***
Не соизволив постучать, парень ворвался в покои госпожи, подобно смерчу, чем заставил прислугу вздрогнуть. Но не эту женщину. — Мустафа? Всё в порядке? — забеспокоилась Махидевран, подходя к сыну. А Шехзаде внимательно смотрел на неё, смотрел прямо в глаза и пытался отыскать там ответы. Черкашенка невольно вспомнила, как и Султан Сулейман пятнадцать лет назад точно также ворвался к ней после отравления Хюррем, пристально смотрел в глаза и пытался понять, что за чудовище скрывается в его некогда невинной весенней розе. — Мама, скажите, спокойно ли спится вам по ночам с убийцей под боком? — Сынок… — Чувствовали ли вы умиротворение, отправляя ко мне в покои девушку, что подняла руку на мой гарем и ещё нерождённого ребёнка? — Мустафа, ну неужели ты веришь, что я позволила бы Айше-хатун остаться в гареме, будь она и в самом деле той, кто напал на Сонай-хатун? Твоя фаворитка не была внимательна и упала, чем подвергла опасности не только себя, но и твоего ребёнка. Пойми, она же просто воспользовалась шансом и перекинула всё на Айше. Нам нужно благодарить Аллаха, что он не забрал у неё Ирем за такой гнусный поступок. — Нет, мама. Сонай пришла ко мне в абсолютной обиде на вас, в слезах от вашей несправедливости и страхе, что произошедшее повторится с ней вновь. У неё есть доказательства, я также читал её письмо после нападения. Лучшие охранники удивительным образом не оказались рядом при несчастном случае. — Мустафа, ты ведь не всё знаешь. — Я знаю достаточно. И я хочу, чтобы Айше-хатун казнили. Немедленно. Махидевран недовольно смотрела на сына, ожидая, что он как следует обдумает это решение. Но Мустафа даже не шелохнулся. Не отводил взгляд и стоял ровно, доказывая матери, что он уже не мальчик, которого она могла переубедить. Весенней розе было… сложно смириться с этим. Сдавшись, женщина всё-таки отвела взгляд. — Хорошо, раз ты так хочешь. Один приказ и стражники вошли в гарем, хватая Айше под руки. — Что вы делаете? Я фаворитка Шехзаде, прочь! — не на шутку испугалась юная невольница, понимая, но не хотя признавать, что её жизнь совсем скоро закончится. — Айше-хатун, за нападение на беременную фаворитку вы будете утоплены в Босфоре, — лишь холодно ответил стражник на все её крики. Но красавица не хотела умирать. Совсем не хотела вот так заканчивать свою жизнь. — Не троньте, я беременна! — зажмурившись от слёз, в отчаянии крикнула та, надеясь, что последний козырь, который она хранила для сегодняшнего вечера с Мустафой, её спасёт. И это спасло. Махидевран и Мустафа, что наблюдали за всем со второго этажа, в изумлении посмотрели друг на друга, не зная, что делать. — Поздравляю тебя, Мустафа! — первая отреагировала Султанша, ярко улыбаясь от осознании того, что у неё будет не один, а целых два внука в ближайшее время. — Дай Аллах, будет здоровый Шехзаде. — Аминь, — лишь тихо ответил парень, всё ещё в шоке. Но затем, опомнившись, он сжал под руками перила и нахмурился. — Ребёнок не спасёт её от наказания. Пусть сейчас ей вызовут повитуху и следят за здоровьем, но после рождения малыша она сразу же будет казнена. И, поставив в этом споре точку, он велел стражникам уйти. В этот день Айше-хатун не была казнена, но жить в страхе вплоть до рождения ребёнка казалось ещё худшим наказанием.***
Сонай ещё ничего не знает, вновь устроившись на груди своего Шехзаде. Ей спокойно и безопасно, но сам Мустафа, получше укрыв фаворитку, пытался принять тот факт, что порой ему придётся принимать суровые и местами жестокие решения, вставать на чью-то сторону и даже ранить близких. Ему хотелось быть справедливым, а ещё ему хотелось построить крепкую и искреннюю любовь, где всё обсуждается и доверяется. Сонай сделала это сегодня, придя к нему, открывшись ему. Уж лучше так, нежели она убила бы Айше ночью и подставила невиновную. Хотелось защитить её душу от этого.***
— Айше беременна… — хмыкнула гречанка, расчёсывая перед зеркалом волосы. — И выяснилось это, когда Шехзаде велел её казнить, я правильно поняла? — Да, — кивнула Кёсем, подав Сонай корону с сияющим аметистом в самом центре. — Понятно. — Ты не особо рада. — Я просто не знаю, как реагировать на всё это, — призналась девушка, тяжело вздохнув. А если её, как и Дефне в сериале, пощадят после родов? А если она успеет что-то ещё придумать? Это всё, конечно, вряд ли, но в гареме всегда стоит оставаться на чеку. — Ты же видела будущее когда-то, — хмыкнула Айла, припоминая времена в Стамбуле, когда ещё маленькая Лина бесила её, рассказывая, что произойдёт через год-другой. — Где твои ведьминские фокусы? — Девочка у неё родится, Айла, девочка. Нергисшах назовут, — слабо усмехнулась хатун, припоминая сюжет. То, что именно эта Айше будет матерью Султанши её удивило, но не слишком ли спешат события? Нергисшах только после беременности Фатьмы появиться должна, а тут… Хотя, может, это всё-таки другая Айше? Наложниц с таким именем много, даже её так хотели изначально вместо Лины назвать. — Хотя, может, это не так. — Ты теряешь свои способности видеть будущее? — Я забываю сюжет. — Что? — Что? — Девочки, вы о чём? — растерялась между ними Кёсем. Секунда и в покоях рыжеволосой фаворитки поднялся смех всех трёх девушек. Именно в этот момент Сонай поняла, что жизнью по прежнему можно наслаждаться и провести время в удовольствие, а не поддаваясь эмоциям и боли.***
И вот, все сорок дней с рождения дочери постепенно прошли. Мустафа отдал приказ собираться в Стамбул, но Махидевран Султан было решено оставить в Манисе. Хоть наследник и сказал, что это лишь за тем, чтобы в его гареме царил порядок и женщина присматривала за ним и беременными фаворитками, но что Махидевран, что Сонай и Разие понимали, что это не более, чем наказание за её поступок с Айше. — Айла, укутай Ирем в дополнительный слой одеяла, нельзя допустить, чтобы она заболела, — отдавала распоряжение гречанка, паралельно накидывая на плечи тёплый плащ. Вообще, ей не нравилась идея таких ранних путешествий для малышки, но лекари утверждали, что Султанша растёт и развивается здоровым ребёнком, да и Шехзаде позаботился о том, чтобы карета с Сонай и Ирем была дополнительна защищена и потому можно было бы не волноваться, но как мать, рыжеволосая в любом случае предпочла бы подождать ещё хотя бы пару месяцев для поездки. Наконец, долгие сборы были завершены и, улыбнувшись от предстоящего путешествия, Сонай в окружении свиты покинула свои покои и отправилась к каретам. На улице уже отдавала распоряжения слугам Разие Султан и рыжеволосой даже пришлось приглядеться, чтобы узнать в этой девушке ту самую маленькую госпожу. — Разие, как же ты выросла! — не сдержала своего восхищения наложница, подойдя к подруге ближе. А девушка перед ней и впрямь изменилась. Из ребёнка Султанша превратилась в настоящую красавицу и госпожу. Ровная осанка, внимательный взгляд тёмных глаз не отменяло её нежности и миловидности. А смущаясь, девушка была только ещё более очаровательна. Сонай с уверенностью могла сказать, что сестра Мустафы разобьёт много мужских сердец и сама она поистине переняла у родителей всё самое лучшее. Даже Михримах придётся постараться, чтобы выделиться на фоне старшей сестры. — Полно тебе, Сонай, — всё ещё смущалась Султанша, хоть гречанка и видела, как блеснули глаза её подруги от комплимента. Погрузившись в карету, процессия отправилась в путь. Привыкнуть к таким поездкам всё ещё было тяжеловато, ибо трясло ужасно, а отдохнуть практически невозможно. Даже в машине тяжело ехать несколько часов, а тут карета. Однако, несмотря на опасения Сонай, Ирем весь путь практически проспала, лишь изредка хныкая и требуя к себе внимание. К концу также уснула самая юная из служанок — Кёсем. Гречанка слабо улыбнулась, заметив, как девочка опустила голову, не в силах бороться с сонливостью. Но так никуда не годилось. Коснувшись плеча Кёсем, Сонай мягко потянула ту к себе, устроив её голову у себя на коленях. Девочка уже спала и потому легко поддалась, а вот Айла на такое выгнула бровь, но ничего не сказала. А вот в Топкапы их уже ожидала Хюррем Султан с дочерью. Она лично хотела поприветствовать старшего наследника и взглянуть на ту, что когда-то помешала её планам. Рыжая хасеки знала, что этот шрам на сердце падишаха останется навечно. Хюррем ведь пыталась убить не наложницу, а самого сына Сулеймана. Несмотря на любовь, манипуляции чувствами и детьми, такое никогда не забывается и не прощается. Шехзаде Мустафа, соскочив с коня, первым делом подошёл к карете, где была его возлюбленная со слугами и, демонстративно проигнорировав законную жену падишаха, подал руку Сонай, а затем и её прислуге, чем удивил всех, кто наблюдал за этим. — Шехзаде, добро пожаловать, — всё же улыбнулась Хюррем в своей, лишь ей свойственной манере. — Спасибо, Султанша. Наши покои уже готовы? — Готовы и ждут вас. А Махидевран где? Мне казалось, она не упустит возможности построить новые козни против меня. — Матушка чувствует себя не очень для столь длительной поездки и пожелала остаться в гареме, — холодно ответил сын Султана, не отводя взгляда. — Да пошлёт ей Аллах скорейшего выздоровления, ибо гарем в Манисе это единственный гарем, где ей светит власть, — лишь шире улыбнулась хасеки. Благо, разговор прервал плач Ирем и было решено расходиться по своим покоям. Сама Сонай, смотря на Хюррем, пыталась понять, а боится ли она её теперь? Скорее нет, чем да. Женщина перед ней не заставляла её дрожать, как ещё год назад, но расслабляться тоже было нельзя. Учитывая мстительный и жестокий нрав хасеки, придётся всегда быть настороже до самого возвращения в Манису. Гречанка не переживала за себя, но вот за Ирем вполне. Кто знает, до чего опустится Хюррем, готовая надавить на больное? Даже не так. Сериальная Хюррем пугала не так, как историческая. О, будь перед ней та самая Анастасия из истории, то было бы намного труднее. Хотя бы потому, что их с Сулейманом окутывала настоящая любовь, а не манипуляция и женская хитрость в перемешку с очарованием. Но хоть сюжет шёл согласно канону, персонажи имели свои реальные черты характера и те или иные привычки. Например, Хюррем, помимо всего прочего, шила налобные повязки для наложниц и рубахи для Султана Сулеймана, а также ранее она потеряла Шехзаде Абдуллу. В общем, этот мир был той ещё загадкой несмотря на знание канона и истории, но быть свидетелем этих событий оказалось довольно волнительно, а принимать в них участие напрямую — опасно. Мустафа же направился к отцу, мягкая улыбка от предстоящей встречи не сходила с его губ и стоило только дверям к покоям падишаху открыться, как парень, словно вновь малое дитя, кинулся к Султану с объятьями. — Повелитель, я так быстро уехал, что даже толком не успел поговорить с вами после вашего возвращения из похода. — Ты спешил к своему первому ребёнку, разве может быть причина благородней этой? — добродушно ответил Сулейман, крепко обнимая своего старшего сына в ответ. Наконец, Шехзаде отстранился. — Повелитель, я хочу также поблагодарить вас за то, что предоставили мне самому выбрать имя для ребёнка. Это была честь для меня. — Ты совсем вырос, сын мой. Смотрю на тебя и сердце радуется. Я рад, что теперь ты можешь понять счастья отцовства, — Сулейман смотрел на своего сына с гордостью, ему до сих пор не верилось, что мужчина перед ним когда-то был тем самым непоседой, что обожал играть на мечах и рвался в поход. Хотя последнее осталось неизменным, что заставило Кануни усмехнуться. — Не хотели бы вы со мной взглянуть на свою внучку? — Конечно, Мустафа. Идём.***
Сонай покачивала девочку на руках, пока евнухи и служанки заносили в комнату сундуки с её вещами и раскладывали их по местам. Но Ирем, кажется, совсем не хотела спать. — Выспалась в карете, да? — усмехнулась рыжеволосая, но через секунду умолкла, услышав поблизости крик. — Дорогу! Султан Сулейман Хан Хазретлери! Гречанка аж вздрогнула. Ещё бы, сам Султан! Но делать ничего не оставалось, кроме как опустить голову и сесть смиренно в поклоне перед повелителем. — Султан Сулейман, — прошептала рыжеволосая, чувствуя, как её пробивает мелкая дрожь и от этого только крепче прижимая к себе свёрток с ребёнком. — Моя внучка, — расплылся в тёплой улыбке мужчина и протянул руки, на что Сонай тут же отдала ему свою дочь. Мустафа встал между возлюбленной и отцом, с неким благоговением наблюдая за первой встречи дедушки и внучки. — Как её зовут? — Ирем Султан, мой повелитель. — Ирем, — повторил Султан, наблюдая за ещё совсем маленькой госпожой. Но девочка на его руках вдруг рассмеялась. Громко и совсем по детски, на что вызвала улыбку у своих родителей и великого деда. — Это имя очень ей подходит. Да будет её жизнь беззаботной и весёлой. — Аминь, — повторили Мустафа и Сонай. Спустя ещё время Султан Сулейман ушёл, эта маленькая встреча подняла его расположение духа и он вспомнил, как когда-то и сам держал своих детей на руках, когда они были такими маленькими. Но к его сожалению, дети росли. Лишь Джихангир по прежнему был его отрадой, в то время как Мустафа, Разие, Мехмед и Михримах выросли, а Селим и Баязид были в том возрасте, когда ты уже не малыш, но ещё и не взрослый. Если бы только Аллах вновь послал ему ребёнка. — Сюмбюль ага, — позвал Султан, на что евнух тут же прибежал и склонился в поклоне. — Сегодня вечером я хочу видеть Фирузе-хатун. — Конечно, повелитель, — протянул мужчина, догадываясь, как будет зла его госпожа.***
— Моя душа, — поцеловав фаворитку в лоб Мустафа, перед тем как вновь улыбнуться и взять её руки в свои. — Сегодня я хочу устроить ужин с братьями и сёстрами, где хочу также видеть и тебя. — Уверен ли ты? Это семейный ужин и я не хотела бы помешать. — Ты часть семьи, — напомнил Шехзаде нежно, но требовательно. И девушке этого было достаточно, чтобы почувствовать себя важной и желанной гостьей на таком событии. Этот шаг со стороны любимого несомненно обрадовал её и она кивнула, даря наследнику свою улыбку в ответ. Мустафа ушёл готовиться к вечеру с семьёй, но вот у Сонай ещё были кое-какие дела. Очень срочные и жестокие дела.***
Фирузе направлялась в хаммам, предвкушая очередную ночь с повелителем. Она увлекла его и не на шутку. Если сначала сам Султан думал, что это лишь не больше, чем страсть, то теперь он чуть ли не каждую ночь вкушал новую рабыню, наслаждаясь её обоянием, смирением и… любовью. Думая о мужчине, персидская красавица вскрикнула, как только её под руки взяли два стражника. — Кто вы? Отпустите! — кричала фаворитка Султана, но ей быстро закрыли рот рукой и силой потащили в тёмную комнату, коей была кладовой во дворце. Стражники опустили женщину на колени перед Сонай, но по прежнему продолжали крепко держать её. — Айла, засунь ей в рот тряпку, — дала уквзание гречанка, а уже после того, как русинка сделала это, кивнула двум мужчинам. Те знали, что нужно делать. И, не медля ни секунды, разорвали платье Фирузе на спине, открывая всему миру вид на её татуировку, на её погибель и главную ошибку против Хюррем. Взяв единственный факел в помещении, стражник направил его огнём к рисунку. Секунду колебания и вот он уже обжигает спину самой женщине Султана, пока его подельник крепко держит рабыню. В воздух поднялся запах жаренного мяса и даже сквозь нехитрый кляп были приглушённо слышны крики Фирузе, её страдания и боль. Слёзы текли по её лицу, но наконец, спустя время, всё закончилось. — Покажи, — приказала Сонай и стражник освятил тем же огнём спину Фирузе. Теперь вместо татуировки там был большое кровавое нечто. В будущем это всё затянется уродливым рубцом, но прямо сейчас… Прямо сейчас это было очень больное и кровавое месиво. Первая часть плана была выполнена, дальше должно было быть проще. Убедившись, что от проклятого тату не осталось ничего, гречанка опустилась перед Фирузе на колени на уровень её глаз. Наложница повелителя отходила от агонии боли, она тяжело дышала и боялась даже пошевелиться, но всё это было и не нужно. Главное, чтобы она слушала. — Я знаю о тебе всё, Хюмейра. Я знаю, кто ты такая и кому служишь. Знаю, для чего ты здесь и что значила эта тату, — спокойно и уверенно говорила рыжеволосая, следя за тем, чтобы женщина её точно слушала. Фирузе медленно подняла свой взгляд на Сонай, но из-за темноты и боли видела перед собой лишь силуэт и ничего более. Сначала она думала, что это очередная попытка Хюррем избавиться от неё, но нет. Это было не голос госпожи и обладай она такой информацией как эта девушка перед ней, то она мигом бы от неё избавилась, тогда что сейчас происходит? Что творится? — Я хочу помочь тебе, — вытащила Сонай тряпку из рта шпионки. — Эта татуировка тебя бы раскрыла, так что мне пришлось избавиться от неё. — Кто ты? — лишь вымолвила еле как женщина. — Твой ангел-хранитель, — усмехнулась рыжеволосая и наклонилась ещё ближе. — А теперь, слушай меня внимательно и запоминай.***
— Братец Мустафа! — улыбнулся Джихангир и тут же кинулся в объятья старшего брата. — Джихангир! — поймал его Мустафа и крепко обнял, отказываясь отпускать от себя ещё добрых десять секунд. — Я так скучал по тебе, можешь ли ты остаться со мной навсегда, пожалуйста? Или возьми меня с собой? — мальчик смотрел на старшего Шехзаде с надеждой и мольбой в глазах, а потому сердце парня сжалось ещё сильнее из-за осознания, что он не может сделать для своего брата ничего из этого. — Джихангир, я останусь здесь на какое-то время, но потом мне придётся вернуться в Манису, понимаешь? Когда ты подрастёшь, то тоже получишь в управление санджак. — Мустафа ещё раз крепко обнял ребёнка и только после этого отпустил, чтобы тот мог занять своё место за столом. — Какая чудесная картина, — улыбалась Михримах, наблюдая за всем этим в дверях. — Сестра, как же ты выросла! — удивился Мустафа, увидев перед собой красавицу вместо капризной маленькой девочки. — И не только она, — показался через пару секунд Мехмед, раскрывая руки для ещё одних крепких и братских объятий. Старший сын Султана с превеликим удовольствием обнял младших, после чего также поприветствовал Селима и Баязида, что тоже выразились о том, как скучали за ним. Самой последней из семьи была Разие, но с её появлением все снова принялись рассказывать о том, как скучали друг за другом и ждали этой встречи. — Разие, мир не видывал Султанши красивее и изящнее тебя, — сделал искренний комплимент первенец Хюррем, на что темноволосая слегка смутилась, но кивнула, поблагодарив братца за лестные слова. — Так уж и не видывал, — не без улыбки самодовольствия вмешалась Михримах, гордо расправив плечи. — Вот же она, перед тобой. — Да, Михримах, я сижу прямо перед Мехмедом, — к удивлению всех, ответила старшая дочь Султана. — Михримах, не к чему разводить ссоры за столом, — приструнил девушку Мехмед, на что та насмешливо фыркнула. — Мы за столом, но блюда ещё не поданы. Почему? — вместо этого перевела тему госпожа луны и солнца, на что Мустафа оглянулся на дверь. — Я… — хотел было ответить старший наследник, но тут двери отворились и вошла Сонай. Поклонившись, она извинилась за задержку и заняла последнее свободное место между Мустафой и Джихангиром. Заметив, как последний расстроился этому, рыжеволосая предложила поменяться местами и младший наследник сразу же согласился, вновь засияв от счастья. — Почему на семейном ужине наложница? — высокомерно и не скрывая своего недовольства спросила Михримах. Сонай от такого невольно стушевалась, понимая, что она действительно здесь лишняя. Может, ей стоило постараться и всё-таки отказаться от предложения любимого? Но Мустафа, не растерявшись ни на секунду, демонстративно взял руку Сонай в свою и приподнял, открыв младшим взгляд на кольцо с тюльпаном на тонком пальчике его фаворитке. — Эта девушка родила мне прекрасную дочь, спасла меня от покушения и стала близкой подругой Разие. Я считаю Сонай часть нашей семьи и надеюсь, что вы также будите с ней дружны. Наступила тишина. Михримах смотрела всё с той же неприязнью, Селим и Баязид с любопытством, а вот Джихангир уже проник к гречанке любовью и хотел узнать о той побольше. — Если мой брат Мустафа доверяет этой девушке и любит её, то и я тоже буду, — первым подал голос Мехмед, улыбнувшись. — Ты правда спасла Мустафу? — не сдержал любопытства Баязид. — А стрелять из лука умеешь? — присоединился к расспросам Селим. Так и начался их ужин. Братья и сёстры вспоминали старые деньки, весёлые и не очень истории из детства, подшучивали друг над другом и рассказывали о своих успехах. Несмотря на свои страхи, Сонай не чувствовала себя чужой, легко влилась в разговор и тоже нашла что рассказать. Спустя час из их покоев был слышен лишь смех, даже Михримах позволила себе расслабиться и отдохнуть вместе со всеми. Так они сидели долго, на небе уже давно царствовала луна, а дворец спал. Но они так не хотели расходиться, что лишь усталость сразила их и таки заставила уйти по своим покоям. Лишь утром они узнали об ужасающем происшествии.