Pacta sunt servanda

Рассвет плавит синее ночное небо розовыми красками. Тарталья идет по мокрым доскам пристани, смотрит на медленно пробуждающийся город. Вот меняется стража на воротах, вот торговцы овощами раскладывают свой нехитрый товар. Гильдия искателей приключений обновляет доску с просьбами о помощи, одна и та же глупая девка который день пытается сосчитать корабли: стоит, загибает пальцы. Получается то два, то четыре, хотя Тарталья проходит мимо пятой кормы в доках. Глупая. Наконец, он находит судно, готовое отплыть. Капитан берет цену вдвое больше обычного, но торговаться некстати. Чайльд дает залог и уточняет время отплытия. - К полудню отчаливаю, - капитан мерит его недовольным взглядом, - если погода не испохабится. Чайльд только фыркает. К полудню тут солнце будет жарить так, что тяжело дышать. Чистое, без облачка, небо, уже посветлело, ночная прохлада куда-то делась. Подул соленый бриз, осел каплями на лице и одежде. - Идет, - говорит он капитану и подмигивает, - жди к полудню. Он видит, как твердеет лицо капитана. Не дожидаясь ответа, поспешно ретируется по направлению к городу, за спиной раздраженные крики. Он легко вбегает по лестнице, минует двух Миллелитов, поднимается к дому. Над крышами плывут неподвижные чайки. Постепенно начинают ныть мышцы, радуется привычное к нагрузкам тело. Он собирает то немногое, что делает это помещение его комнатой: сменное белье, гребень из шлифованного нефрита, пара перчаток и коробка с принадлежностями для лука. Смотрит в окно, закидывает за плечо походную сумку. Ли Юэ шумит рутинным бытовым днем, как будто все как раньше, и ничего не произошло: видно, люди и правда готовы жить без Архонта. Попробовал бы кто сказануть такое в Снежной… Чайльд поежился, запросто представляя незавидную судьбу бедняги. Не колеблясь, Тарталья закрыл изнутри окна, осмотрел без особого сожаления пустую комнату. Вышел. На стойке он улыбнулся самой очаровательной своей улыбкой и положил ключи. Девушка аккуратно забрала связку, даже не подняла головы – это было бы странно, если бы рядом со стойкой не сидели неподвижно два Миллелита и не сверлили его неподвижным взглядом. «Ухожу, ухожу» - хотелось протянуть ему насмешливо. Раздразнить, вывести на злобу, чтобы набросились на него с копьями наперевес, злые и ненавидящие, хотелось немного поиграть, поуворачиваться от их ударов, а потом резко и жестоко избить этих двоих, чтобы еще неделю лежали, чтобы не смели так на него смотреть… Но с одной стороны: ему ли не плевать, как смотрят? А с другой – он чертовски устал и хочет домой. Он обошел по дуге. Лязгнули металлические пластины их одежды, копья стукнули о каменную мостовую, когда они, неповоротливые лбы без грамма изящества, встали и последовали за ним, даже не пытаясь быть незамеченными. Впрочем, держались в отдалении, как бы случайно шли следом. Так, под негласным, но очевидным конвоем, он шел по Ли Юэ, провожаемый взглядами горожан, преследуемый воспоминаниями и мечтающий уложить свое бренное тело и выспаться, пока не увидел корабль. Небольшой бриг покачивался на волнах. На корме высеченные иероглифы складывались в многообещающее «Надежда». Темное дерево бортов, снующие туда-сюда матросы, один только парус свисает с главной мачты. Пока судно в гавани, окруженной горами, никакого попутного ветра нет, чтобы раздуть его белые крылья, но в свете утреннего солнца, пойманного в сети парусной ткани, даже без ветра он очень красив… Чайльд невольно залюбовался, да так, что совсем упустил из виду Нин Гуан, стоящую неподалеку. Когда заметил, выяснилось, что она смотрит прямо на него и стало невозможно не махнуть рукой, поприветствовать издалека. Она не двинулась, но и не ушла: стояла, окруженная Миллелитами, у самого края причала, смотрела то ли на чаек над городом, то ли на Тарталью, наконец покидающего осточертевший Ли Юэ. Он уже подошел к капитану, когда вспомнил, что так и не купил теплый плащ и наверняка замерзнет в последние три-четыре дня пути. Сожалеть поздно, но и без того безрадостное настроение окончательно испортилось. Чайльд ступил на шаткие доски трапа, оглянулся на пристань. Нин Гуан что-то обсуждала со своей служанкой, а рядом стоял никто иной, как господин Чжун Ли и тоже смотрел в сторону Чайльда. Он-то зачем здесь? Может что-то хорошее сказал бы напоследок? Или тоже пришел порадоваться, что последний из Фатуи покидает гавань? Чайльд спустился на палубу, подошел к перилам, блестящим влагой и солью, положил руки на скользкое дерево. Ветер взлохматил его волосы, капитан что-то крикнул неразборчиво, на своем морском диалекте, и пара матросов сбежали к трапу, принялись его отвязывать, чтобы втащить на судно и отчалить уже. Каменная колонна с оглушительным стуком пригвоздила трап к доскам причала, не успевшие отскобить матросы слетели в воду с громким плеском. Здоровенная, в полтора человека, колонна сияла слегка золотом, как венами, и стояла крепко, не сдвинуть, и не давала кораблю отплыть. Чайльд подозревал, - с неизвестно откуда взявшейся усталой обреченностью, - что снова дело в нем, и, возможно, ему напоследок предъявят еще одно обвинение. Не отпустят же его просто так. Нин Гуан медленно, как бы неохотно, подошла к кораблю, посмотрела снизу вверх. Обратилась, вопреки ожиданию, не к Чайльду, а к капитану, который при ее приближении просто замер, не дыша, и растерял все свое властное торжество. - На борту есть житель Снежной, заключивший договор с гражданином Ли Юэ. Я прошу жителя Снежной вернуться на причал для выяснения обстоятельств. Формулировка была непривычной. Капитан застыл в одной позе, видимо не понимая, что от него требуется. А Тарталья, несмотря на то, что на него Воля Небес даже не посмотрела, охотно подошел к трапу – ему было незбежно любопытно как все ее поведение, так и колонна Моракса, все еще стоящая на месте, пригвоздив неподвижно корабль. Стоило ему ступить на причал, колонна рассеялась золотистым песком. Чжун Ли стоял неподалеку с непроницаемым лицом. А Нин Гуан выглядела, при всей своей высокомерной сдержанности, злой. - Гражданин Ли Юэ заявляет о том, что заключенная с тобой сделка не дает мне права выгнать тебя с позором из города, - говорит она, - чему я не очень рада, признаюсь. За ее спиной Чайльд видит приближение Моракса. Он выбирает именно этот момент, чтобы фыркнуть. - А я всегда говорил, что ваши нелепые правила только вам же и мешают. Правда, Ли сяншен? Теперь вы не можете меня выгнать? - Я всего лишь обратил внимание госпожи Нин Гуан на то, что пока у гражданина Ли Юэ есть невыполненное обязательство перед иностранным подданым, депортация иностранного подданого невозможна, так как это приведет к неизбежному нарушению обязательства гражданином Ли Юэ, - произнес он. Тут наступила очередь Чайльда зависать: он уставися на Чжун Ли, пытаясь понять, шутит тот или нет. По всему виду, по сложенным на груди руках выходило, что нет… Он-то думал, Нин Гуан имеет ввиду какого-то торговца, задолжавшего Тарталье пару монет моры, а воно но что вышло: у него в долгу сам Чжун Ли. Но что…? Тупая мысль пришла ему в голову и он ляпнул до того, как подумал: - Неужели Ли сяншен решил вернуть мне всю мору, которую я на него потратил? Тут не хватит и моей жизни, чтобы расплатиться. Моракс на это не ответил ничего, а Нин Гуан сморщилась, как будто он плюнул ей в фонтан. Она даже не скрывала раздражения, когда вынула из воздуха свиток с золотистой лентой и печатью Департамента по делам граждан. - По правилам пребывания на территории Ли Юэ ты можешь взыскать долг в течение года, на протяжении которого имеешь право проживать в городе. Но при желании ты в любой момент можешь простить должнику и покинуть гавань. Ее желание увидеть последний исход было осязаемым. Чайльд, купаясь в этом раздражении, как в лучах солнца, с улыбкой победителя вытянул свиток из ее пальцев. - Капитан! – он оглянулся на бриг, ни секунды не жалея, - отчаливай, я остаюсь. Деньги можешь оставить себе! И, махнув рукой кораблю, сунул свиток за пазуху. В конце-концов, не так плох этот унылый городишко, есть тут чем заняться, и есть куда приложить руку одному маленькому Предвестнику Фатуи. Солнце поднималось к зениту, все еще орали дурными голосами чайки. Дернув плечами, развернулась и ушла Воля Небес Нин Гуан, а Чайльд стоял на пристани рядом с Чжун Ли и вдыхал соленый морской ветер, совершенно непатриотично радуясь, что не надо плыть в ледяные глубины Северного моря, туда, где оно начинает замерзать, и высится громадина замка Царицы, где замерзают даже ресницы. - Вряд ли Вам дадут комнату на постоялом дворе, гунджу, - как бы между прочим заметил Моракс, - людям надо время чтобы забыть неприязнь. Вам есть где жить? Об этом Тарталья как-то не подумал. Он мотнул головой. - Нет. Может, выеду за пределы города. Где-то на Тянхэн должны быть жители, которые охотно сдадут мне целый домик за десяток монет. - Разумеется, - произнес Чжун Ли медленно, - в случае неудачи с поиском жилья Вы можете жить в правом крыле моего дома. В счет уплаты долга. - Сколько ты мне должен, кстати? - Сколько хотите. Я не имел ввиду деньги, когда говорил с Волей Небес Нин Гуан. Тарталья задумался. - А что тогда? - Вчера Вы потребовали у меня поцелуй в случае поражения в поединке. Я проиграл. А. Вот оно что. Так неуместно было услышать это от Моракса, что сказанное ударило Тарталью неожиданной волной возбуждения. Чжун Ли стоял рядом, не изменившись в лице, и, вероятно, мог бы с присущей ему невозмутимостью рассказывать о гораздо более пошлых вещах, чем поцелуй, но у Чайльда колотилось сердце. - Я предлагаю… - он кашлянул, - я предлагаю остановиться на финансовом долге. В море. - Почему? - Вряд ли смогу протянуть год в твоем доме и не поцеловать тебя. А тогда Воля Небес Нин Гуан заявится и вышвырнет меня из гавани. Чжун Ли повернулся, смерил его изучающим взглядом с головы до ног. - Вы переоцениваете себя, гунджу. И неторопливо, совершенно спокойно пошел прочь из гавани. Тарталье ничего не оставалось, как следовать за ним. Господин Чжун Ли был бы скверным Архонтом, если бы врал. Он действительно привел Тарталью в свой дом и ничтоже сумняшеся остановился перед входом в правое крыло. Прямо перед Чайльдом был огромный зал, украшенный ширмами с золотистыми узорами, горшками с бонсаем, бумажные фонари висели под потолком, освещая комнату. У восточной стены стоял низкий столик для работы, справа и слева – полки с книгами и свитками, а далее, - Тарталья прошелся, оглядывая зал, - дальше были комнаты, вероятно, личные, потому как виднелись в полумраке очертания кровати. - Мне бы и одной комнаты хватило, - фыркнул он, - я же не жить тут собираюсь, только ночевать. - Чувствуйте себя свободно делать здесь все что угодно, - сказал Чжун Ли с порога, - позже я представлю Вас мадам Лю, моей управляющей. Она склонна усердствовать, когда дело касается гостей, но не принимайте это близко. Тарталья обернулся. Господин Чжун Ли стоял в дверях и являл собой олицетворение каменной колонны с золотыми отблесками, которая пригвоздила к месту все, что было у Тартальи, и не отпускает, не может отпустить. У Чайльда очень много вопросов к господину Чжун Ли, но ни один он пока не задает. Только напоминает себе, глядя на будто высеченную из камня фигуру, что это не просто скучающий аристократ с огромным поместьем в центре Ли Юэ и пустым кошельком, а тысячелетний бог, один из старейших Архонтов, отчего-то захотевший, чтобы Тарталья не уехал сегодня утром на новеньком бриге «Надежда». И кто знает, зачем ему это? И разве не интересно выяснить? Если уж у Чайльда теперь так много времени. Он пересекает комнату и выясняется, что трезвым сделать этот шаг куда сложнее. Чжун Ли с ним одного роста, по его лицу не понятно, оттолкнет он или ответит, а Тарталье немного не хочется, чтобы его отталкивали. Немного хочется узнать, какие на вкус губы Гео Архонта, а еще больше – перестанет ли Чжун Ли изображать из себя статую, высеченную в тысячелетней породе, неподвижную, холодную и строгую? - Спасибо, - говорит он вкрадчиво, - Ли сяншен. Он мягко прислоняется к Чжун Ли всем телом, не отрывает взгляд от его лица, ведет руками по плечам, спускается на грудь, живот – гладит поверх одежды твердо, настойчиво, отводит носом волосы с его шеи и прижимается губами к бледной коже. Ну же, где вздох, который обозначит, что Архонту приятно, где едва ощутимое движение навстречу? Чайльд прикусывает на его шее кожу, терпко пахнущую сандалом, обводит языком след зубов, сам едва не стонет от того, как прижимается твердым членом к архонтовому бедру.. А когда поднимает голову поцеловать, натыкается на спокойный взгляд. Что? У Тартальи голос сел. Он не с первого раза выговаривает: - Ли сяншен? - Аякс, - тихо, интимно, отвечает ему Моракс, - я не это имел ввиду, когда говорил чувствовать себя свободно. Располагайся, я буду в Нефритовом павильоне. Он берет Чайльда за запястья, мягко снимает с себя его руки, отходит подальше и не выглядит нисколько не взволнованным, не выбитым из колеи… как будто он это мог предвидеть и сознательно допустил. А Чайльд остается стоять на пороге своих огромных, даже по меркам Предвестника Фатуи, комнат.