Все из-за мистера Галлагера

Обвинение. Вменение кому-либо какой-либо вины. В праве подразумевается обвинение в нарушении закона, выдвинутое и поддерживаемое уполномоченными на то правом органами и лицами. Обычно за выдвижением обвинения следует либо его поддержка, выражающаяся в доказывании виновности лица, привлекаемого к уголовной или иной ответственности, либо снятие обвинения. Может ли оно достигнуть Эйдана? Вероятность есть. Если Пятый будет хитёр, либо появятся сторонники, что имеют право на постижение Галлагера за решетку в камере. Совершеннолетие Харгривза еще нужно дождаться, если у обоих есть в себе терпение. Если же нет, придется прикладывать все усилия на скрытие следов. Комната учителя хоть и малюсенькая, но весьма отдает теплотой его души: вещи творчески разбросаны, на столе разложенные бумаги, может, документы, может, записи. Интересно, ведет ли мистер Галлагер личный дневник, как Пятый? Ученик записывает туда чувства практически каждый день, просто ни один из них не проходил без происшествий. «Шестнадцатое сентября. Я узнал про новое странное чувство... когда в низу живота так сдавливает, приятно, но измученно тянет. Я никогда раньше не испытывал его. Боюсь, что это вызвал тот, кто точно не должен быть замешанным в это — мужчина, на которого я так хочу походить. Хочу быть таким же воспитанным, таким же умным, таким же красивым, завораживающим душу.. Мне нельзя показывать влечение к нему, но мои одноклассники уже, судя по сплетням, свели меня с ним, тем самым, очаровавшим мою душу. В моем носу все еще застрял его запах: нотки апельсина и корицы, не хочу его забывать. Он был таким теплым, таким мягким, хоть и боялся быть замеченным. Его забота накрывает меня с головой. Мне страшно, что я могу навредить мистеру Галлагеру. Не хочу, чтобы ему было плохо из-за меня» Последнюю запись он сделал вчера, когда отдыхал на кровати прежде, чем заняться уроками, но чувствует, что сегодня паста синей ручки вновь пройдется по желтоватой бумаге. Хочется ощутить тёплые прикосновения,аккуратные,нежные, хочется доброго слова услышать наконец, и подняться,встать на копыта, увидеть улицу такой,какая она есть. Но я почти упал, или уже? Но так хочу,чтоб кто-то подхватил, и держа за локти говорил: "Я поддержу,я помогу, я люблю“. И с каждым днём все сильнее сердце раздирает боль от смерти, и с каждой минутой легкие рвут шипы, я давно обвит лозами и розами, с шипами и когтями, я давно уже не помню мягких лилий или ромашек на ветру, они забыты. Они уж стёрты, вырваны с корнями, а я все здесь,в шипах и грезах, под мрачным небом ненаступающей весны, и окутываясь мраком, реву, кричу, вырывая собственные боли из себя, молю о слове, молю о прикосновении, поймайте ж наконец меня,дайте отдохнуть. И я сразу же рвану вперёд, как ранее бежал, только дайте время, и дайте ощущение, будто я нужен. Эйдан вновь заварил черный чай, пакетики которого он тщательно стаскивает из столовой, в две кружки, мальчишке и себе. Он кладет на небольшое блюдце пару спелых фиников, мякоть которых весьма сладка, а посудину ставит на маленькую тумбочку рядом. Мужчина присаживается рядом с тем, у кого на лице так явно проскальзывает отвращение и сожаление, и протягивает ему руку, предоставляя выбор: придвинуться ближе, подвергнуться объятиями, или же отвергнуть старшего, желая посидеть без лишнего контакта. Мистер Галлагер в Пятом не вызывает ни одной плохой эмоции, отвергающего впечатления, в частности после всего, что он для него делал. Мальчик двигается на кровати, передвигаясь поближе к тому, кто так тянет своей любезностью, к тому, кто представляет для мальчишки дом, в котором находится более чем безопасно. Опять его теплота, опять его мягкая кожа.В горле вновь застревает ком, а виски начинают пульсировать, Харгривз опять готов разрыдаться. Он обвивает мужское тело обеими руками, крепко прижимаясь, словно к родному, а лицо утыкается в плечо, ложбинку между ключицей и шеей. Он готов веками так прятаться, лишь бы не отстраняться от него, не покидать, не прекращать его ощущать. Пусть знает пусть видит пусть осуждает если хочет. «Только не рассказывайте всему остальному миру, Эйдан, хоть сейчас вы и есть для меня весь мир, хотя весь мир испуганный и презрительный — застыл в Ваших глазах. Ваш холодный взгляд... я лучше умру, чем признавшись Вам, снова его встречу». Эйдан сочувственно прижимает хрупкое тельце к себе, а руки бережливо касаются то худой спины, то черных вороньих волос, оказывающее намного мягче, чем весь хлопок в мире. Он пахнет мылом, он пахнет чистотой, но он знает, что еще он пахнет другим парнем. Парнем, что нагло воспользовался своей властью, возомнил себя черт пойми кого, и решил, что ему все дозволенно. Эйдан злился. Злился за Пятого, к которому успел так приблизиться. Почему он не может защитить его от всех гнилых душ, что здесь встречал? Почему он может лишь выдавать свою беспомощность в этой ситуации, как ему помочь? Он решил, что сейчас самым эффективным будет разрешить мальчишке сблизиться с самим собой. Дать возможность притронуться, прикрыть глаза, вдохнуть запах, утопая в обоюдных объятиях так, чтобы тот позабыл о произошедшем. Эйдан гладил его по голове невесомыми движениями ладони, пока рубашка на его плече быстро промокала и изредка издавались глухие шмыганья юношеского носа и звонкие вдохи воздуха через рот. Он шептал ему утихомиривающие фразы на аккуратное ушко, а затем утыкался в мальчишескую макушку, замечая, как прелестно она пахнет. Пятый отстранился от него весь покрасневший, лицо красное, как помидор, так еще и в крапинку. От этого учитель не сдержался, по-доброму улыбнулся и стер остатки влажности на щеках парниши тонкими пальцами. Пятому они так нравились. Нравилась изящная худоба фаланг, нравились потертые косточки и грубая кожа на подушечках. Но скорее, это было лишь оправданием или еще одной причиной для объяснения его влечения к нему. Пятый уплетает финики один за другим за обе щеки, запивая теплым чаем, а потом быстро жует, чтобы скорее ответить на реплику учителя. «Приятного аппетита, Пятый», — желает учитель, а Пятый выдает что-то коверканное, вроде «Шпашибо, Вы очень щедры». Эйдан тихо усмехается, не смев прерывать ученика от поедания съедобных плодов, все-таки голодный, почти не ел сегодня, даже жаль, что у него в запасе одни лишь коричневатые сухофрукты. Когда тот чуть смущено ставит на поверхность пустое блюдце и чашку, которая совсем недавно была заполнена чаем, Эйдан вспоминает, что по итогу они ведь хотели обсудить их дополнительные занятия. Вовсе забыл про них. «Пятый, помните про наши занятия? Как вам идея обсудить подробности сейчас?». Удивительно, как быстро Пятый успокоился благодаря паре касаний, обволакивающего шепота и фраз, что доносились из пунцовых уст. Пятый непозволительно засмотрелся на них, слишком к ним тянуло, но неумелость и страх стать стыдливым перед ним заставляли его держать себя в руках. Из подкожных мыслей его вывела фраза «Пятый, все в порядке?», сказанная несколько забавным тоном. Учитель все прекрасно увидел, но ему нельзя давать исполнить желаемое. Парень ойкнул и кивнул, а после, покраснев, попросил повторить вопрос, «Я думал, Вы мне посоветуете, как лучше... Какой график в наших возможностях сможет дать хороший результат, мистер Галлагер?». Эйдан задумался, отвел взгляд в сторону, — «Мы сможем заниматься вечером, после уроков. Но чтобы уж сильно вас не нагружать, будем заниматься три раза в неделю: понедельник, среда, пятница. Остальные дни в вашем распоряжении». Пятого устраивало расписание, но он так хотел добавить «С Вами я могу заниматься постоянно», но быстро осознал, что он не в том положении, чтобы позволять рту выговорить такое. Поэтому он выдал краткое «Хорошо, я понял, спасибо», а старший шуточно и мягко потормошил его по густым волосам, отчего тот с улыбкой пожмурился. «Раз мы тут, можем позаниматься, у вас вещи с собой», — поинтересовался Эйдан, а Пятый восторженно кивнул, — «Конечно! Я полностью выполнил домашнее задание, как Вы и просили». Харгривз обрадовался новому занятию, что он чрезмерно долго ждал, как ему казалось. Спрыгнул с кровати, подошел к своему рюкзачку, откуда начал доставать рабочую тетрадь, словарь и пенал. Эйдан в это время начал убирать стол, все те бумажки, что без стыда и совести распластались по поверхности. «"Une alliance" переводится как "обручальное кольцо", следует записать в словарь», — посоветовал мистер Галлагер ученику, а тот покорно последовал и быстро накалял слова в словаре. Главное, что разборчиво. На этот раз они читали текст про преступление, то есть загадочное убийство женщины на пляже, тайна, которая до сих пор остается неразгаданной. К слову, проверяя домашнее задание, Эйдан подметил лишь одну-две ошибки, сильно на грамматику не влияющие: Пятый неправильно написал буквы в паре слов. Быстро понял свои ошибки, кивнул, запомнил, и они продолжили обучение. Харгривз был податлив в учебе, с ним работать себе в счастье, мальчик все быстро улавливает и осознает темы, проходимые в изучении иностранного. Они продолжили тем, что Эйдан дал Пятому несколько расширенный материал на тему случаев употребления некоторых времен, а если быть конкретнее, то Passé composé — оно же прошедшее составное и Plus-que-parfait — давно прошедшее. Пятый не особо приглянулась затея придумывать к каждому из них по пять примеров, но по словам мистера Галлагера «Это необходимо, чтобы ты лучше осознал правило». Пятый возражать не стал. За час времени они успели довольно много всего, и Эйдан сообщил Пятому, что на сегодня достаточно. Он не задал ему дополнительного домашнего задания, только посоветовав повторять пройденное каждый день, чтобы к следующему уроку все не выветрилось из головы и он был подготовленным. Пятый быстренько собрал свои вещи обратно, и Эйдан встал со своего не слишком подходящего места на кровати, чтобы проводить его. «Вы молодец, Пятый. Вы многого добьетесь, в отличие от других, — сказал Эйдан ему перед уходом. – Я рад, что у меня есть такой ученик». Пятый заулыбался, смущенность вновь охватила его, а края ушек поалели. «Только не пропускайте обед», — предупредил Эйдан, стоя рядом с ним, чтобы открыть дверь и выпустить ученика. Пятый кивнул и опустил глаза, а после этого приподнялся на носки и поспешно чмокнул его прямо в чуть пухлые губы. Пока тот был в ступоре от действия его учащегося, он попытался убежать из комнатушки, но его определи, несильно поймав за плечо и заводя обратно в комнату, дверь которой он ловко закрыл. «Вы знаете, что вы сейчас сделали, Пятый?» — спросил у того Эйдан чуть строгим тоном. Он, в свою очередь, замешкался, опустил глаза и прикусил нижнюю губу в знак молчания. «Неужели я так сильно вам нравлюсь, Пятый?», — рассматривал Эйдан младшего. «Неужели нравитесь?» — повторил за ним Харгривз, встречаясь с изумрудными глазами старшего. Он хотел, чтобы его слова звучали недоуменно, будто он не понимал, как он вообще мог сомневаться в его симпатии. Эйдан хмыкнул столь проявившейся харгривзовой уверенности и отступил всего на полшага назад, чтобы хотя бы не вжимать мальчика в дверь, а тот мог спокойно выдохнуть и расслабить грудную клетку. «Вы же взрослый мальчик, должны понимать, что за каждым действием следуют последствия». Пятый снова залился своим болезненным румянцем и виновато опустил глаза. «Прогоните меня, отвергните меня, и я больше вас не потревожу, parole d'honneur¹», — ответил он, словно щенок скулил, прося о помощи. Прося о том, чтобы его не бросали. Вообще-то, Эйдан хотел его просто припугнуть. Он осторожно приподнял подбородок Пятого, нежно обхватив его пальцами и спокойно заглянул ему в стеклянные глаза: «Потерпите немного, Харгривз, и вы узнаете мой ответ. Ступайте». Учитель отошел, склонив голову в бок со скрещенными руками на груди и пронаблюдал, как тот кивнул, бросил тихое «До свидания» и выскользнул в коридор, придерживая спадывающий рюкзак с плеча. Пятый прошел чуть дальше по коридору и длинно выдохнул, сжимая пальцами натянутый дальше запястья рукав. Сердце у него стучало так, что в глазах темнело, и ни о какой «порхающей легкости» после первого поцелуя, о которой писали в книгах, не было и речи. Он точно решил над ним поиздеваться, как он должен вытерпеть еще больше, если и пары дней не смог?