Утонувшая в водах Босфора

— И вот так, — поставил точку в конце письма Мустафа, а затем передал его Сонай.       Наложница, улыбнувшись и взяв письмо в руки, ещё раз его перечитала и кивнула. Мустафа действительно был мастером красивого слова, но искреннее желание поскорее увидеть Султана в Манисе также было видно в строках его приглашения. — Ты хорошо постарался, милый, — похвалила его наложница и пригладила по мягким волосам, словно котёнка. В утреннем свете, невыспавшийся, но счастливый он действительно был похож не на старшего Шехзаде великой Османской империи, а на довольного кота, что наконец-то получил желаемое. — Я так рад рождению этого малыша, Сонай, ты бы знала, — всё такой же довольный, Мустафа смотрел вперёд, фантазируя о том, как скоро его мальчик вырастет и сможет учиться у него владению мечом, а потом они обязательно отправятся вместе в его первый военный поход, а затем… — Надеюсь, что и я смогу тебе очаровательного мальчика подарить, — вывела его из мечтаний возлюбленная. И взглянув на неё, Мустафа почувствовал стыд. Как смеет он обсуждать своего новорождённого сына от другой наложницы рядом с фавориткой, что боялась упасть в его глазах от одного факта, что она ему девочку родила, когда все вокруг, но не он, требовали именно Шехзаде? — Прости, наверное я не должен был обсуждать с тобой ребёнка. — Это ещё почему? — улыбка сменилась озадаченностью и, почувствовав неладное, гречанка села парню на колени и мягко обняла за плечи, тут же привлекая его внимание. — Ты можешь говорить со мной обо всём, Мустафа. Ты можешь рассказать мне о своих страхах, о своих радостях и переживаниях, о своих надеждах и мечтах, а можешь молча разделить со мной отчаяние, боль и надежду. Всё это нормально, понимаешь? Я доверяю тебе, а ты мне. И давай сделаем так, чтобы так всё и оставалось.       Может, именно в этот момент сердце Мустафы пропустило парочку особенно сильных ударов от любви к девушке перед ним.       Одно дело обсуждать с наложницей политику, искусство, даже смысл жизни, а совсем другое разделять все свои чувства, эмоции и страхи. Кто ещё предлагал ему такое? Это была близость теснее плотской. Нет, это была душевная близость, это было приглашение войти в чужой мир и открыть в ответ свой.       Но чувствуя тепло Сонай, её нежные и любящие руки, Мустафа был готов к этому. Он желал этого. — Ты не просто наложница, — прошептал Шехзаде, спрятав лицо в груди гречанки и аккуратно обхватив её уже не маленький животик. — Ты моя любовь.       И в этот момент Сонай покраснела, а её сердце забилось ещё быстрее. Кажется, это была новая страница в их истории любви. Более прекрасная, но также и более хрупкая, нежели предыдущая.       Письмо было отправлено, Фатьма же светилась от счастья и уже на следующей день после родов спустилась в гарем, чтобы рассказать о том, что она родила прекрасного и здорового мальчика. И что она знала и говорила, что так и будет. Рабыни поздравляли её. Сухо или искренне, для неё это не имело значение. Главное, чтобы все видели, кто теперь главная наложница и кто родил Мустафе его первого Шехзаде. Лишь одно удручало её, что сам Мустафа не был с ней. Почему он проводил время с другой, когда должен был быть с ней? Это было обидно, больно. Хорватка надеялась, что с рождением малыша всё изменится, холодное отношение его возлюбленного уйдёт и они будут счастливы, как в те ночи в Топкапы. Неужели ей придётся принять более радикальные меры?       Спустя неделю Султан прибыл в Манису вместе с семьёй, но к удивлению многих вместо Хюррем была Фирузе, а с ней всё те же Мехмед, Михримах и Джихангир.       Сонай не могла не усмехнуться. Видимо, повелитель был очень обижен на свою законную жену и решил наказать её не ссылками и прочем, а кое-чем похуже — радикальным игнором. Сложив последние события во дворце, а также письма Эсен и Фирузе, то всё складывалось в очевидную картину. Падишах мира решил отстранить от себя Хюррем настолько, словно её не существует, словно не было у него жены вообще.       Гречанка лишь могла представить какая это была боль для рыжеволосой госпожи, ведь та ни в какую не хотела делить Султана с кем-либо, а нынешние его действия так и вовсе убивают её изнутри.       И как бы наложнице не было жалко могущественную госпожу, но ей было главное, чтобы любовь Сулеймана к шпионке не угасла. И пока они не помирятся, мужчина может успешно искать утешения в Фирузе. Тем более, учитывая, что наложница носит под сердцем его ребёнка.       Вся семья вышла встречать повелителя и его детей. Во главе стоял Мустафа, а за ним его матушка и сестра. Сонай же, держа годовалую Ирем на руках, стояла в самом конце. — Повелитель, рад видеть вас счастливым и в здравии! — улыбнулся Мустафа, поцеловав руку отца и затем прижавшись к ней лбом. — И я рад вновь видеть тебя, мой лев, — по-доброму усмехнулся Кануни, похлопав старшего сына по плечу. — Мы молились о вашем здоровье, мой Султан, — также поцеловала руку Султана Махидевран, улыбнувшись ему уголками губ. Совсем не так, как когда-то ранее. Когда её сердце горело от любви к мужчине перед ней, как когда Мустафа был ещё маленьким… Но всё это лишь воспоминания. И, отведя взгляд, она подавила в себе последние крупицы этих чёртовых чувств. — Отец, я так счастлива, что ты побудешь с нами! — чуть ли не светилась от счастья Разие, поспешно поцеловав руку Султана и прижавшись к ней лбом. — Я так по тебе соскучилась, мне тут совсем не весело. Матушка только о свадьбе да говорит, а я бы хотела с вами поохотиться. Я так давно не брала в руки лук! — Разие, дочь моя, милость Аллаха и его награда, не спеши так, ладно? Мы ещё успеем с тобой поговорить. — Верно, отец. Извините, — тут же поникла Разие, ошибочно подумав, что своим энтузиазмом она сделала повелителю неудобно. Конечно, разве могла дочь Султана вести себя так, словно малое дитя? Она ведь теперь взрослая девушка, не так ли? — Не извиняйся, я рад, что ты всё такой же радостный ангелок, — ласково улыбнулся ей отец и вся печаль тут же пропала с лица молодой Султанши, сменившись на застенчивую улыбку. — Повелитель, — наконец, поклонилась Сонай. Но внимание Султана было приковано к его первой внучке и, не дав наложнице свою руку, вместо этого он взял у неё малышку и поцеловал в лоб. — Ирем, сокровище моё. Так подросла с нашего последнего раза. Не успею моргнуть, а передо мной уже будет прекрасная Султанша, — тихо посмеивался мужчина, слегка покачав головой. — Она очень активный ребёнок, как научилась ходить, то своим нянькам покоя не даёт. Но вот говорить ещё не хочет, стесняется должно быть. — Пригладила дочь по волосам Сонай. Такая информация, казалось бы, заинтересовала Султана. — Правда? Ты у нас молчунья? — в шутку допрашивал тот, слегка пощекотав девочку. — Ирем, а скажи «дедушка»? — Деда, — рассмеявшись, потянула та своего великого деда за бороду.       Сонай не на шутку удивилась. А с ней эта чертовка даже мама говорить не хотела, зато дедушку в просьбе тут же ублажила! Вот что значит авторитет, видимо.       И, под общий смех от такой выходки совсем маленькой Султанши, все направились во дворец. — Брат, поздравляю тебя с рождением сына, — поздравил по пути старшего Мехмед. — Спасибо, Мехмед. Иншаллах и ты счастья отцовство скоро познаешь. — Аминь, — улыбнулся второй Шехзаде.       И вот опять же, все вновь радуются и поздравляют друг друга с рождением мальчика. Сонай понимала, что это просто искреннее счастье за брата, но всё же внутри гложила обида. Для её дочери никто так не приехал и она понимала, что это всё связано с военным походом, но почему-то чувство, что роди бы она тогда мальчика, а не девочку и тогда Султан с семьёй нашёл бы время взглянуть на внука, не покидало её.       Но это всё ничего. Главное, что они с Мустафой были счастливы. — Не грусти, Сонай, — не упустила своей возможности Михримах. — Иншаллах и ты когда-нибудь мальчика моему брату родишь.       Разумеется, все обратили внимание на девушек. И Сонай солгала бы, если бы сказала, что не хочет стереть эту противную усмешку с лица младшей дочери Султана. — Наш Шехзаде очень любит и ценит свою фаворитку, так что не переживай, Михримах, она обязательно родит ему Шехзаде, — заступилась за наложницу Разие, гордо расправив плечи. Дочь Хюррем от такого едва ли не закатила глаза. — Девочки! — одёрнул тех Султан и те вмиг обернулись к нему, поклонившись. — Простите нас, повелитель. — Этого больше не повторится.       Но Сулейман только вздохнул, явно им не веря. Года шли, а как Селим спорил с Баязидом, так и Разие вечно спорила о чём-то с Михримах. И почему все его дети не могли быть дружны подобно Мустафе и Мехмеду? Те оба главные наследники престола, сыновья враждующих между собой матерей, а любят друг друга так, как сам Султан любил их всей душой. Но быть может, это лишь безобидные времена и когда борьба за трон станет очевидней, то и братской любви придёт конец? Отцовское сердце надеялось, что нет. — Повелитель! — Фатьма тут же глубоко поклонилась, как только силуэт падишаха показался в дверях её покоев.       С этого момента можно было начинать церемонию имяноречения. Лишь Фирузе не могла в этот момент присутствовать рядом, но она, казалось бы, не особо и расстроилась этим, уйдя в гарем к наложницам.       Сулейман, взяв младенца на руки, начал читать молитву. Все в комнате внимательно слушали и следили за действиями падишаха. Было в этом что-то гипнотическое… Фатьма так и вовсе светилась от счастья, как и Махидевран, что наконец была благословенна новым Шехзаде.       И вот, падишах наклонился к младенцу, чтобы три раза прошептать его имя. Его выбор, как и в сериале, удивил и обескуражил всех. — Твоё имя Сулейман, твоё имя Сулейман, твоё имя Сулейман, — прошептал младенцу Султан и после этого, покачав внука на руках, вернул его к матери.       Неожиданно на руках у Сонай оживилась Ирем. Та, почувствовав любопытство, всем своим маленьким телом потянулась в сторону хорватки и её новорождённого сына. — Кажется, она хочет посмотреть на своего брата, — лишь улыбнулась Сонай, но сопротивляться желанию дочери не стала и подошла ближе к наложнице, дабы её дочь могла взглянуть на ребёнка.       Фатьма скривилась на секунду и хотела было отойти от Сонай с девочкой, но она не могла позволить себе такого при Султанской семье. И, натянув на лицо улыбку, она убедила себя потерпеть, пока годовалая госпожа насмотрится на её Шехзаде. В будущем она собиралась позаботиться о том, чтобы контакт Сулеймана с другими детьми наложниц был сведён к минимуму. — Я думаю, Сулейману пора отдохнуть, — мягко намекнула всем присутствующим Махидевран и кивнула в сторону гарема, где уже всё было готово к празднику.       Но Ирем захныкала, стоило только Сонай отдалить её от новорождённого Сулеймана. — Мы пока с Ирем Султан здесь останемся, если вы не против, — если её дочь так тянется к брату, то почему бы и нет? Да и на лицо Фатьмы посмотреть было весьма любопытно. Та уже скривилась от идеи, что соперница будет с ней ещё какое-то время рядом. — Только не задерживайтесь, — дала указание Махидевран и двери в покои Фатьмы закрылись. — Убери свою дочь подальше от моего сына, — наконец, не боясь свидетелей, фыркнула Фатьма и сама сделала шаг назад. — Она его не съест, не бойся, — усмехнулась Сонай и сделала шаг вперёд. Брюнетка, не растерявшись, вновь отступила назад. — Что за кошки-мышки? — Пусть поиграют на кровати! — не без злости в голосе предложила наложница.       Рыжеволосая лишь слегка пожала плечами и отпустила дочь на чужую кровать, что чуть позже сделала и Фатьма, положив Сулеймана поближе к мягким подушкам.       Наблюдая за детьми какое-то время, а точнее как Ирем о чём-то своём рассказывает брату, а также ползает вокруг него, наложницы стояли в напряжении рядом друг с другом. — Ха, знаешь, из нас двоих теперь я настоящая госпожа, — всё же, не сдержалась Фатьма. — Конечно настоящая, вон уже вижу очередь из Пашей, что тебе в верности клянутся и обещают твоего сына на трон посадить, — усмехнулась Сонай, даже несмотря на Фатьму. — Не болтай лишнего, Сонай-хатун, а то так и без головы останешься. Я, в отличие от тебя, мальчика родила и я теперь Фатьма Султан. Ты ниже меня, даже если первая родила. — Ты, видимо, не поняла кое-чего, Фатьма, — а вот теперь гречанка повернулась. Фатьма от такого тоже развернулась к ней и девушки какое-то время смотрели друг другу в глаза, словно пытались убить друг друга. — Мальчик или девочка, но я подарила нашему Шехзаде ребёнка. Он любит и ценит меня, так что я не обделена шансом подарить ему ещё хоть десять Шехзаде. Вот только мне за такой шанс, как утопающему за соломинку, цепляться не надо, ведь я не отвергнутая наложница на одну ночь, подобно тебе. — Да ты! — и, замахнувшись, Фатьма сделала шаг вперёд, намереваясь дать Сонай пощёчину, но та уже успела получить их столько, что за мгновенье перехватила её тонкую кисть и сжала в своих руках. — Осторожней, Айше уже пыталась навредить мне и знаешь, что её ждёт теперь за это? Казнь! — и, фыркнув от разочарования, рыжеволосая взяла на руки дочь и ушла с ней прочь, оставив Фатьму наедине с сыном и злобой.       Передав Ирем Айле, девушка спустилась в гарем и направилась прямиком к Фирузе, которая улыбнулась ей и помахала рукой, подзывая к себе. — Смотрю, у тебя всё абсолютно в порядке, — усмехнулась Сонай, очевидно намекая на её положение с Султаном. Но шпионка, услышав об этом, вдруг неожиданно расстроилась. — Я вижу, как он по Хюррем тоскует. И их детям тоже очень больно от всего, что происходит между их родителями. Михримах Султан не хотела ехать сюда, но Сулейман разозлился на такую выходку дочери и сказал, что если она не уважает его, то может остаться и не ехать к брату. — Вот уж действительно дела, — удивилась подробностям девушка, после чего обе замолкли, по-видимому рассуждая о своём.       Конечно, хотелось расспросить ещё о многом, но откровенничать в гареме значило всё равно что давать сплетницам больше пищи для слухов и додумок, чего обеим рабыням не хотелось.       Так что, после окончания праздника, Сонай откланилась перед Махидевран и Разие, а затем направилась к Мустафе.       Тот, переодеваясь в обычную рубаху для прогулки под видом не примечательного горожанина, остановился и улыбнулся своей фаворитке, приветствуя её тёплыми объятьями, которыми Сонай, как довольно тактильный человек, очень насладилась. — Ты собираешься на прогулку? — Да, вместе с отцом и Мехмедом, — вернулся к своей одежде Шехзаде, на что гречанка решила помочь ему и расправить складки на плечах. Хобби правящей семьи гулять в обычном тряпье и слушать о себе или делах империи слухи, конечно, иногда забавляли Сонай, но всё же было в этом действительно что-то полезное. Ближе к народу, так сказать, был их Султан и его Шехзаде. — Может, ты уговоришь отца остаться на пару месяцев с нами? Скоро родится ещё один ребёнок, а затем, дай Аллах, придёт и мой срок, — мягко предложила рыжеволосая наложница, зная что это поможет как Мустафе с семьёй подольше остаться, так и Фирузе до родов в безопасности в Манисе продержать. В любом случае, нахождение Султана здесь было очень преимущественным, да и сама гречанка, если честно, хотела чтобы её ребёнок был удостоен чести получить имя от самого падишаха. Сулейманом, конечно, его уже не назовут, но кто знает? — Да, можно было бы его упросить. Мне бы тоже хотелось с братьями и сестрой подольше побыть, как в детстве.       Сонай на это только ласково улыбнулась, не позволяя себе окунуться в собственные воспоминания о детстве, в кругу семьи и их собственных комфортных моментах.       Лучшее, что могла сделать некогда Лина теперь, так это уберечь свою нынешнюю семью.       Но внезапно, в её голове вспыхнуло новое воспоминание. О сюжете и лучнике, который должен будет попытаться убить Мустафу, но вместо этого под его стрелу попадёт Мехмед. — Душа моя, ты в порядке? — забеспокоился парень, заметив, как замерла его любимая и смотрела теперь не на него, а куда-то сквозь.       А наложница, тем временем, пыталась расставить всё по полочкам. Елены в гареме не было, следовательно её выдали замуж за другого мужчину, а значит и мстить Мустафе некому… Но всё же, отчего-то её сердце было не на своём месте. — Да-а, я просто вспомнила, что забыла покормить Ирем! — поспешно и даже не стараясь звучать убедительно, Сонай поклонилась и вышла из покоев, даже не обратив внимание на озадаченного Мустафу, который знал, что у их дочери, вообще-то, есть кормилица.       Быстрым шагом, девушка добралась до покоев Ташлыджалы и тут же постучала. К её удивлению, у двери даже не было стражи, да и впускать её никто не спешил. — Яхья? Яхья, ты там? — не в терпении позвала она и лишь после этого двери открылись и к ней в коридор вышел взлохмаченный и отчего-то покрасневший мужчина. Со стороны было похожи, что Ташладжалы просто спешил, но Сонай не была дурой и догадалась, что скорей всего, хранитель покоев перед ней что-то или кого-то прятал. — Чем могу помочь, госпожа? — вывел её из раздумий Ташлыджалы и гречанка, решив что со всем этим можно разобраться позже, тут же поделилась своими опасениями, но скинула всё это на беспокойный сон и дурной предчувствие беременной. Так что, взяв с мужчины слово, что о страже для Султана и Шехзаде позаботятся, она чуть успокоилась и, наконец, решила вернуться в свои покои и как следует отдохнуть. Слишком много гостей и событий за один день…       Но сюрпризы не закончились.       Только завернув за угол, она чуть ли не нос к носу столкнулась с дочерью Султана. — Михримах Султан, — тут же поклонилась рабыня, но на лице луноликой госпожи было непривычное ей высокомерие, а нервозность. — Что ты здесь делаешь, хатун? — Живу, — Сонай вовсе не хотела как-то обидеть Султаншу грубым и неподобающем ответом, но она так растерялась от странного вопроса, что первый ответ на ум был… таким. — С таким неуважением ты будешь жить в борделе и это в лучшем случае! — едва ли не фыркнула любимая дочь падишаха и, подняв в руках юбки, направилась дальше по коридору, но Сонай, сложив в голове довольно лёгкий пазл, не смогла удержаться от ещё одного «неуважения». — Если вы идёте к Ташлыджалы Яхья, то сейчас он занят моим приказом, пожалуйста, выберите другое время для визита и обсуждения его прекрасных стихов.       То, как мгновенно остановилась Михримах очень позабавило Сонай. Конечно, она понимала, что скорей всего сейчас станет жертвой её гнева, но намекнуть на то, что о её влюбленности известно и открыть эту тайну всему миру было, мягко говоря, слишком хорошо. Такой рычаг давления на дочь Султана мог быть не у каждого и наложница не собиралась упускать его, тем более учитывая отношения Михримах ко всем вокруг с самого начала.       Да, наверняка тяжело не быть избалованной принцессой, когда ты любимая дочь падишаха и могущественной Хюррем Султан, но всё же быть высокомерной сукой это её собственный выбор. Та же Разие имела при себе гордость, но не противилась компании наложниц, вполне быстро находя с ними общий язык, ибо все они после статуса были девушками, запертые во дворце.       Конечно, кому как не Сонай знать, что Михримах вовсе не дьявол, а вполне любящая сестра и госпожа, что ценит верность? Но ещё даже не признаваясь в этом самой себе, рыжеволосая чувствовала обиду. Обиду, что сестра Мустафы сразу же отнеслась к ней с пренебрежением. Вполне возможно, что дело в их первом знакомстве и всё могло бы сложиться иначе, но слова уже были сказаны. — Тебе Фирузе это рассказала? — вновь была рядом с ней Михримах. Ростом она хоть была и чуть ниже Сонай, но смотрела так грозно, что этой разницы даже не ощущалось. — Может да, а может нет, — уклонилась от ответа наложница. — А может вы плохо прятались.       И, поклонившись, та уже спокойным шагом вновь направилась в свои покои, надеясь что на этот раз она доберётся до них без всяких сюрпризов.       Праздник в гареме шёл полным ходом, но Сонай чувствовала лишь усталость и потому, отдав Кёсем и Барах соотвествующие указания, девушка отправилась спать.       Но к ночи Сонай проснулась от ужаснейшей боли в животе. Едва сдержав крик, рыжеволосая откинула одеяло и с ужасом уставилась на мокрые простыни. — Кёсем! Айла! — позвала девушка, отползая к подушкам. Страх тут же пронзил её тело и едва Кёсем показалась в комнате, как Сонай забилась крупной дрожью. Это не могли быть роды, это не могли отойти воды, ведь она беременна только седьмой месяц! — Сонай, ты меня слышишь? — сжала её плечо Кёсем, обеспокоенно поглядывая на подругу, что не отвечала ей уже в течении минуты, а лишь со страхом смотрела вперёд, прикрыв рот рукой. — Я теряю его… — прошептала невнятно гречанка себе в руку, но благо девочка расслышала и, кажется, поняла что происходит. — Я позову повитуху, не двигайся, хорошо? — и этими словами брюнетка поспешила из покоев в коридор, а только что проснувшиеся Айла и Барах остались вместе с Сонай и подготавливали её постель к преждевременным родом.       Точнее сказать, это низенькая Барах бегала и суетилась, а русинка пыталась удержать внимание Сонай на себе и вернуть ту в реальность, приказывая той отбросить страхи и подготовиться. — Но ещё рано! Мой срок. — Бог велел, прекрати уже плакать и дрожать! — радикально, но действенно влияла на наложницу хладнокровная славянка. Сонай на неё ни чуть не злилась, даже наоборот была ей рада. Она действительно помогала ей. Грубо, как умела, но помогала.       Спустя минут десять в покоях были зажжены свечи, а вокруг роженицы суетилась повитуха вместе со своими помощницами. — Что с моим ребёнком? — был первый вопрос гречанки, когда женщина залезла к ней под ночнушку. — Рождается он, что же ещё? Не отвлекайся, тужься! — спокойно, даже как-то равнодушно ответила ей повитуха, после чего дала указания Кёсем быть рядом с Сонай и помочь той разродиться.       Значит это всё же роды! Эта мысль успокаивала наложницу. Она не теряет ребёнка и это главное. Оставалось лишь надеяться, что малыш родится здоровым.       Облегчение и надежда сделали своё дело и желание Сонай увидеть своего второго ребёнка как можно скорее было настолько велико, что она даже не обращала внимания на боль, что по сравнению с родами Ирем, казались ей щекоткой.       Конечно, то было преувеличением и Барах с Кёсем были свидетельницами, как кричала гречанка и молилась, чтобы всё поскорее закончилось, но сама Сонай едва ли что-то вспомнит из этого.       Наконец, спустя пару часов на всю комнату раздался громкий плач. Пока повитуха омывала малыша, рыжеволосая невольница приходила в себя. Ей даже не верилось, что всё наконец закончилось и теперь она, наконец, может просто полежать и отдышаться. — Кто родился, хатун? — всё же не смогла та бороться с любопытством. Но женщина, что уже пеленала ребёнка, лишь улыбнулась.       Отчего-то Сонай думала, что уже знает ответ.