В песчаном вихре

… Наверное. Темари не была идиоткой, но сейчас не знала, что и думать. С тех пор как сформировалась их команда генинов, Темари узнала многое — намного больше, чем вообще думала, что узнает — о строении внутренних органов и жидкостях из всевозможных полостей человеческого организма. Она была свидетелем того, как Гаара сокрушал врагов своим ужасным Песчаным Гробом, и видела нечеловеческую апатию, направленную на всех и вся, что не являлось «матерью». Внутри нее гноилось чувство вины из-за того, что иногда она не видела в Гааре брата. …Когда-то она видела в этом мальчике просто потерянное дитя в слишком просторной одежде, всюду таскавшего с собой мишку. Но сейчас эта картина казалась не более чем отголоском прошлого, иллюзией, призраком. Она старалась на этом не зацикливаться. Темари не позволяла чувствам брать верх над разумом. Гаара был опасен. Ей не требовалось напоминать, почему Баки-сенсей прорабатывал с ними пути отступления для того, чтобы они не оказались убитыми собственным братом. Мужчина средних лет, почувствовав прилив храбрости, или, как решила для себя Темари, слабоумия, шагнул вперед. — Пошел прочь от нее, демон! Я вызвал подкрепление! Казекаге будет здесь с минуты на минуту! — пригрозил он. Он блефовал; несмотря на громкие слова, было ясно, что он боится не меньше остальных — его голос дрожал на каждом слоге. Мужчина отшатнулся, когда Гаара медленно обернулся и взглянул на него — или, скорее, сквозь него. Наступила напряжённая тишина; казалось, все задержали дыхание в ожидании неизбежного убийства мужчины или женщины. Или, скорее, их обоих. Но ничего не произошло. Песок вдруг зашелестел, заставив всех вздрогнуть в ожидании неминуемого, но Гаара не сдвинулся. Медленно, женщина опустилась на землю. Ее руки тряслись, а взгляд был прикован к Гааре. Как только песок отступил, отец молодой женщины бросился к ней и заключил в объятия, пряча от Гаары. Джинчуурики остановился и посмотрел на женщину — она посмотрела него в ответ. Затем Темари заметила, что Гаара бросил мимолетный взгляд на землю, чтобы посмотреть на… хлеб? Потом его взгляд остановился на стоявшей напротив Темари. Она моргнула, но он уже повернулся, чтобы уйти. Человек, ранее угрожавший Гааре, выплюнул ядовитое «демон» себе под нос, как только Гаара удалился. Презрительные слова, брошенные ему в спину, казалось, не коснулись его ушей, пока тот прокладывал себе путь с площади. Темари, наблюдая за удаляющейся спиной брата, решила за ним не следовать. Впервые на своей памяти она не могла сказать точно, хотел Гаара причинить вред другому человеку или нет. Ее разум говорил «да», но увиденное только что шептало «нет». Брат вел себя странно. Она тяжело вздохнула. Во всяком случае, ее это не касается. Хорошо, что Гаара никого не убил — это доставило бы отцу еще больше проблем. Темари встряхнула головой, прогоняя из головы образ одинокой фигуры, растворившейся в толпе. У нее есть дела поважнее… и куда более безопаснее.

***

Гаара молча шел по самому краю дороги, гуляя по деревне. Чувства ностальгии и тоски по дому душили его с того самого момента, как он решился выйти из лазарета. Он не понимал, как мог тосковать по Суне, если уже был в Суне. Гаара пытался запечатлеть в памяти каждый переулок, каждую трещинку в стене и каждого прохожего. Осколки камней, галька, разбросанный мусор и разводы на окнах отчего-то привлекали его особое внимание. Даже ощущение царапавших кожу песчинок, застрявших в одежде, было на удивление приятным. С самого момента выхода из лазарета, Гаара пытался остановить дрожь в теле. Деревня, охваченная коричнево-оранжевым заревом с проблеском золота, выглядела, словно залитая солнечными лучами картина, пропитанная уютом и теплом. Яркие воспоминания из будущего, когда он наконец смог добиться любви и доверия, став Казекаге, стали наслаиваться на воспоминания с первого детства и нынешнего. Теперь в голове Гаары было три версии Суны, и на каждую у него был свой взгляд. Когда ему было одиннадцать в первый раз, влияние Ичиби на сознание было столь велико, что, когда он думал о чем-то более-менее нормальном или обыденном, его голову наполнял истошный крик. При взгляде на деревню он видел лишь загон, полный свиней, ждущих своей очереди на убой. Его детство было окрашено в серый. Он был слепцом слишком долго — не мог разглядеть теплых оттенков семейных уз, чистых тонов товарищества и ярко-красных нитей, связывающих людей друг с другом. Пока однажды мельтешащее ярко-оранжевое пятно не вытащило его из апатии, и мир вокруг не взорвался калейдоскопом цветов. Гаара правил Суной несколько лет — не очень долго, но деревня процветала. Звание самого молодого Каге Великих стран накладывало на него большую ответственность, отчего Гааре только сильнее хотелось оставить свой след в истории, доказать, что он достоин быть лидером своей деревни. Гаара не был идиотом — он понимал, что настоящая причина, по которой старейшины совета утвердили его кандидатуру на пост Казекаге заключалась в том, что они хотели удержать его на коротком поводке, привязав к деревне более чем несколькими способами. С тех пор, как Гаара примерил шляпу Каге, он неукоснительно следовал своим клятвам, чтобы стать сильнейшим лидером Деревни, Скрытой в Песках, и, в конце концов, добился уважения за свои заслуги и стремление защитить близких ему людей. Он хотел доверия, хотел принятия и, в конечном счете, понял, что все это время у него была любовь. Он заслуживал ее. Он был щитом, движущей силой своей деревни, и, сколько бы ни прошло времени, он никогда не перестанет гордиться своими товарищами и любить их. Но все исчезло в мгновение ока. Четвертая Великая Война Шиноби была совершенно непохожа на три предыдущие; она стала самым настоящим кошмаром. В те ужасные дни Гаара почти что хотел вернуть Шукаку… просто чтобы обрушить его ярость на Акацуки, Тоби или Кабуто. Он понимал, что это было совершенно нерационально, но подобные мысли временами проскальзывали в самых темных уголках его разума. Конечно, Гаара всегда хотел только мира. И одной-единственной атакой Суну почти уничтожили за ночь. Этот день Гаара справедливо считал худшим для Суны за всю ее историю. Некогда гордую и несломленную деревню, вопреки всему сумевшую выжить в самом сердце пустыни, сравняли с песком, из которого она выросла. Была в этом доля поэтичности… Но Гаара никогда не был поэтом, а потому, иронию не оценил. Единственный плюс заключался в том, что все жители деревни были вовремя эвакуированы, и многие выжили. Было неимоверно тяжело оставлять деревню, зная, что она будет уничтожена. Гаара немало удивился, узнав, что шиноби и гражданские по-прежнему продолжали называть его своим лидером несмотря на то, что у них больше не было крыши над головой и им приходилось жить в палатках. Однако люди были важнее, и принесенная жертва — в извращенном смысле этого слова — на самом деле дала им преимущество над врагом. Иронию он вновь проигнорировал. Теперь, оглядывая раскинувшуюся вокруг деревню, укрытую песчаной дымкой, он не мог избавиться от чувства, что снова потерял все. Все узы, что он создал с другими людьми, со своими шиноби, с братом и сестрой… исчезли. Но, что самое ироничное, все были живы. Гаара совершенно не мог понять, как здесь оказался. Несмотря на превосходную память, он не смог вспомнить, что именно произошло перед его перемещением в прошлое. На месте воспоминаний зияла пустота. Было сложно поверить в прыжок во времени, но это не было чем-то невозможным; наверняка, люди вроде Орочимару, Кабуто или Сарутоби исследовали бы этот феномен чисто из любопытства или с определенной целью, но Гаара никогда об этом даже не задумывался — не было повода. Гаара, целиком сосредоточившись на своих мыслях, напряженно хмурился, но едва заметное колебание воздуха оторвало его от размышлений. АНБУ. Несмотря на то, что их не было видно, Гаара чувствовал их присутствие неподалеку. Они расположились подальше — так, чтобы не слишком тревожить неуравновешенного джинчурики. Они не приближались, но Гаара мог сказать, что те явно оставались начеку. Безмолвная группа элитного подразделения следовала за ним с тех пор, как он покинул лазарет. Гаара игнорировал их, словно не заботясь о том, что его окружает дюжина АНБУ. Простояв пару минут, он резко встал, больше не чувствуя потребности мучить свой мозг в поисках ответов. АНБУ, словно безмолвные статуи смотрели, как мальчик, круто развернувшись на пятках, двинулся обратно в деревню.