***
Тёплый ветерок обдувал ей лицо, приводя волосы в беспорядок. Но девочка не обращала на это внимание, пытаясь уследить за движениями рук старшего брата. – А затем вот так натягиваешь тетиву и, – Дэмьян плавным движениям отвёл руку и стрела уже была в дереве, – отпускаешь. – Тебе легко это даётся! – надув щёчки, обиженно пробубнила рыжеволосая. У неё болели руки, а ладони были в ссадинах и неприятно покалывали от дня таких игр с братом. Он безуспешно пытался научить девочку стрелять из лука, а ведь это она сама попросила! А теперь плакала и жаловалась.. Вздохнув, мальчик лет двенадцати подошёл к младшей и, присев рядом, только усмехнулся на действие сестры, что с обидой отвернулась от него. Словно это он был виновником того, что у девочки всё никак не выходило выпустить хоть одну стрелу из лука! – Это ведь ты навязалась пойти со мной, помнишь? – напомнил Дэмьян, не переставая улыбаться с поведения самой младшей. – Помню, – нехотя, был ему ответ. – А чего же тогда вредничаешь? – Я не думала, что всё будет так сложно! – разозлившись, Лина развернулась обратно к темноволосому и от досады топнула ножкой, что только ещё больше позабавило Дэмьяна. – Я стараюсь, всё как ты говоришь делаю, а ничего не получается! У меня болят руки, ноги и я вообще хочу есть, а не этими глупостями заниматься! – Моя ж ты принцесса, – посмеивался старший, чем только сильней заставлял девчонку хмуриться. – Ты сосредоточена на результате, хочешь всего и сразу, не отдаваясь процессу. А ведь именно от него всё зависит. Чем лучше ты сосредоточишься на своих движениях, продумаешь свои шаги, тем ближе к цели будет твоя стрела, понимаешь? Никогда ничего не получается с первого раза, тебе может только больше везти или наоборот, но это не значит, что нужно сдаваться. Мальчишка взял руки Лины в свои, бережно поглаживая одну из ссадин и царапин, что она получила от сегодняшнего урока. – Всё это заживёт, затянется, но ты будешь уметь стрелять из лука, добьёшься цели и никогда не вспомнишь ни об одной из этих ссадин. С тобой останется только результат, поняла? – Поняла, – словно под гипнозом ответила девчонка. И в чём же её мудрый не по годам брат был не прав? Его послушать, так процессом и ранами можно даже наслаждаться, если они принесут результат. Да и сдаться можно всегда, а вот обучиться или добиться чего-то полезного – нет. – Я попробую ещё раз! – решительно сказала Лина и, схватив лук Дэмьяна, побежала подбирать стрелы. Темноволосый мальчишка лет двенадцати лишь кивнул, не в силах перестать улыбаться от этой маленькой непоседы. Лину вообще достаточно легко было вдохновить на что-то, подбодрить или направить, главное перетерпеть все её «не могу» и «не хочу».***
Умыв водой лицо, воспоминание гречанки рассеялось. Тогда она была ребёнком, хотела всего и сразу, за что бы не бралась, но теперь всё иначе. Теперь нужно обдумывать каждый свой шаг, полагаться на удачу и силу, быть готовой к любому повороту событий. Справится ли она с этим? Может да, а может нет. Но что мешает ей наслаждаться процессом, а? Да и тем более, относиться к этому как к приключению или игре? Вздохнув, девушка продолжила свои приготовления к ночи. – Хочу вот это, красное! – только увидев платье, тут же попросила Лина. Калфа на это лишь фыркнула, но кивнула рабыням, что подготавливали хатун. Как по закону жанра, сначала белое, теперь красное... Сам канон говорил попаданке не сдаваться и не отчаиваться, что поднимало настроение от тяжёлых дум. Да бог с ней с этой Хюррем, Султаном и прочими бедами! У неё в планах хальвет с Мустафой, а не тяжёлый бой за дворцом. На этот раз у платья не было таких широких рукавов, как любила рыжеволосая, но они по прежнему были длинными и со вкусом расходились на две половины с плеч до кистей рук. К одеянию также шёл золотой пояс и тёмный жилет, что утягивал и подчёркивал грудь Лины. Платье было элегантным, бесспорно, но вот дышать становилось труднее, да и декольте очень уж смущало рыжеволосую. У Лины не было четвёртого или третьего размера, скромная двоечка, но при такой подаче она выглядела как подарок богов, что смущало девушку до ужаса. Оставив смущение, наложница, наконец, завершила свой образ жасминовыми духами и теперь могла наслаждаться результатом, смотря в небольшое зеркальце. – Краситься не будем? – тихо спросила одна из девушек, что помогала Лине в подготовке к хальвету. – А что, думаешь надо? – разглядывая своё лицо на любой изъян, любопытствовала рыжая хатун. – Можем подчеркнуть твои глаза, – кивнула та, наклонившись поближе. – А давай! – согласилась Лина, вспоминая, как Мустафа восхищался их синевой и желал утопить в её взгляде все свои печали. Кто знает, может получится? Наконец, когда всё было завершено, Лина, словно уже по какой-то не официально установленной привычке, вернулась в гарем. На любой хальвет с Мустафой, даже если это было просто времяпровождение с Джихангиром, её благословляла Эсен. Если, конечно, это можно назвать благословением... – Айше, ты такая красавица! – подбежала вышеупомянутая девочка, что даже в такие сложные для времена дворца не унывала, а только ярче улыбалась. – Я не Айше! – тут же отреагировала Лина, уже даже позабыв, что это «её имя». Надо будет срочно с этим что-то делать, а то точно останется с этим навечно. – Всё будет хорошо, иди, – кивнула Эсен, напоследок пригладив рыжие локоны наложницы. – Спасибо, Эсен. Ты моё самое яркое солнце в непроглядной тьме, – с благодарностью ответила девушка.***
К Мустафе она шла в приподнятом настроении, то и дело борясь с желанием ускорить шаг и поскорей увидеться с Шехзаде. Сопровождающая её калфа больше не напоминала о правилах, чем только ещё больше радовала Лину, но наконец, они подошли к нужным покоям. Сердце бешено стучало в груди, под руками хатун нервно разглаживала, и без того идеальное, платье, а сама она пыталась сделать глубокий вдох и выдох, дабы хоть немного успокоиться. «Нервничаешь так, словно в первый раз там!» – ругала она себя, но интуитивно гречанка понимала, что этот раз будет действительно особенным. Без Джихангира, без скорби, без лишних свидетелей. Лишь они одни. – Проходите, – сказал уже знакомый Лине стражник и та, расправив плечи, юркнула в покои Мустафы. На колени рыжеволосая опускаться не стала, но учтиво поклонилась и опустила голову, ожидая хода Шехзаде. А парень не заставил себя долго ждать, обернувшись к Лине, он и сам не заметил, как на его губах заиграла счастливая улыбка. – Наконец-то ты здесь, – сказал он, сокращая расстояние между ними. Радость в его голосе заинтриговала девушку и та, не дожидаясь приказа, подняла голову и взглянул на Мустафу. Парень быстро рос, уже спустя год во дворце из юноши он стал молодым парнем, которому, по мнению гречанки и не только, очень даже шла борода. Она делала его взрослее, мудрее. – Видеть вас – счастье для меня, – ответила рыжеволосая, улыбнувшись Шехзаде в ответ. Она тоже была искренне рада находиться здесь, быть рядом с ним. Это доказывало, что у них двоих был шанс на любовь, а не пустые надежды. А Мустафа смотрел на неё и не решался. Ему хотелось припасть к её девичьим губам, наконец-то коснуться её, но отчего-то он не мог сделать этого, ему нужно было позволение, он нуждался в подтверждение того, что не один он испытывает эти чувства. А Лина, вглядываясь в его потемневшие от желания глаза, всё поняла и, приподнявшись на носочках, сама себя не помня от смелости, поцеловала Мустафу. Шехзаде медлил лишь секунду из-за удивления, но вскоре ответил. Совсем быстро он перенял инициативу и был ведущим, а Лина и не сопротивлялась, полностью отдаваясь ему. Это был её первый поцелуй за все две её жизни и она была более чем счастлива отдать его Мустафе. В эту ночь две израненные души слились воедино, даря друг другу нежность и ласку, на которую жестокий мир гарема и дворцовых интриг был скуп. И пусть в этот момент они испытывали лишь страсть, она была только зарождением любви. Их любви, которая преодолеет все трудности и невзгоды. Лишь они вместе смогут превратить её в силу или же свою погибель. И Лина поклялась, что она сделает всё, что в её силах, чтобы они были счастливы и любимы друг другом. А Мустафа, ещё сам того не признав, клялся о том же.***
Попаданка никогда ещё так долго и сладко не спала. Ей было даже жаль, что рано или поздно придётся покинуть покои наследника и вернуться в холодный и отстранённый гарем. Казалось бы, попробовав вкус любви и ощутив тепло всего на одну ночь, она уже была зависима от этого. Так что, нахмурившись на солнце, наложница недовольно что-то пробубнила на родном греческом и только поглубже зарылась в объятия парня, пряча лицо у него в груди. Мустафа, что наблюдал за этим, проснувшись лишь на пару минут раньше рыжеволосой, не смог сдержать тихого смешка. – Не любишь солнце? – Утром нет, оно яркое и слепит, – сонно отвечала хатун, натягивая одеяло поближе к глазам, видимо желая спрятаться от ярких лучей. – Если будешь долго спать, то пропустишь завтрак. – Завтрак? – тут же оживилась Лина и подняла голову из чужой груди. Вкусно поесть она любила, а к столу Шехзаде, как известно, гадость не подадут. Так как же тут отказаться? А темноволосый юноша, ласково поглаживая девушку по щеке, не мог перестать улыбаться. Лина дарила ему радость одним своим присутствием, своими речами и искренней реакцией на всё происходящее. Она была словно открытой книгой для него и ему это нравилось. Ему симпатизировала мысль, что во дворце есть кто-то, кто искренен с ним, кто говорит как есть, кто не скрывает и не утаивает. Он ценил и любил это. За завтраком гречанка, наконец, проснулась. От вкусной еды предательски текли слюнки, так что, не скромничая, но и не налетая как ураган, она ела свою еду кусочек за кусочком, запивая всё это угощение айраном. – Ешь и побольше, а то боюсь, однажды ты выйдешь в сад и ветер заберёт тебя от меня, – добродушно подметил худобу девушки Шехзаде, на что та кинула на него шуточно-обиженный взгляд. – Тогда я не буду ждать вас, а сама возьму и спасу себя, – слегка задрав голову, задорно ответила та. – Ты орудуешь саблей? – не скрывая интереса, спросил Мустафа. – Братец обучал меня, но нам не было суждено окончить наши уроки. Но вот стрелять из лука я умею, этому научил меня уже другой брат ещё в детстве. – Сколько же у тебя братьев, моя луноликая красавица? – Было три. И сестра, – несмотря на приятному слуху комплимент, Лина ответила совершенно без прежней радости в голосе. – Ты их любила? – догадался Мустафа, почувствовал укол вины. Никогда не спрашивай у девушек из гарема о семье – негласное правило. Большинство из рабынь похищенные красавицы у которых, конечно же, могли быть родные. И хоть некоторые из наложниц могли жить в аду хуже, чем гарем, ты никогда не догадаешься, кто из хатун была любимой дочерью, а кто сиротой. – Очень, мой Шехзаде, – без утайки ответила рыжеволосая. – Алан был самым старшим из нас, он хоть и был строг, но очень нас всех любил и никогда не оставлял. А ещё моя любимая сестрёнка Есения... Её улыбка стоила всего мира. Она была заботливой и совсем не злой, как говорили о ней некоторые мальчишки во дворе. А братец Демьян был тем, кто научил меня стрельбе из лука. Он очень трудолюбивый и у него огромный запас терпения, а ещё он говорил такие вещи, что даже взрослые диву давались, откуда у ребёнка столько мудрости в столь молодые годы? А Кир очень любил животных, каждую раненую птичку жалел и в дом тащил, хоть отец и был против, запрещал. Он хотел как Алан стать воином и всюду за ним таскался, как и я. Мустафа слушал Лину, не перебивая. А девушка даже не заметила, как по её щеке скатилась одинокая слеза. Надо же... Она искренне думала, что пережила, переболела это. Но оказывается, стоило ей капнуть глубже и открыться кому-то, как старые раны вновь заныли. Стоило только вспомнить лица родных, их улыбки и нежные поглаживания по её рыжим кудрям, так сердце тут же сжималось в тисках от боли. Про еду оба забыли. Мустафа, желая утешить наложницу, притянул её к себе и обнял. Лина любила объятия, чувство защищённости, которые они ей давали, были всем, чего она так хотела. Так что, уйдя в себя от грусти, она только ближе прижалась к Шехзаде, наслаждаясь его тёплыми руками, что с нежностью держали её у груди. Но плакать она не собиралась, та слеза была всем, чему она позволила случиться в этот момент. Лина лишь хотела прийти в себя, может быть даже рассказать побольше о семье, но просидев минуту-другую рядом с юношей, она вспомнила кое-что ещё. – Шехзаде, – рыжеволосая мягко выпуталась из чужих объятий, дабы взглянуть на парня. – Я не хочу больше оставаться с этой болью, не хочу больше быть Линой, потерявшая свою семью в кровожадной резне. Я хочу начать новую жизнь, переродиться словно феникс и быть с вами, бережно хранить воспоминания о своих братьях и сестре, но не плакать, а показать им, что я живу и дышу ради них, что я счастлива. – Чего же ты хочешь? – впечатлённый речью, спросил парень. – Принять свой новый дом, имя. Я хочу... – Хочешь стать мусульманкой? – догадался Мустафа, на что Лина мгновенно кивнула. А парень был только рад этому желанию. Может, его наложница действительно будет счастлива, закончив одну книгу своей жизни и начав другую? Да и тот факт, что Лина доверила ему эту честь, польщал. Гречанка сама сказала, что хотела бы быть с ним, начать всё заново именно с ним, а значит он более чем счастлив исполнить её желание. Накинув белоснежный платок ей на голову, Мустафа начал свою речь, а Лина с мягкой улыбкой повторяла за ним слово в слово, чувствуя приятное покалывание под сердцем от того, что её жизнь вновь приобретает новые краски. – Твоё имя будет... – задумчиво произнёс парень, – Сонай. – Сонай... – повторила хатун, словно пробуя его на вкус. – Верно, – кивнул Мустафа, посмеиваясь. – Ты теперь моя Сонай Султан. – Хатун! – тут же не на шутку смутилась рыжеволосая, чувствуя как румянец скрасил её щёки. И так веселье вновь прокралось в покои Мустафы. Даже по ту сторону можно было услышать звонкий смех девушки и подшучивания юноши. Именно поэтому никто не смел беспокоить двух влюблённых, что только-только вкушали этот плод любви и преданности. Рыжеволосая хоть и осталась на завтрак, но не смогла противиться обаянию юноши и пробыла в его покоях ещё до вечера, а там уже и ночь не заставила себя долго ждать. Время летело так быстро, когда вам было о чём поговорить... А говорили они обо всём: о книгах, походах, правилах. Но ещё больше они шутили над этим и смеялись, прямо как два нормальных подростка, от которых мир не требовал быть старше здесь и сейчас. Они просто могли быть... свободны! Уже на второй день, вновь завтракая вместе, девушка и юноша поняли, что им пора расстаться. Как бы сильно им этого не хотелось, но они не могли попросту остановить время, дела сами собой не решатся, даже самые простые. Но гречанка наоборот была рада уйти. И нет, ей всё понравилось, Мустафа был более чем лучшим, но ведь наскучить ему всего за пару дней тоже не хотелось. Лучше пусть отпустит её, но будет с нетерпением ждать их встречи вновь. Лина, теперь уже Сонай, тоже будет.***
А в гареме царил переполох, лишь одна Айла, да Эсен с ней рядом не поддавались ему. – Где твоя подружка, почему она в покоях Шехзаде так долго? – любопытствовала Фатьма, на что получила лишь холодный взгляд от русинки. Какого чёрта к ней цеплялись из-за этой гречанки, а уж тем более с чего бы она говорила о ней с крысами по типу Фатьмы? – Она покорила нашего Шехзаде и теперь останется у него навсегда, – вклинилась Эсен, улыбаясь. Её искренность легко может обернуться ей погибелью, но пока, ещё будучи ребёнком, она этого не понимала. – Шехзаде её раньше только как няньку для младшего брата звал, вот и сейчас наверняка она с малышом Джихангиром сидит, – подливала масло в огонь Фидан под одобрительный смех подруги. – Следите за своим языком, хатун, – тут появились та, кого ожидали меньше всего – Разие Султан. Девочка хмурилась, глядя на рабынь. Как они только смели шептаться о её брата и его гареме?! – Постыдились бы. – Простите нас, госпожа, – тут же подскочив с места, поклонились наложницы. Попаданка же, войдя в гарем, удивилась. Айла, Эсен, Фидан и Фатьма в окружении Разие о чём-то говорили? Что-то новенькое. Насмешливо хмыкнув, девушка за пару шагов добралась до небольшой группы, игнорируя любопытствующие взгляды ей в спину. – Госпожа, – тут же поклонилась Сонай, привлекая внимание дочери Султана и её «свиты». – Лина! – темноволосая даже сама не заметила, как улыбнулась, завидев подругу. – Наконец-то ты вернулась. У тебя всё хорошо? – У меня всё просто отлично! Вот только я больше не Лина. – Что? – даже Айла, казалось, удивилась, а вот Фатьма неодобрительно поджала губы. Догадка, что терзала её сердце, подтвердилась. – Я теперь Сонай. Мне это имя Шехзаде дал, так что всё по правилам. Никакой Айше, – довольно усмехаясь, не стала ничего утаивать гречанка. Юная и «переродившаяся», она добилась маленькой, но первой, цели. Теперь девушка понимала Александру в первых сериях, которая с особой гордостью представлялась своим новым именем – Хюррем. – Нора тоже новое имя от нашего доброго Шехзаде получила, да вот теперь рыб на дне Босфора кормит, – не сдержала язвительного комментария Фатьма, а затем, вскочив с места, сердито удалилась. Лишь дочь Султана возмутилась такой наглости, пока остальные посмеивались. – С кем она сравнивает мою Сонай? – фыркнула Разие, заставляя попаданку смутиться. Подумать только... У неё сторонницей была сама дочь Султана. Страшно представить, что будет, если их попытаются рассорить.***
Но время шло, Валиде не становилось лучше и уже практически все знали, но не смели говорить вслух, что она вот-вот умрёт. Рыжеволосая наложница не думала об этом, одну только неделю ей пришлось бороться с любопытными рабынями гарема, что о Мустафе пытались больше разузнать. Были и те, кто хотел обидеть хатун неприятным комментарием и своей уверенностью, что старший наследник лишь её как няньку для младшего брата позвал. Ух, и сколько же злобы и ненависти в этом дворце... Но даже так Сонай не могла злиться на них, знала, что жизнь тут совсем не рай. Работа без выходных, учёба, если ты ещё мала или только попала во дворец. Из еды зачастую плов с мясом, да айран в качестве напитка. Совсем не рай, верно? Теперь понимаешь, почему все так радовались праздникам. Это было единственное время, когда наложницам давали отдохнуть и съесть что-нибудь вкусное в качестве закуски. Но у некогда Лины был совсем не жестокий характер, да и обижалась она лишь по делу, вот и с рабынями сумела примириться. На их колкости не отвечала резкостью, поддерживала разговоры и улыбалась. Долго ли могли на такую фаворитку злиться? Могли, но не все. Да и тем более, Мустафа больше никого не звал за это время. Был занят делами, да о бабушке беспокоился. Совсем не до плотских утех было наследнику престола. Попаданка старалась не тревожиться лишний раз. Напоминала себе, что в сердце Шехзаде она наверняка что-то задела, но с каждым днём верить в это было всё труднее. Может, получив её, он больше и не захочет видеть девушку вновь? Нет, такому не бывать. Но затем, как гром среди ясного неба, Разие была вынуждена разочаровать подругу. – Фатьма попала в покои Шехзаде, – дочь Султана сказала тихо, не боясь гнева, а просто не желая расстраивать. Сонай лишь горько усмехнулась. Это же канон, она знала... – Да, так должно было случиться. – И ты ничего не сделала? – удивилась девочка. – Шехзаде бы не оценил этого, – да и рано ещё что-то делать. Слишком хрупкая позиция у рыжеволосой, каждая ошибка может стоить ей будущего. Больше Разие Султан и Сонай хатун не говорили. Молча сидели в излюбленном тёмном углу гарема и думали, каждая о своём. Но вот, Айше Хавса, не в силах больше бороться за свою жизнь, покинула этот мир. Во всём дворце был траур, господа империи надели чёрные одежды, Султанши плакали, особенно больше всех страдала Хатидже. Все знали, что между ней и матерью были тёплые и поддерживающие друг друга отношения. Душевная госпожа не была готова остаться в этом жестоком мире без поддержки матушки, пусть уже и была взрослой женщиной с детьми и мужем. В ту ночь Мустафа позвал Сонай, но девушка пришла к нему в чёрном платье, а на лице её не сияла яркая улыбка. Наложница даже не удивилась тому, что в покоях наследника её ожидал не только Шехзаде, но и его сестра. Все знали, что это не ночь любви, а скорби. Сев на тахту, Сонай прижала к своей груди детей Султана, молча отдавая им всю свою поддержку и силы. Им всем нужно было просто посидеть в тишине, уяснить, что больше ничего не будет как прежде. После смерти Валиде начнётся новая эпоха борьбы и кровопролития. Но пока они здесь, все вместе, они переживут это. – Шехзаде, Махидевран Султан пожаловала, – сообщил стражник по ту сторону двери. И лишь это заставило Мустафу отпустить руку Разие и отлынуть от Сонай. Его матушка также нуждалась в поддержке и наверняка хотела найти её в своих детях. – Впусти. И прикажи подать ужин, – отдав приказ, наследник слабо улыбнулся вошедшей в его покои матери. Женщина выглядела действительно не лучше, чем на похоронах. Всё ещё с красными от слёз глазами, она держала руки перед собой замком, сгорбившись. Смерть Хавсы должен был быть её шансом подняться, возвыситься, но это была другая, не сериальная Гюльбахар. Весенняя роза Сулеймана действительна была в печали из-за смерти свекрови и даже, если она и надеялась занять её место, то как минимум не сейчас. Сегодня ей, как и детям, нужно побыть слабой, принять реальность. – А что она здесь делает? – подняв взгляд, удивилась Махидевран. Наложница по прежнему прижимала к себе хныкающую Разие, но вдруг почувствовала себя лишней. Действительно, что она здесь делает? Это был семейный момент, ей следовало уйти... Приготовившись подняться, она была остановлена одним жестом руки. – Мы с Разие очень ценим присутствие и поддержку Сонай хатун, мама, – объяснил Мустафа, на что женщина слегка нахмурилась. Рыжеволосая была почти на все сто уверена, что это из-за имени. Но больше Гюльбахар ничего говорить не стала, хоть и выглядела всё ещё не удовлетворённая, чем смущала рабыню. Наконец, подали еду. Сонай, придерживая дочь Султана, помогла той опуститься на подушку у стола и сама села между ней и наследником. Есть в такой атмосфере было трудно, но пару кусочков хотя бы для вида в себя вкинуть было необходимо. Так что, глядя лишь на тарелки с едой, гречанка съела немного десерта. – Мустафа, скоро ты поедешь в свой санджак, – наконец, нарушила тишину Махидевран. – Верно, наконец-то я смогу забрать вас и сестру подальше от переполоха, – эта мысль вызвала у Шехзаде улыбку, но вот его мать, кажется, настрой не разделила. – Я ещё не знаю, поеду ли с тобой, мой лев. – О чём вы, матушка? – После смерти Валиде гарем не может остаться без присмотра, а повелитель уже упомянул, что доволен моим руководством, – последнее предложение заставило подключиться к разговору и Разие. Лишь гречанка и она знали, как много для этого сделала сама девочка. Благо Махидевран не была глупой, когда дело доходило до мести, как её сериальная версия, но периодически женщине нужны были напоминания, что она Султанша, а не какая-то рабыня-интриганка, чем и занималась Разие. Темноволосая ненавидела это, но всё же делала ради матери. – Завтра Султан сообщит нам, кто будет править гаремом, но ты должен быть готов, что мы с Разие можем не поехать в Манису с тобой. – Я поеду! – тут же влезла девочка, чем удивила всех. Смерть бабушки, интриги и редкие минуты покоя не делали ей лучше, лишь ещё больше терзали ей невинную, детскую душу. Лишь на днях ей исполнилось двенадцать, а мир уже был к ней суров и требователен. – Могу я хоть раз принять решение сама?! – в уголках её глаз вновь скопились слёзы и Сонай уже хотела было потянуться к девочке, успокоить, но что-то в её взгляде подсказывало, что так делать не стоит. – Разие! – Гюльбахар была недовольна, но даже не тем, что её дочь так странно себя ведёт, а тем, что она делает это перед обычной рабыней. Она же всё расскажет любопытным наложницам, могут пойти слухи! Наверняка её послушная и обычно не упрямая луноликая красавица набралась этого как раз от рыжей... А ведь Махидевран знала, что зря позволяет дочери проводить в гареме так много времени. Чему эти девушки научили госпожу?! Поддаваться эмоциям и плакать? – Выйди отсюда, хатун, – окончательно потеряла терпение Махидевран и на этот раз Сонай, пусть и не желая этого, была вынуждена поклониться и уйти. – Сегодня нельзя поддаваться гневу, мама, – не оценив такой поступок, Мустафа покачал головой и потянулся к младшей, аккуратно смахивая слезинки с её щёк. – Всё хорошо, Разие. Обещаю, я возьму тебя с собой, если ты хочешь. – Хочу, – тут же кивнула девочка, понемногу успокаиваясь. Она и сама не понимала, что с ней случилось и что это был за приступ, но ощущение ей не понравились. Плохо и горько. – И я бы тебе не отказала, нужно было лишь сказать, – успокоившись, вздохнула Гюльбахар. Наверняка это рабыни так влияют на её дочь, нужно срочно ограничить им общение, особенно с той самой Сонай. В эту ночь попаданке не спалось. Она ещё какое-то время ворочалась, получила подушкой от соседки и лишь после уснула с тяжёлыми думами в голове.***
– Девушки, собираемся! – крик калфы еле как растормошил девушку. Укрыться от чужого голоса с головой под одеялом, как бы ей не хотелось, было невозможно. Так что, промычав какое-то проклятие на греческом, хатун поднялась. Лишь затем, когда она узнала причину такого раннего подъёма, она стала веселей. Время собирать вещи и уезжать в Манису! Негодование Фатьмы по поводу того, что её нет в списке лишь ещё больше раззадорило Сонай. Но оставался вопрос, поедет ли Разие? Юная госпожа встретилась ей по пути, но выглядела девочка так, словно совсем не сомкнула глаз за ночь. – Вы в порядке? – Отец действительно назначил матушку управляющей гаремом, – было ей ответом. – И вы..? – Я долго думала... – призналась темноволосая, потирая глаза из-за сонливости. Она точно не выспалась. – Я останусь с мамой. Не хочу, чтобы Хюррем Султан что-то с ней сделала или обидела. – Вы уверены? – честно говоря, Сонай ожидала другого. Но видимо, дочь Султана действительно долго думала над этим, ибо от вопроса она даже никак не изменилась в лице. – Уверена. Иди, Сонай. Надеюсь, что мы с тобой ещё свидимся. – Конечно свидимся, госпожа. Я же знаю будущее, помните, – подмигнув, наложница поклонилась и поспешила прочь. В Манисе не будет ни Махидевран, ни Разие, ни Айлы или даже Эсен... Никого, лишь новые незнакомые девушки и Мустафа. Да начнутся голодные игры.