Другая ночь

«Всё привычно вокруг, но совсем незнакомо, Неизвестное манит и ждёт. Здесь один только шаг от стены до балкона, Но куда этот шаг приведёт? (Из сценария мюзикла «Тень». «Бродят чьи-то шаги…» Дуэт Ученого и Принцессы. Автор сценария и песен — Ирина Югансон)

Уже под утро Анну разбудила музыка. Она звучала словно ниоткуда — и отовсюду, тихо, но при том очень назойливо. Мама завела граммофон? На весь дом, ночью? Зачем? Анна с легким стоном села на постели и открыла глаза. Комната тонула в белесом полумраке. Сон ушел, но музыка продолжала звучать. И пение… Анна потерла виски. Повернула голову, и замерла. Возле двери она увидела дух молодой женщины в ярком, каком-то нездешнем наряде. Алое платье с черным кружевом, черная же мантилья, окутавшая высокую прическу. Массивные перстни на тонких руках, и рубиновое колье с длинной подвеской. На фоне показной экзотической роскоши наряда, лицо гостьи выглядело вовсе бледным и печальным. Синие губы не шевелились — но Анна могла бы поклясться, что исполнительница смутно знакомой арии стоит перед ней. Большие, темные, глубоко запавшие глаза глянули, кажется, прямо в душу — и пение оборвалось. Вместо него девушка услышала слова: — Спаси его… — Кого? — прошептала Анна. Женщина коснулась пальцами мерцающей подвески. — Его… Это не он… Спаси! Анна зажмурилась на секунду — у нее зарябило в глазах. А в следующее мгновение в комнате уже никого не было. На призыв духовидцы таинственная певица более не откликнулась. Однако Анна не спешила ложиться вновь, стараясь как можно лучше запомнить увиденное. Что-то зачастили к ней последнее время дамы разных эпох и стран. Раймонда, супруги фотографа, неизвестная женщина с мальчиком… Теперь вот — прекрасная испанка… Испанка? Ну да, судя по наряду и мантильи. Что произошло? Когда и как погибла эта женщина? Кого она просит спасти? Анна вздрогнула. Как это похоже на явление духа Саши Тобольцевой! Она тоже беспокоилась не о себе, а об отце, умоляя помочь ему. Тогда Анна зарисовала свое видение, и это помогло понять, что произошло с девушкой. Вот! Сейчас она сделает тоже самое. Чтобы не забыть никаких деталей, если дух певицы не захочет, или не сможет больше прийти. Анна зажгла свечу, и быстрыми скупыми штрихами принялась набрасывать портрет испанки. Грустное, словно бы детское лицо, тонкая шея, хрупкая, несколько угловатая фигурка, которая легко угадывается под пышными оборками платья. Крупные рубины ожерелья. Где-то она уже такие видела… Но увы, память отказывается служить, мысли путаются. Хочется спать. А еще — Анна понимает, что замерзла. Потому что, выскочив из постели, даже не накинула капот, боясь потерять время. Ну ничего. Рисунок уже закончен, кажется, никаких деталей она не упустила. Какое все-таки милое лицо у этой женщины! К нему так не идет весь этот громоздкий наряд. Словно театральный костюм. Впрочем, если она певица, ничего удивительного, что ей приходилось надевать подобное. — Мяяя… — тихо, но как-то строго, с претензией донеслось от порога. В чуть приоткрытую дверь легко протиснулся Пушкин. И тут же воззрился на хозяйку с выражением: мол, и что это ты не спишь? На минутку без присмотра нельзя оставить! — Иду, иду… — усмехнулась Анна. Вот ведь… Подарок Штольмана! Заместитель, можно сказать. Интересно, если бы Пушкин умел говорить, тоже сейчас сказал бы что-то про безопасность? Она отложила карандаш, и задула свечу. Огонек послушно погас. Но когда Анна устроилась под одеялом, и прижав к себе котенка, опустила ресницы, ей долго еще виделась теплая золотистая искра… *** Закончив выписывать рецепт, Анна отдала его пациенту, и не смогла сдержать улыбки. Пусть и подхвативший простуду (к счастью — легкую), он выглядел гораздо лучше, нежели пару месяцев назад. Словно, несмотря на печаль, которая никак не могла исчезнуть вовсе, человек жил. А не существовал. — И не забывайте принимать вовремя, Иван Алексеевич, — напомнила Анна, — ничего серьезного у вас нет, но запускать не следует. — Не беспокойтесь, Анна Викторовна, — Тобольцев улыбнулся в ответ, — теперь уж мне есть, зачем… — Да? Видно, не случайно ей сегодня вспоминалась Саша Тобольцева. Неужели и правда, с ее отцом произошло что-то очень хорошее? Как хочется верить, что это так! — Помните Тусю, Анна Викторовна? — несколько смущенно спросил Тобольцев, — мы с ее матерью, Натальей Семеновной, обвенчаться решили. Она мужа схоронила, я вдовец… Что же нам по одиночке-то мыкаться? И детки у ней, опять же… Туся да Матвейка. Один да один — так и не один… Анна ласково пожала руку Тобольцева. — Я очень, очень рада за вас, Иван Алексеевич. И за Наталью Семеновну. Счастья вам! — Спасибо вам, Анна Викторовна, — он внимательно и серьезно смотрел ей в глаза, — и за пожелания. И за то, что… За то, что для меня сделали. И господин Штольман… Где бы я был, коли не вы? А Сашенька… Он задохнулся, закашлялся, не в силах продолжать. Анна вскочила, быстро налила воды, и протянула Тобольцеву. — Ничего, ничего, вы не волнуйтесь, — проговорил он, сделав глоток, — я и сам не верил, а оказывается, могу еще жить. Вот — нужен стал. И мне они … нужны. — Все правильно, Иван Алексеевич, — заверила его Анна, — все так и должно быть. Поэтому и болеть вам никак нельзя, — уже строже добавила она, — лечитесь… — И до свадьбы заживет? — улыбнулся опять Тобольцев. Да, его печаль, конечно, не ушла. След ее виден и в складках губ, и в бледно-голубых глазах. Но все-таки лицо старика было спокойным. И светлым. Да и не выглядел он стариком, словно вернул себе несколько лет, не желая оставлять без тепла и защиты тех, кто ныне в нем нуждался. Один и один — не один… … Когда Иван Алексеевич покинул смотровую, Анна подошла к окну. День стоял теплый и солнечный. Звонко щелкала капель, хотя до весны было еще очень далеко. А душа находилась в состоянии такого покоя и света, что Анна сама себе не поверила, ощутив, что по ее щекам медленно текут слезы. *** Возвратившись вечером домой, она столкнулась в передней с матерью, на лице которой было выражение сердитое и встревоженное. — Что-то с папой? — сразу спросила Анна, быстро снимая пальто. — Нет-нет, — успокоила ее Мария Тимофеевна, — он весь день сегодня провел в комнате, — я настояла. Только книги свои и кодексы потребовал принести. Так и закопался в них. Ворчал, ругался даже… Сейчас спит. Ты не заходи пока — вдруг разбудишь. — Хорошо, — вздохнула Анна, — но что все-таки произошло? Ты сама не своя… Мария Тимофеевна поджала губы. — Петр Иванович опять гостя привел, — объяснила она, — Андрея Петровича! — Понятно… Анна устало опустилась на банкетку. Мама тут же села рядом, взяла за руку. Заглянула в глаза. — Аннушка, ты иди к себе. Домна ужин в комнату принесет. Дядя господина Клюева привел — вот пусть сам и развлекает. Тебе с ними встречаться совершенно незачем! Уже не в первый раз мамина поддержка вызвала прилив почти детского изумления, и невероятной благодарности. Какое это счастье, когда родной человек тебя понимает! — Ты совершенно права, мама, — тихо произнесла Анна, — я поужинаю у себя. — Вот и отлично, — кивнула Мария Тимофеевна, — отдыхай. Я сейчас пришлю Домну. … Проходя мимо гостиной, Анна отчетливо услышала огорченный дядин голос: — Все-таки покидаете нас, Андрей Петрович! Жаль, очень жаль. Мне будет вас очень не хватать! — Мы будем видеться в Петербурге, — тускло отозвался его собеседник. — Да… — протянул дядя, явно вспомнив нечто приятное, — давненько мы с вами не кутили! Но почему же уезжаете?! Прошу прощения, но… не связанно ли это с Аннет? Анна, уж шагнувшая в сторону лестницы, замерла на месте. Нехорошо. Некрасиво. Но не дослушать она никак не могла. — Ваша племянница, Петр Иванович, — словно через силу ответил Клюев, — невротически привязана к этому… Штольману. Я… не могу больше жить здесь, и то и дело становясь свидетелем их страстных поцелуев! Она задохнулась от возмущения, и стиснула кулаки. Да, Тень вела себя подло, использовала Клюева, поддерживала в нем напрасные ожидания, но ведь Анна после дуэли сделала все, чтобы разрубить этот узел! Почему же Клюев опять и опять растравляет рану, заставляя страдать и себя, и ее. Нет, дядя, пусть Андрей Петрович и правда, уезжает! Навсегда. — Напрасно, напрасно вы опускаете руки, — промурлыкал Петр Иванович, — я убежден, что Аннет еще оценит вашу преданность. — Поздно, — мрачно оборвал его Клюев, — женщины — очень странные создания. Им нравиться мучиться. И любят они тех, кто унижает их и терзает. Мне в этой пьесе места нет. Анна не помнила, как оказалась у себя в комнате. И теперь меряла ее торопливыми шагами, не зная, как унять раздражение, обиду и горечь, из-под которых пробивалось слабое чувство вины. Неужели это никогда не закончится? Неужели Клюев так и не сможет ее забыть, и не сумеет найти свое счастье? Почему он продолжал надеяться столько времени, и даже подарил ей то жуткое кольцо? Кольцо… Какое-то воспоминание не давало покоя. Анна потерла лоб, ероша выбившиеся из прически волосы. А затем бросилась к столу, где лежал карандашный потрет ночной гостьи в испанском костюме. Нет, она не ошибается. Рубиновое колье с подвесками явно составляет с тем самым кольцом единый комплект. Узор оправы, форма камней… Неслучайно дух певицы теребил это украшение, когда Анна пыталась уточнить, кого необходимо спасти. Намек на Клюева? Почему просто нельзя сказать имя? А когда дУхи давали четкие и ясные показания? Получается, с Андреем Петровичем все-таки нужно поговорить, и предупредить о неведомой опасности. Хорошо, что он здесь, у них в доме. И не нужно ломать голову, как встретиться с ним так, чтобы не нарушить обещание, данное Якову. Она спустилась вниз, и сразу увидела Клюева, выходившего из гостиной. Дядя за гостем, к счастью, не последовал. — Здравствуйте, Андрей Петрович, — как можно спокойнее произнесла Анна. — Добрый вечер, — холодно отозвался он, чуть склонив голову. Выглядел Клюев не выспавшемся и больным. Или это результат общения с дядей, и его запасами коньяка? Смотреть на Андрея Петровича было отчего-то страшно. И неловко. — Ко мне приходил дух, — продолжила Анна, — дух женщины… — Да? — его голос звучал подчеркнуто равнодушно. — Она была в испанском наряде, — уточнила Анна, — и пела… кажется, арию Кармен. Клюев вздрогнул. В глазах его что-то мелькнуло — ужас? Боль? Но через секунду он опять постарался придать себе невозмутимый отстраненный вид. Медленно покачала головой. — Я не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне. — Эта женщина просила спасти вас! — ответила Анна. Клюев пожал плечами и усмехнулся. — Это я хотел спасти… вас, — проговорил он с горечью, — но вы предпочитаете верить обманщику. — Прекратите! — отшатнулась Анна, — я вам не позволю! — Я уезжаю, Анна Викторовна, — помолчав, сказал Клюев, — продаю дом, и покидаю город. Этот особняк хорош для большой семьи. Надеюсь, господин Вернер будет в нем счастлив. Мне это уже не дано. Анна вновь попыталась вернуться к главной причине разговора. — Духи не приходят просто так. Будьте осторожны, Андрей Петрович… — Мне это безразлично, — прервал он ее, — прощайте, Анна Викторовна. Клюев решительно направился к выходу. Не успела за ним закрыться дверь, как из гостиной выглянул дядя. — Все-таки ушел? Эх, Аннет, Аннет… Тебе не кажется, что Андрей Петрович очень плохо выглядит? — Яков Платонович после дуэли выглядел еще хуже! — резко ответила Анна. Петр Иванович промычал в ответ что-то невразумительное. Увы, Тень сдавать свои позиции просто так не собиралась. Закусив губу, Анна опять поднялась в комнату. Конечно, Клюев лжет. Он явно понял, чей дух явился этой ночью. Возможно, догадался и о какой опасности шла речь? На столе стоял принесенный Домной ужин, но аппетит у Анны пропал. Она села у зеркала. Тронула шишки, украшавшие веточку, с которой давно и полностью осыпалась хвоя. Плохо, когда человек один. Когда ты никому не нужен… «Один и один — не один» — вспомнились ей слова Тобольцева. Она тоже не одна. И со всем справится. Вот только… — Яков Платонович, возвращайтесь скорее, — тихо произнесла Анна вслух, — мне без вас очень трудно! ___________________________________ Продолжение следует