Сезон 2022

Когда время останавливается? Когда все замирает, замедляется, становится настолько четким и неотвратимым, когда всё сосредоточивается в одной точке и проигрывается в плейлисте на скорости, уменьшенной в два раза? Когда смотришь, как человек, с котором ты 10 минут назад болтал ни о чем, переворачивается в воздухе, зажатый в куче металла. И ещё раз. И ещё. И так в бесконечном танце со смертью, перелетая через заборы, покупает билет в один конец. И когда ты безвольным пассажиром следишь за этим поездом, зная, что ему не суждено вернуться. Джордж знал, что гонки опасны. Просто потому что это аксиома, непреложная истина того, чем они занимаются годами. И он был не дурак и знал, что безопасность не может быть абсолютной, не может предотвратить все случайности, которые бывают в гонках. Аварии неизбежны: вопрос лишь в их тяжести и последствиях. И это было так просто понять и принять, что Рассел даже не думал, какие потом могут возникнуть проблемы. Но они возникли. Роман, застрявший в разможженом о заборе болиде, объятый заживо огнем. Макс, летящий в забор с такой скоростью, с какой они обычно проходят длинные прямые. Льюис, на болид которого нагромождается Редбулл, едва ли не снося пилоту голову. Это страшно, это безумно опасно и совершенно бесчеловечно, но Джордж находил в себе силы держаться и не думать: «А что если?» Так заканчиваются гонщики, а ему было рано уходить. Но видеть вживую, как твой приятель – а все гонщики так или иначе общаются в паддоке – переворачивается в воздухе и летит прямо в трибуну – в забор – было выше его сил. Не думая, Рассел выскочил из болида и ринулся в песчаный поток. В наушниках кричал голос Тото, который требовал остаться в гонке, мозг рационально объяснял, что Джордж ничем не сможет помочь, но британец летел только в место аварии. Только туда, где слышались крики и вопли ужаса зрителей, пытавшихся разглядеть живую плоть под горой карбона. Плевать на гонки. Плевать на подиум. Вопрос жизни ценнее любой железки на полке. *** - Он в порядке, - три слова, способные вернуть дыхание. – Чжоу в порядке. Пара синяков и шок по понятным причинам, но он не пострадал. - Как… Я не то чтобы против, - Рассел замахал руками, - но как? - Как и много раз до этого: хало. Волшебная палочка-выручалочка, - пожал плечами Эндрю. – Удивительно: с тех пор как его ввели, оно так и спасает жизни. - Думаешь, это плохо? - Думаю, это весьма необычные совпадения. Об этом можно долго говорить, но сейчас не особо хочется, согласен? - Да уж. Тото рвет и мечет? - Относительно. Ему не очень-то понравился твой маневр с выскакиванием из машины, ты ведь мог побороться за очки. Но в целом орать он не будет, всё-таки ситуация мягко говоря нестандартная. - Я просто не мог иначе. Черт, я чувствовал свою вину, хотя это просто неудачное стечение обстоятельств. И тогда не особо думалось, что будет дальше. Мне нужно было убедиться, что все в порядке, своими глазами увидеть, что там не пожар или ещё чего похуже. - Я знаю, поэтому и не поднимаю эту тему. И Тото не будет, по крайней мере сейчас. Потом, на базе, вы поговорите, но сейчас мы просто рады, что Гуанью не пострадал. - Я тоже. Черт возьми, я тоже. *** Льюис на подиуме выглядел более чем счастливым. И Джордж его не винил: третье место на родных трибунах не самый плохой результат и уж точно прекрасный повод для радости. Но вот на сердце скребли кошки. Неужели ему действительно всё равно? Как он остаётся таким спокойным? Как они остаются такими спокойными? Почему он не может так же? *** - Как ты мог? Черт, Льюис, как ты мог радоваться, зная, что отправил своего соперника в стену? - А что я должен был, у его постели стоять и плакать? Или грустную мину скорчить? Это гонки, Джордж, привыкай, что здесь каждый сам за себя. - Знаешь, Льюис, - британец покачал головой и отвернулся к выходу, - на месте Макса я бы тоже тебя бросил. - Защищаешь его?! - Да, - Рассел взялся за ручку, - я бы тоже не захотел встречаться с такой бездушной куклой, как ты. *** - Гуанью, ты как? – Рассел не ожидал, что парень придет в паддок после случившегося, поэтому собирался задать как минимум тысячу вопросов о его самочувствии. - Как будто меня миксером взбили, - Чжоу почесал в затылке и улыбнулся, - слушай, даже не переживай на мой счет. Врач сказал, что я ещё долго буду бегать. - Даже не верится. В хорошем смысле, конечно. - Мне тоже. Знаешь, - пилот снизил голос, заметив проходящих невдалеке репортеров, - мне на мгновение показалось, что это всё… Как будто падаешь в бездну. Я просто ждал, когда это закончится, и надеялся, что будет не так больно. Что умирать не больно. - Черт… - Спасибо, что выбежал помочь. Я видел запись. - Да я ничего не сделал, стоял там как истукан и смотрел за чужой работой. - Но ты не остался в стороне. Забил на свои очки, на команду – просто побежал проверить, что и как. Это уже многое о тебе говорит. - Не знаю, - Джордж пожал плечами, - но я не мог иначе. Я бы себя не простил, если бы проехал мимо, а потом провел гонку, как ни в чем не бывало. Мы же люди, а не роботы. - Иногда кажется наоборот. Ладно, мне пора, - Чжоу нервно покосился на приближающихся с явным намерением опросить пострадавшего журналистов, - увидимся через неделю. - Увидимся. Не парься, я их сейчас отвлеку, а ты прячься в боксах, - Рассел хитро хихикнул и привлек внимание прессы, - как вы думаете, у нас ещё есть шанс побороться за титул? Репортеры клюнули быстро и тут же окружили британца, задавая навязчивые и провокационные вопросы. А Чжоу под шумок отошел в тень, устремляясь к боксам. Самое время в прятки играть! *** В свой номер Джордж вернулся глубоко за полночь. Настроение приподнялось несильно: мозг всё ещё слегка колбасило от воспоминаний и странного тянущегося чувства внутри. Страх. За свою жизнь, за жизнь Чжоу, за все те вещи, которые за рулем обычно не появляются в голове. Всё то, что мозг старательно отталкивает подальше, позволяя пилотировать на пределе. Все сомнения, мешающие раскрыться гонщику, вылезают только в пределах гостиничного номера. И не покидают его, иначе можно разрывать контракт и уходить в пинг-понг. - Надеюсь, ты не собираешься заниматься самоедством? – из дальнего угла раздалась довольная усмешка. - Льюис? Какого ты тут делаешь? - Разве я не могу прийти проведать напарника? - Не то чтобы ты это часто делаешь, - Джордж почесал затылок, - я думал, ты будешь с Пьером. Ему бы точно не помешала твоя поддержка, учитывая, как прошла гонка. - Справится и без меня, - Хэмилтон равнодушно махнул плечом. - На его месте я бы как минимум обиделся. - Играть в девочку-подростка Пьер умеет, но со мной такое не прокатит. - Ну ещё бы. От меня-то тебе что надо? – прозвучало не слишком вежливо и даже сердито. Рассел сам от себя не ожидал такого напора в сторону не слишком безразличного человека, с чувствами к которому он пытался разобраться уже несколько лет. Их связывали странные, едва ли здоровые взаимоотношения, и сейчас Расселу откровенно не хотелось копаться во всём грязном белье. Он был вымотан и хотел отдохнуть, а вместо этого вынужден терпеть чемпиона рядом. Даже такого горячего. - Я видел, как ты переживал из-за Чжоу, просто хотел убедиться, что ты в норме, - продолжил Хэмилтон. - Я в норме, убедился? - По тебе не скажешь. - Зато ты явно совершенно не переживал. - У меня лучше самоконтроль и больше опыта. И свои эмоции я уже научился перенаправлять. - Ну рад за тебя, киборг. Я нет, и не то чтобы горю желанием. - Почему? Ты думаешь, человечность поможет тебе выиграть титул? - Льюис, ты думаешь, всё упирается только в титул? - А ради чего ещё мы здесь? - Ради гонок! Скорости, драйва, соперничества, психологических игр – это всё неотделимо друг от друга. Титул – результат, но мы здесь ради процесса, ради прихода к этому титулу, ради того, чтобы потом вспоминать этот путь. Для меня это главное, и я не хочу на этом пути превратиться в робота без эмоций, который «просто делает свою работу». - С такими замашками вспоминать тебе будет нечего. - Ну а тебе? - Я отношусь к этому проще. Титул есть титул, как бы ты его ни получил. Рассел нервно хмыкнул и почувствовал, как тянущее грудь чувство стало легче. Неужели любовь проходит так просто? От одной фразы? Не может такого быть. - Скажи, Льюис, на моем месте ты бы выбежал из болида? - Нет. Я знаю, что ничем бы не помог, скорее даже помешал, поэтому попытался бы спасти болид и довезти его до боксов, вдруг удастся выхватить очки. - Твое право. Я не поступил бы иначе в любом случае. - Добрые люди чемпионами не становятся. - Может и так. Но знаешь, зрители запоминают не количество титулов. Зрители запоминают людей. Тех, кто прячется за чемпионством, тех, кто снимает шлем после гонки. Меньшее количество титулов, чем у Проста, никогда не мешало Айртону быть любимым во всем мире: за отношение к детям, за готовность выскочить из болида, чтобы заглушить двигатель другого пилота, спасая ему жизнь. Отсутствие титулов у Жиля никак не мешает ему оставаться в умах болельщиков обычным человеком, начинавшим с гонок на снегоходах и разъезжающим в фургоне со своей семьей. И я уж молчу о Михаэле, которого обожали задолго до серии титулов Феррари, его тайное занятие благотворительностью и слезы на глазах при упоминании Сенны, не наигранные, искренние. Да, легендарными их сделали победы и рекорды, болиды, за которыми они выигрывали. Но чемпионов у нас больше 30, а помним мы далеко не всех. Хотя они тоже побеждали. Зрители, как мне кажется, ценят статистику мозгом, а любят гонщиков сердцем. И для меня важнее второе. - Первое тебе с такими рассуждениями и не светит. - Я хочу быть честным с собой. Я могу пилотировать грязно, я могу жаловаться, выдавливать соперников – я не идеален, черт возьми. Но я в жизни не захочу быть причиной чьей-то смерти. Чьей-то травмы, чьих-то перегрузок в 51G. Мне не нужны победы такой ценой. Я выскочил из болида, потому что не хотел быть виноватым за аварию Гуанью. Моя совесть чиста. - Ты осмелел, я смотрю? - Нет, - Джордж встретился глазами с напарником, - я перестал тебя идеализировать. Знаешь, я ведь был от тебя без ума много лет. Достаточно, скажем так. И после Сильверстоуна прошлого года оправдывал тебя перед всеми, кого знал. Это казалось правильным, до сегодняшнего дня, до твоих слов о Пьере, Чжоу, титулах… Сейчас я смотрю на тебя и не понимаю, как вообще мог ставить тебя себе в пример. - Ты… - Ты прекрасный гонщик. Отличный политик. Даже слегка инженер. Но я больше не вижу в тебе человека, и это куда страшнее. Тебе лучше уйти, Льюис. - Неужели твоя любовь стоила всего одну аварию? – Хэмилтон нервно усмехнулся, поднимаясь из облюбованного угла. – Похоже, твоя «любовь» стоила столько же, сколько и мои победы с твоих слов. - Возможно. Она не пройдет по щелчку пальцев, но силы надо мной больше не имеет. Надеюсь, Пьер тоже скоро очнется. - Он просто умеет думать. - Он любит тебя, а в такие моменты прощаешь человеку всё, мне ли не знать. Он поймет, но чуть позже. А я, кажется, могу идти дальше. - Да мне дела нет, что и куда ты там намылился. Просто пришел проведать тебя, а не слушать нотации и признания. Раз тебе не надо – пожалуйста, сиди и драматизируй, спаситель. - Не буду. Я знаю, что не виноват. Моя совесть чиста, что ещё нужно? - Головой думать нужно. - Приму к сведению. Дверь вон там. Джордж неопределенно махнул головой, и Льюис, явно слегка задетый, направился к двери. - Я переживал это, - Хэмилтон замер у самого входа, - уж поверь, не один раз. «Гоночный максимализм», так это называется у молодых пилотов. Когда ты считаешь, что прав, и что сочетать человечность и гонки просто. Но однажды, Джордж, перед тобой встанет выбор: или титул, или чистая совесть. Он встает перед каждым гонщиком, который начинает борьбу за чемпионство. Я выбрал первое без сожалений, не жалею и сейчас. Тебе выбор только предстоит, и я надеюсь, к тому времени ты расставишь приоритеты. - Я не стану таким, как ты. - Надеюсь. Но знаешь, - Льюис приоткрыл дверь, - тебе лучше помнить: благими намерениями выстлана дорога в ад. Тихо щелкнула гостиничная дверь. Джордж ещё немного посмотрел на предметы декора, на мебель, окружившую номер, а затем бессильно опустился на пол, в задумчивости рассматривая звездное небо. Из приоткрытых окон дул ветерок. Сильверстоун погружался в сон.