Яд купидона (Cupid's Venom)

- Шерлок, — Джон останавливается, тяжело вздыхая. — Я не… Ты не мог бы объяснить мне, какого черта ты творишь? Холмс не может открыть глаза. Он качает головой, стоя спиной к Уотсону. — Ошибка. Мне жаль. Это мучительно больно. — Ош-, да что это значит? — настаивает доктор. Он звучит еще злобнее, чем прежде. — Это шутка такая что ли? Или эксперимент, чтобы посмотреть, как я отреагирую? Что это было, черт возьми? И прекрати врать, я хочу услышать правду. Все это отвратительно. Шерлок пытается вдохнуть. Дышать. Попытка провалена. — Ничего из того, что ты сказал, не является правдой, — отстраненно начинает он. — Пожалуйста, просто забудь об этом. Такого больше не повторится. Пути назад нет. Он действительно все испортил. Детектив готовится к дальнейшим крикам, а его пальцы белеют от того, как сильно он впивается ими в стол. Но криков больше не слышно. Шерлок слышит, как Джон мнется, переступает с ноги на ногу. Судя по шуршанию ткани, он сложил руки на груди. — Тогда я не понимаю, — говорит доктор, и разочарование в его голосе заставляет сердце Холмса сжаться. Ну, по крайней мере, злости у Уотсона поубавилось. — Просто объясни мне. Пожалуйста. Ты знаешь, что мне не нравится, когда ты называешь меня идиотом, но, кажется, в этот раз это и правда так. Так что давай. Объясни мне. Скажи так, как оно есть. Шерлок глубоко вдыхает и отходит от слова, переводя взгляд в потолок. — Это был ошибочный жест. Я никогда не должен был этого делать и я правда сожалею. Теперь Джон выглядит еще более непонимающим. — Жест…какой? Для чего? Да ладно, ты можешь нормально рассказать? Детектив сглатывает, стискивает зубы. До боли. Уотсон собирается заставить его раскрыть главный секрет. Все кончено. — Я не правильно оценил ситуацию. Думал, что все очевидно, — натянуто произносит он. Ему необходимо сказать что-то еще, что-то, что поможет выйти из ситуации. Осуждение в глазах Джона отзывается тупой болью в груди. В комнате воцаряется гнетущая тишина. Доктор двигается, направляясь к кухне. — Слишком очевидно? — повторяет он. — Шерлок… Холмс зажмуривается, когда Джон подходит ближе, останавливаясь позади. Он не может дышать. Ему страшно даже посмотреть на друга, сердце продолжает глухо стучать. — Я…боюсь, я сделал неверные выводы, — тихо произносит Джон. — Но… если это не шутка или эксперимент, а судя по твоей реакции так и есть… я не должен был так реагировать. К удивлению Шерлока, доктор касается его руки костяшками пальцев. А потом Джон мягко обхватывает его руку своей. То, что заставляло грудь детектива разрываться, исчезает. Он оборачивается, чтобы посмотреть другу в глаза, губы приоткрываются на выдохе. Ему необходимо спросить, но Уотсон первый начинает говорить. — Ты этого хотел? — спрашивает он, и голос звучит так, будто Джон хочет услышать положительный ответ. Его глаза темнеют. — Ты это собирался сделать? Шерлок кивает, понимая, что не может говорить, и осторожно позволяет пальцам сжаться. Джон тяжело вдыхает и качает головой. — Я не знал. Ты должен был мне сказать. Все это время, Шерлок! Вот почему я думал, что ты издеваешься надо мной. Я думал, что ты знаешь. Но… подожди, все это правда? Шерлок снова сглатывает. — Да, — хрипло отвечает он, надеясь, что не заплатит за свои слова слишком дорого. — Ты думал, что я знаю. Но как? Уотсон молчит. Его глаза прикованы ко рту Холмса, веки полуприкрыты. Потом он подходит ближе, поднимает голову и следующее, что чувствует Шерлок — дрожащие губы Джона на своих. Касание такое нежное, что его сердце в очередной раз замирает, а затем разлетается на тысячи кусочков. Детектив понятия не имеет что делать, и как он должен отвечать. Мозг полностью останавливает работу, а где-то в чертогах звучит сигнал тревоги. Паника полностью охватывает его, он перестает дышать. Доктор слегка отстраняется, на его лбу появляется морщинка. — Все в порядке? — спрашивает он, ища подтверждения на лице детектива. — Или я не так тебя понял? Каким-то образом эти слова вытаскивают Холмса из его состояния. Он резко вдыхает и, наконец, решается ответить: — Нет. Джон выглядит довольным. (Или это просто облегчение?) — Хорошо. Могу я… в смысле, было ли это…? Он останавливается, и Шерлок не знает, что сказать. Паника борется с желанием почувствовать губы любимого снова. Кажется, проходит целая вечность, но на самом деле, это всего секунда. Мужчина не может ответить, поэтому просто кивает. Уотсон смотрит ему в глаза, пытаясь заглянуть в голову детектива. — Ладно, мягко говорит он. Он кладет руку на плече Шерлока, чтобы отвести его от стола, а затем подходит ближе и целует его снова, а потом еще и еще. Джон утыкается носом в нос Холмса, и этот жест что-то раскрывает в его груди, заставляет гения прильнуть ближе и почувствовать снова. Несмотря на всю неуверенность и неопытность детектива, он признает эти прикосновения лучшим, что происходило в его жизни. Потребность продолжать целоваться только возрастает. Черт, это должно стать совершенно обыденным, стоять вот так на кухне в половине девятого, после трудного дня и просто дарить друг другу поцелуи. Шерлоку кажется, что кто-то взял его и переместил на орбиту Джона, и он совершенно беспомощен. (Вряд ли он захотел бы что-то сделать с этим). Даже если бы дом вокруг них горел, детектив не обратил бы внимания. Некоторое время спустя Джон отстраняется и открывает глаза, и Шерлок понимает, что в какой-то момент его руки поднялись и схватили Джона за локоть, чего он не осознавал. Холмс смущен. Кажется, это не проблема. Уотсон снова качает головой. — Я не знал, — говорит он, и его голос мягче, чем когда-либо. — Думал, этого никогда не произойдет. Я смирился с этим. Мне всегда казалось, что ты уже знаешь о моих чувствах. Я просто думал, что это наша запрещенная тема и что этого не должно случиться. Так что когда ты. я просто… Черт, я не должен был так реагировать. Мне так жаль. Шерлок сглатывает. — Я не знал как…не знал как сказать тебе об этом. Все мои попытки, казалось, заканчивались удручающе, и я уже начал думать, что раздражаю тебя. Я думал, что теперь ты будешь думать обо мне еще хуже. Джон на мгновенье закрывает глаза и издает звук полный боли. Затем он кладет обе руки на лицо детектива, все еще касаясь локтями рук Шерлока. — Нет, Господи, нет. Я знаю, что вел себя отвратительно, но все это из-за постоянной печали и разочарования, понимаешь? Все время я думал, что мы никогда не сможем быть вместе и меня возмущало это. Раздражало. — Так Стамфорд был прав, — наконец говорит Шерлок, слова вылетают совершенно случайно. Джон хмурится. Он оглаживает плечи Холмса, из-за чего руки гения спадают с локтей доктора. (И куда теперь я должен их положить?). — В чем был прав Майк? Шерлок чувствует, как его губы слегка сжимаются. Он думает, что, вероятно, ему не следует говорить, что он предпочел бы, чтобы Джон снова поцеловал его. Несмотря на их позу, ему все еще кажется, что такая близость нереальна. Он задумывается, позволено ли ему касаться партнера и в других местах. (Опять же, учебник по жестам был бы очень полезен, если бы Стамфорд предоставил его). Он оставляет руки свисать по бокам. — В тот раз он постоянно говорил о Купидоне. Ну, на прошлой неделе. Майк думает, что мог бы быть нашим ангелом или что-то в этом роде. Он пытался объяснить мне, кто это такой. Рассказывал о том, что он делает, с этими своими стрелами. Я, вероятно, задавал слишком много вопросов, очень глупых. Что-то вроде «почему Купидон вооружен?», или «отравлены ли его стрелы?». Я не помню, что он отвечал, но я изучил эту тему. Золотые и свинцовые стрелы. Шерлок проделал отвратительную работу, по выяснению обстоятельств. Теперь он хочет прояснить. — Ну, Купидон стреляет золотыми стрелами, чтобы заставить людей влюбиться, и свинцовыми — чтобы те ненавидели друг друга. Стамфорд сказал, что возможно, ты чувствовал ко мне что-то, но этот яд перестал действовать. После того, как я все прочитал, мне казалось, что стрелы были не те. — Подожди, так это Стамфорд предложил тебе разобраться со всем этим? — в неверии, мужчина отступил. — Он просто сказал это, пока вы выпивали? — Ну, как-то так, да. Очень мягко, это все-таки Майк. Но я не был знаком с мифами, да и пива было слишком много. Я помню, как уходил с мыслями, что эмоции — это токсин. А потом я уже ничего не понимал. На лице Джона появляется понимающее выражение. — Вот откуда твой странный интерес к ядам, — говорит он. — Ради Бога! Я знал, что что-то случилось в ту ночь, и что это изменило что-то. Ты стал отстраненным и странно себя вел. Внезапно, ты стал проводить все эти эксперименты с отравами и проверять, как из-за них умирают. Да, я видел твою историю в браузере. А еще ты постоянно говорил тот бред о том, что тебя отравили, и я понятия не имел, что происходит. — Да я и был отравлен, — говорит Шерлок, его голос становится увереннее. Он приподнимает голову, чтобы его нос соприкоснулся с носом Джона. — Тобой. Желанием обладать тобой. Джон вдыхает. — Шерлок… — его губы встречаются с губами Холмса снова, и в этот раз тот кладет руки ему на талию. В этот раз поцелуи жестче, касания вызывают привыкание. Шерлок не хочет, чтобы это когда-нибудь останавливалось. Если Джон оторвется от него, он точно упадет. Эти мысли заставляют мужчину прижаться к партнеру еще сильнее. Дыхание Уотсона учащается, оно легко касается верхней губы Шерлока. Он снова отрывается. — Расскажи мне больше, — низким голосом просит доктор. — Мне нужно знать все. Когда это началось. Когда ты понял. Боже, если бы ты только знал, как я себя чувствовал. Это началось недавно? Я помню, как странно ты отреагировал на мышьяк. Я на самом деле испугался, что тебя отравили, а ты просто не хочешь говорить мне. Это было как-то связано? Или ты уже понимал, что чувствуешь что-то ко мне, еще до разговора со Стамфордом? Мне правда нужно знать. Шерлок чувствует, как стучит его сердце в груди, а также ощущает пульс Джона. Он качает головой. — Дело с мышьяком просто… доказало это еще раз. Майк давно подозревал, да и я уже знал, что что-то не так. Он продолжил писать мне об этом, заставляя меня или что-то в этом роде. Последнее, что он мне написал, это «подумай, сможешь ли ты жить без этого человека?». Я сравнивал понятия эмоций и влечения с токсином и видел, как мышьяк зримо распространяется по венам жертвы. Я будто видел, как мои чувства к тебе растекались таким же образом, и это заставило меня думать, что я уже потерял всякую надежду на излечение, что я уже умираю от недостатка тебя. И тогда я решил попробовать. Я попросил у Майка несколько советов, и кстати, они были неплохими. Джон качает головой. — Как давно ты понял, Шерлок? Тот прикусывает губу. — До того как… — он не может заставить себя произнести эти слова вслух. Уотсон смотрит прямо ему в глаза, выискивая в них ответы. — До того, как ты ушел, — тихо говорит он. — Боже мой. Шерлок чувствует, как его губы приоткрываются, но ничего не может сказать. — Мне жаль, — начинает мужчина, еще не уверенный в том, за что извиняется. — Тогда мне и в голову не пришло бы такое предложить. Я всегда думал, что это приведет тебя в ужас. И даже когда я задавался вопросом, возможно ли это, я никогда не знал, как спросить. — Боже, Шерлок, если кому-то и нужно извиняться, так это мне. Я знаю, что мы говорили о том дне в морге, но я до сих … я знаю, что это совершенно другое, но чувство вины все еще здесь. А все, что я могу сделать, это быть еще большим мудаком для тебя, а не меньшим. Я ненавижу это. Мне так жаль! Ну, и если быть честным, я хотел тебя до того, как ты ушел. И это правда. Но я никогда не был уверен, что тебе тоже это нужно. Руки Шерлока все еще на талии Джона, и он жаждет быть еще ближе, оставить эту трудность позади и просто двигаться дальше. — Тебе не нужно больше извиняться. Мы все это обсудили, а теперь пора двигаться дальше. Мы можем просто… отпустить это? Начать все сначала? Теперь нам известно, что мы оба этого хотим. Давай забудем все остальное? Но если у тебя есть вопросы, на которые тебе необходим ответ, мы можем поговорить об этом… в следующий раз? Джон долго смотрит на любимого, а потом кивает. — Если ты предлагаешь начать с начала — я согласен. Понимаю, что ты не хочешь обсуждать все это сейчас. Шерлок прикусывает губу и кивает. — Я бы больше хотел узнать о тебе. Когда ты все понял? — Да, конечно, — кивает Джон. — Это трудно описать, потому что я слишком долго заставлял себя не думать обо всем. Я не мог признаться даже самому себе. Но бывали моменты, когда все было очевидно. Когда началась буря, и все говорили, что ты мошенник, я знал, что буду верить до последнего. Я ни на секунду не сомневался, Шерлок. А до этого — в день нападения на Миссис Хадсон. На ее кухне, когда ты сказал, что скорее Англия падет, чем она покинет Бейкер-стрит. Я знал, насколько ты заботишься о ней, и чувствовал нежность. Но окончательно все стало понятно, когда я увидел тебя, стоящего на крыше Бартса. И я был в ужасе от понимания, что мой друг, мой любимый человек собирается спрыгнуть. Особенно больно было осознавать, что ты все еще думаешь, что я сомневался в тебе, верил в те заголовки. А еще я не успел тебе сказать того, что изменило бы твое решение. Тогда-то я и понял, что люблю тебя, хотя не мог произнести этого вслух. А потом ты «умер», и мое сердце разбилось. Шерлок резко вздыхает, слова застревают в его горле. Он не знает, с чего начать, чтобы ответить на это. — Джон… Но тот смотрит прямо ему в глаза. — Но ты не умер. Ты был в бегах. Сейчас я об этом знаю. Ты преследовал людей, которые убили бы меня, Миссис Хадсон, Лестрейда. А потом они гонялись за тобой. Издевались. Я все это знаю. Ты никогда не говорил об этом прямо, но Майкрофт мрачно намекнул и замолчал, когда я спросил его напрямую, стал странно деликатным в отношении «уважения к твоей частной жизни», как будто он когда-либо заботился об этом. Он сказал, что это твой секрет, и ты расскажешь, если захочешь. Но я видел шрамы на спине. Было не так сложно разобраться. Ты терпел все это ради меня. И я сказал об этом самые ужасные вещи, назвал тебя сволочью, намекнул, что ты даже не заботился обо мне настолько, чтобы сказать мне, что ты все это время не был мертв. Я понимал, что чувствую, все это время, но не мог разобраться со всем этим дерьмом и перестать быть отвратительным по отношению к тебе. Я был возмущен, а еще зол и разбит. Но я со всем разобрался, Шерлок, клянусь! Каким-то образом Холмс ощутил одновременно и облегчение, и боль от того, что Джон говорит все это, даже признавая, что он произносил некоторые ужасные вещи, о которых Шерлок даже не позволяет себе думать. Если Уотсон все понял — это больше не важно. — Тогда ты знаешь, что я чувствую по отношению к тебе, — говорит детектив, и его голос очень низкий. — Все остальное больше не имеет значения. Джон тяжело сглатывает и кивает. — Да, я знаю. — Он обнимает Шерлока за шею и устремляется к нему, целуя глубже, чем тот когда-либо воображал. Было бы лучше, если бы он обнял Джона за плечи, так как он выше, но нет ничего, что могло бы заставить его прервать этот поцелуй. Однако это меняется само по себе, когда Уотсон перемещает руки к лицу Шерлока, обхватывая его челюсть во время поцелуя, что заставляет того чувствовать себя особенно любимым, чего он никогда не мог себе представить. Он задается вопросом, не слишком ли очевидна для Джона его относительная неопытность в поцелуях, но изо всех сил старается усвоить технику так быстро, как только может выдержать его рассеянный мозг. Холмс задумывается, должны ли языки вступать в игру, но это также не имеет значения. Джон крепко целует его, и ощущение его губ на губах Шерлока — единственное, в чем он может нуждаться или чего желать. — Не могу поверить, что ты хочешь забыть обо всем дерьме, которое произошло из-за меня, — говорит Уотсон. Шерлок вздрагивает и тыкается носом в то место, где ухо Джона встречается с его шеей. — А ты поверь. Я просто хочу тебя. Я не хочу, чтобы ты пытался как-то еще извиниться. У нас все хорошо. Все это на самом деле происходит. Руки доктора крепко обвивают его спину. — Да, на самом деле. Шерлок… На этот раз детектив наклоняется, чтобы первым завладеть ртом доктора, его руки крепко обнимают того за плечи, и они целуются и целуются, и кажется, что открылась альтернативная реальность или что это происходит с кем-то другим, потому что ничего подобного еще не было. Он не раз сталкивался с суровой реальностью собственной неминуемой смерти, сталкивался с возможностью того, что его инсценированное самоубийство может непреднамеренно стать вполне реальным, сталкивался с мыслью о том, что его отправят умирать от рук тех самых сербов, от которых Майкрофт должен был избавиться. Столкнулся с мыслью о том, что Джон женится на женщине, которая позже всадит пулю в его сердце. Но ничего настолько приятного в его жизни просто не было. В конце концов, какое-то смутное подобие реальности возвращается, и Шерлок обнаруживает, что они соскользнули на пол, прислонившись к кухонным шкафам, их ноги соприкасаются, а пальцы переплетаются. — Ну, так что? Ты знал, что я влюблен? — наконец спрашивает Джон. Невозможно уклониться от вопроса, когда доктор так близко. — Нет, — честно отвечает Шерлок. — Иногда я раздумывал над этим, но не больше. Стамфорд даже выдвинул теорию, что из-за того, что твои чувства были безответны — они просто притупились или пропали. В принципе, опираясь на твое поведение, я пришел к такому же выводу. Но я никогда не знал точно. Джон снова утыкается своим носом в кожу Шерлока. — Ты говорил, что пытался следовать советам Майка. Что ты делал? Хочу понять, насколько я все-таки идиот. Холмс чувствует, как его губа дергается, изворачиваясь в подобие улыбки. — Он предложил делать тебе комплименты. Боюсь, у меня не было никаких шансов в этой сфере. Но попытки были. — Правда? — спрашивает Джон, его голос звучит удивленно. — Мне так жаль, что я не заметил. Что ты говорил? — Просто разные мелкие приятные вещи. Слишком мелкие, очевидно. Говорил, что твой выбор ужина был прекрасным, а еще что ты отлично поработал на месте преступления. Кажется, я могу написать целое эссе об этом. Джон смеется. — Вполне возможно, — подмечает он. — Что еще ты пробовал? Мне и правда интересно. Шерлок вздыхает и опирается на шкаф сзади. — Ну, Стамфорд говорил, что я должен делать разные приятные вещи для тебя, но я понятия не имел, какие из них ты заметишь. Я готовил ужин, даже когда была твоя очередь. Приглядывал за Рози, чтобы ты мог отдохнуть. Джон подносит запястье Шерлока к своему лицу и прижимается губами к пульсирующей вене. Он расстегивает манжет рубашки детектива и поднимает ее до локтя, целуя его предплечье. Эти жесты кажутся такими чувственными и интимными, что Холмс, невольно, замирает. Конечно, он представлял себе их секс, но теперь понял, что его фантазии далеки от реальности. — Джон… — имя слетает с его губ, хотя он этого и не планировал, но это не имеет значения. Уотсон приподнимает голову, и снова крепко целует его в губы, а их руки снова обнимают друг друга на полу кухни. На этот раз рот Джона открывается. Шерлок следует его примеру и языки сплетаются. Это заставляет детектива задохнуться, по его телу бегут мурашки. — Что еще говорил Стамфорд? — спрашивает Джон, как только они отрываются друг от друга. Его сердце бьется так громко и сильно, что Шерлок почти чувствует это через груды одежды. Холмс чувствует, как его мозг окончательно перестает работать. — Говорил, что я должен намекнуть тебе как-то. Начать физический контакт. Именно это я и пытался сделать сегодня. Джон практически усаживается ему на колени. Следуя какому-то инстинкту, Шерлок поворачивает голову в сторону и прижимает Джона к себе, а тот обнимает его в ответ, крепко прижимая к груди, их пальцы сжимают спины друг друга. Холмс закрывает глаза и позволяет ощущению прокатиться по нему, впитывая его. Он никогда не смел представить, что сможет так безудержно обнять любимого, и это добавляет происходящему важности. После нескольких долгих чудесных мгновений ему приходит в голову кое-что еще. — По поводу твоих записей о мифах, — начинает он, — я просто искал информацию о Купидоне. Я не рассматривал то, о чем ты думал. Шерлок чувствует смех Джона до того, как слышит, и руки Уотсона напрягаются, пока он смеется и смеется. — Боже мой, теперь все ясно, — произносит он, отклоняясь, чтобы посмотреть на детектива. — Господи, я еще никогда не был так же смущен, как в тот день. — Я просто отчаянно пытался сделать все, чтобы ты не понял, о чем именно я читал. А потом я не заметил, что именно открылось. Честно говоря, я был в ужасе. И из-за всей этой ситуации наши отношения ухудшились на какое-то время, так что это и правда было отвратительно. Джон выглядит печальным, хотя веселье все еще на его лице. — Они не ухудшились, было просто неловко. Отчасти это произошло потому, что я не мог понять, как на это реагировать и что делать. Знаешь, моей главной эмоцией было негодование. Я подумал, что ты, таким образом, показываешь мне свою позицию, ну, твою ориентацию. Так бесстыдно и совершенно не заботясь обо мне. И было обидно, что ты не сказал раньше и…я просто не мог понять, как реагировать по-другому, кроме как стать ужасно неловким и еще более обиженным. Так что сегодня вечером, когда ты коснулся моей руки, я просто — не знаю, наверное, я думал, что ты просто играешь со мной, пробуешь разные вещи, чтобы увидеть реакцию. Проводишь надо мной эксперименты. И Шерлок, наконец, понимает. — Но это было не так. Ни тогда, ни сегодня. В то время моей главной заботой было то, чтобы ты не увидел лебедя в записях или иллюстрацию какого-нибудь другого яркого мифа. Я даже не думал о Дионисе и его друзьях. Уотсон снова смеется, качая головой. Он прикусывает губу. — О, уверен, ты этого не делал. Если тебе интересно, даже будучи в замешательстве и возмущении, меня также очень возбуждала мысль о том, что тебе нравится эта картина. Настолько, что с тех пор эта книга лежит у меня в комнате. Холмсу нужна минутка, чтобы осознать слова партнера, а потом жар приливает к его щекам. Джон смотрит на него со смесью веселья и беспокойства. — Я напугал тебя? Или… — Не напугал, — останавливает его Шерлок, не совсем готовый сказать что-либо еще. Он снова наклоняет голову к голове Джона, и они долго целуются. Через какое-то время они отстраняются друг от друга, понимая, что уже очень поздно. Джон заставляет детектива подняться на ноги, и они расходятся по комнатам, чтобы подготовиться ко сну. Джон возвращается вниз, чтобы почистить зубы и все такое, а Шерлок уже закончил со всеми процедурами. А потом Уотсон просто останавливается у распахнутой двери Холмса. — Знаешь, мне все еще кажется, что это сон. Мне пришлось немного постоять у зеркала и уговорить себя поверить. Шерлок как раз подключал свой телефон к зарядному устройству. Он выпрямляется и улыбается Джону. — Поверь, я чувствую себя так же, — признается он. — Будто мы в совсем другой реальности. Тот кивает, улыбаясь. — Да, ты прав. Он входит в комнату, обхватывает Шерлока за бедра и притягивает к себе для поцелуя. — Спокойной ночи, — говорит доктор, посмотрев в глаза партнера. Холмсу хочется сказать так много, но он понятия не имеет, с чего бы начать. — Спокойной ночи, — вместо этого произносит детектив, пока его сердце вырывается из груди. Он бы с удовольствием попросил любимого остаться, но кажется, еще слишком рано. Джон отходит и направляется к коридору. Останавливается, чтобы еще раз посмотреть на мужчину, чувства к которому выжигают его изнутри. — Позавтракаем вместе? Знаю, что мы просыпаемся неодновременно, но… — Хорошо, — быстро отвечает Холмс. — Если проснешься раньше, разбуди меня ладно? Джон улыбается. — Ладно. Он закрывает за собой дверь, и Шерлок слышит его шаги, удаляющиеся по коридору, затем по лестнице, ведущей на верхний этаж. Он переводит дыхание и ложится в постель, едва позволяя себе поверить во все, что только что произошло.