Сэд тинейджерс

Ромашки-веснушки, мы лучшие подружки Вишнёвая кола — прогнали из дома       Кошмары.       Страшное слово на самом деле. На самом деле страх — очень сильная вещь. Страхи имеют бескрайнюю власть над людьми. И я не о тех страхах, о пауках и змеях, все люди чего то боятся и эти страхи действительно управляют ими. Звучит странно? Более чем.       Ты боишься одиночества, и поэтому слишком дорожишь людьми вокруг, слишком часто прощаешь говно, слишком часто выходишь из зоны комфорта, слишком сильно держишь и слишком сильно страдаешь, когда они уходят. Ты боишься ошибиться, поэтому не поднимешь лишний раз руку на уроке, поэтому не купишь вещь, не зная размера, поэтому не напишешь человеку, который тебе нравится, поэтому не скажешь то, что любишь. Ты боишься последствий, поэтому не ответишь обидчику, поэтому не скажешь матери, что думаешь, поэтому не перестанешь общаться с человеком, даже если хочешь, поэтому никому не расскажешь, что тебя бьёт отчим. Мы боимся всего: ответственности, боли, безразличия, отторжения, забвения. Боимся ступить не туда и сказать не то.       А это звучит правдоподобно, не правда ли?       Кошмары — это ужасно, те, кто этого не знают, либо глупы, либо счастливы.       Неужели вы ни разу не бывали в заточении сна. Кто-то скажет, сон не может быть страшным, или все они нереальны, значит и чувства тоже. Ложь. Вспомните свои сны, где вы не могли кричать, не могли убежать, позвать на помощь, изменить ход событий, проснуться. Где не могли контролировать ситуацию и себя, это страшно. Это действительно страшно. Тебе кажется до безумия ужасающим то, что после пробуждения оказывается глупым, несуразным, невозможным. Но там, в воображении это звучит безысходно. Чего мы боимся? Себя.       Боимся своих страхов, эмоций, воспоминаний, мыслей, действий, людей вокруг, своих чувств и реакций, своей жизни. Мы боимся себя.

***

      Серёжа сидел на скамейке, в довольно тихом для этого места уголке, с жёлтой палочкой во рту и розовым Чупа-чупсом на ней. В чёрном худи и штанах, тёмных кроссовках и такого же цвета кепке. Он отпустил козырёк кепки как можно ниже и листал ленту излюбленной соцсети, наткнулся на новый пост подруги.       — Наташка — шепнул с улыбкой сам себе и лайкнул фотографию, где девушка радостная стояла в обнимку с подругой, видимо на каком-то ярком мероприятии.       Красотка.       — Драсте — светлая голова в очках появилась на горизонте.       Зеленоглазый согнулся почти пополам, чтобы попасть под поле зрения Пешкова.       — Ваня — протяжно, поднимая уголки губ, чуть приподнимает козырёк кепки, что бы видеть знакомого в полный рост.       — Ваня. — язвительно спародировал тон брюнета, — ты как будто закладки прятать пришёл. Весь в чёрном, — с улыбкой обследовал взглядом одежду Пешкова — кепку натянул. Только мы вроде в детском парке.       — Не смешно — теперь не улыбался кудрявый.       — Извини — Ваня снял очки и поправил волосы, искренне аккуратно улыбаясь, боясь, что действительно задел парня.       Бессмертных ещё не до конца изучил и понимал уровень шуток Пешкова, до чего они могут доходить и над чем шутить можно, а о чём лучше промолчать. Но наверно это не этично шутить над тёмным прошлым человека. В общем уже поздно думать.       Но оказалось задеть брюнета не так уж просто.       — Бля, забей, мне похуй, — всё также серьёзно встаёт со скамейки, вытаскивает леденец изо рта, — я же не виноват, что у тебя отца нет, вот тебя никто и не воспитывал. — хлопает шатена по плечу и идёт в сторону аттракционов, начиная тихо злобно смеяться.       — Сука. — догоняет Пешкова, стягивает кепку с кудрявой головы, после чего волосы того встают дыбом, убегает дальше, развернувшись и показав фак на прощание, обкраденый за ним.

***

      — Куда пойдём?       После исповеди Пешкова на лоджии они поздно разошлись домой, а на следующий день после школы просто попрощались, кто-то пошёл разрабатывать дыхалку, а кто-то портить, потому что баскетболист ушёл выполнять свой спортивный долг, а Серёга пинать хуи гонять мух. В среду Пешков предложил погулять, Бессмертных сказал, что бухать не собирается, и тот решил предложить самое безобидное, что когда-либо вылетало из его рта.       — Мы в парке аттракционов, куда мы можем пойти? — кудрявый шёл без особого направления, он не был в этом парке ни разу, но этот напоминал ему тот, в котором он был с подругой.       Один раз, когда Серёжа сказал, что не был в парке лет с двенадцати, девочка сразу же потянула того в, цитата: «самый крутой парк в котором я была», он ей поверил. Он никогда не ходил в такие места, да и не горел желанием, но для неё был согласен на всё, что та только могла предложить. Хоть ногти покрасить, хоть с тарзанки спрыгнуть. Уверен, если бы она предложила — пошёл бы.       — Пошли туда — брюнет показал пальцем в сторону достаточно высокого, яркого аттракциона, с несколькими сидениями в ряд, которые верно крутились, и летели вверх.       Шатен с сомнением посмотрел сначала на аттракцион, после на друга.       — Я боюсь.       Недолгое молчание.       — Серьёзно? — лицо Пешкова выражало более чем искреннее непонимание, он опять посмотрел на аттракцион, и снова на Ваню. — Пиздец ты, Ванёк. — улыбнулся, — Ангелочек.       — Да блять. — зеленоглазый скорчил гримасу. Осмотрелся вокруг, — пошли на автоматы, — указал пальцем в противоположную сторону.       Брюнет пожал плечами, но направился за другом.       — Почему парк? — Ваня шёл слева косясь на Пешкова, что без зазрения совести ел Чупа-чупс не поделившись с Ваней.       Ну в плане он мог купить два. То есть… да похуй.       — Ну — он вытащил изо рта сладость, облизнул губы, — ты сказал, что бухать не хочешь, тусовок без алкашки я не знаю, а гулять по дворам в минусовую температуру, да ещё и по свежему снегу — так себе перспектива.       — Не любишь холод?       — Люблю, — повернулся, посмотрел прямо в глаза, — холод, не мороз.       Они остановились между рядами игровых автоматов, Ваня стоял напротив Пешкова, смотрел прямо в тёмные глаза, еле-еле улыбаясь. Коричневый цвет глаз считается самым распространённым, а значит обычными, но они ведь не обычные, ни капли. Темнота поглощает, и если в голубых хочется тонуть, то в таких остаться навсегда. Навсегда на против них, смотреть как будто под гипнозом, и думать о чём то вечном.       Такие красивые.       Ваня не раз скажет и сказал себе, что Пешков необычный, а поэтому интересный. Его мышление, раздумья, выводы, взгляды на ситуацию, действия, слова. Такой необычный, с такими обычными глазами. Невероятный.       А карие глаза смотри в зелёные в шаге, но нахмурившись, не понимая значения взгляда. Всего пару секунд, а кто-то завис будто на сутки.       О чём он думает.       Пешков отводит взгляд за спину шатена, думает недолго, кивает в сторону аттракциона       — Баскетболист, пошли, поиграем.       Бессмертных отрывается от нового объекта изучения, оборачивается в сторону, куда указывал темноглазый.       Среди мини-игр которые они уже прошли была маленькая комнатка с тремя баскетбольными кольцами и сетками внизу. Парни подошли к мужчине который стоял у игры.       — Здравствуйте, а как это работает? — Ваня спросил первым.       — Здравствуйте. Тут с боку пробиваете карту, включается таймер, и играете минуту.       Ваня поворачивается к Пешкову.       — Ты хочешь?       — Нет, давай ты, ты же баскетболист, — Серёжа поднял обе руки, якобы показывая мышцы.       Шатен усмехнулся смотря на того, опять залипнув в зрачках. Отвёл взгляд, поправил чёлку, усмехнулся себе под нос. Отпустил взгляд, отошёл к терминалу, куда показал рабочий парка, приложил карту. Вернулся.       — Давай, Джордан — кудрявая фанатка встала около игрока, забрала у того портфель, что б не мешался.       Ваня улыбался, начал играть, взял мяч, на который ему указал всё тот же контролёр. Начал отбивать о пол и пытаться закинуть в корзину, сначала просто, потом в прыжке. Попал всего раза два за минуту, которая дана была.       — Ооо, — крайне осуждающим тоном начал Сергей. — десять лет баскетболом занимается, посмотрите на него.       Бессмертных повернулся к ещё недавней фанатке.       — Щас, щас, ща всё будет, — отошёл, опять приложил карту к аппарату.       Пешков усмехнулся.       — Дай, я попробую, — кудрявый резко подошёл к шатену, протянул портфель с кепкой.       — Давай.       Брюнет подошёл к кольцу, поднял с сетки мяч, повернулся к парню.       — Если я сейчас с первого раза попадаю, ты торчишь мне желание.       На лице Бессмертного ещё шире расползлась улыбка.       — Давай, давай.       К счастью или, к сожалению, Пешков не попал в кольцо не с первого, не со второго раза, поэтому       — Давай, я, если щас с первого раза забью, то ты мне торчишь.       — Попробуй.       Ваня максимально сосредоточено подходит к игре, берёт в руки мяч, в последний раз смотрит на болельщицу-Пешкова. Поворачивается к кольцу, поднимает мяч, бросок. Возвращается к другу, забирает из рук портфель, натягивает на плечо, улыбается, поправляя волосы.       — С тебя желание.

***

      — Давай, Ванёк.       Уже спустя пару сотен на игровые автоматы они всё же вернулись к злобным аттракционам. И после получаса раздумий и прогулки, вокруг железных нерво-убийц, Пешков вычислил самый безобидный и подумал, что прийти в парк и не поорать ни на одной качели — слишком занудно.       — Да нет, бля, иди нахуй. — зеленоглазый щурится, смотрит на качели полные орущими людьми.       — Я придумал шутку, но озвучивать не буду. — Пешков улыбается.       Шатен поднял глаза прямо в карие, как будто читая так и не озвученную шутку.       — Иди нахуй. — очень по-дружески повторил зеленоглазый.       — Блять, я щас не сдержусь.       Пешков начал смеяться, Ваня облизнул нижнюю губу продолжая смотреть на весельчака, улыбнулся, о чём то задумавшись.       У тебя красивая улыбка, почему ты редко оголяешь зубы?       — Чё ты ебёшься, пошли, сядем, не вылетишь же.       — Очень аргументированно, Сергей Сергеич.       — Схуяли Сергеич?       — Похуй, — Ваня закусывает нижнюю губу. Зелёные глаза опять застыли на лице Пешкова, как будто изучая.       Смотрит на волосы. Немного засаленные, видимо не мытые пару дней, не уложенные, выглядели местами нелепо. Ему шла такая причёска, трудно было представить Пешкова с выпрямленными волосами, или осветлёнными, крашеными, ни одна идея никак не воспроизводилась в голове. Но они действительно были красивы, кудрявые волосы ведь редки, если они у него настоящие, хотя навряд ли он бы стал делать что-либо для такой формы, если ему даже помыть их лень.       — Пойдём? — обернулся брюнет, ловя глаза напротив.       Что-то не так сегодня.       Шатен тяжело выдохнул, опять взглянув на горку       — Пошли.

***

      — Расскажи что-нибудь.       Они шли ещё один круг по парку, дабы развеяться после такого долгожданного Пешковым аттракциона, на котором они всё же прокатились.       — В смысле?       — Ну, после того откровения на балконе — ты обо мне всю личную биографию знаешь. А я о тебе ничего. Не честно.       Ваня нахмурился, подумал с минуту       — Мм, да, у меня ничего особенного, я с мамой всю жизнь живу, папа ушёл когда мне было три, мама ничего плохого о нём не говорила, да и хорошего тоже в принципе. — чуть замедлил шаг, задумался. — да, мне на самом деле как-то пофиг, зла никогда не держал, вернуть не хотел.       — Вы вообще не общаетесь?       — Нет, ему как то не до меня. У него сейчас семья новая, работа хорошая, мама рассказывала. Потом чё — поправил волосы назад. — мм, я не знаю, у меня жизнь обычная, как у всех.       — А Александр?       Шатен сдвинул брови.       — Саня что ли? Ну Санёк нормальный пацан, давно дружим с ним. Просто — думает, стоит ли рассказывать.       — Что?       — Ну у него так то много друзей, он тоже там вроде часто гуляет где-то, с кем-то. Нет, меня тоже зовёт, я просто не люблю такое.       — Какое?       — Гулять.       — Почему?       Ваня задумался.       — Не знаю, просто не нравится. — опять запустил руку в волосы, — ну тебе вот например нравится — показал рукой на кудрявого, потом перевёл на себя — мне — нет.       — С чего ты взял, что это мне нравится?       — Ну ты же гуляешь, постоянно где-то находишься, с кем-то, пьёшь, куришь.       — А почему ты думаешь, что мне это нравится?       — Потому что ты это делаешь.       Пешков улыбнулся. В этот раз не весело или с насмешкой, как-то грустно. Оба остановились, Ваня посмотрел на него нахмурившись.       — Я это делаю не потому что мне это нравится, или я от этого кайфую, мне скучно там, иногда грустно, иногда меня всё это раздражает, выводит, — смотрит коричневыми зрачками, прямо в зелёные, не теряя контакта.       Вот так вот посреди дороги, посреди парка, ходящих мимо людей, друг напротив друга, глаза в глаза, рассказывая то, что должно быть внутри, а не на языке.       — Почему ты продолжаешь?       Кудрявый отводит взгляд, оборачиваясь по сторонам, на прохожих, вспоминает про кепку в руке, поднимает, натягивает на голову, сильно опустив козырёк, но всё равно опрокидывает голову, чтобы посмотреть на изумруды. Смотрит не долго, опускает взгляд ниже, опять поднимает.       — Не знаю.       Шатен сдвигает брови в непонимании, но ждёт.       — Или знаю, просто говорить не хочу. Потом как-нибудь, может, поговорим, — подмигивает напоследок и направляется дальше.

***

Ромашки-веснушки, мы лучшие подружки Блестяшки-монетки, стреляешь сигаретки       Уже стемнело, парни шли по ещё хрустящему снегу, хрустящему, потому что выпавшему так недавно.       От парка до дома Бессмертного было идти пешком около двадцати минут, поэтому он решил, что дойдёт до дома пешком, кудрявый решил его проводить, а после сесть на автобус. Они шли по дворам, а по улицам Мурманска, как нам уже известно, фонари горят даже не через один. Было довольно темно.       — Тебе было легче сесть на автобус там. — Ваня шёл застегнув куртку на все возможные замки, накинув два капюшона, один от худи, второй такой же чёрный, от куртки.       — Да, но ещё рано, мне скучно, — он был только в толстовке и привычном пальто, грея руки в карманах и периодически выдыхая пар изо рта.       Скорее всего, ему было очень холодно, но он не поехал на автобусе, почему? Просто скучно? Не верится.       Зеленоглазый смотрел, выглядывая из-под капюшона на профиль кудрявого. Вдруг брюнет поднял голову вверх, выпустил волнами пар и смотрел, как он рассеивается.       — Я не видел сегодня ни разу, что бы ты курил.       Брюнет не поднял на него взгляд, только смотрел в ноги.       — Мы в парке были, там даже в капюшонах ходить нельзя.       — А сейчас?       — Не хочу.       Ваня улыбнулся. Поднял глаза наверх, к звёздам, но продолжил идти.       Ещё минут пять они шли в тишине, на удивление, комфортной для обоих.       Они уже подходили к дому, Пешков не знал местности, да и того, что они подходили — тоже не знал.       — Вот мой дом, — шатен кивнул в сторону многоэтажки, которая по году строения, да и состоянию в несколько раз лучше той, что жил Серёжа.       — Мм, миленько, — осматривал окна дома, — какой этаж?       — Седьмой, последний подъезд, — одновременно подняли головы на этаж.       Зеленоглазый сразу поймал свои окна, указал пальцем, свет не горел.       — Вань — женский голос, оба повернулись в сторону звука, откуда-то левее.       Женщина в длинном, коричневом пальто шла со стороны супермаркета, находившегося напротив дороги у дома. В руках у неё были пакеты с маркой того же магазина, чёрная сумка на плече и аккуратная красная шапка на распущенных по лопатки, русых волосах.       — Мам, — Ваня быстрым шагом направился в сторону женщины, догнав нежно целует в щёку, перехватывает из рук пакеты, направляясь с ней под ручку, опять к подъезду.       — Это твой друг?       — Здравствуйте, — всё это время спокойно, наблюдая со стороны, Пешков подходит к женщине и с улыбкой протягивает руку, что бы поздороваться.       — Да, мам, это Серёга, новенький наш, я тебе про него рассказывал.       — А, да, это вы с ним гулять до вечера в последнее время ходите?       Зеленоглазый немного замялся, расширил глаза, наверно, если бы его щёки не были розовые из-за минус хер знает, сколько градусовой температуры, они бы точно покраснели, потому что имели такую функцию.       — Привет, — протягивает парню в ответ руку. — Елена Вячеславовна, можно просто, Елена, только не тётя Лена. — всё так же лучезарно улыбаясь, подмигивает мальчику.       — Я — Серёжа, можно просто, Серёжа. — кажется, при виде улыбки этой прекрасной женщины невозможно не улыбаться в ответ. — И я пойду, мне пора.       — А ты пешком пойдёшь? Один? Поздно же уже, — Елена недовольно обернулась на сына.       — Да нет, я на автобусе, может, такси поймаю, если автобус не подъедет.       — Идём, к нам зайдёшь, чай попьём, расскажешь мне, как у Ванюши в школе дела. — женщина снова, но теперь улыбаясь поворачивается к своему чаду.       Серёжа усмехается. Всё это время молча стоявший в стороне Ваня кажется, ещё сильнее покраснел, Пешков ему точно припомнит такую форму его имени.       — Нет, спасибо, мне уже домой пора, в следующий раз, обязательно зайду.

***

      — Серёж, Серёж, — нежный, высокий голосок тихо вырывает из сна, — Серёжа, просыпайся.       Холодная маленькая ручка аккуратно прикасается к щеке, большой палец проводит по подбородку. Парень разлепляет глаза. Сердцебиение учащается.       — Просыпайся, мишка, — девушка выглядит, как выглядела обычно, длинные чёрные выпрямленные волосы, красивый макияж, яркие тени на веках, пышные ресницы, широкая улыбка, суженые зрачки.       Парень пугается, сердцебиение учащается. Всё повторяется.       — Как твоя жизнь? Как ты тут без меня? — холодная рука до сих пор нежно поглаживает лицо мальчика.       — Лун, прекрати. — он пытается увернуться от её руки, поднимается с кровати, садиться прижимая ноги к телу, обхватив руками.       — Эй, малыш, спокойней, всё в порядке. — говорит очень нежным, тонким голосом, она кладёт ладонь ему на колено.       Такая холодная.       — Лун, ты опять наглоталась, — слеза стекает по щеке, он пытается прекратить.       — Мишка, ты чего, всё в порядке, помнишь, у меня же всегда всё под контролем, — девушка двигается ближе.       — Лун, прекрати, отпусти меня, я устал.       — Мишка, ты же знаешь, что виноват.       — Прекрати, — кристалыы текут из глаз одна за другой, закрывает глаза.       Она кладёт обе руки ему на щёки, вытирая слёзы, прося открыть глаза.       — Ты же виноват, мальчик мой, всё в порядке, посмотри мне в глаза.       — Лун… — он открывает глаза, смотрит в её       Зелёные.       Она наклоняется к его уху, очень медленно шепчет ему что-то. Слёзы перестают течь, смотрит на неё.       Теперь она не улыбается.       Вдруг девушка опускает веки, кожа становится бледной, под глазами синяки, падает на постель, она начинает трястись, изо рта интенсивно течёт белая пена.       — Нет, Луночка, нет.       Он держит её за плечи, в надежде, что она остановиться. Она всё трясётся, слёзы вытикают из-под опущенных ресниц. Через какое-то время это прекращается. Она больше не двигается. Он сначала замирает на минуту, ждёт, после падает рядом ней, обнимает её.       — Нет, Лина, девочка моя, не уходи, солнышко, — он поднимается, слёзы текут, хватает и приподнимает обеими руками её идеальное обычно лицо, сейчас безумно холодное, с синеватым оттенком, — пожалуйста, — в молитве, охриплым голосом, — пожалуйста.       Хватает за руку, начинает поглаживать, ледяная, бесчувственная, не живая.       Слёзы падают прям на её одежду.       Он ложиться к ней на плечо, свернувшись калачиком, прижимая её к себе.       — Я так люблю тебя.       Бешеное сердцебиение, рваное дыхание, темнота, тёмная комната, закрытое окно, за которым снова дождь. Отдышка, стёкла в глазах, смотрит в потолок.       Всё снова, всё так же, всё больно.       — Я себя ненавижу.