Все из-за мистера Галлагера

«Любви нет, есть только доказательства любви». Если так, то что же может служить ее доказательством? Верность? Но она зависит скорее от нашего темперамента, личной морали и господствующих нравов, а не только от глубины чувств к партнеру. Сексуальное влечение? Но оно может со временем угасать, а любовь остается. Тем более, остается та любовь, что кончилась болью. Если бабочки в животе — влюблённость, то знайте, они умирают. И умирают довольно быстро, но время течёт, и на месте их последних взмахов крыльями прорастают цветы. Это что-то более крепкое, с чем даже сама влюблённость не сравнится. Ненависть? Любовь? Боль? Ожидание или обиды? Наслаждение или страдания. То, что мы сами укрепляем, продолжая поливать цветы своими словами и поступками. Любовь — растения, обрастающие вокруг вашего сердца, но как жаль, что порой цветы бывают с шипами. Это не язык цветов, скорее взращивание неземных чувств, но они тоже имеют свойство умирать. Вам решать, что они обозначают и сколько будут жить. Любовь вносит идеальное отношение и свет в будничную прозу жизни, расшевеливает благородные инстинкты души и не дает загрубеть в узком материализме и грубо-животном эгоизме. Но без нее вас душит одиночество. Может в первое время вы и плюете на это, мол «Мне и одному хорошо», «Одиночество — это потрясающе», но, как говорится, каждой твари по паре. Всем нужна любовь и забота, всем нужен тот самый человек, с которым ты сможешь прочувствовать многие аспекты жизни, впуская их в свою ненаглядную душонку. «Я не позволял своей любви высказаться вслух, однако, если взгляды могут говорить, то и полный дурак догадался бы, что я по уши влюблён. Она меня наконец поняла и стала бросать мне ответные взгляды — самые нежные, какие только можно вообразить. И как же мне вести себя дальше? Сделаться чертовой ледышкой? Да, наверное, этот тот самый тип привязанности, при которой ты боишься взаимности. Да, ты можешь буквально зависеть от человека месяцами, даже годами, но если получишь ответное признание, то вся твоя влюбленная окрыленность разом исчезнет. Тебе может стать даже противно от этого человека, в которого ты был влюблен по уши, из-за которого твои взгляды на жизнь помутнели, а разом перестал здраво мыслить, выбирая решения, что помогут сблизиться тебе с этим самым, а не те, что положительно повлияют именно на тебя. «Какая глупость – эта Любовь», — размышлял студент, вернувшись домой с литературного института, — «В ней и наполовину нет той пользы, какая есть в Логике. Она ничего не доказывает, всегда обещает несбыточное и заставляет верить в невозможное. Она удивительно непрактична, а так как наш век — век практический, то вернусь я лучше к Философии и буду изучать Метафизику». Высказался однажды Галлагер помоложе при разговоре с семьей с заученной темой любви. И он вернулся к себе в комнату, вытащил большую запыленную книгу и принялся её читать».

***

Кошмар. Пугающий, тяжкий, даже гнетущий. Мальчишка просыпается в поту, из-за чего тело прохладно обдувается легким ветерком из приоткрытого окна, проветривающего общую комнату. Его сосед определенно был взволнован поведением Харгривза во сне: суетился, хмурился, тихо скулил. «Ты в порядке, Пять?», — спрашивает его Ричард, тот, кто и заметил его странности во сне, что нёс мальчонке только страх. «Да...все в норме, кажется. Спасибо, прости, что разбудил» — тоскливо проговаривает Пять, вытирая тыльной стороной ладони влагу со лба, из-за которой намокли пару прядей челки из темных волос. Ричард мычит, проговаривая, что якобы ничего страшного, а потом возвращается, ложась на свою койку в попытках уснуть вновь, что получается весьма быстро, пока сам Пять ложится на спину и складывает ладошки на груди, устремляя зеленоглазый взор на потолок. Лишь бы это не стало реальностью, он не выдержит такой ноши. В голове сразу вспоминаются отрывки, колотящие сердце и разрывающие головные виски: «Это ты виноват, Пятый», — в чем же он виноват? В том, что влюбленность окрылила его голову? А вдруг из-за того поцелуя... Может тогда все узнали об этом, а мистер Галлагер не выдержал позора? Нет уж, он бы так не поступил! Мистер Галлагер может решить проблемы более гуманным способом, чем простым побегом, иначе бегать придется долго. Успокоив себя накрученными мыслями, паренёк вновь засыпает с более расслабленным разумом, который, к благу, больше не тревожили нежелательные сонные иллюзии.

***

Да, как и предполагалось, это был лишь кошмар, что заставил того потрепаться, да понервничать, но, проходя мимо еще пустого кабинета, Пять мельком увидел преподавателя, что невозмутимо готовился к очередному своему уроку, безмятежно раскладывая на рабочем столе папки, да файлы с распечатанными текстами на бумаге, то бишь маршрутными листами с планом проведения французской литературы. Хотя, наверное, увидев бы Эйдан его, то напрягся бы, учитывая события прошлого дня, за которые он не объяснился, лишь просто извинился, но этого ученику явно недостаточно. Несмотря на это, Пять понимает, что сейчас определенно не время для вопросов об этом, ведь учитель занят и сам не до конца понимает мотив своих действий, а Харгривзу уже нужно торопиться, иначе опоздает на урок истории, преподаватель которой весьма строгая женщина, не любящая непунктуальных особ, да и, судя по всему, неответственных по отношению к ее уроку. Звонок прозвенел еще двадцать минут назад, но тема Англии эпохи Средневековья хоть и в начале была интересна Харгривзу, вскоре перестала, ведь монотонный голос учителя-старушки постепенно безвыходно вводит в сон, что вышел этой ночью весьма неудачным. Очередные закорючки вырисовываются чернильной пастой ручки на краях тетрадных листов, голова опирается на руку, поставленную локтем на парту, а пальцы скучающе касаются прядей темных волос, всячески их закручивая. Однако, тоскующую головушку спустя минут так пять, или вовсе десять, не знаю, время, находясь на уроке, проходит вовсе запутанно, но к Пятому приходит идея поучаствовать в каком-то школьной олимпиаде по тому предмету, в котором он силен. Тут же возникает пара вариантов: английский язык, зарубежная литература, или же французский, но в нем он лишь продвигается, значит первые два. Английский? Ему определенно нужно расширить свой словарный запас устойчивыми выражениями, идиомами, поговорками, вдобавок, поднять уровень грамматики. Это займет много времени, вдобавок учитывая, что делать все это придется самому. Литература? Да, наверное, Пятый много читает, знаний у него достаточно по поводу авторов, их произведений и изречений. Скорее всего, в первых этапах будет что-то вроде анализа, соответствий и тому подобное. Если же он их пройдет, к чему он будет стремиться, то нужно и поднять навык написания эссе по различным темам, к примеру, заучить структуру того же аргументированного эссе, поучить вводные слова, с которых может начаться абзац, а самое главное — научиться писать, не уходя от темы, как это обычно у него бывает. К тому же, репетитор у него уже есть. Осталось лишь убедить его в помощи по другому предмету, может даже придется оставить французский на некоторое время, но! Если он выиграет школьную олимпиаду, сможет поехать в город и писать следующий тур там, наконец выбравшись из стен школы Уорикшир.

***

«Вы сможете мне помочь, мистер Галлагер? Вы единственный, кто здесь разбирается в литературе», — упрашивает мальчишка своего репетитора, что ранее ему объяснял, как будет сложно совмещать повседневную учебу с подготовкой к олимпиаде, что по плану совсем скоро, а подтянуть нужно много чего, вдобавок изучение французского. «Мистер Галлагер, пожалуйста, я готов пока отложить французский, честно! Я очень хочу попасть во второй тур, он будет в городе, ну пожалуйста!», — горько проговаривает Харгривз, даже дотронувшись до ладони мужчины, чтобы тот поверил его намерениям и его огромному желанию. «Хорошо-хорошо! Но учти, готовиться придётся каждый день, олимпиада уже через неделю, а нам нужно по многому пройтись», — шумно выдыхает учитель, поняв, что тот в любом случае примет участие, с его помощью или без, но конечно будет лучше, если его знания будут расширяться с чьей-то помощью, а не только в одиночку. «Спасибо большое, мистер Галлагер, Вы всегда выручите!», — лучезарно улыбается Пятый, набросившись на того с неожиданными для обоих объятиями, обнимая того за шею, ведь Пять встает со стула, а тот не успевает из-за резких действий и остается сидеть, потому уровень обнять за торс ему не позволяет. Эйдан же мягко улыбается, нежно обнимая того в ответ и кладя подбородок на плечико подростка, ощущая от того запах корицы, видимо, от недавно съеденной на обед булочки. Он неосознанно подмечает, что этот запах ему очень подходит, передавая весь его характер, вроде бы такой мягкий, но в нужных ситуациях умеющий дать какой никакой отпор. Это ему и нравится... Эйдан, перестань. Вчера ты и так позволил себе лишнего, слишком перешел границы дозволенного. Лучше бы тебе вообще отдалиться от него, но эта чертова олимпиада... Нужно быть осторожнее, мальчишка и так влюблен, но вдруг после вчерашнего напуган? А если он кому-нибудь расскажет? Нет же, Пятый мальчик смышленый, знает, что от подобного могут быть проблемы не только у Эйдана, но и у него самого. Придется расставить границы ученика и учителя, ничего более. Им повезло, что их не застукали, но в следующий раз такой удачи может не быть. «Начнем с завтрашнего дня, Пятый»