Утонувшая в водах Босфора

      Возвращение в Манису оказалось не самым радостным событием, как бы не хотела этого не признавать Сонай. Фатьма, не теряя времени, расправила плечи и наседала бедным девушкам на уши, не упуская возможности напомнить, что она беременна, да ещё не абы-кем, а самим Шехзаде. На вопросы по типу «Откуда тебе знать, кто у тебя будет?» она театрально поднимала голову и отвечала, что чувствует. Чувствует, что у неё именно мальчик, который принесёт ей счастье, а Мустафе даст понять, кто из наложниц ему может родить наследника, а кто лишь девочку. И после этого он вернётся к ней, полюбив сильнее прежнего!       Если сначала рабыням это надоедало, то Фатьма, имея при себе опыт лидера и надлежащие качества, всё-таки смогла в течении прошедшего месяца завоевать сердца большинства невольниц.       И теперь Сонай предстояло иметь с этим дело. — Конечно, стала бы она терять времени зря, — недовольно приговаривала та, расчесывая волосы после хаммама. — Не думай о ней, Сонай-хатун, лучше посмотри какую кормилицу выбрала Махидевран Султан для Ирем, — пыталась отвлечь ту Кёсем, кивнув в сторону двери. — Она уже здесь? Разве она не должна была явиться утром? — удивилась рыжеволосая, но всё же велела впустить женщину.       Взять кормилицу для дочери было решено ещё утром, ибо юная фаворитка была взволнованна тем, что в последнее время кормление Ирем приносит ей боль и слабость. Может, Сонай недоедала или опять же много нервничала? Во всяком случае, не желая рисковать, девушка сама пришла к Махидевран и сказала, что плохо себя чувствует и была бы рада помощи кормилицы в этом вопросе.       Матушка Мустафы, конечно же, не желала рисковать внучкой и уж тем более оставлять ту голодной, так что покачав головой на незадачливую и мягкотелую Сонай, отдала приказ слугам найти лучшую женщину во всей империи на эту роль. — Госпожа, — и вот, эта женщина была перед гречанкой. Она поклонилась и опустила взгляд в пол, отчего-то выглядя не покорной, а опечаленной. — Ты в порядке, хатун? — забеспокоилась Сонай. — Да, всё хорошо. Не беспокойтесь обо мне, — ответила женщина, так и не поднимая головы. — Ну хорошо, — хоть и не поверив, но спустив это на самотёк, фаворитка Шехзаде попросила Кёсем сопроводить гостью в детскую и всё ей объяснить.       Тем временем, в дверях показалась Фидан, она же самая преданная служанка Махидевран. Она же подруга Фатьмы. — Ну как, у вас тут всё в порядке? — вошла калфа, поглядывая в сторону детской. — Что с этой женщиной, Фидан калфа, откуда её привели? — чуть тише спросила гречанка, подходя ближе к девушке. — Ты о её виде? — добродушно улыбнулась рабыня. — Не беспокойся, она потеряла ребёнка, но её молоко никуда не пропало. Полагаю, она просто ещё не отошла от потери. — Какой ужас, — вздрогнула Сонай, пока Фидан лишь пожала плечами и вышла из покоев, по-видимому уйдя докладывать Махидевран, что всё в порядке.       Но слабость никуда не пропадала. И даже спустя пару недель, собираясь на хальвет, она не отступала. Гречанку это уже начало раздражать, но к лекарю она решила пока не ходить, скидывая всё на восстановление организма после родов. Да и слухов ей хотелось избежать, иначе наверняка в гареме Фатьма всё приукрасит так, словно она нервничает из-за будущего Шехзаде османской империи, которого под сердцем уже несколько месяцев носит Фатьма.       Фыркнув от собственных мыслей, Сонай поправила кольцо на пальце. С подарком Мустафы она по прежнему не расставалась. Это был её собственный амулет, как когда-то тот, что подарила ей сестра. Конечно, это не кольцо власти как у Хюррем, но это украшение ей было дорого по своему, по особенному.       У покоев возлюбленного стражники оповестили рыжеволосую, что Шехзаде сейчас разговаривает с Ташлыджалы, но ей было разрешено войти.       Улыбнувшись, девушка так и сделала, считая что это идеальная возможность и с другом старшего сына Султана поближе познакомиться, и самому Мустафе показать, что она может заводить друзей, а не врагов в лице его собственных союзников.       Однако, стоило ей только сделать шаг в покои, как мир стремительно закружился, а ноги тут же ослабели, отказываясь делать ещё хоть шаг. — Сонай! — Госпожа!       Закричали перепуганные мужчины, ринувшись к девушке, дабы поймать её до того, как она упадёт. Таковы были их инстинкты воинов, но всё же первым возлюбленную успел поймать Мустафа, пока Яхья, не растерявшись, велел стражникам немедленно позвать лекарей.       Открыла глаза Сонай уже совсем в другом месте. Это точно были не покои Мустафы, да и самого его поблизости нигде не было видно и слышно. Зато рядом шептались совсем другие голоса и среди них девушка узнала свою Разие. — Ну что, хатун, опять радуешь нашу семью? — усмехнулась Султанша, заметив, что её подруга очнулась. — О чём ты? — кое-как усевшись на кровати, наложница наконец-то узнала помещение, где её держали. Это было их родное больничное крыло, где ей уже повезло лежать какое-то время назад и бороться не только за свою жизнь, но и за ребёнка. Не самые приятные воспоминания, хотелось скорей покинуть это место. — Ты беременна, поздравляю, — не стала долго утаивать старшая дочь Султана, продолжая добродушно усмехаться над эмоциями Сонай.       А эмоции были самые разные… Удивление, сомнение, торг, принятие и, наконец, счастье. Так вот от чего всё это было?       Плохие воспоминания о нынешнем месте тут же как рукой сняло и, попытавшись встать с кровати, она была остановлена Разие. — Сонай, тебе ещё нужно полежать. — Нет-нет, сначала я должна рассказать всё Мустафе! — словно не слушала ту рыжеволосая, на что девушка лишь вздохнула и таки позволила рабыне встать. — Стой, хатун, — напомнила о себе лекарка, протягивая настойку. — Вот, пей это каждый день и ешь побольше сытного. — Хорошо, — взяла та лекарство и выбежала прочь из отсека. — Я как будто бы уже видела это… — задумчиво прошептала Разие, наблюдая за тем, как Сонай, словно малое дитя, уносится прочь, пробегая мимо гарема, стражи и всех остальных в сторону главных покоев.       У жителей дворца тоже было невольное дежавю всего этого…       Войдя в покои уже обычным шагом, Сонай не могла спрятать счастливую улыбку и озорной блеск в глазах. Всё в ней говорило о том, как она взволнована, но счастлива. И Мустафа, тут же забыв о документах, поднялся и подошёл к возлюбленной, готовый услышать самую лучшую новость за весь день. — Я беременна, — одними губами прошептала его любимая наложница, поднявшись на носочки и накрыв его губы своими.       Весь дворец был ошеломлён такой новостью. Главная фаворитка снова беременна, ещё и так скоро? Это убило всю надежду Айше и быстро потушил запал Фатьмы. Но лишь на время.       Принимая сладости в честь беременности соперницы, она издевательски напомнила другим рабыням, что Сонай и в первый раз родила девочку, так что и на этот раз наверняка родит ещё одну никому ненужную Султаншу.       Став свидетельницей такой речи, Разие, не долго думая и церемонясь, одарила Фатьму тяжёлой пощёчиной. — И впредь следи за своим языком, — дала дочь Султана совет на последок и вернулась к празднованию.       Униженная хорватка лишь задавалась вопросом, как она могла не заметить такого важного человека в гареме. Она бы никогда не сказал ничего подобного о Султаншах османской империи в присутствии одной из них! Но было, очевидно, поздно.       Сам же Мустафа щедро одаривал девушку поцелуями, чем вызывал у неё смех и наигранное сопротивление. — Я так счастлив, моя душа! Семья с тобой это всё, о чём я мог мечтать бессонными ночами. Наша семья будет самой крепкой, дружной и никто не посмеет навредить тебе или нашим детям, — сладкие слова лились из счастливого Шехзаде без остановки, его мечтания и надежды очень радовали слух и сердце Сонай, так что она слушала его, продолжая улыбаться и кивать. — Я счастлив, что могу быть отцом Ирем и этого ребёнка. Клянусь тебе, что никто не посмеет навредить нашей семье, не столкнувшись с моим гневом. Я отдам за вас золото, сердце, свою собственную жизнь и всё что только можно и нельзя. — И я, Мустафа. Я буду бороться за каждый вздох наших детей, за каждый их шаг и слово. И если кто-то будет им угрозой, то я скажу тебе честно и без утайки, что избавлюсь от этого человека. Нас становится больше, времена становятся тяжелее и борьба за трон приближается, — обхватив его щёку одной рукой, Сонай заглянула в глаза возлюбленного. — И нам придётся пролить кровь.       А время и правда неумолимо шло. Наложницы зашептались новыми сплетнями, обсуждая, что три беременных фаворитки в одном дворце наверняка ещё устроят им шоу, проблемы и весёлое времяпровождение. Все во дворце готовились к развязке или новым смертям, рабыни веселились, фантазируя, что же может такого произойти, а вот Махидевран обеспокоенно ходила по собственным покоя туда-сюда, не разделяя это веселье, а опасаясь.       Султан Сулейман, также получив письмо, был счастлив за старшего сына и пообещал ему приехать как только его фаворитка родит, а также самолично дать внуку имя.       Сонай же тоже опасалась. Беременность с Ирем, мягко говоря, была сложной. Да и мало ли какие ещё осложнения у неё выявлятся? Также волновал пол ребёнка, ибо если это и правда будет ещё одна девочка, то насмешек Фатьмы было бы попросту не избежать, да и Мустафа, как и сама Сонай, очень хотели на этот раз сына.       Но, к сожалению или к счастью, жизнь не была игрой в тот же симс, где было достаточно слушать определённую музыку и читать нужные книги, дабы у тебя родился именно мальчик. — Ничего, я всё равно буду тебя любить, — пообещала гречанка, положив руки на ещё плоский живот.       Месяцы проходили, к удивлению многих, спокойно. Дни родов у Фатьмы и Айше неумолимо приближались и Сонай на это никак не реагировала, заботясь о собственном здоровье и ребёнке. Ирем, научившись ползать, стала ещё большей проблемой для своих нянек, ибо её любопытство и активность не измерялось никакой нормой для почти что годовалого ребёнка.       Рыжеволосая гречанка могла лишь радоваться, что у неё есть служанки, которым она может доверить активную дочь и потому не нервничать и не гоняться за маленьким ураганом самой.       Но появилась другая проблема — Диана. Мустафа, пожалев девушку-воровку с рынка, привёл её в свой гарем и попросил мать присмотреть за ней, ибо боялся, что у той возникнут проблемы. А проблемы действительно были.       Со своим характером Диана не могла поладить ни с одной девушкой в неволе, то и дело опасаясь удара в спину. Конечно, сама Сонай знала, что бедняжка пережила всевозможные ужасы от жизни на улице и имела право бояться и потому биться со всеми, кто представлял угрозу, но также будущую Фахрие нельзя было упустить из виду. Да и жалко её было, словно маленького дикого котёнка, которому ты хочешь дать всю заботу и любовь с лаской, лишь бы он тебе поверил, лишь бы понял, что мир не такой плохой, как он думает. — Диану приведите ко мне, запугивать её не надо и торопить тоже, мне нужно наладить с ней контакт, это понятно? — Понятно, — кивнула Кёсем и отправилась в гарем, дабы найти новенькую. — На кой тебе эта оборванка? — не понимала Айла, расправляя только что постиранное прачками постельное. — Она хорошая и верная девушка, я знаю это, — прямо ответила Сонай, чем вызвала у русинки тихий смешок. — Как скажешь, ведьма.       Диана хоть и пришла, но выглядела отнюдь не счастливой. Она то и дело без стеснения и страха смотрела рыжеволосой прямо в глаза, словно выжидая момент для атаки, когда гречанка даст слабину.       Это был тест. Наложница должна была доказать, что она достойна, что она сильна, ведь девушка перед ней понимала только такой язык. Ей не нужны уговоры, не нужны пустые обещания, ей нужно увидеть силу. — Ты выглядишь слабой, — тихо, словно приговор, выдала брюнетка. — Хрупкая, слащавая и с этим пузом простая мишень. — Может быть, но знаешь ли ты, сколько всего я пережила? — не сдавалась наложница, даже не заметив, как были напряжены её плечи. — Мне то что? Чего ты хочешь от меня? — Показать, что здесь тебе не нужно драться за еду и кров как раньше. Тут это у тебя будет по праву твоему нахождения здесь, никто не посмеет отобрать твой кусок и одеяло. — И? — насторожилась Диана, пытаясь уловить подвох, найти ловушку. — И лишь всё остальное зависит от тебя. Дай девушкам вокруг тебя шанс, дай шанс мне, как тебе дал наш Шехзаде. — Я не верю в бескорыстное добро! — Тогда будь моей калфой и я буду оплачивать тебе добром за дело, а? Что скажешь?       Девушка, пережившая слишком многое, задумалась. Может сейчас она и не понимала всего и почему вдруг эти люди так добры к ней, но Диана и сама хотела верить им. Расслабиться, получить заботу и отдых, даже если с её характером и пережитым опытом это будет невозможно. Но можно ведь хотя бы попробовать, верно? — Я подумаю, — наконец, ответила брюнетка и ушла прочь из чужих покоев.       Сонай выдохнула, как только за той закрылась дверь. Возможно, всё это зря и будущая Фахрие, как и раньше по канону, примкнёт к Хюррем, но ей было всё равно. Сегодня был лишь первый шаг, дальше — больше.       На улице снова шёл дождь, такой же сильный, как и в день родов Ирем. Сонай до сих пор помнила, как тогда в её покоях было темно, а ей самой было так больно и страшно, что даже сейчас по спине пробегали мурашки.       И как в тот день, она вышла на балкон, но на этот раз не чтобы полюбоваться видами, а сесть на подушки и сыграть на арфе.       Музыкальный инструмент был несправедливо забыт и Сонай чувствовала, как твердеют её пальцы от непривычки, перебирая одну струну за другой. В последний раз она играла словно в другой жизни… И ей это не понравилось. Так что, набрав в грудь побольше воздуха, она осталась на месте ещё на несколько часов, вновь и вновь играя на арфе, позволяя мелодии унести её куда-то далеко-далеко. Для кого-то мелодия звучала бы грустно, апатично, но для самой наложницы это было именно то, что ей нужно.       Рыжеволосая даже не поняла, когда успела закрыть глаза, но легко накинутое на плечи одеяло заставило её тут же распахнуть глаза и оглянуться.       Позади была Кёсем. Её мягкий, но встревоженный взгляд заставил Сонай виновато улыбнуться. Должно быть, она засиделась на балконе, так ещё и дождь совсем не собирался успокаиваться… Хатун наверняка встревожилась за свою госпожу, да и одеяло, что так приятно окутал её теплом, заставил признать, как холодно девушке было до этого. — Идём ужинать? — Идём.       К столу уже было всё накрыто. Лишь одно заставило гречанку смутиться. Посуда расставлена для двух персон.       И только Сонай хотела спросить об этом у Кёсем, как глашатый тут же объявил о приходе Шехзаде Мустафы.       Присев с прислугой в поклоне, девушка не смогла сдержать улыбки, как только возлюбленный показался в дверях её покоев. — Шехзаде, добро пожаловать. — Моя Сонай, — парень тепло улыбнулся в ответ и шагнул на встречу к рыжеволосой, раскрыв руки для объятий. Наложнице не нужно было намекать дважды, она тут же забыв про одеяло на плечах кинулась в объятии Шехзаде, ни чуть не смущаясь свидетелей и того, как крепко она прижимала того к себе.       Но всё же, уже за столом, Сонай кивнула Кёсем и та, без лишних вопросов, покинула комнату, уводя с собой других девушек. — Тебе комфортно тут, моя душа? — оглядывая покои фаворитки, спросил Шехзаде. — Эта комната очень велика для меня одной, Мустафа, но Ирем довольно быстро освоилась тут, да и второму малышу с сестрой точно тесно не будет, — не без довольной улыбки ответила Сонай, не спеша притрагиваться к своей еде. — Именно на это я и рассчитывал, — удовлетворённо кивнув, Мустафа слегка повёл плечами, прежде чем задать другой вопрос. — Но мне кажется, тебе нужно больше девушек рядом. Выбери в гареме ещё хотя бы двух, что будут помогать тебе до родов и после. — У меня есть одна на примете, — честно ответила гречанка, отламывая кусок хлеба для супа. — Я много думала о той несчастной, которую ты привёл в гарем. — О Диане? — Верно, о Диане. Увидев её и выслушав о ней жалобы, я вспомнила легенду о прекрасной и сильной амазонке с таким же именем как у неё. — Что за легенда? — глаза Шехзаде загорелись. Сонай, на самом деле, со смешком замечала и до этого, как оживается её возлюбленный, услышав хоть что-то на подобии сказки или легенд. Видимо, это было что-то из детства.       Улыбнувшись, рыжеволосая наложница поведала ему об прекрасном острове под названием Темискира, где проживают амазонки с чьей силой и красотой не мог сравниться ни один воин. А Диана была принцессой среди них. Её мать, вылепив её полностью из глины, стала свидетельницей чуда, когда Зевс, бог грома, поразил её дочь молнией и оживил, наделив небывалой силой и волевым характером.       Мустафа слушал, не смея перебивать. Слушал так внимательно и с таким интересом, что Сонай действительно показалось, что если она замолчит, то он сам попросит её продолжить. Конечно, легенды и мифы той же древней Греции были любимой гиперфиксацией любого ребёнка 21 века, но то что это будет интересно даже взрослому Шехзаде 16 века…       В остальном вечер прошёл также прекрасно, Мустафа решил на ночь остаться в покоях фаворитки и уснуть вместе с ней.       И хоть Сонай не хотела беспокоить его своими переживаниями, но всё же, устроившись в объятьях любимого, она не могла не волноваться обо всём произошедшем и о детях. — Очень жаль, что девочек во дворце не ценят так, как мальчиков, — вздохнула та, почувствовав, как нежно Мустафа сжимает её ладонь в своей. — Кто не счастлив дочерям, тот никогда не познает милости Аллаха, Сонай, — глядя в потолок, ответил наложнице Шехзаде. — Девочки уберегают от адского огня, ещё Пророк Аллаха говорил, что тот, кто будет справедлив к своим дочкам, не будет суров и холоден к ним, то будет отец этих девочек счастлив и благословлён. — Ведь и Аллах послал своему Пророку четырёх дочерей. — Верно. — Не все отцы хотят принимать это испытание, ведь дочери им ни в торговле, ни в полях не помощницы. А если опозорит или на её честь посягнутся, то придётся биться за неё как за себя. Ко всему этому, не каждый из отцов желает одевать и кормить бесполезный для него рот. — Я бы не назвал рождение дочерей испытанием, ведь это означает, что наша Ирем для меня трудность, верно? — Конечно нет! — приподнялась рыжеволосая. — Она наше счастье. — Вот именно, — улыбнулся парень и уложил возлюбленную обратно к себе на грудь. — Если человек справедлив ко всем своим детям, опекает и любит их, то райские сады будут ему открыты. Но знаешь, Сонай, пока я Шехзаде и могу дать своим детям всё самое лучшее и свою любовь, то я буду это делать. — Именно поэтому я спокойна, — прикрыла глаза Сонай, засыпая с умиротворением и спокойствием на душе.       Если Мустафа так говорит, то она верит ему. А если она вновь родит девочку и он докажет свои слова действиями, то она даже грустить не вздумает. А пока… Только спокойствие и сон.       Однако, сам Шехзаде не спал. Поглаживая наложницу по волосам, он мыслями витал где-то далеко от Манисы. То ли о будущем размышлял, то ли о детях. Три его наложницы беременны, но почему он волнуется только об одной из них? Айше его даже не заинтересовала, Фатьма словно вела свою собственную игру и он чувствовал себя скорее мышкой рядом с ней, нежели возлюбленным. Сонай? Она отлично ладила с его младшей сестрой, она интересна и её уникальный взгляд на мир заставлял желать узнать о ней больше. Но даже без всего этого… Ему было хорошо рядом с гречанкой. Может, именно сейчас его чувства из влюблённости перерастали в любовь, ведь ему хотелось защищать фаворитку, разговаривать с ней, делиться всем что на душе и на сердце, а также слушать от неё всё, что ту беспокоит и волнует.       Она так переживает, что он будет недоволен рождением ещё одной девочки. Беспокоится, что он отвернётся от неё, но в этом жесте он видел страх потерять именно его, а не возможный путь по лестнице иерархии гарема.       Старший сын Султана мог бы много размышлять об этом, наслаждаясь спокойным дыханием любимой рядом, но тут его внимание привлекла совсем тихо, но не без скрипа открывающаяся дверь.       Тут же нахмурившись, Шехзаде неосознанно прижал к себе Сонай, дабы защитить её от любой возможной опасности, а сам принялся наблюдать.       И вот, в комнату вошёл тёмный силуэт. Один шаг к кровати, второй и… — Стража! — крикнул парень, чем застал неизвестного и Сонай врасплох. Та сразу же проснулась и хотела было повернуться, но ворвавшаясь в её покои стража не на шутку напугала её и она только плотнее прильнула к Мустафе.       Факелы осветили неизвестного и им оказалась никто иная как Фидан. — Что ты здесь делаешь? — первым задал вопрос Мустафа, поднимаясь с кровати. — Шехзаде, Фатьма-хатун рожает! — с нескрываемым страхом и нервами выдала калфа, сжимаясь при одном только виде стражников, что хоть и не удерживали её, но были близко для любого приказа их господина. — Могла бы постучать, — фыркнула Сонай, поднимаясь следом за Мустафой. Но Шехзаде всё равно находил ответ Фидан странным. Зачем ей было красться в ночи для этого? Да и почему…       Но думать долго ему не дали. Весь гарем проснулся от новости, что Фатьма рожает. Повитуха и её помощницы уже направлялись в комнату роженицы и парню ничего не оставалось, кроме как направиться с ними и ждать новостей. Но перед этим он повернулся к возлюбленной, что искала халат и остановил ту, мягко сжав её плечи. — Не стоит, отдохни. Роды продлятся ещё минимум пару часов, я лично позову тебя написать письмо нашему Султану с приглашением, хорошо? — Да, ты прав, — не смогла поспорить с этим Сонай и кивнула.       Мустафа улыбнулся ей и, поцеловав в лоб, покинул её покои вместе с Фидан и стражей. В комнате стало непривычно тихо. — Хочешь чтобы я пошла туда и узнала пол ребёнка? — выглянула из детской Кёсем и своим тоненьким, но в абсолютной тишине голоском напугала Сонай до чёртиков. Та, к своей гордости, не подпрыгнула от неожиданности, но за сердце схватилась. — Господи помилуй тебя… — выдохнула гречанка и развернулась к няне Ирем, что довольно улыбалась. — Не нужно, я и так знаю, что это будет мальчик. — А если девочка? — Хочешь поспорить со мной? — с азартом в голосе спросила Сонай уже фантазируя о мешочке с золотом или, быть может, редком сладком десерте. — Нет, будь по твоему, — пожала плечами девчонка и исчезла в смежной комнате, чем даже немного расстроила рыжеволосую.       Вздохнув, та отправилась уже к холодным, но всё таким же мягким простыням и спокойно проспала до утра. Ну родит Фатьма мальчика, ну назовут его Сулейманом, а толку-то? Всё равно помрёт, хех.       Но как бы не так.