Магистр в мире Аватара

С тех пор, как в Облачных глубинах поселились приглашённые адепты из других Великих орденов, жизнь, мало по малу, начала меняться, и не понять так уж сразу, было ли то изменение плохим или же хорошим. Хотя, вернее будет сказать, что колея событий сместилась со своего привычного неспешного русла куда-то в кусты ещё в самом начале этого года. Орден Белого Лотоса после стольких лет затишья наконец активизировался, начав активно готовить КППА и, возобновив общение с Главами Великих орденов, что сулило последним лишь головную боль. Политическое море тоже начало штормить по каким-то неясным причинам, что так же не добавляло позитива, ведь, хоть пока что эти волнения тревожат лишь знать, в чьи дела ордена́ не лезут, однако, не ровен час придётся, если так случится, что в дело начнут вмешиваться незарегистрированные заклинатели или политические весы начнут опасно накреняться. Ярче всего это отразилось на Юньмэне, в котором едва не произошёл государственный переворот, но проблемы не обошли стороной и другие державы. Всё чаще Сичэню приходили вести о странных происшествиях на территории ГуСу, которые он по мере возможностей старался решать. Благо, Главе Лань помогал Второй наследник Не с поиском, проверкой и обработкой информации, давая при этом весьма годные рекомендации насчёт того или иного дела, из-за чего Лань Сичэня иногда так и подмывало устроить Не Хуайсану договорной брак с кем-нибудь из адептов Лань, чтобы оставить его в Облачных глубинах навсегда, но навязывать браки наследникам, тем более чужим, было нарушением правил Великих орденов и, к слову, действом весьма аморальным с точки зрения чужих прав. К сожалению. В любом случае, почти сразу после празднества Нового года был устроен Совет орденов, на котором, помимо обсуждения обычных вопросов и активизации КППА, был выбран орден, в котором организуют съезд целителей из разных Великих орденов и бонусом обучение приглашённых адептов тех же орденов. Подобное происходит раз в пять-десять лет и на этот раз выбор пал на орден Лань, из-за чего, вскоре после совета, от Великих орденов один за другим приезжали делегации по проверке условий проживания для своих адептов и повезёт ещё, если они приехали действительно за этим, как Цзяны и Не, а не просто чтобы за закрытыми дверями поболтать с Сичэнем, как Цзини. В любом случае, головная боль этой зимой преследовала всех Глав, включая даже мелкие ордена, находящиеся под патронажем Великих. С началом весны суматоха поуспокоилась, пусть и не сошла на нет, и, вроде бы, можно было, наконец, вздохнуть полной грудью, однако, сердце Лань Сичэня сковали совсем иные тиски, забивающие итак занятую голову непрошенными мыслями. Неожиданно выскочившие чувства ко Второму наследнику ордена Цзян, если быть точным. Цзян Чэн казался Сичэню интересным, не таким как все, но, тем не менее, очень знакомым, почти что родным, потому что состоял из занимательных противоречий, подмечая которые, Глава ордена Лань начинал улыбаться по-другому, мягче, сверкая медовыми глазами. Ваньинь на первый взгляд казался грубым и нелюдимым, даже агрессивным, и в какой-то степени это действительно так, но... У Лань Сичэня всегда была хорошая интуиция, непревзойдённая наблюдательность и острый ум, что отлично помогало разбираться в людях. Он замечал и распознавал каждый жест, мимику, движение глаз, мурашки — любое микродвижение собеседника. Поистине дар. Который помог ему разглядеть сокровище. Раньше, когда Первый наследник Лань, а ныне и Глава ордена, общался с Цзян Ваньинем, он никогда внимательно не всматривался во Второго наследника Цзян: не было какого-то особого интереса. К тому же, вокруг Сичэня на Собраниях орденов всегда вились другие люди, надеявшиеся утянуть в свой водоворот из давно надоевших однообразных бесед, так что и времени-то смотреть по сторонам было не то чтобы много. Однако, недавно, буквально этой зимой, незадолго до первых дней весны, Второй наследник Цзян посетил Облачные глубины. Конечно, не один: там были и Глава ордена Цзян с Первой наследницей, но те, в основном, общались со Старейшиной Циженем, оставляя Ваньиня гулять одного, а Сичэнь всего лишь предложил составить ему компанию. Со стороны обычного наблюдателя могло казаться, что у Цзян Чэна есть два состояния — спокойствие и злость, на которую он переключался словно по щелчку пальцев, но Лань Сичэнь был категорически против этого заявления, потому что он видел правду. Рядом с ним (как и с любым другим малознакомым человеком, если верить наблюдениям), Цзян Ваньинь всегда напрягается, хоть и пытается скрыть это спокойным видом. Не подходит слишком близко, тщательно подбирает слова и в целом выглядит как натянутая тетива, готовая в любой момент пустить стрелу или дать стрекоча, но всё это было лишь непроизвольно защитной реакцией, направленной на то, чтобы скрыть настоящие эмоции, например, смущение. Цзян Чэн не был против чужой компании, но совершенно не знал как себя вести, чтобы не обидеть собеседника, и это казалось Лань Сичэню таким трогательно милым, что его лицо едва не трескалось от улыбки. Этим Ваньинь очень походил на Второго Нефрита Облачных глубин — Лань Ванцзи. Лань Чжань, на самом деле, был довольно эмоционален, если смотреть сквозь маску спокойствия и равнодушия, прямо таки олицетворяя собой одну небезызвестную пословицу: "В тихом омуте черти водятся". Так было с самого детства, если не сказать с рождения. Подверженный строгому воспитанию Лань Циженя, человека, по сути, заменяющего Нефритам отца, поскольку сам Цинхэн-Цзюнь утопал в делах, не находя времени на сыновей, Ванцзи вырос очень тихим и по характеру нелюдимым, что особенно ярко начало проявляться со смерти матери. Он не проявлял ни к чему особого интереса, общался с другими лишь по необходимости и чуть ли не стал настоящим монахом в свои неполные семнадцать лет, отринув всё мирское. Теперь же, стоит отметить, если раньше его эмоции еле тлели в однообразии серых будней, то сейчас разгорелись как пожар с появлением в Облачных глубинах адептов Цзян, а если точнее, Первого ученика ордена Цзян — Вэй Усяня. Этого юношу Сичэнь действительно увидел впервые лишь в этом году на Церемонии Дарения, поскольку, судя по всему, тот далеко не любитель присутствовать на собраниях орденов, хотя вести о нём доходили даже до ГуСу, как о гениальном и талантливом тройном маге, получившим титул Первого ученика в довольно юном возрасте и оправдав возложенные на него ожидания, однако, помимо этого, ходили также слухи о его легкомысленной и игривой натуре, что, в прочем, не было таким уж большим минусом в глазах Лань Сичэня. Усянь действительно оказался весёлым и шутливым человеком, раз оказался способен разговорить даже Лань Чжаня. Однако, тот факт, что его здесь пребыванию сопутствовало письмо от Главы орден Цзян с предупреждением и заблаговременными извинениями, право слово, вводил в ступор, хотя, вроде Вэй Ин до сих пор ничего такого не выкидывал, разве что, тот случай с алкоголем, но Сичэнь считал это скорее забавным, чем плохим, тем более, что Вэй Усянь исправно выполняет наказание, попутно своим присутствием поднимая настроение Лань Чжаню. Подобное времяпрепровождение вышло довольно двояким, потому что иногда юноши просто болтают, поднимая интересные вопросы, как в тот раз, когда Усянь предложил заменить переписывание правил на копирование старых свитков и книг, а иногда происходят неприятные курьёзы, как в тот раз, когда по глупости своей Вэй Ин подарил Лань Чжаню его портрет, тем самым страшно расстроив, после чего Ванцзи пришёл к брату чуть ли не плача. Чувства самого Второго Нефрита интересовали Сичэня не меньше всего остального. Впервые Глава ордена Лань услышал о влюблённости своего младшего брата от своего главного и, пожалуй, за ненадобностью, пока что единственного информатора — Не Хуайсана, который один из первых заметил перемены в поведении всегда отстранённого и безразличного Лань Ванцзи. И в тот вечер, когда Лань Сичэнь позвал своего младшего брата на чаепитие, он уже тогда хотел подтвердить эти догадки. Ему было интересно: из чего зародились эти чувства? Неужели, после того невероятного и впечатляющего поединка, о котором в Облачных глубинах судачили адепты ещё около недели? В любом случае, это не так уж и важно. Старший из Нефритов был счастлив просто от того, что Лань Чжань потихоньку начал вылезать из своей раковины ради кого-то, а этот кто-то, по наблюдениям самого Сичэня, в будущем скорее всего ответит на эти чувства взаимностью. И, может быть, Первый Нефрит на самом деле чувствует, что его брату придётся глотнуть свою порцию страданий на пути к счастью, но это только его путь, поэтому, Лань Сичэнь пообещал самому себе не вмешиваться без необходимости. Однако... Это не значит, что он не будет помогать в мелочах. У Не Хуайсана есть талант в добыче информации, этого не отнять, к тому же, он прекрасно осведомлён и о той самой способности Сичэня, пусть последний до сих пор не может понять откуда. Это значит, что Второй наследник ордена Не не станет лгать. Юлить, недоговаривать, — разумеется, но не врать. Поэтому, Цзэу-цзюнь действительно прислушивался к его словам, пусть внимательно следить за формулировкой чужих слов уже давно вошло в привычку. Если Незнайка принёс информацию, значит, хотя бы, на процентов восемьдесят она абсолютно правдива, даже если он не мог предоставить доказательства сию минуту. Поэтому, когда Лань Сичэнь услышал о дерзкой выходке Су Миншаня, он не поставил чужие слова под сомнение. Разумеется, Глава ордена Лань знал об этом приглашённом ученике родом из Молин Су — подконтрольного Ланям мелкого ордена, практикующего смешанные стихии. Су Шэ поступил на обучение в Облачные глубины в качестве приглашённого ученика несколько лет назад и, к этому времени, благодаря усердию и толике таланта, смог выбиться во внутренний круг, заполучив одобрение и расположение большинства Старейшин, а всё из-за того, что был влюблён в Лань Ванцзи, о чём, опять же, как бы между делом сообщил Не Хуайсан. Раньше, этот человек не особо заботил Лань Сичэня, поскольку благоразумно держался от Второго Нефрита на почтительном расстоянии и не пытался навязать Ванцзи свои чувства. Глава ордена Лань и вовсе бы забыл о нём, если бы не прекрасная память, ничуть не уступающая таковой у Лань Чжаня. Однако, этот самонадеянный юнец посмел из банальной ревности не просто солгать Первому ученику чужого ордена на глазах Второго Нефрита, но ещё и солгать о подконтрольных этому Первому ученику адептах, что уже является выходкой куда более серьёзной. Первые ученики ордена несут ответственность за обучение и жизни своих подопечных, поэтому они должны зорко следить за отношениями и поведением своих адептов, отвечая головой за любые их промахи, поэтому врать Первому ученику о каких-то проблемах его адептов запрещено. Сделать это всё равно что стать мальчиком, кричащим "волки". За такие выходки, ещё и настолько бездарно выполненные, адептам полагается строгое наказание, и, в зависимости от ситуации, дело может дойти даже до дисциплинарного кнута, но это в крайнем случае. Теперь, когда у Лань Чжаня, наконец, появился человек, разжигающий в нём чувства, такие люди, как Су Шэ, влюблённые, но завистливые и ревнивые, не должны мешаться Второму Нефриту под ногами, поэтому, вместо того, чтобы наказывать Миншаня, Сичэнь просто отослал его обратно в Молин Су, уведомив Старейшин о поступке юноши, но не разжигая слухи и не давая повода узнать об этом самому Ванцзи. Всё-таки, несмотря на то, что Сичэнь, будучи старшим братом, естественно ратует за благополучие младшего, вмешательство в личную жизнь Лань Чжаня, несомненно, не понравится последнему, это нормально, все же Ванцзи довольно упрям в своём принципиальном желании решать все свои проблемы самостоятельно. А в упрямстве с братьями Нефритами могут посоперничать разве что ослы-кролики.

***

В тот февральский день, когда гости из ордена Цзян почтили своим присутствием заваленные снегом Облачные глубины, Лань Сичэнь выбрался на небольшую прогулку после того, как, наконец-то, разгрёб все свои документы, часть из которых взял на себя Ванцзи, чтобы под благовидным предлогом не появляться Юньмэновцам на глаза, за что старший из Нефритов ему был даже благодарен, несмотря на всю грубость этих действий. Сичэнь бесцельно бродил в пучинах родного ордена, не задумываясь меняя дорожки, маневрируя между спешащими по делам адептами и дыша полной грудью после, без шуток, недель сидения взаперти за рабочим столом в окружении бумаг. Наконец ему перестало казаться, будто яркий запах туши заменил собой благовония, навязчиво въедаясь под кожу. Глава ордена Лань наткнулся на Второго наследника Цзян абсолютно случайно, заметив его одинокую фигуру, стоящую перед одной из оборонительных стен, простирающихся вдоль территории Храма магов воздуха. На той части стены, как Сичэнь знал, были выгравированы картины, иллюстрирующие историю и жизнь основателя сначала клана, а затем и всего ордена Лань — Лань Аня. Эти гравюры были данью памяти о прошлом, построенном самим основателем ордена, храме, в котором жили, как их тогда называли, боевые монахи, прежде чем переехать сюда. Первой наследницы и Главы ордена Цзян поблизости видно не было: вероятно, они распивали чаи со старейшиной Циженем, а Второй наследник Цзян вышел прогуляться, не видя смысла или не имея настроения сидеть с ними. Цзян Ваньинь выглядел довольно сосредоточенным, смотря на изображения с привычно нахмуренным видом, и Лань Сичэнь впервые заметил, что это выражение лица просто было дано юноше от рождения, хотя, раньше он думал, что Второй наследник Цзян банально не любит находиться на собраниях, а от того и вечно хмурится. Впрочем, на этих собраниях никому не нравится находиться, так что и немудрено. Глава ордена Лань, замерев на пару мгновений, подошёл ближе, привлекая внимание Цзян Чэна — по снегу ходить бесшумно даже с воздушной поступью трудно. — Могу ли я составить вам компанию? — Спросил Сичэнь с мягкой улыбкой. Пока его снова не завалили бумагами он был не прочь прогуляться в компании с кем-нибудь, тем более, что он считал невежливым оставлять одного из своих гостей бродить в одиночестве, если только сам Ваньинь не хочет именно этого. Второй наследник Цзян перевёл на неожиданно появившегося Главу ордена свой тёмный взгляд, который для простых людей в купе с поджатыми губами и сердито изогнутыми бровями выглядел бы недовольным, если не сказать откровенно рассерженным, но вот Сичэню повезло родиться с особым даром, позволяющим очень тонко понимать людей. Старший из Нефритов увидел на чужом лице удивление, симпатию и нечто вроде неловкости, будто Ваньинь, несмотря на всё своё образование и грозный вид, просто-напросто растерялся, когда к нему подошёл Сичэнь, и это показалось последнему таким милым, что он невольно улыбнулся ещё ярче, смущая собеседника ещё больше. — Почту за честь. — С уважением кивнул Цзян Чэн, постаравшись придать своему лицу как можно более спокойный и безразличный вид. На сколько Лань Сичэнь мог судить, Ваньинь согласился по большей части лишь из-за разницы в статусах, всё же отказ в такой маленькой просьбе от Главы ордена со стороны Второго наследника может считаться оскорблением. Однако, никаких отрицательных чувств Цзян Чэн к Первому Нефриту не испытывал, и даже больше — в его поведении можно было найти намёк на симпатию, учитывая, что и лицу он постарался придать как можно более спокойное выражение лица лишь чтобы не обидеть собеседника. Голос у Второго наследника Цзян был уверенный, твёрдый, привыкший раздавать указания и направлять подчинённых, а говор, как и у всех Юньмэнцев, грубый, но говорил он не без заметного уважения. — Эти картины, — Первый Нефрит взглядом указал на покрывающие стены гравюры, которые доселе молча рассматривал Ваньинь. — повествуют о основателе ордена Лань, Лань Ане. Их скопировали в память о нашем прошлом храме. Второй наследник Цзян кивнул и, стараясь казаться безразличным, но на самом деле, что явственно заметил Сичэнь, с некоторым смущением ответил: — Меня заинтересовал способ гравировки. Такая техника исполнения не распространена в Юньмэне и я всё никак не мог понять какой инструмент использовали. Лань Сичэнь удивлённо моргнул и, снедаемый интересом, посмотрел на Цзян Чэна. — Второй молодой господин увлекается резьбой? Ваньинь смущённо отвёл взгляд, всё ещё строя из себя само воплощение спокойствия и безразличия, хотя до Лань Ванцзи ему было как пешком до мира Духов. — Немного, в качестве хобби, когда есть свободное время. Вообще, если посмотреть на настоящего Цзян Чэна, не обращая внимание на внешность и кажущуюся неприветливость, он окажется приятным юношей, достаточно умным и образованным, чтобы с честью носить свой титул, просто у него есть некоторые проблемы с общением, связанные, в основном, с неумением показать себя с правильной стороны и недостатком этого самого обычного общения. Не желая говорить о политике в такие редкие минуты отдыха, они перекидывались мнениями насчёт самых будничных тем, неспешно и бесцельно продвигаясь вдоль паутинкой рассыпанных каменных дорожек, на которых с самого раннего утра уже был убран снег и рассыпан песок. Времена года по разному сказываются на Облачных глубинах, в отличие от Юньмэна, где климат круглый год практически не меняется, как вскользь успел заметить в одном из разговоров Цзян Ваньинь. Многочисленные деревья и кустарники, которые ещё осенью пестрили всеми оттенками зелёного, жёлтого и красного, расстилаясь приятным глазу ковром по земле и кружась в маленьких вихрах, гонимые, может и не сильными, но точно настойчивыми ветрами, сейчас стояли неприглядно голыми и, почему-то, казалось, одинокими, несмотря на вполне себе кучное расположение. По ветвям активно прыгают распространённые в этих краях голубые сойки и ещё какие-то птички, чьё название Цзян Чэн затруднялся назвать, но за которых то и дело цеплялся его тёмный взгляд. Лемуры, если верить словам Лань Сичэня в период поздней осени впадают в спячку, отсыпаясь чуть ли не до середины весны, что, право слово, немного расстроило Ваньиня, любящего всяких пушистых зверушек, однако, он старался не подать виду. Тщетно, конечно, но всё же. Собачий холод пробирает до костей, заставляя уроженца Южного континента невольно хмуриться и вздрагивать, когда прохладный ветер ласкал ему лицо, иногда принося с собой снежную пыль, оседающую и моментально таящую на разгорячённой коже, да потирал озябшие пальцы, по привычке сложив руки за спиной, невольно подражая в этом своему отцу, потому что запамятовал взять из своей Минши перчатки. Маги огня довольно терпимы к низким температурам, но это не значит, что они её не чувствуют. Они гуляли не сказать, что очень долго, всё же одному нужно было взяться за работу, а другому вернуться к семье, а потому лишь тепло попрощались да разошлись, когда колокол вновь оповестил их о прошедшем времени. Делегация из ордена Цзян должна была пребывать в Облачных глубинах ещё пару-тройку дней, но юноши не договаривались о новой встрече, быть может, были заняты, а может, просто не видели смысла. Но даже так, на следующий день они снова встретились на бесцельной прогулке, чтобы праздно поболтать и снова разойтись перед самым началом ужина, и на следующий день, и на все грядущие вплоть до самого отъезда делегации обратно в Юньмэн. Эта забава — встречи вслепую, за глаза прозванная парнями "насмешкой судьбы", чуть ли не сразу превратилось в какое-то подобие почему-то волнующей кровь игры. Они не договаривались о встрече, не раскрывали свои планы на ближайшие дни и выходили гулять в совершенно случайное, как им казалось, время, но отчего-то, несмотря ни на что, всё-равно каждый раз встречались и посвящали следующие полчаса-час только друг-другу, безо всяких лишних договорённостей, сохраняя обоюдное молчание на счёт всей этой ситуации и не пытаясь найти причину этих загадочно удачных случаев, потому что, если это случится, игра потеряет весь свой смысл и вот это странное, привлекающее обоих, загадочное очарование. Так в какой-то момент Лань Сичэнь из Главы ордена стал просто Цзэу-цзюнем, а Второй молодой господин Цзян Ваньинем, но не это было самым интересным случаем в их недолгой дружбе.

***

В очередной раз случайно натыкаясь на стоящего в одиночестве Цзян Чэна, Сичэнь хотел было уже направиться к нему, как внезапно замер на полушаге. Ваньинь был одет по погоде — в массивную зимнюю мантию с меховым воротом, да с тёплыми перчатками на ладонях, которые в кой-то веки не забыл взять с собой на прогулку. Второй наследник Цзян стоял близ одной из диких яблонь, что были раскиданы по всей территории Облачных глубин, и тянул правую руку к одному из висящих там призрачных яблок. Эти яблони, так уж вышло, довольно позднее дерево, чьи плоды зреют только осенью, и, если так получилось, что гору ударяют ранние морозы, эти самые плоды частенько покрываются слоем льда. Не способные упасть, яблоки гниют внутри ледяной тюрьмы и вытекают вниз, оставляя на ветке лишь своё ледяное подобие, к которому сейчас тянулся Цзян Чэн, не отрывая взгляда. Однако, внезапно на его раскрытую ладонь, уселась птичка — голубая сойка, прятавшаяся среди голых, обнесённых белёсым снегом ветвей. Подобное поведение не было редкостью для живущего на горе зверья — всё же Лани никогда не охотились на них и не мешали жить, а потому и птицы, и животные были удивительно храбры, не боясь подходить к людям, а от Ваньиня в этот момент наверняка ещё и разило теплом, что, вероятно, и привлекло пернатую певицу. Та застрекотала что-то на своём на птичьем и улеглась в раскрытой ладони, греясь о перчатку. Сичэнь с большим интересом перевёл взгляд с пернатой нахалки прямо на лицо застывшего в удивлении Цзян Чэна, потрясённо смотрящего на занятую синей птицей ладонь. Что интересно, несмотря на изогнутые в очевидном смятении брови, Ваньинь не пытался хоть как-то прогнать птицу, лишь, будто решив что-то для себя, осторожно, чтобы не спугнуть сойку, поднёс вторую руку к лицу, аккуратно стянул перчатку, взявшись зубами за её краешек. Той же незанятой рукой, Второй наследник Цзян подхватил перчатку, небрежно засунув её себе за пояс, и поднёс теперь уже свободную от ткани ладонь к прикорнувшей птице. Следующие моменты Лань Сичэнь не забудет уже, наверное, никогда. Как вокруг этой второй ладони, застывшей в десяти сантиметров от голубой сойки, вдруг воздух начал уходить вверх, что Первый Нефрит, прозванный сильнейшим магом воздуха на континенте, просто не мог не заметить. Цзян Чэн, будучи помимо воды ещё и магом огня, начал нагревать воздух перед ладонью, не создавая пламени, просто чтобы помочь согреться певчей птице, коих по всей территории ордена летают бесчисленные множества. На лице Ваньиня на долю секунды отразилось смущение от собственных действий, которое он рефлекторно попытался спрятать, состроив грозную гримасу, но скрыть куда более покрасневшие щёки от зоркого взгляда случайного зрителя — Лань Сичэня, было невозможно. Именно смотря на эту сцену, сердце Главы ордена Лань пропустило удар, напоследок мягко кольнув в груди и заставив улыбнуться настолько искренней и яркой улыбкой, что не составило бы труда догадаться о природе охвативших его чувствах. Они не знали сколько потратили времени, стоя в приятной тишине, пока один человек заботливо отогревал маленькую синюю птичку со всех сторон, совсем позабыв за этим занятием осмотреться по сторонам, а второй, с не меньшим энтузиазмом смотрел на первого. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Со звоном колокола сойка, встревоженная звуком, спешно улетела, будто по своим невероятно важным делам. А Цзян Чэн, проводив её юркую пернатую фигурку взглядом, встряхнул затёкшую руку, разминая плечи и похрустывая костяшками, без особого интереса скользя мимолётным взглядом вокруг себя, но не заметил стоящего невдалеке Лань Сичэня, и просто пошёл вперёд, совсем забыв о висящих на ветвях яблоках изо льда. Они встретились этим же днём немного позже, но, как будто, с другой, более мягкой и тёплой атмосферой между ними, пусть Ваньинь и не заметил разницы.

***

В светлой и уютной комнате, ярко освещаемой солнцем, чьи лучи проникали сквозь открытые ставни окон, ненавязчивый запах древесных благовоний смешивался с приятным ароматом фруктового чая и душистых цветов. Кабинет был обставлен не то чтобы прям богато, но точно со вкусом. Мебель, сделанная из красной древесины и украшаемая узорами облаков да воздушных вихрей, была подобрана грамотно и размещена по правилам Фэн-Шуй, создавая довольно гармоничное впечатление. На полках было не сказать, что прям много вещей, однако, комната, тем не менее, выглядела достаточно обжито. На стенах висели полотна с написанными тушью пейзажами и стихами, выполненными в разных каллиграфических техниках одним и тем же человеком — хозяином комнаты. В центре за низким столиком на бархатных напольных подушках напротив друг друга расположились юноши, разлив по фарфоровым чашкам душистый красный чай. На столике меж ними были расставлены различные свежие закуски и сладости — слуги принесли их незадолго до прихода гостя. Один из молодых парней, одетый во всё фиолетовое со вставками тёмного цвета, огладил подушечкой пальца узор на свой чаше, прежде чем неспешно поднять её к губам. Цзян Ваньинь выглядел нарочито невозмутимо, стараясь под маской спокойствия скрыть невольное смятение и смущение, рождённое из повисшей в воздухе тишины. Привыкший к вечной болтовне со стороны своего брата, семьи или помощников во время таких вот чаепитий, он чувствовал себя некомфортно в молчании. Создавалось впечатление, будто один из собеседников сказал что-то не так, и юношу это нервировало. Обычно он заплетал косички с двух сторон и делал пучок, чтобы волосы не мешали за работой или на тренировках, однако, теперь, когда у него не в пример больше свободного времени, он просто закалывает часть из них шпилькой, а остальное оставляет распущенным, что однозначно выглядит опрятней, чем у его вечно взлохмаченного брата. На этот раз на нём была его излюбленная мантия-безрукавка, в которую он частенько облачался гуляя или тренируясь в Юньмэне, а потому, извилистые татуировки на его руках, сочетающие в себе острые всполохи пламени и плавные водные вихри, ничем не прикрывались, позволяя детально рассмотреть себя. Именно в эту мантию он был одет, когда пересекал ворота Облачных глубин во второй раз, скользя сквозь дымку плотного тумана. Лишь на запястьях остались широкие и плотно прилегающие кожаные браслеты, хранящие в себе воду. Адепты Цзян обязаны носить их по уставу, так что нет ничего удивительного, что и сейчас они были на нём. Однако, вот, поясная фляга отсутствовала, как и любые прочие признаки оружия, кроме, пожалуй, небольшой сумки, прицепленной к бедру и скрываемой полами мантии. Его визави же, напротив, лучился, если, не сказать, сверкал, мягкой улыбкой и безмятежными полуприкрытыми глазами. Цзэу-цзюнь, одетый на контрасте во всё белое с голубыми узорами облаков, казалось, вообще ни о чём не волновался, как в прочем и всегда. Но на самом деле, это впечатление тоже глубоко было ошибочным. Лань Сичэнь так же испытывал в своих мыслях сумбур, однако, по совершенно другой причине. В первую очередь, Глава ордена Лань был рад просто видеть в своём доме сидящего Цзян Ваньиня и не без удовольствия пьющего специально для него заваренный сорт юньмэнского чая, к которому Сичэнь достал различные виды закусок и сладостей. После той самой деловой встречи, незадолго после появления Цзян Чэна в Облачных глубинах, в связи с работой, старшему Нефриту всё никак не удавалось пригласить Второго наследника Цзян на чашечку чая, хотя очень хотелось. Не Хуайсан в общих чертах оповестил Лань Сичэня о ситуации Цзян Чэна, как того и предполагало их сотрудничество. Второй наследник Не старается в меру своих сил отслеживать разномастные слухи гуляющие среди адептов и их источники, а так же наблюдать за действиями важных фигур, вроде Старейшин, наследников и Первых учеников, пребывающих в Облачных глубинах, и, если есть такая возможность, за его пределами. Так что нет ничего удивительно в том, что лишь заслышав о проблемах Цзян Чэна, он как обычно тут же доложил о них Лань Сичэню, что неоспоримо заинтересовало последнего. Вероятно, смотря на удивительно яркий интерес Первого Нефрита по отношению к Ваньиню, Не Хуайсан сам догадался о снедающих Сичэня чувствах, потому что с тех пор он писал о Цзян Чэне с завидной регулярностью, отмечая замеченные им мелкие подробности о вкусах и взглядах последнего, а так же в общем отчитываясь о состоянии здоровья, настроении и интересах Ваньиня, поскольку, так уж сложилось, что теперь Незнайка проводит много свободного времени со Вторым наследником Цзян. И это было довольно хорошим решением, потому что иначе Лань Сичэнь бы беспрерывно кипел от ревности, потому что Не Хуайсан на самом деле подружился с Цзян Чэном ещё до того, как узнал о чувствах Первого Нефрита. Юношам было довольно интересно находиться в компании друг друга, даже несмотря на тот факт, что у них непростительно много, как для Вторых наследников, свободного времени, которое они могли скоротать за общением или общими занятиями, вроде складывания оригами, как в первый раз, или каллиграфией, после того как Незнайка одолжил свой запасной набор для письма Ваньиню. Глава ордена Лань правда ревновал и грустил, не имея возможности из-за работы самому пригласить Цзян Чэна к себе на чашечку чая. Так что вот эту встречу можно по праву назвать первым настоящим их чаепитием, в котором они участвуют ради друг друга, а не для обсуждения политических вопросов. Именно поэтому, смотря сквозь полуприкрытые веки на запивающего орехи в меду красным чаем Ваньиня, первое чувство из всего того сумбура, что крутился в мыслях Первого Нефрита — искренняя радость. Вторым, пожалуй, было умиление. Сичэнь давно уже заметил, ещё со времён их февральских прогулок, что Цзян Чэн, почему-то, всё время начинал нервничать, когда между ними повисали паузы, пытаясь скрыть это спокойным видом. Но, несмотря на дискомфорт, Ваньинь из уважения к собеседнику не пытался сам предложить тему разговора, что отдавалось в груди Сичэня глухой досадой, потому что эта постоянная приверженность этикета говорила о недостаточном доверии между ними. В такие моменты Первый Нефрит мечтал о том, что когда-нибудь Второй наследник Цзян станет более открытым и инициативным в его присутствии, может, не как его некровный брат — Вэй Усянь, но по-своему. Но и без этого Цзян Чэн казался Сичэню прекрасным: его характер, голос и внешность, на столько, что Глава ордена Лань еле сдерживал себя от того, чтобы после столь долгой разлуки, не припасть к шее Ваньиня и не опалить его кожу и губы своим горячим дыханием. Лань Сичэнь справедливо считает, что любовь — это не какое-то одно чувство и именно поэтому многие люди приходят в смятение, пытаясь чётко сформулировать свои ощущения, когда думают об объекте своего воздыхания. Это переменчивый кластер из волнения, радости, счастья, обожания, зависимости, возбуждения, ревности, нежности... Всего понемногу, но как же сладко любовь растекается по сердцу, мешая мыслить при одном лишь взгляде на объект своих чувств. Цзян Чэн вошёл в этот кабинет едва ли больше десяти минут назад, но, помимо вежливого приветствия, из уст юношей не вылетело ни одного словечка, позволяя тишине повиснуть. Ваньинь знал, что в ГуСу не принято спешить, оставляя паузы во время беседы, чтобы собеседники как следует всё обдумали и могли чем-нибудь перекусить, запивая это чаем вместо того, чтобы делать всё и сразу, но это не было тем, к чему он привык. Народ воды по праву стоило бы назвать самым шебутным и энергичным, этого не отнять. Они делают и говорят то, что хотят, потому что, прежде всего остального, в Юньмэне ценится свобода самовыражения. Люди не молчат, когда хотят поговорить, но при этом, стоит отметить, они прислушиваются к собеседнику, чтобы по мере разговора обоим было комфортно. Направленные именно на развлечение и организации досуга, чаепития в Пристани лотоса всегда выглядят скорее дружескими посиделками, нежели деловыми встречами, на которых можно болтать если не обо всём, то точно о многом, иногда судача о байках и слухах, а иногда делясь мнениями на счёт тех или иных тем и событий. Это то, к чему привык сам Цзян Чэн, и, он уверен, вся его семья. Наконец, Сичэнь перестал мучить своего дорого гостя и, сверкнув позабавленным взглядом, ставя свой чай на стол, задал легкомысленный вопрос: — Как вам Облачные глубины в это время года? Цзян Чэн, не без облегчения отставив и свою чашку, мазнул взглядом по окну и не долго думая ответил: — Это место будто ожило. Стало громче и ярче. — То, что вы видите сейчас вас привлекает больше? Лань Сичэнь правда спрашивал из искреннего интереса, но, видимо, формулировка вышла неудачной, потому что Ваньинь едва видно напрягся, видимо найдя этот вопрос провокационным, но всё же вежливо ответил, как от него и требовало воспитание: — Храм прекрасен в любое время. Глава ордена Лань почувствовал нечто вроде досады, увидев реакцию собеседника, и попробовал сменить тему, не желая обижать или нервировать Ваньиня: — Отрадно слышать. Мне бы хотелось показать вам и весну, и осень в этих стенах, но боюсь наши должности оставляют мало времени на развлечения. Второй наследник Цзян осторожно кивнул, пытаясь понять, к чему Сичэнь ведёт. — Как проходит ваше обучение? Я слышал вы не появляетесь на совместных тренировках? Цзян Чэн едва заметно недовольно прищурился, будто не хотел, чтобы об этом кто-либо узнал, но тем не менее вежливо ответил: — Я... Взял небольшой перерыв в практике. Но всё ещё присутствую на лекциях Старейшины Циженя. Теперь настала очередь Сичэня кивать. О, конечно, он видел ту молнию, точно так же, как видел и мешки под глазами Цзян Чэна, и его бледность, и осунувшийся вид, и заторможенную реакцию. Глава ордена Лань, с момента их последней встречи, тогда, зимой, когда перед отъездом делегации ордена Цзян, они с Ваньинем обменялись прощальными поклонами, грезил увидеть Цзян Чэна снова. Он спал и видел как они встретятся, вновь поболтают за прогулкой, выпьют чая в компании друг друга, поцелу... Кхм, в общем, он мечтал увидеть любовь всей своей жизни. Но вот чего он точно не ожидал, так это заметить на лице Ваньиня признаки изнеможения, которые ну уж точно нельзя было назвать хотя бы приемлемыми для шестнадцатилетнего юноши в полном расцвете сил. Второй наследник Цзян всё ещё был бесспорно красив и статен, но, очевидно, по крайней мере для Сичэня, болен. И Глава ордена Лань знал эту болезнь, как мог не знать? Сколько раз он видел подобное у вечно перерабатывающего отца и не сосчитать. Недостаток сна, перенапряжение, переработки, стресс — всё это даже магов сводит в могилу похлеще чудовищ. Как раз кстати в памяти всплыли слова Вэй Усяня, когда тот говорил о Цзян Чэне: "... Мой брат, на самом-то деле, тот ещё трудоголик... Если меня сюда послали как обязательный элемент, то Цзян Чэна здесь должен ожидать отпуск... Он невероятно требователен, вообще ко всему живому, включая себя..." Трудолюбие Сичэнь считал хорошей чертой, но не тогда, когда это доходит до маразма. Глава ордена Лань отпил немного чая, закусив его простым овсяным печеньем. К сожалению, он был не в том положении, чтобы ругать своего собеседника за небрежное отношение к собственному здоровью. Но, по крайней мере, Сичэнь может поспособствовать выздоровлению юноши и вынести для себя пользу из ситуации. — Значит, у вас появилось больше свободного времени? Чем планируете заняться? — Не уверен, — Цзян Чэн повёл плечами. — вероятно, чтением и каллиграфией. Достойный ответ для Второго наследника. Сичэнь подавил снисходительную улыбку. Достойный, но не до конца правдивый. — А как же резьба? Помнится, вы говорили, что занимаетесь ей с детства. — Может быть, — Кивнул Ваньинь. — если появится такое желание. — В таком случае, как вы смотрите на то, чтобы... Внезапно в глазах Цзян Чэна мелькнуло выражение, будто он вдруг вспомнил нечто важное и Второй наследник ордена Цзян тихонько охнул. Сичэнь, и так не отрывающий от него взгляда, разумеется заметил это и прервался: — ... У вас что-то случилось, Ваньинь? — Прошу прощения за то, что помешал, я просто вспомнил... — Юношу вдруг склонился, будто хотел достать или поправить что-то под столом. — Всё в порядке, не стоит беспокоиться. — Улыбнулся Глава ордена Лань, цепким взглядом наблюдая за движениями юноши перед собой. Столешница прикрывала все его действия, но, судя по всему, он возился с чем-то, немного вытянув бедро в сторону. Наконец, Цзян Чэн выпрямился и со смущённым видом протянул нечто тёмно-красное с кулак размером Лань Сичэню, который с любопытством взял предмет в руки. — Я хотел поблагодарить вас за то, что составили мне компанию тогда. — Отведя взгляд, поведал Ваньинь, сложив руки на груди. — Это мой вам подарок. Глава ордена Лань с удивлением держал в руках изделие из насыщенно красной древесины, по форме напоминающее яблоко, но абсолютно полое внутри и с очень тонкими, будто состоящими из рельефной мозаики стенками. По всей поверхности идут овальные прорези, создавая впечатление будто... — Это?.. — Неверяще спросил Сичэнь, аккуратно круча свой подарок в руках. — Я пытался вырезать нечто, напоминающее ваши призрачные яблоки. — Не поднимая взгляда со своей чашки ответил Ваньинь. — Я подумал, что это будет хорошей возможностью улучшить свои навыки, я ведь уже давно вырезаю по дереву. В отличие от настоящего призрачного яблока, у фигурки не было вырезано дно, вместо этого аккуратные овальные вырезы разных размеров были раскиданы по бокам, но так было даже лучше. Лань Сичэнь смотрел на подарок с ошеломлением, чувствуя помимо удивления нечто, заставляющее кожу краснеть, сердце бежать, а кончики пальцев дрожать. Он вдруг вспомнил тот самый момент, когда впервые влюбился в юношу, греющего птицу под яблоней в окружении снегов, и еле сдержал себя от судорожного вздоха, как вдруг... Послышался звук, подозрительно напоминающий треск. Цзян Чэн рефлекторно вскинул голову, но не увидел ничего необычного — лишь наливающего себе новую порцию чая из фарфорового чайничка Цзэу-цзюня. Рядом на столе стояло с виду целое деревянное яблоко. — Благодарю за столь деликатно созданный подарок, Ваньинь, мне очень приятно. Цзян Чэн сузил глаза, переводя подозрительный взгляд с яблока на Сичэня, и последний понял, что обмануть юношу не удалось, но вида не подал. — Не стоит благодарности. Для меня это было просто интересным опытом. Вы можете делать с ним всё, что захотите. — И, прикрыв глаза, поднёс чашку со свежим чаем к губам. — Конечно. — Кивнул Глава ордена Лань аккуратно скользнув взглядом по заметной трещине на одной из сторон яблока, повёрнутой в другую от Цзян Чэна сторону, и едва заметно разочарованно вздохнул. Он не рассчитал силы и сломал первый свой подарок от Цзян Ваньиня, в присутствии последнего. Лучше и быть не могло. Сичэнь просто надеялся, что Цзян Чэн не обидится. Ну, или, по крайней мере, не сильно обидится. Он поднял взгляд на закусывающего чай молочной нугой Ваньиня и заметил на его внешне спокойном лице тень вполне оправданной досады. Очевидно, Цзян Чэн потратил много времени на этот подарок. Именно подарок. Не сложно было догадаться, что яблоко изначально задумывалось таковым для Сичэня. Конечно, Ваньинь не соврал, назвав это отличной тренировкой для себя, но Глава ордена Лань видел, что парень не сказал всей правды. — Я хотел спросить: не доставляет ли мой брат вам проблем? — Словно ничего и не произошло, спросил Цзян Чэн, не желающий вгонять Первого Нефрита в неловкое положение. — Молодой господин Вэй весьма энергичный человек и будет ложью сказать, что он усидчиво следует правилам, однако, помимо мелких проколов и того случая с алкоголем, за ним не было замечено никаких нарушений. — Ах да, он же ещё и вино сюда притащил. — Еле удержавшись от того, чтобы закатить глаза, Ваньинь раздражённо вздохнул. — Этому дай волю, так он и на необитаемом острове брагу сыщет. — Он ещё раз вздохнул и склонился в небольшом поклоне. — Приношу свои извинения за него. — Не стоит беспокоиться. Молодой господин Вэй исправно выполняет своё наказание в компании с моим братом. — Да, я слышал, они хорошо ладят. — Мм, я думаю, их можно даже назвать друзьями. Цзян Чэн с какой-то труднопонимаемой эмоцией хмыкнул, но кивнул, и уже было потянувшись за очередным кусочком нуги, вдруг, будто снова что-то вспомнив, на долю секунды остановился и перевёл взгляд на Лань Сичэня: — Я вас прервал недавно, вы хотели что-то сказать? — Ах, да, я просто подумал... Раз уж у вас появилось больше свободного времени, не хотели бы вы провести его в моей компании? Иногда приятно, наконец, оставить мысли об ордене и выпить чаю за приятной беседой. Ваньинь смерил его нечитаемым взглядом из смеси удивления и чего-то ещё. — Конечно, Цзэу-цзюнь, сочту за честь.