую половину дня. Потому что проснулась гадюка… Гадюкой, в общем. Не иначе как почуяла что. Вылила за окно воду для умывания, принесенную смазливой служаночкой, плеснула по полу волной ци, уничтожая не только случайно упавшие волоски, но и любые следы их присутствия. Простыни свои драгоценные сгребла в цянькунь одним комком. Хорошо же спали. И в утренней полудреме гадюка выглядела вполне довольной миром и своим местом в нем. Что-то успело произойти, когда они уже проснулись, но еще не встали? Лю Цингэ, в конце концов, мог и не заметить. В искусстве выслеживать добычу он был хорош, не хуже главы Дуань с охотничьего пика, но вот по части знания всяких будуарных подлостей гадюка, несомненно, была на голову выше их всех. Стоило бы спросить, что случилось на этот раз, но гадюка уже выплыла в коридор во всей славе и силе главы второго пика Цанцюн, и Лю Цингэ просто пошел следом, стараясь держать суровое лицо. Присутствующих на второй день оказалось куда как меньше: мало того, что особый товар был многим не по карману, еще и сама необходимость снимать комнату в дни большого аукциона больно била по кошельку заклинателям из орденов попроще. Шэнь Цинцю в этот раз словно вожжа под хвост попала: ложа, вполне устроившая его вчера, сегодня была обильно облита ядом, и в ожидании начала торгов гадюка заставила несчастных служек буквально выскрести каждый сун пола и стен, прежде чем снизошла усесться на простой кровати архата, да и ту принесли из какой-то соседней ложи, ныне пустующей. Задумчиво проводившего пыхтящих служек взглядом Цингэ остановил молниеносно выброшенный веер, и Цингэ отступил обратно за плечо гадюке, окончательно уверившись, что что-то в происходящем было нечисто. Наконец распорядитель объявил первый лот, и взгляд Шэнь Цинцю сделался еще острее, чем был: казалось, он может вспороть тонкий шелк зачарованной ширмы вокруг продаваемого предмета, не дождавшись, пока ее наконец отодвинут. По сцене и ложам вдруг плеснул жар и свет, и Цингэ мгновенно шагнул вперед, готовясь прикрыть гадюку, но не понадобилось. Первый лот оказался пером феникса, ради которого расщедрились даже на тройку зеркал вокруг, усиливая сияние, и Шэнь Цинцю взглянул на диковинку с едва заметной даже не жадностью, а какой-то тоской, а потом, поймав взгляд Цингэ, немедленно загородился веером. Гадюке нужно было это перо? Ему не хватало артефактов на пике? Так мог бы в орденской сокровищнице взять. Юэ Цинъюань вряд ли отказал бы, что бы гадюка ни попросила. Уж скорее лично поперся добывать это самое, попрошенное, если бы его вдруг не нашлось в хранилище. Но сейчас Шэнь Цинцю заинтересовало перо, и цена была вполне приемлема, как для артефакта такого уровня. Потянуться за доской, чтобы написать свою цену, Лю Цингэ просто не успел. По этой самой руке от души приложили веером. - Бестолочь! - Гадюка зашипела, как будто ей от души наступили на хвост. Раньше Лю Цингэ непременно вскинулся бы и рявкнул что-нибудь в ответ. Сейчас… Ну, гадюка же не стала бы устраивать представление совсем уж без причины, просто от дурного настроения? В торге за одно-единственное перо тем временем схватилась пара очень приличных молодых господ, и цена очень быстро перестала даже выглядеть разумной. За такую сумму можно было добыть целого феникса. Не так и сложно, если знать к этим тварям подход. - Оно проклятое, - уважаемый мастер Шэнь раскрыл веер со звонким щелчком, и Лю Цингэ практически услышал что-то вроде “раскрой глаза, придурок”. Что ж, идею с фениксом пока придется отложить, но… Меч Чэнлуань вздохнул и храбро вытащил из цянькуня-пояса бамбуковый короб с тонко нарезанным вяленым мясом огненно-лавового кабана-скорпиона. У главы Юэ на последнем собрании очень даже получилось, теперь была очередь Лю Цингэ. Конечно, на “варварское” угощение в духе западных степняков гадюка могла и фыркнуть, но Цингэ не хотелось приносить что-то сделанное не своими руками, а от возни со сладостями накатывала тоска. Тем более, что Шэнь Цинцю заинтересовался и, сложив веер, потянулся к одному из ломтиков прямо как есть, пальцами. Прожевал, все заметнее удивляясь с каждым мигом, и наконец пробормотал: - Кто бы мог подумать, что Лю-шиди найдет тут хамон. - Я... делал сам, - уточнил Цингэ, хотя и не опознал название. Шэнь Цинцю удивился еще больше, но потянулся за добавкой, еще и еще раз, пока не утащил себе на колени весь короб. Куске на пятом он беспокойно поднял голову, но здесь Цингэ уже не сомневался, протянув флягу со сладковатым сливовым вином. К солоноватому мясу больше подошли бы нарезанные фрукты - дыня или персики, но их Цингэ с собой взять не решился. Картину того, как Шэнь Цинцю ест сочные дольки, и губы у него влажные от сока, Лю Цингэ предпочел бы оставить для бамбукового дома. Пока стоило довольствоваться тем, что уже удалось получить. Потому что аукцион закончится, а с ним и игра в ухаживание. Позволит ли гадюка продолжить? Допустит ли глава Юэ? И что будет, когда проблема с ци разрешится? - Полмиллиона серебром? - Голос Шэнь Цинцю прямо-таки сочился медом и ядом. И довольством. - Они и правда в отчаянии. Они? Лю Цингэ перевел взгляд на гадюку, ополаскивающую руки в поданном тазу. Потом на сцену. Перо вместе с ширмами и зеркалами успели убрать, теперь на сцене под стеклянным колпаком лежал какой-то невнятный клубень. И шестой молодой господин Чжун, многообещающий ученый и дальний родственник, бесивший Лю Цингэ все те полтора раза, когда им довелось встречаться, орал и брызгал слюной, выкрикивая совершенно безумную сумму. Это было плохо, потому что Чжуны, уважаемое, благородное семейство, дальняя родня императорскому дому, были куда более нищими, чем Лю когда-то. И все еще сидели в столице, проедая остатки клановых земель. У них даже совершенствующихся, достойных упоминания, не было! Во что этот дурак ввязался, и не стоит ли его остановить, пока он не наломал дров окончательно? - Лю-шиди не желает помочь молодой госпоже Чжун? - вкрадчиво осведомилась гадюка. - Можно даже в рассрочку, иначе Шан Цинхуа снова будет изображать платную плакальщицу за гробом. Лю Цингэ понятия не имел, что именно сейчас происходило, но сдержанное одобрение опознал и опять потянулся за аукционной доской. В этот раз его не остановили, и меньше, чем через полчаса, Лю Цингэ стал счастливым обладателем какого-то пурпурного клубня за совершенно немыслимые шесть сотен тысяч серебряных лян. Незнакомый алхимик из академии Тяньсинь сердито ударил кулаком о ладонь и вышел из ложи, хлопнув дверью. Шэнь Цинцю неторопливо обмахнулся веером, проводив равнодушным взглядом сноп октариновой травы, и бессовестно проигнорировал вопросительный взгляд Лю Цингэ. На мгновение стало даже обидно: неужели он не заслужил даже объяснений? - но потом из галереи в ложу осторожно поскреблись. - Шестой молодой господин Чжун из Кайхуа просит уважаемых глав Цанцюн принять его, - доложился служка, и Шэнь Цинцю чуть опустил веки, дозволяя упомянутому господину Чжуну войти. Впрочем, скорее ввалиться или почти что упасть. Похоже, несся сюда из своей ложи так, что сбил всякое дыхание. Лю Цингэ невольно нахмурился: неужели можно настолько наплевать на свое тело? И правила приличия. Все же Чжуны и Лю были не настолько близкими родственниками, чтобы вот так вот врываться в чужую ложу. - Для этого ничтожного честь приветствовать почтенных глав Цанцюн! - шестой молодой господин Чжун, кажется, опомнился и едва ли не пополам переломился в почтительнейшем поклоне. Лю Цингэ изобразил что-то подобающее ситуации. Стоило все же прояснить причины неподобающей спешки, а не ругаться с порога. Гадюка вежливостью не утруждалась, небрежно махнула веером и почти демонстративно отвернулась, созерцая сцену. Там как раз суетились слуги, готовясь втащить нечто масштабное. То самое, ради чего гадюка решилась выползти из норы? - Лю-чжисунь! Лю-чжисунь, ты должен мне помочь! - похоже, пренебрежение второго главы Цанцюн шестого молодого господина Чжун ничуть не обескуражило - напротив, даже воодушевило. И намекнуть на свою принадлежность старшему поколению Чжун Цзые как всегда не забыл. Поразительная наглость, учитывая, что Лю Цингэ был лет на пять старше и бессмертным мастером к тому же! “Внучатый племянник”, чтоб вас! - И с чем я должен помогать? - Спросить было бы вежливо, да? Ну, прежде, чем отказывать. - Корень прыгающего лилового болотоцвета! - возопил Чжун Цзые. - Тебе же всегда было наплевать даже на духовные травы! Срочно нужен! Дацзе прокляли, у нее почти не осталось волос! Лю Цингэ невольно поморщился, представив себе, что под подобное попала бы Яньянь, и многоюродный дядюшка немедленно бросился развивать наступление: - Разве не должен бессмертный снисходить к бедам бездуховных? Разве не на заклинателей великих орденов уповаем мы в беде?! Неужто “Бог Войны” вовсе забыл о долге перед родичами и сыновней почтительности? - разразился он тирадой. - Горе мне, несчастному, и сестрица моя будет опозорена и отдана на поругание сплетникам царственной столицы! Цингэ скрипнул зубами, просто не успевая вклиниться в тираду, и почувствовал, как начинает свирепеть. - Мой шиди, конечно, защитник бессильных и благородный герой, - гадюка вдруг прижалась к боку, и прохладные пальцы мягко отобрали у Цингэ позабытую аукционную табличку, - но даже он не может поделиться со страждущими тем, что ему не принадлежит. Пока мы уладим небольшое недоразумение, Чжун-сяньшэн может задуматься, на каких условиях готов выплачивать долг. Шэнь Цинцю несколькими быстрыми штрихами вывел на табличке еще одну внушительную сумму, и Цингэ не обратил бы внимания, если бы она не оказалась меньше, чем первоначальная цена. Меньше! На сцене вдруг затихли все разговоры, прежде чем зал буквально взорвался от непонимания и негодования. Шэнь Цинцю не повел и бровью, направившись к сцене, и Цингэ бросился следом, чтобы подхватить под локоть. Плевать ему было, как это выглядит. Не говоря уже о том, что он хотел, чтобы это было именно тем, чем выглядело, сопровождать Шэнь Цинцю было сейчас намного, намного лучше, чем слушать стенания Чжун Цзые. Особенно если учесть, что гадюка не пожелала взойти на меч и спланировать к сцене, а спускалась по ступеням, царственно и неторопливо. От громадной бочки, установленной на сцене, тянуло инь. Сильной и осознанной. Так могла бы ощущаться Тысячеглазая Веретеница Западных Пустошей, тварь хищная и полуразумная. Ее можно было приручить, в отличие от Черных ливневых гологлазов, да и воду она вполне жаловала. Это был логичный вариант. Потому что руководство аукциона не стало бы связываться с демонами, не так ли? С торговлей рабами демонической расы? Демоны не считались с семейными узами, не почитали старших и признавали только силу. А еще они были чудовищно гордыми и мстительными тварями. Отчаянными. Проще убить, чем удержать. Но среди простых людей периодически находились еще более отчаянные и алчные смельчаки, и последствия их смелости и жадности потом приходилось разгребать заклинателям. Городок, выжженный дотла со всеми его обитателями, Лю Цингэ вспоминался до сих пор. Шэнь Цинцю должен был понимать опасность не хуже. Тот городок они, в конце концов, осматривали вдвоем. - Этот скромный заклинатель осмеливается просить хозяев показать товар лицом, - гадюка изобразила самый вежливый и почтительный тон, который могла, и Лю Цингэ едва подавил порыв шагнуть назад. Гадючья вежливость была очень, очень дурным знаком, и это знали все, кто хоть раз имел честь присутствовать на собраниях ордена или иных светских мероприятиях. Вежливой гадюка становилась только перед смертельным броском. Вместо того, чтобы отступить, Цингэ шагнул ближе, кладя ладонь на эфес и обнимая Шэнь Цинцю за талию - остро осознавая, что на них сейчас смотрит весь аукционный зал, и наслаждаясь тем, что Шэнь Цинцю не отодвинулся даже на полшага. Дежурный заклинатель аукциона кинул на распорядителя растерянный взгляд, но тот только развел руками. Отступать было некуда: возмутившаяся было понижением цены аудитория почуяла скандал не хуже перламутровых ворон-акул - кровь в воде. Крышку - странную, почему-то едва ли с треть бочки высотой - наконец сняли, разомкнув охранные цепи поверх, и вместе с брызгами темно-синей, иньской воды над краем бочки на руках взвилась русалка. Русалка! Настоящая, из южных морей, судя по яркому пестрому окрасу, с ажурной пленкой жабр вдоль шеи и золотыми локтевыми плавниками, похожими на тончайшую вуаль. С волосами цвета запекшейся крови, венцом-ракушкой на месте гуани и ожерельем из крупных жемчужниц на небольшой высокой груди. Больше эту грудь ничего не прикрывало, и даже Цингэ с своего места мог отлично разглядеть крупные острые соски. - Возможно, этому мастеру покажут, где же на даме, - сложенный веер словно нарочно очертил в воздухе эту грудь, - управляющая печать? Вопрос был хороший и обоснованный. Среди всех демонических тварей русалки были, пожалуй, самыми… беспроблемными. Если, конечно, держаться подальше от отмелей, на которых они выращивали своих детенышей, и скал, на которых имели привычку устраивать вечерние лежки. Но Лю Цингэ совершенно не хотел бы столкнуться с разъяренной русалкой. Тем более, судя по яркой чешуе, дамой из старого семейства. Возможно даже, княжеской крови. Не то чтобы он сомневался в своей победе, но это было бы… хлопотно и некрасиво. Живой русалка была куда лучше. Загнать такую в печать и удержать ее в оковах смог бы, пожалуй, кто-то из бессмертных мастеров, не меньше. И одна такая печать стоила как бы не дороже самой русалки. Что же получается, печати не было? - Этот мастер ждет, - гадюка слегка качнула веером. - Или почтенный хозяин предлагает мастеру самому догадаться? Догадываться не пришлось: русалка начала петь. Точнее говоря, попыталась, волосы ее взмыли в воздух, словно под водой, но из глотки не донеслось ни звука - и стала видна печать на горле, прямо над вторым даньтянем, располагавшимся ровно посередине между кадыком и ключицами. Быстро истощающаяся печать, сияющая прерывисто и вспыхивающая все слабее с каждым мгновением. Цингэ успел прикрыть их обнаженным мечом, но отражать атаку не понадобилось: морская дева устала раньше, похоже, отлично знакомая с эффектом печати. Русалка в ярости полоснула когтями по дереву бочки и с еще одним плеском нырнула обратно, а подскочивший заклинатель захлопнул крышку. Шэнь Цинцю за все это время так и не сдвинулся с места, бесстрастный и надменный, продолжая неторопливо обмахиваться веером, и заговорил только сейчас: - Учитывая, что ограничивающая печать должна вот-вот лопнуть, этот мастер должен признать, что назвал слишком высокую цену, - наконец раздался его чуть ленивый голос, и судя по тому, как он разнесся по аукционному залу, гадюка тоже направила ци в горловой даньтянь. - Признаться, этот мастер несколько в недоумении: давно ли почтенный аукционный дом Цисин содействует продаже тухлой рыбы по цене свежей? В зале зашумели, а кто-то так и вовсе начал пробираться к выходу. Мудрое решение. Лю Цингэ, конечно, не позволил бы твари кому-то навредить, но в схватке всегда было место случайным разрушениям и случайным жертвам. Случайные жертвы плохо сказывались на репутации школы. - Этот ничтожный приносит извинения главе Цинцзин и Мечу Сюя! - откуда-то с галереи к сцене спешил на редкость невыразительный мужчина. Среднего возраста, среднего роста, в невыразительном сером дасюшэне из паучьего шелка-сырца. Не старший приказчик, приветствовавший всех в первый день торгов. Хозяин аукционного дома? - Этот ничтожный всего лишь перепродает товары, принесенные ему другими людьми, и вынужден целиком и полностью полагаться на чужую помощь. Этот ничтожный накажет слуг, проявивших небрежение при подготовке сделки! Лю Цингэ едва удержался от презрительного фырканья. Перо было проклятым, на русалке разваливались ограничивающие печати, и обвинят в этом, как всегда, слуг, которые не донесли, не проследили и забыли оповестить. Перо было проклято, и гадюка даже не шевельнулась, чтобы остановить торги. А ради русалки не поленилась спуститься к самой сцене и даже устроить скандал. Ему настолько нужна была переполненная иньской энергией тварь? Русалок держали для дела. Те немногие, кто решался оседать на побережье и водить торговлю с морским народом. И это было, ну… вроде почетных заложников, обеспечивавших взаимопонимание и безопасность сделок. Их никто не стал бы продавать с аукциона в обклеенной талисманами бочке. Торговыми делами занимался Аньдин, и если бы Шан Цинхуа понадобилась русалка, он бы добыл ее куда тише и незаметней. И, Лю Цингэ готов был поклясться, раза в три дешевле. Но иногда в богатых поместьях и, как поговаривали, самых изысканных столичных ивовых домах русалок держали для развлечения. Возможно ли, что Шэнь Цинцю надоела ян Цингэ, и ему захотелось добавить еще чьей-то инь? Или… или дело было не в ян и инь, а Шэнь Цинцю просто предпочитал женщин? Недаром же он еще в ученичестве был завсегдатаем веселых домов. Шэнь Цинцю все еще стоял рядом, Цингэ чувствовал под ладонью тепло и твердость его тела и прохладный ток ци под кожей, но теперь глава Цинцзин казался сотканным из утреннего тумана или морской пены. Под пальцами вопросительно шевельнулся Чэнлуань, и на мгновение Цингэ прошило мучительным искушением пополам с жаждой крови, которую он, казалось, давно преодолел - искушением отпустить клинок в полет. Прямо в бочку, которую еще не увезли со сцены. Это было бы так легко: Чэнлуань просто не заметил бы сопротивления мореного дуба, пусть даже усиленного жестяными ободами и запирающими печатями. Скованная внутри русалка тем более не сумела бы уйти от удара, а Цингэ без колебаний заплатил бы за порчу чужого имущества - из своих личных денег. Эфес в ладони казался раскаленным. Давно знакомым, привычным пламенем, которое всегда помогало Цингэ в бою, кратно увеличивая ян и заставляя Вэй Цинвэя закатывать глаза. Люди могли считать луаньфэн символом супружеской пары - но они все еще оставались фениксами, созданиями из чистого пламени. Это было бы так легко - и ничего бы не решило. Цингэ скрипнул зубами и попытался взять себя в руки. - Шиди? - легчайшим шепотом коснулось уха, а потом на его кулак, стиснувший эфес, легла прохладная ладонь. Шэнь Цинцю развернул веер перед ними, загораживая лица от окружающих, и за привычной гадючьей маской в черных глазах мелькнула тревога. - Что такое? Вместо ответа Цингэ заставил себя разжать пальцы на мече и поймать Шэнь Цинцю за ладонь. Ци двинулась меж сплетенных пальцев сама, уже зная дорогу, но сейчас эти драгоценные капли походили на дождь в пустыне - испаряющийся раньше, чем мог долететь до земли. Лю Цингэ уже не раз ошибся в Шэнь Цинцю. Может быть, сейчас стоило попробовать подождать, чем закончится эта поездка. В конце концов, прикончить русалку никогда не поздно. Ее печать и так еле держится, чтобы обновить ее, даже бессмертному мастеру Шэнь Цинцю потребуется время. Русалка будет сопротивляться, и кто обвинит Лю Цингэ в том, что он ударил слишком сильно? Кроме гадюки, конечно. Гадюка будет в бешенстве. Но должен же глава Цинцзин думать и о репутации ордена, а не только о своих желаниях? Шэнь Цинцю тем временем, кажется, уже сторговался на подходящую цену и истекал вежливостью в сторону хозяина аукциона. Видимо, цену удалось скинуть еще немного. Но теперь бочку предстояло как-то везти до Цанцюн. И даже в карете это заняло бы минимум неделю пути. Неделя неспешного путешествия - звучало совсем неплохо. Даже с учетом русалки. - Лю-шиди? - гадюка, закончившая со светской частью, задумчиво осматривала бочку. - Мы вдвоем ее на мечах утащим? Внутри что-то оборвалось. Лю Цингэ стиснул зубы, слыша, как ревет в ушах кровь, а в духовных венах - ци. - Сам справлюсь, - процедил он и кивнул Шэнь Цинцю на наконец решившего подойти Чжун Цзые. - А то ты еще рукава запачкаешь. Гадюка кинула на него задумчивый взгляд, но спорить не стала. Повезло - Цингэ мог и взорваться. Лучше терпеть, как опутывают шлейкой ножны Чэнлуаня, чем разговаривать с “дядюшкой”. Судя по кислой роже Чжун Цзые, Шэнь Цинцю, заверивший орденской печатью документы, ничуть не прогадал и стряс с дядюшки не меньше чем десятину сверху, прежде чем дозволил служке отдать тому ларец с пресловутой корягой. Так что когда Цингэ уже завис над землей, ожидая, что можно будет двинуться, гадюка только раскланялась с хозяином аукционного дома, прежде чем стрекозой взмыть в воздух и на мгновение замереть наравне с Чэнлуанем. - Прошу шиди следовать за мной, - ровно предложил Шэнь Цинцю. - В идеале нам нужно успеть прибыть до заката. До заката? До заката оставалось максимум две стражи. Чэнлуань, конечно, был стремительным мечом, Сюя если и отставал, то ненамного, но до гор Цанцюн с таким грузом было полсуток лёту. А вот до озера Сиху они вполне могли долететь. В Ханчжоу тоже были ивовые дома, и как бы не более роскошные, чем в столице. Шэнь Цинцю намеревался спрятать свою русалку там? Подальше от любопытных глаз и главы Юэ? Спустя стражу они пролетели над рекой, и Лю Цингэ окончательно утвердился во всех догадках. Русалка, как назло, затихла в своей бочке. Рискни она дернуться хоть немного, и Лю Цингэ столкнул бы груз с меча, сделав вид, что потерял равновесие. - Лю-шиди? - гадюка летела рядом, лучась безмятежностью и самодовольством. - Этот мастер, признаться, ни разу не бывал в этих местах. Может быть, ты знаешь подходящую бухту? Это что, он еще и бордель искать должен?! За последний месяц Цингэ почти забыл, насколько бесстыдна была гадюка в своих желаниях - и как легко выводила его из себя, заставляя выплескивать этот гнев повсюду в ордене и с трудом молчать за его пределами. Молчание за пределами ордена было всем, чего удалось добиться от него Юэ Цинъюаню, и, положа руку на сердце, Лю Цингэ мог со скрежетом зубовным признать, что если у глав первого и второго пиков были… отношения, и подобные послабления были следствиями попыток их если не сохранить, то восстановить, не то чтобы он не понимал сейчас главу Юэ. Но почему русалка, почему сейчас?! Все же было хорошо! Или Шэнь Цинцю ветреней качающегося от любого дуновения бамбука? - Ищи сам, - бросил Цингэ, чувствуя, как от гнева на виске запульсировала вена, и почувствовал слабое удовлетворение, когда тревоги в быстром взгляде Шэнь Цинцю стало больше. Тот подобрал рукава, легкой стрекозой нырнул вперед и вниз и больше не пытался разговаривать. Стражу спустя внизу промелькнуло озеро Сиху, потом они по дуге облетели Ханчжоу и устремились дальше на юг. Позади остались рыбаки, вышедшие на вечерний лов, и снижаться Шэнь Цинцю решил лишь тогда, когда впереди замаячила на редкость неудобная бухта: отвесные стены со стороны берега, крошечный пляж и пенные буруны на входе - там на дне явно было в достатке рифов. Сюда не прошла бы не только джонка посерьезней, но и крошечная рыбачья лодчонка. - Полагаю, это подойдет, - Шэнь Цинцю сошел на землю, и мокрый светлый песок немедленно налип на его щегольские белые сапоги. Лю Цингэ спустился тоже. Отвязал бочку, убрал меч. Раздраженно пнул подвернувшегося под ногу краба. От скал тянуло гниющими водорослями. В промоине между камнями шевелился морской еж. Подойдет? Чтобы удержать русалку? Возможно. Но чтобы сюда прибывал, даже изредка, блистательный и изнеженный мастер Шэнь Цинцю? Молодой господин из богатого дома? Отсиживать задницу на острых камнях и мокром песке? Тут даже павильончика не поставить: судя по отметкам на скалах, в прилив вода стояла высоко. Русалка внутри бочки задергалась, похоже, почуяв море и доламывая печать. После этого бочка будет уже не препятствием. И, может быть, тварь окажется достаточно разумна, чтобы попытаться сбежать вместо того, чтобы нападать на заклинателей. Шэнь Цинцю не настолько сластолюбив, чтобы еще больше ронять репутацию, поднимая шум из-за сбежавшей рыбины, так ведь? Убивать, совершенно иррационально, не хотелось. Гадюка была гадюкой, русалка - всего лишь новой и красивой игрушкой, а сам Лю Цингэ, видимо, игрушкой уже не настолько новой, чтобы удержать интерес. - Лю-шиди! - гадюке, как всегда, было плевать на чужие метания. Она вдохновенно расчищала себе кусок пляжа, ухитрившись при этом испачкать не только сапоги, но и подол платья. - Лю-шиди! Помоги мне, надо освободить место для печатей! Цингэ тяжело вздохнул, чувствуя себя полным дураком - и одновременно почти против воли обрадовавшись тому, что Шэнь Цинцю все-таки попросил о помощи. - Сколько точек? - спросил он, снова поймав того за талию - и переставив на валун повыше и посуше, а потом запрыгнул туда сам. - Восемь, - на удивление, гадюка даже не стала ни вырываться, ни шипеть. Цингэ кивнул и обнажил меч. Кто-то менее умелый и способный позволить себе простые и мощные печати ограничился бы шестью, а то и четырьмя. Цингэ теперь знал, что Шэнь Цинцю проще управлять большим количеством объектов с низкой мощностью - и добирать необходимый уровень силы частями. Раньше бы закатил глаза на бессмысленный выпендреж и желание покрасоваться своим уровнем. Чэнлуань выпорхнул из ножен со свистом - а потом лезвие раскалилось до нестерпимой белизны и истончилось. В лицо ударил жар, Шэнь Цинцю закрылся рукавом, а Чэнлуань начисто срезал верхушки подходяще расположенных камней. - Бери, - Цингэ устроил ладонь у шисюна на лопатках, уже привычно вливая в того янскую ци, и заставил себя удержаться от того, чтобы приникнуть губами к виску. С трудом. Слишком манила полупрозрачная кожа с синеватой жилкой и понимание, что здесь действительно больше никого нет. Шэнь Цинцю не стал тратить время на споры: почти сразу перед ними вспыхнула печать, глава Цинцзин чуть поправил привязку к сторонам света - и она, размножившись, легла ровно на расчищенные места. Если, поймав Чэнлуань в ладонь, Лю Цингэ не стал убирать руку со спины Шэнь Цинцю, то русалки это точно не касалось. Бочка вздрогнула и заскрипела: кажется, русалка все же преодолела свою печать и сейчас отчаянно рвалась на волю, так что Лю Цингэ ударом ци откинул и бочку, и русалку в самый центр только что законченного построения. Только спустя мгновение он сообразил, что мог бы ударить чуть вскользь, промахнувшись буквально на цунь, и бочку прокатило бы по песку, размочалив о камни, так что твари оставался бы единственный рывок до воды. Воистину, гадюка не зря честила его тугодумом. Но сожалеть было уже поздно, потому что русалка последним ударом доломала бочку, вываливаясь на песок, и тут же вздыбилась, почуяв море буквально в паре шагов. Цингэ вдруг запнулся. Что-то не сходилось. Что это была за печать? Он полагал, что Шэнь Цинцю устроил для твари удобный садок, словно сачок для золотой рыбки на ярмарке: русалка была морской тварью, и соленые воды были бы ей куда как более полезны, чем пресные. Но… русалка была бы заперта в бухте, до которой лететь не меньше суток. При том, что Шэнь Цинцю никогда не покидал школу надолго. Это Лю Цингэ исчезал на месяцы во время особенно долгих охот. И недолгих визитов к родне. Шэнь Цинцю, если подумать, к родне не ездил никогда. Не то чтобы удивительно, с его-то характером. Но доставлять себе подобные неудобства только постельных утех ради? И для этого сценария Шэнь Цинцю должен был бы поставить печать, увеличивающую вес и обездвиживающую. Чтобы была возможность подойти вплотную и обновить подчиняющее клеймо прямо на теле русалки. Шэнь Цинцю, похоже, поставил барьерную: русалка металась сейчас по песку, бросаясь на грани восьмиугольника, даже попробовала взвиться в воздух и перепрыгнуть забор, но быстро устала и теперь лежала на песке, тяжело дыша и неотрывно глядя на плещущееся в паре шагов море. Алые волосы ее, сплошь перемазанные песком, потускнели и спутались - и выглядели теперь такой же кучей гниющих водорослей. Шэнь Цинцю обмахнулся веером и, усилив голос с помощью ци, наконец заговорил: - Готова ли теперь поговорить с этим скромным мастером владетельная княжна? Русалка приподнялась на локте, найдя их ненавидящим взглядом, и Цингэ крепче сжал пальцы на эфесе. - Этот мастер хотел бы обсудить условия выплаты долга. - До-олга? - Русалка зашипела, оскалилась, показывая нечеловечески острые зубы. - Когда же эта ничтожная успела задолжать благородному заклинателю? Это что, было сведение старых счетов? Да когда он успел-то? - Полмиллиона серебром, - гадюка взмахнула веером и с показной печалью добавила: - Не считая тысячи лян за усиленную стальными обручами и заклинаниями бочку. Лю Цингэ едва не присвистнул от восторга. Это было крохоборство, достойное главы Аньдин, считавшего каждую бамбуковую плашку в снесенном заборе. Неудивительно, что Шан Цинхуа главу Цинцзин терпеть не мог. - За бочку?! - Русалка практически взвыла, кажется, больше от восхищения наглостью заклинателя. - За это гнильё? Шэнь Цинцю, предсказуемо, праведное негодование не впечатлило. - “По делам их узнаете их”, - скорбным тоном процитировал он. - Драгоценная княжна поистине высокого рода, раз такого низкого мнения о том, что уже отслужило. Этот скромный мастер был бы рад доставить ей радость хорошего торга, но увы, у него есть платежная ведомость, за которую ему предстоит отчитаться. Поэтому… Шэнь Цинцю широко взмахнул рукавом и словно случайно указал на море. - Не расскажет ли княжна, что именно в ее владениях богато иньской ци? - договорил он, и Лю Цингэ почувствовал, как кровь бросилась в лицо. Остро захотелось провалиться под землю от нестерпимого стыда. Уже сейчас было понятно, что они договорятся - и что Шэнь Цинцю отпустит русалку в море, заручившись какой-нибудь особо заковыристой клятвой, чтобы точно рассчиталась за каждый лян. А потом эти морские редкости, помимо Му Цинфана, попадут к Цингэ. Потому что это Лю Цингэ в прошлый раз сказал гадюке, что обычные травы для него слишком слабые. А весь заклинательский мир теперь будет уверен, что глава второго пика горы Цанцюн - всего лишь сластолюбец, готовый из прихоти выкупить на аукционе морскую деву. Был ли это первый случай, когда истинные побуждения мастера Цинцзин оказывались перевраны дурной молвой - и сколько раз к тому приложил руку сам Цингэ? - Гнусный торгаш! - Подводная княжна, между тем, практически встала на хвосте, цепляясь руками за камень. - Ты бы еще мальков шерстокрылой рыбы запросил! - И жир золотисто-зеленой акулы-топорика. Не сомневаюсь, владения княжны изобильны. Кажется, цинцзинской гадюке нравилось торговаться. Кажется, княжне тоже. Цингэ их почти не слушал: реплики сливались в невнятные обрывки, словно крик бранящихся чаек, и отвлекся он лишь тогда, когда Шэнь Цинцю извлек из рукава чистый свиток бумаги сюань, на которой и высек с помощью ци условия соглашения. Русалка скривилась, прочтя условия, но вонзила когти в запястье и размашисто расписалась собственной кровью, прежде чем Шэнь Цинцю, наконец, ослабил путы барьерной печати. Даже не попыталась напасть. Даже водой не окатила! Цингэ с трудом разжал пальцы на рукояти Чэнлуаня и спрыгнул с камня, а потом обернулся, снова перехватывая Шэнь Цинцю за талию и ставя обратно на песок. С треском захлопнувшийся веер прозвучал как щелчок кнута, и Цингэ очень надеялся, что не вздрогнул. - Шиди питает особую неприязнь к морскому народу? - Шэнь Цинцю цепко ухватил его за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. - Шиди так раздражают торги? А потом вдруг разжал пальцы, подался ближе и шепнул прямо на ухо: - Или шиди заподозрил меня в непристойном? - Цингэ сглотнул, чувствуя, как рушится и без того зыбкое с самого пробуждения душевное равновесие. - Осудит ли меня шиди, если этот шисюн найдет время снова заглянуть в Теплый Красный павильон или к другим, не менее гостеприимным сестричкам? В как-его-там павильон? К очередным ивовым сестрицам?! Хотелось схватить гадюку за грудки и хорошенько встряхнуть, чтобы и не думала даже! Хватит уже позорить орден, после выкупленной русалки их имена и так будут полоскать на каждом первом постоялом дворе. Неужели гадюке совсем плевать на слухи и сплетни? И… чем эти торговки весной лучше прославленного заклинателя знаменитой школы?! - Бесстыдство! - Лю Цингэ выдохнул раньше, чем успел подумать. Увидеть. Осознать ехидную улыбку, которую гадюка прятала за веером и ресницами. Понять, что, кажется, только что с размаху влетел в чужую ловушку, и теперь Шэнь Цинцю отыграется сполна, потому что Лю Цингэ и слова не сказал, пока они покупали русалку. И вез бочку на своем мече. И расчищал место для печати. Но это была не первая ловушка, в которую когда-либо попадался Лю Цингэ - и он знал, что самое опасное в таком положении - разгадать чужой замысел и затормозить на этом. Смириться с поражением. Перестать сражаться. Лю Цингэ как-то прорубил себе дорогу прямо из желудка медово-сладкого ящера-кувшина, перепутав крышку его пасти с сотами каменных пчел - и не собирался сдаваться сейчас. - Неужто шиди посчитал, что ивовые сестрички так утомят этого Шэня, что на шиди у него не хватит сил? - почти пропел Шэнь Цинцю, насмешливо сощурившись. - Или шиди просто ревнует? Лю Цингэ скрипнул зубами, снова напомнив себе, что для победы необходимо, чтобы ловец был уверен, что ловушка сработала - и подошел поближе. - Шиди хотел бы быть на моем ложе единственным, пусть даже на время лечения? - сладко осведомилась гадюка, смешав в тоне мед и яд в равных долях. - А если этот шисюн склонен к… особым прихотям, шиди готов удовлетворить их, чтобы мне не приходилось искать удовольствий в ивовых домах? Пора. Цингэ поднял взгляд - и нашел глаза Шэнь Цинцю. В них мелькнуло недоумение, потом подозрение, но было уже поздно. - Готов, - выдохнул Цингэ тихо, но решительно. - Если шисюн даст мне обещание - готов. Шэнь Цинцю озадаченно моргнул: черные глаза на мгновение скрылись за опахалами ресниц, и Цингэ, поймав пальцами узкое запястье, прижался губами к центру ладони. Быстро провел языком по нежной коже, сухой и чуть солоноватой. - Этот Лю готов дать обещание сам, и слово мое крепко, - посулил он. - Если шисюн не оскорбит меня неверностью, я твой. Веер, за которым гадюка прятала ядовитую улыбку, дрогнул, закрылся, резко щелкнули бамбуковые планки. Это можно было бы посчитать за почти победу, если бы не гадючья ухмылка, самодовольная и лукавая. Кажется, за одной ловушкой шла другая, и Лю Цингэ попался опять. - Как же дешево шиди себя оценивает, - Шэнь Цинцю скривился надменно, перехватил веер, как кинжал. - Неужто шиди готов поверить слову бесчестного лжеца, всегда готового ударить в спину? Это было… справедливо. Не стоило думать, что гадюка забыла давний поединок и все то, что было сказано после. И что сказанное однажды можно изменить за пару встреч. - Этот младший судил предвзято. Показалось, или гадючий насмешливый прищур на миг стал растерянным? - Глава Байчжань смел настолько, что не боится признавать свои ошибки? - острые планки веера уперлись в подбородок, не позволяя наклонить голову. - Будет ли Лю-шиди столь же смел, если я пожелаю взять его прямо здесь? Широкий рукав плеснул в воздухе, будто пытаясь закрыть и уступы диких скал, и пенные буруны на входе в бухту. Кого еще мастер Шэнь вот так же носил на своем мече в недоступные иначе места? Веер сдвинулся ниже, прошелся по груди, животу, замер под поясом, над самым пахом. - Этот шиди… - Цингэ сделался тверд так быстро, что аж зашумело в ушах, и едва не застонал от почти невесомого давления. - Этот шиди согласен. Веер скользнул ниже, невесомо обведя внушительный бугор в паху, и Цингэ едва не забыл, что хотел сказать. - Этот шиди согласен, если шисюн даст мне обещание. Цингэ не собирался думать о том, что будет делать, если ему откажут. - Сделка. От облегчения - торжества! - на мгновение закружилась голова, а Шэнь Цинцю уже скользнул за спину. Прижался сбоку, провел по груди ладонью, словно оценивая свое новое приобретение, на мгновение сжал давно уже ноющий член Цингэ в горсти. И, пока Цингэ слепо хватал ртом воздух, легко распутал пояс. Пах обдало порывом ветра, штаны сползли к коленям, а прохладная ладонь Шэнь Цинцю небрежно огладила член, потом бедро - и скользнула на поясницу. Цингэ развернуло следом, словно подсолнух за солнцем, пока в поле зрения не мелькнул валун, с которого они только что сошли. Шэнь Цинцю за спиной вдруг окутался ци, весь - и море отозвалось ему в ответ. Там, где глава Цинцзин был полноводным ручьем, полным прохладной пресной воды, дикая морская инь мелкой соляной пылью оседала в горле, и Цингэ, опершись локтями в валун, невольно закашлялся. А потом Шэнь Цинцю перехватил поток, используя себя как щит или частое сито, уже привычно позволяя Цингэ напиться из своих духовных вен, и прижался пахом к заголенным ягодицам. Жесткая ткань парчового пао чуть царапала кожу, и это было ужасающе непристойно, потому что они были слишком близко, и был день, и это даже не было внутренними покоями или хотя бы купальней! Их могли увидеть! Рыбаки с моря, например, или кто-то из особенно отчаянных охотников! Это было бы позором, непереносимым позором для клана и для школы, и Цингэ чуть не застонал, потому что жар в паху, кажется, стал еще сильнее и ярче. Все это были гадючьи происки! - Бесстыжая зараза!.. - Цингэ еще успел выругаться - и растерял все слова, почувствовав, как внутрь вломились сразу два скользких пальца. Стенки обожгло, напомнив о том, как это было в их самый первый раз, и от воспоминания окатило жаром. - Цингэ приревновал к русалке или хотел бы оказаться на помосте сам? - Шэнь Цинцю развел пальцы внутри, но куда сильнее заставил выгнуться целый поток ци, хлынувший сквозь них. Не тонкая нить, не прихотливый ручей, а тугая струя, словно яростный прибой нашел узкое ущелье в прибрежных скалах. - Хотел бы обнажиться? Хотел, чтобы я купил его? Цингэ дернулся навстречу, насаживаясь сильнее, не зная толком, то ли согласился, то ли пытался заставить Шэнь Цинцю замолчать, и вскрикнул, когда добавился третий палец. Да что бы гадюка понимала! Чтобы Цингэ завидовал демонической твари? Цингэ хотел ее убить! Но голоса, чтобы связно возмутиться, не хватало, Цингэ только сильнее вцепился в камень, когда прохладная волна иньской ци прокатилась по раскаленному нутру, и едва заметил, как трескается булыжник под пальцами. Движение внутри замерло, и гадюка гаденько фыркнула. Наклонилась к самому уху, выдохнула, обжигая дыханием кожу. - Этот ничтожный переоценил силы шиди? - Шэнь Цинцю толкнулся снова, резче, глубже, прицельно направляя искру ци в потаенную жемчужину. - Шиди хочет, чтобы я прекратил? - Только… хаааах… посмей! - едва выговорил Цингэ и выругался, когда Шэнь Цинцю все-таки внял - и перешел на смутно знакомый, но четкий ритм. Тонкие жесткие пальцы ивовыми сучьями впились в бедро, а другой рукой гадюка перекатывала в ладони яшмовые бубенцы, нежно и бережно, щедро делясь иньской ци. Не касаясь члена. Цингэ насаживался сам, терся о ладонь, наконец позабыв обо всем, кроме гадюки позади - и внутри. Собственная ци лесным пожаром ревела в духовных венах, наливался пламенем Чэнлуань, и первый оргазм Цингэ и заметил-то с трудом. Прошла по телу ослепительно-белая волна, жар на пару мгновений спал - а потом вспыхнул с новой силой. Шэнь Цинцю за спиной вдруг наклонился вниз, лег Цингэ на спину - а потом вдруг укусил, без шуток, сильно сжав зубы. И вдохнул, втянул это пламя в себя. Лесной пожар дошел до полноводной реки, а потом она ответила. Разлилась по всей долине, Цингэ застонал одновременно от наслаждения и благодарности, чувствуя, как иньская ци раскатывается по чуть саднящим, словно обожженным духовным венам, успокаивая, исцеляя, и отдал второй оргазм без боя, взлетев к седьмым небесам, стоило только Шэнь Цинцю выплеснуться внутрь. - Ну что ж, - хрипло отметил Шэнь Цинцю, небрежно поцеловав место укуса и начиная подниматься, - шиди Лю определенно нашел чрезвычайно… творческий способ бороться с застоями янской ци в мышцах и духовных венах. Надо было сказать в ответ что-то такое подобающе ядовитое, но ничего, как назло, не приходило в голову. Цингэ никогда не был мастером словесных перепалок, а сейчас и вовсе чувствовал себя странно. Тело было легким, усмиренная ци больше не копилась в ядре неповоротливой и испепеляющей лавовой сферой, не рвалась по меридианам протуберанцами. Тело было готово к любой битве и одновременно хотело полежать. Хотело купальню, даже если с самыми слабыми травами, шелковые простыни и одеяло с воробьями и бамбуком. Ветер завывал в скалах, воняло водорослями и гнилой рыбой. И, кажется, поднимался прилив, под ногами отчетливо хлюпало. Пора было уходить. Цингэ оперся на руки, готовясь подняться. Гадюка должна быть довольна, так? Цингэ же выполнил условие? Шэнь Цинцю погладил его по спине и пояснице, словно молчаливо отвечая на немой вопрос, и Цингэ чуть расслабился. - Боюсь, стоит мне покинуть тело шиди, и нижнее белье Цингэ пострадает, - почти мягко напомнил Шэнь Цинцю, не переставая гладить, и Цингэ снова бросило в жар. Стоило только представить, как меж ягодиц станет влажно от семени, и оно потечет по бедрам… Уши загорелись так, что ими вполне можно было поджечь для костра даже плавник в полосе прибоя. - Лю-шиди не будет против, если шисюн решит для него эту проблему? Ответить вслух было невозможно, но кивок Цингэ все-таки осилил - и даже сумел не застонать, когда Шэнь Цинцю вышел, и воздух захолодил все еще влажные медные врата. А потом их коснулось что-то сухое. Шэнь Цинцю раздвинул еще не закрывшийся вход пальцами, а потом, потом… что-то протолкнули внутрь. Мягкое, похожее на ткань. Цингэ задохнулся. Платок! Шэнь Цинцю сложил платок во что-то вроде затычки, оставил внутри, а потом помог поднять с лодыжек белье - и начертил пальцем прямо на натянувшейся ткани какую-то печать. - Запирающая печать не продержится долго, но долететь хватит, - гадюка все еще продолжала говорить, когда Цингэ резко развернулся, не находя слов, молча хватая воздух, и нарвался на пронзительный, испытующий взгляд, противоречащий легкому тону. - Или у шиди есть возражения? Цингэ так и не нашел внятного ответа, но, учитывая, что Шэнь Цинцю не только ответил на поцелуй, но и пригласил потом к себе на меч, и всю дорогу Цингэ не только чувствовал затычку внутри, но и с полным правом обнимал гадюку в полете, уже сойдя на землю в личном саду, решил, что все это того стоило. Шэнь Цинцю собирался придерживаться заключенной сделки, и если от ощущений и возможных перспектив у Цингэ слегка кружилась голова и член снова натянул белье, это никого кроме них двоих не касалось.