Pacta sunt servanda

Чжун Ли вел себя странно. Они были знакомы с первого дня, как Тарталья прибыл в Ли Юэ, и их знакомство, поверхностное поначалу, развивалось в довольно платоническом ключе. Они разговаривали, пили вино на веранде ресторана, гуляли по террасе и смотрели на фейерверки. Они спорили о политике и власти, читали сухие от старости трактаты (Чжун Ли), учились владеть палочками (Тарталья) и играли в вейцзы (оба). Тарталья без задней мысли оплачивал их приятные развлечения, потому что у него был безлимитный счет в Банке северного королевства, Чжун Ли как бы мимолетом проводил ему бесчисленные экскурсии по городу и по всему выходило, что иметь такого собеседника – неплохое вложение времени и денег. Потом Чжун Ли оказался древнейшим богом, поправшим все планы, все схемы и идеи Тартальи одним изящным жестом, развеявший эту иллюзию дружелюбия взмахом руки. И Синьора была свидетельницей его позора. Предвестник Фатуи не смог уловить, в какой момент его обвели вокруг пальца. Кому рассказать, не поверят. Весна пришла в город. Отстроили поврежденные в битве с Осиалом строения, залечили раны солдаты, ожил город. И вот Чайльд стал нежеланным гостем в гавани – логичный эпилог этой истории. Так почему Чжун Ли показывает ему глазурные лилии? Почему принимает его глупое, назойливое предложение подраться и машет копьем на террасе в середине ночи, отвлекая Тарталью от его уныния? Почему не дает ему уплыть? По всему выходит два варианта: либо Чжун Ли так извиняется, либо.... Заподозрить Гео Архонта извиняющимся Чайльд не может, поэтому останавливается на втором. Обычно все сексуальные связи Тартальи сводились к простому: очаровал, обольстил, увел в комнату на постоялом дворе, познал прелести тела, попрощался. Беспокоиться мелочами вроде близкого знакомства или, упаси Архонты, нежных чувств, он не мог себе позволить в силу долга службы и общей ветрености. Нет, он не брал любовниц силой, всегда интересовался взаимностью влечения, но если партнерша вдруг неожиданно объявляла ему о своей привязанности, он исчезал со скоростью стрелы, выпущенной из лука с попутным ветром. Иными словами, Тарталье всегда жилось легко и непринуждённо и, меряя всех под одну (свою) гребенку, он решил, что Гео Архонт, бродивший по свету без малого тысячи лет, будет придавать постельным утехам еще меньше значения, чем он сам. И что протекционное вмешательство Моракса в его жизнь объясняется старым, как Тейват, ритуалом, который ведет к постели. И он, Тарталья то есть, был совсем наверное и не против: кто не захочет пополнить список своих пассиий богом? Он даже поддался этому воодушевлению, представляя Моракса в постели, отдающегося ему, возбужденного… И немедля начал воплощать свои фантазии в жизнь, тогда, на пороге. Думал, подойдет, поцелует, а там все и завертится – до утра. А утром проснуться и начать планировать, что дальше делать в Ли Юэ. То есть развлеклись и забыли. Отчего нет-то? Выяснилось, нет. Выяснилось странное. С того вечера с ним были вежливы, обходительны и дружелюбны – но не более. Чайльду показалось бы, что его избегали, если бы речь шла о какой-то девушке, а не Гео Архонте. Господин Чжун Ли представил его мадам Лю, средних лет женщине с северным говором, и всем своим работникам, от кухарки до конюха. Работники улыбались, просили обращаться в случае чего. Господин Чжун Ли провел его по дому, рассказал, где кто живет. В левом крыле ни одна дверь не открывалась. Господин Чжун Ли сказал, что у Тартальи здесь полная свобода воли, но за ужином они обычно собираются вместе; не уточнив при этом, кто "они". Он сказал, что к нему часто захаживают добрые знакомые. У Тартальи сложилось впечатление, что он не хочет с ними пересекаться. Господин Чжун Ли сказал, что Тарталья может приходить, когда захочет, и уходить, когда захочет, но, чтобы избежать неловкостей, он просит его сообщать в случае отсутствия на более, чем неделю. - Нин Гуан дала мне понять, что я в некоторой степени буду первым, кого спросят о Вашем местонахождении, гунджу. То есть, Тарталья, сам того не заметив, оказался у Гео Архонта в доме не случайным гостем, а полноправным обитателем. Ему дали право обустраивать комнаты согласно его вкусу, разрешили посещать все открытые помещения, беспокоить слуг или самого Чжун Ли в любое время и жить, сколько он захочет. И указали на дистанцию между ним, и хозяином дома. Мягко, бескомпромиссно. Иными словами, Чжун Ли и правда вел себя странно, но Чайльд перестал придавать этому значение: он быстро учился. Он привык принимать внимание Моракса и не считывать его как флирт. Он слушал его немногословные рассказы, гулял по дому и саду, знакомился с кем положено, они ужинали в комфортной тишине, разбавляемой только потрескиванием свеч. Он даже нашел где-то в нежилой части подставку для лука и уговорил Чжун Ли разрешить ему взять ее: теперь всю ночь лук стоял на деревянном постаменте. Чжун Ли вел себя… дружелюбно. Он даже улыбнулся раз или два, и вскоре Чайльд перестал ломать голову над истоками его мотивов. Он в Ли Юэ, вечерами теплый ветер доносит крики чаек с моря, в саду загораются бумажные фонарики и… он просто расслабился. По утрам сквозь тонкие раздвижные двери в его комнаты светило рассветное солнце, цвела слива, и хотя было прохладно, он часто оставлял двери в сад открытыми на ночь, лежа без сна и вдыхая мягко пахнущий весной воздух. Однажды его разбудили звуки снаружи. Он еще не до конца проснулся, но лежал, прислушиваясь к приглушенным голосам. Разговаривали две женщины, и хоть слова он разобрать не мог, по менторскому тону одной из них понял, что старшая работница выговаривает младшей. Спать больше было невозможно и он, потянувшись всем телом, откинув одело, выполз на свет из полумрака постели. Вышел на порог. Утренняя прохлада быстро развеяла остатки сна. Мадам Лю (это и была она) стояла у клумбы и что-то говорила девушке, склонившей голову почти до самой груди. Он улавливал смысл. В клумбе безжизненно лежали светло-зеленые стебли. Чайльд постоял еще пару минут и, пожав плечами, незамеченный отправился на кухню: он умирал с голоду. Окна кухни, как и большинства комнат в доме, выходили в сад. В силу того, что весна выдавалась крайне теплой с первых дней, они были открыты. Пока Чайльд ел, он рассмотрел в саду и небольшую беседку из песчаного дерева, и заботливо подстриженные кусты вокруг нее и многочисленных красно-золотых бабочек, перелетающих с перил на цветы, с цветов на кустарники, а дальше куда-то высоко, за пределы видимости. Его отвлекла стукнувшая дверь. На пороге стояла девушка, которой выговаривала мадам Лю в саду недавно. Она ойкнула, заметив его, и тут же опустила голову, постаралась как можно тише обойти стол, уйти в дальнюю комнатку. - Эй, - позвал Чайльд, - все хорошо. Не пугайся, я доем и уйду. Она не ответила. Из комнатки сзади донесся шорох бумаги и звуки пересыпаемых семян. Через несколько минут снова шорох, и наконец, все затихло. Чайльд, не торопясь, доел, и наконец дождался – девушка медленно выглянула из-за двери, скрытая полумраком. В ее руках была плетенная корзинка с бумажными свертками. - Как тебя зовут? Она вышла из-за двери, едва ли не поклонилась. Чайльд опешил: в Ли Юэ не кланялись. Весь ее вид, даже платье, не говоря о том, как замысловато были сплетены волосы, казалось был из прошлого столетия: в гавани и окресностях за все время он ни разу не видел такой одежды. - Му Цинь, господин, - произнесла она, не глядя на него. Эта странная робость только подтолкнула Чайльда. Неожиданное чувство дежавю подогнало комок к горлу: вне его воли перед глазами стояла не темноволосая служанка Чжун Ли, а маленькая, ниже его плеч, зеленоволосая Колеи, обвитая бинтами. Они виделись всего раз, и он решился, что если с его возвращением в Снежную он увидит ее снова, то обязательно увезет в солнечный Ли Юэ. Когда он вернулся в Снежную через год, Колеи уже нигде не было. Тарталья встал, убрал за собой посуду, подошел ближе. - Я слышал ваш разговор утром, - начал он, - если это все из-за цветов, не волнуйся. Новые вырастут. Не такая уж и беда, чтобы беспокоиться. Не думаю, что Чжун Ли сильно расстроится, если не увидит из окна гиацинты... или что там ты сажаешь? Девушка только опустила голову ниже. Черт возьми, неужели он сделал хуже? - Эй, - улыбнулся Тарталья, - я не обижу. Он аккуратно приподнял ее лицо за подбородок, контраст бледной кожи с его черными перчатками на секунду отвлек его. Никогда не интересовавшийся живописью, он вдруг захотел нарисовать…. Она красивая. Совсем юная, может, пятью годами старше его брата, с тонкими чертами и черными густыми ресницами, а губы… еле розоватые, неразличимые тонкие губы, верно замерзла. Му Цинь наконец посмотрела на него. Она как будто ждала чего-то, такой напряженный был и взгляд, и все ее тело, замершее на месте. Чайльд немного смутился, засмотревшись – темные, почти черные глаза, ни капли макияжа, и все же она была красивая. Пока он тормозил, она сделала полшага назад, прочь от его прикосновения. - Прошу простить, - сказала уже спокойнее, - мне пора идти. И ушла, само собой, даже притворила за собой дверь. Чайльд улыбнулся сам себе, - находит же Чжун Ли таких красавиц себе на службу, - и налил чистой воды в чашку. Его определенно радовало такое утро.

* * *

Весь день он провел в городе, с удивлением отмечая, что его уже почти перестали замечать: некоторые торговцы оборачивались вслед, но многие расхваливали перед ним товар, как перед обычным жителем. Прошла всего неделя с того дня, когда улицы города видели его под конвоем Миллелитов, поэтому наведываться ко своим агентам среди гражданских он не рискнул, но зашел в банк, проверил счет, - все еще открыт, - и уже ближе к вечеру не удержался, поднялся на Тянхэн. - Господин Тарталья, - в ресторане его узнали, но ни хозяин, ни тут же подоспевший официант и виду не подали, что Предвестник Фатуи не желателен среди гостей, - Ваш столик как раз никем не занят сегодня. Это правда, - Тарталья покосился на одиноко стоящий столик на двоих в самом краю платформы, - и соблазн посидеть с чашкой теплого вина, рассматривая лежащий у подножья город, стал крайне силен. Тем не менее, он помотал головой, весело улыбаясь. - Спасибо за предложение, хозяин, - и официанту подмигнул, - но у меня так много дел. Вот если бы Ваш парень завернул мне с собой бутылочку вина, я не пожалел бы ему чаевых. Официант умчался, а Чайльд с хозяином остался стоять на площадке ресторана, вдалеке от гостей, между пустыми столиками. Ли Юэ сверкал вечерними огнями под горой, у их ног. - Господин Предвестник не беспокоится о судьба старого коммерционера, одаривая нас визитом после всего случившегося, - без тени улыбки произнес хозяин, - Вы пришли только за вином или…? Пауза требовала ответа на непроизнесенный вопрос. Чайльд махнул рукой, отвернулся. - Нет, ничего такого. Я действительно хотел вина. Хотя… Знаешь, это не срочно, но любым следующим письмом сообщи, что связь может быть восстановлена через две недели в прежнем объеме. - И все? Не все. Тарталья плохо представлял, чем сможет быть полезен в Лю Юэ сейчас, когда у Архонта больше нет Сердца Бога, а весь регион управляется (и вполне успешно) обычными людьми. Он мог бы, наверное, работать на расширение сети шпионов и агентов Фатуи, но их не должно быть слишком много, иначе начинается беспорядок. Все же обычные парни из Снежной, которых набирают в армию Фатуи, не отличаются ни умом, ни сообразительностью, и выдают себя среди обычных жителей региона за пару месяцев. Чайльд мог бы внедрить парочку в Цисин, постараться расшатать группировку изнутри, но не был уверен, что это не помешает планам Царицы. Ему никто не приказывал, а в случае с Архонтом Снежной, своеволие и самоуправство может быть наказано едва ли не более жестоко, чем нарушение приказов. - Как все? Конечно, нет, - Чайльд развернулся и с наслаждением осмотрел занервничавшего хозяина, - и вино! Краеугольным камнем во всей его работе было то, что он доподлинно не знал, что замышляет Царица. Им всем был известен минимум: собрать Гнозисы, ослабить Архонтов, внедрить силы Фатуи в каждый уголок Тейвата, но… Ни причин, ни целей, ни дальнейших планов Тарталье не было известно. Перебирая в голове Предвестников, он почти уверился, что никто из них не знает всего Плана. Подоспел официант. Чайльд действительно, не скупясь, отсыпал ему целых пятнадцать монет и забрал бутылку, завернутую в еще теплую бумагу и ткань. Хозяин поклонился ему, снова гостеприимно улыбаясь, и проводил к выходу, уже плохо скрывая облегчение И когда через час или даже более он, уставший, переступил порог больших деревянных ворот на территории дома Чжун Ли, то остановился в тени деревьев. Не пошел дальше. Стоял, вдыхая едва различимый запах готовящейся еды, слушал далекие голоса, доносящиеся из освещенного теплыми фонарями дома. Странное чувство поднималось из груди, окутывало его целиком. Он, конечно, был здесь гостем, но Архонты, как ему нравилось это чувство. Но долго он не продержался: пересек сад, едва не споткнулся о стоящие на земле фонари-лилии, вбежал на террасу легко, как будто взлетел. - Чжун Ли, - крикнул с порога, не видя Моракса, - я купил вина. Забрался на Тянхэн ради этого! Где-то в глубине дома раздвинулись тонкие внутренние двери, послышались шаги. Чжун Ли вышел в сопровождении мадам Лю и Ху Тао, и, увидев Тарталью, они обе поприветствовали его в унисон. И рассмеялись: пожилая женщина и девочка. - Ужин будет готов через несколько минут, гунджу, - негромко сказал Чжун Ли, - Ваше вино как нельзя кстати. Присоединитесь? Он был совсем по-домашнему одет, в свободное ханьфу с широкими рукавами, а не черный боевой костюм. Волосы в полумарке сияли золотом на кончиках, а под глазами впервые за время их знакомство не было видно тени. Тарталья посмотрел-посмотрел, да и кивнул. Не было и намека на враждебность во всем, что его окружало в этом доме, и ужин не станет катастрофой. Признаться, Тарталья устал от катастроф. Они сидели на веранде в саду, окруженные фонариками и светлячками. Напротив Тартальи села Ху Тао, напротив Чжун Ли, после продолжительных уговоров, мадам Лю. Она согласилась недолго составить компанию «молодым господам». Столик между ними был заставлен блюдами с очень традиционными, национальными блюдами. Не было только морепродуктов. Тарталья думал было расстроиться, но потом заметил, что и отвратительного тофу тоже не было, - что не могло быть случайностью, - и передумал дуться. Вино разлили по маленьким чашечкам, но пили только Чжун Ли и Тарталья – Ху Тао сморщилась, а мадам Лю не ела вообще. Она с хозяйкой ритуального бюро спорила о каких-то очень уж странных вопросах: например, мадам Лю заявляла, что захоронения в гробах приносят неприятные ощущения в посмертной жизни, а Ху Тао, наоборот, увереряла, что сожженные жители жалуются сильнее. Они сошлись во мнениях только касательно утопленников и Тарталья, с полным ртом рисовой лапши, слушал обеих в полном ступоре, когда властный голос Чжун Ли прорвался сквозь болтовню о трупах, как нож сквозь масло. - Я бы с удовольствием послушал вас обеих, - со вздохом припечатал он, - где-нибудь подальше от моего безумно вкусного ужина. Они сразу же замолчали, и хотя мадам Лю выглядела несколько пристыженой, Ху Тао, как ни в чем не бывало, пожала плечами и засунула в рот сразу два пельменя с креветками (она наложила себе на тарелку минимум дюжину). - Ты чересчур чопорно относишься к таким простым вещам, Чжун Ли, - проворчала она с полным ртом, - в то время как в моей профессии обсуждать клиентов приемлемо даже за едой. Тарталья выяснил, что не он один называл Моракса «ты». Только если от него это звучало фамильярно, Ху Тао, вероятно, было позволено самим Чжун Ли. Интересно, она знала, что он – Архонт? - Хочу напомнить, что это и моя профессия тоже, - ответил Чжун Ли, орудуя палочками в тарелке лапши невероятно ловко, - хоть мне преступно мало платят за труд. В ответ он получил только веселое фырканье: - Дела нынче идут не очень - люди стали жить лучше, дольше и счастливее. А мы не гонимся за прибылью, ты же знаешь. Ритуальное бюро «Ваншэн» особенное, на наших плечах лежит двойная ответственность. Наше дело - сделать так, чтобы клиенты из обоих миров были довольны. Вероятно, если не знала, то догадывалась. Чжун Ли пожал плечами. - Хоть на время ужина оставь их в покое. В конце-концов, у меня не ты одна в гостях. Если бы взглядом можно было говорить, взгляд Тартальи скандировал бы «спасибо» с регулярностью в полторы секунды. Он только начал есть дальше и совсем не хотел снова слушать про утопленников. - Ладно, ладно, - фыркнула Ху Тао, - мне-то что? Все там будут, рано или поздно. . - Кто-то скорей поздно, чем рано, - не удержался пошутить Тарталья, наблюдая за реакцией Ху Тао. Она не подвела - сразу посмотрела на Чжун Ли и рассмеялась. - Это уж точно! Мадам Лю, поднявшись, убрала пустые и лишние подносы. Она ушла на кухню и вернулась, когда они уже доели, в сопровождении незнакомого Чайльду юноши. Юноша поставил на стол небольшую переносную жаровню, на жаровню воодрузили чайник, рядом поставили небольшой заварник и три чашки. К чаю лежали сладкие маленькие инадзумские моти разных цветов. Юноша вскоре ушел, а мадам Лю села за стол, разлила чай. От жаровни шло ровное тепло, и Тарталья только сейчас заметил, как теплый вечер на самом деле уже сменился прохладной ночью. Они пили чай, грели руки о чашки, сидели близко к жаровне, а позже тот же юноша принес им три теплых накидки. Чайльд не стал спрашивать, но даже ему показалось несправедливым, что мадам Лю, хоть и сидела за столом, не ела, не пила, и не укрылась накидкой. Она снова беседовала с Ху Тао, придвинувшись к ней ближе, а Чжун Ли медленно пил свой чай, наблюдая за ними. Мадам Лю неожиданно тихонько рассмеялась, красивым мелодичным смехом заставила Тарталью слегка улыбнуться. Она смотрела на Ху Тао почтительно, в каждом слове сквозила странная трепетность к девочке. Они не могли быть родственниками, но слепой не заметил бы связь. Однако, наблюдая, Чайльд пропустил обращение к нему самому. - Господин Тарталья сегодня говорил с Му Цинь, - сказала мадам Лю без вопросительной интонации, но это и не звучало как упрек. Чайльд кивнул, - "Да." - Прошу господина Тарталью понять девочку, она очень стеснительная и мало видела чужих людей. Очень много лет назад дом господина Чжун Ли стал ее домом. Не злитесь, если она не станет разговаривать так, как Вы бы ждали. - О, малышка Цинь, - оживилась затихшая было Ху Тао, - как она, в порядке? Чжун Ли кивнул. Тарталья не мог не улыбнуться снова. - Я просто встретил ее на кухне и решил спросить имя, - она напомнила мне одну мою знакомую из Снежной, - сказал он, - очень пугливая. - Маленькая еще, - пожала плечами Ху Тао, - бывает. Как гусеница в куколке. С ней он был полностью согласен. Даже черты лица Му Цинь были детскими. Тарталья поставил чашку на стол и взял розовую моти. - Вырастет, станет прекрасной бабочкой, - сказал он, - ее семья из Ли Юэ? Он откусил совсем немного, увязнув зубами в сладком тягучем рисе. Розовый моти на вкус был приторно-сладким, пах вишневыми цветами или сакурой. Почему-то его последняя фраза установила за столом тишину. В плане, Чжун Ли и до того молчал, но затихла и Тао, и мадам Лю. Он понял, что вопрос про семью был нетактичным. - Простите, - попытался он, - я знаю, что такое жить без семьи. - Да, - мадам Лю, кажется, слегка расслабилась, - девочка сирота. Благодаря доброте господина Чжун Ли она ни в чем не нуждается, но родителей это не заменит. Ху Тао кивнула, не особо видимо обеспокоенная судьбой Му Цинь. Она допила свой чай и тоже принялась за моти: взяла зеленый с деревянной дощечки, откусила сразу половину и.... замычала, очаровательно застряв зубами в вязком рисе. − Ммммф, Жун И, Жун И-и-и-и, - только и было слышно, она замотала головой, вспугнув бабочек, севших на ее шляпу. Все, даже Чжун Ли, рассмеялись, и Тарталья тоже улыбался, глядя на эту картину. Мадам Лю, смеясь, налила Ху Тао еще чая. Чжун Ли пожал плечами и сам решился взять кусочек коварной сладости. А Тарталья, глядя на них, чувствовал себя, - снова, - очень и очень хорошо.