***
– Андрюша, иди сюда! – кричит Прасковья с чердака. – Иду! – отвечает Андрей, откладывая в сторону книгу, которую честно пытался осилить. Он слезает с кровати и идёт в сторону входа на чердак. Юношу начинает мучить голос совести, говорящий о том, что надо было помочь бабушке, а не читать Гоголя с его бредовыми «Мёртвыми душами». Андрей пытается успокоить мерзкое чувство вины, убеждая себя в отсутствии просьб помочь. Если их не было, значит, она и не нужна? Ведь так? – Андрюша, где ты там?! – Прасковье надоедает ждать. – Я сейчас! – Андрей ускоряется и фактически бежит в нужную сторону. Через несколько минут Андрей уже стоит на деревянных досках чердака. В нём пахнет пылью, чем-то тёплым и воспоминаниями. Они все совершенно разные: радостные и весёлые, любимые и желанные, грустные и разрывающие сердце в клочья, уютные и далёкие от нынешней жизни. Андрей и любит, и боится этого места из-за всей совокупности эмоций, которые дарило помещение. Оно манит к себе, но при этом душит. – Ты уже здесь? – Прасковья ласково улыбается, а на её коленях лежат старые бумаги. Подойдя ближе, Андрей замечает, что это письма его дедушки. – Я тут тебя заждаться успела, – Князева поправляет свою причёску. Она в свете, исходящем от небольшого окошка, кажется совсем прозрачной. Этот факт в совокупности со светлым платьем делает Прасковью похожей на призрака. Такие обычно описываются в романах, только на месте пожилой женщины находятся молодые девушки. Андрей сперва улыбается такой ассоциации, а после испуганно поджимает губы и, кажется, забывает про способность дышать. Внезапная мысль о смерти близкого человека бьёт по сердцу и заставляет вновь взглянуть на бабушку. Она по-своему прекрасна в окружении старых вещей и с этой тоскливой улыбкой на губах. – Что-то случилось? – Андрей осторожно садится рядом и пытается взглянуть на письма. Они немного пожелтевшие от времени. Некоторые имеют на себе сгибы, говорящие о том, что это «треугольники» с фронта. Значит, их писал дедушка прямо в то ужасное время. Письма по-хорошему надо выкинуть, чтобы они лишний раз не напоминали о тягостях войны. Андрей бы так и сделал, но Прасковья иного мнения. Она хранит каждую вещь, принадлежавшую своему покойному мужу, которого любила и любит даже спустя годы после смерти. – Я тут нашла гитару, он очень любил на ней играть мне танго... – Прасковья не называет имени мужа, но Андрей сразу понимает, о ком идёт речь. – Он же, дурак, ко мне под окна приходил и играл, а потом бегал от моего отца и обещал вернуться завтра... – голос на последнем слове делается совсем тихим. – Может, ты тоже хочешь попробовать? Андрей от такого предложения теряется и растерянно смотрит на бабушку. Её слова похожи на шутку, только смеха не хватает. Но его не следует: Прасковья говорит вполне серьёзно. И Андрей, с восторгом улыбаясь, кладёт руку на её плечо. Сил едва хватает на то, чтобы не начать радостно скакать вокруг бабушки. Андрей уже несколько лет мечтает о своей личной гитаре. Он просил родителей купить её, но они отмахнулись, мол, ты подёргаешь струны и бросишь. А накопить самостоятельно не получалось: все деньги «съедали» тетради, карандаши и краски. Всё это было нужно просто позарез, поэтому гитара всегда отодвигалась на второй план. А теперь её могут подарить. И плевать, что она старая, на этот факт всё равно, ведь главное – наличие хоть какого-то инструмента. – Мне правда можно? Она же дедушкина, и я могу её повредить, – Андрей готов молиться всем существующим богам, лишь бы ему отдали гитару. – Конечно, можно, я же предлагаю тебе, – смеётся Прасковья и кивает в сторону ящиков. – Он был бы счастлив, если бы его внук играл на этой гитаре... Он же специально разрисовал её: думал, что так будет интереснее. Дурак, говорю же. Андрей кивает и достаёт инструмент. Его краска давно уже слезла, а в некоторых местах и вовсе потрескалась. От дерева пахнет пылью и чем-то уютным, словно прошлый владелец гитары смог передать той всю свою любовь. Старые струны натянуты не туго, можно сказать, что они висят и совершенно не пригодны для игры в подобном состоянии. В этом убеждает и противный звук, появляющийся при прикосновении к струнам. Их нужно долго настраивать, и Андрею необходимо будет применить воспоминания. В них одноклассник настраивал свою гитару прямо в школе и делал это очень быстро и умело. А Князев ни на грамм не хуже, у него точно всё получится в сто раз лучше, чем у того противного индюка с балалайкой. – Вижу, что тебе она уже нравится, – Прасковья убирает письма в ящик, закрывает его и смотрит на внука. – Ты сейчас очень похож на него. У меня аж складывается чувство, что ты нацепишь на себя фуражку и утянешь танцевать, – улыбка сползает с лица. – Прости меня, Андрюша, я совсем с ума сошла, раз так сильно вспоминаю молодость. Андрей внимательно слушает это, откладывает гитару в сторону, после чего начинает искать взглядом хоть какую-то шляпу. Она находится довольно быстро и почти сразу же оказывается на голове Андрея. Последний с важным видом поправляет её, заправляет майку в штаны и подходит к бабушке. – Дорогая Прасковья, свет моих очей! Та, ради кого зажигаются звёзды на небе! – говорит Андрей и протягивает свою руку бабушке. Та удивлённо смотрит на внука, не понимая, что он хочет сделать. А юноша собирался вернуть свою любимую бабушку обратно в молодые годы. Хотя бы на короткое мгновение дать почувствовать эту волшебную лёгкость и предвкушение «взрослой» жизни. – Позвольте, о, милая леди, пригласить вас на танец, – Андрей кланяется и подмигивает, стараясь не хихикать. Прасковья же растерянно хлопает глазами, а после прикрывает рот морщинистой ладонью. На лице отображается искреннее счастье, в котором нет ни грамма фальши и натянутости. Князева кивает и берёт чужую руку в свою. Тогда Андрей замечает, как в карих глазах начинают танцевать радостные огоньки предвкушения. – Я принесу граммофон, а вы, свет моих очей, выбирайте пластинку, – юноша спускается с чердака и идёт в сторону кухни, где и был граммофон. Его приносят в нужное место в сопровождении тихих проклятий. Вес у прибора был не маленьким, от чего позвоночник угрожал в любой момент треснуть на две разные части. В какой-то момент Андрей даже начинает жалеть, что предложил потанцевать. Но, взяв себя в руки, он поднимает граммофон на чердак, где ставит вещь на один из ящиков. Прасковья вставляет в музыкальный аппарат пластинку, и через несколько секунд комнату заполняет приятная музыка. Она немного грустная, как и все вещи на чердаке, но при этом от неё веет уютом и приятными воспоминаниями. Андрей неловко танцует с бабушкой, понимая, что совершенно ничего не знает о всяких вальсах. Юноша видел их только в фильмах и на школьных линейках. На практике же только сегодня. – Положи мне одну руку на плечо, а другую на талию, – шепчет Прасковья, понимая, что вся уверенность внука улетучилась. – Двигай бёдрами в такт музыке. – Но у меня не получается нормально, – стыдливо произносит Андрей, а широкая фуражка всё норовит сползти на глаза. – А здесь и не нужна нормальность, Андрюша, – «мурлычет» Князева, очевидно, она мысленно далеко от пыльного чердака. Возможно, Прасковья представляет, как танцует вальс на своём выпускном, когда никто ещё даже не представлял, какой ужас ожидает впереди. – Что? Но как это? – спрашивает Андрей. Рядом с бабушкой он чувствует себя глупым ребёнком, ничего не знающем о мире. Юноше уже давно не пять лет, ему нужно вести себя по-взрослому. Но рядом с бабушкой весь окружающий мир кажется незнакомым и таинственным. – У нас с тобой особенный танец. Его танцуют только с любимыми людьми. А это значит, что нормальности здесь места нет, и нужно двигаться так, как велит тебе ритм музыки. Я с твоим дедом часто танцевала так. Это он научил меня, – улыбается Прасковья и немного ускоряет свои движения. И Андрей полностью отдаётся мелодии. В его голове появляются различные образы, среди которых появляется один особенный. Он заставляет смущаться и краснеть. В нём сам Князев вальсирует с кем-то очень красивым. И этот неизвестный пахнет лесом, а его ладони приятные и даже мягкие. Хочется положить их на свои щёки и наслаждаться этими прикосновениями. – У тебя хорошо получается, Андрюша, прям очень, – хвалит Прасковья, снимает с чужой головы фуражку и надевает её на свою. – А вам, свет моих очей, очень идёт эта фуражка. В ней вы выглядите просто превосходно, – тут Андрей не лукавит; ему, действительно, нравится внешний вид бабушки. – Благодарю, – она тихо смеётся и прикрывает глаза. Вальсируя под приятную музыку и будучи в ярком свете, Прасковья напоминает ангела, который ошибочно находится в людском мире. «Ангелу» пора уйти на небо туда, где ему и место. Но он всё продолжает отмахиваться и отказываться от «переезда». Ведь на земле остались любимые люди, пусть они и шлют письма редко, а приезжают ещё реже. Они же всё равно любят.***
Андрей проводит пальцами по струнам гитары и вновь слышит противную трель, а подкручивание колок не приводит, ровным счётом, ни к чему хорошему. Все четыре века уже дёргаются от раздражения и злости. Хочется выкинуть гитару куда-нибудь в свинарник, лишь бы не чувствовать себя таким ущербным. Это чувство подкрепляет и знание того, что противный одноклассник настраивал инструмент чуть ли не за десять секунд! А у того дебила мозгов – кот наплакал. – Дай сюда гитару, – слышится знакомый и жутко недовольный голос. Андрей поднимает голову и видит перед собой Сашку Леонтьева. Тот выглядит ещё смешнее, чем в первую встречу. Во всём виноваты яркие полосатые шорты и футболка с огненно-рыжим котом, а шапка-ушанка является «вишенкой» в этом наряде. Леонтьев вызывает желание громко засмеяться и начать шутить. Но почему-то Андрей не начинает подкалывать его. Что-то останавливает и подсказывает, что сейчас лучше немного помолчать и послушать этого чудного мальчишку. Тот поправляет свою шапку и смотрит со странным огоньком в глазах. Складывается чувство, будто Сашка взбудоражен и умирает от нетерпения. Только непонятно, перед чем. Лёши рядом совсем не видно и не слышно, других мальчишек тоже, да и девочек нет. На поляне только Андрей и сам Сашка. Последний, кажется, не в курсе конфликта между Князевым и Лёшей. Леонтьев слишком дружелюбен и открыт, даже его напыщенное возмущение не скрывает доброй и слегка наивной натуры. — Что? — Андрей всё же выныривает из своих размышлений. — Картошка тебе в лицо, — цокает языком Саша. — Я говорю, чтобы ты дал мне гитару. — Зачем тебе? — Князев поднимает бровь в усмешке. Он-то понимает – Саша в силу своего малого возраста считает, будто у его ног лежит целый мир. А сам Леонтьев (конечно, исключительно по своему мнению) мастер на все руки и может делать то, что не удаётся старшим. Андрей так раздражён, что готов прямо сейчас разрушить всю детскую уверенность и самооценку. Останавливает только чересчур хмурое лицо Сашки, у которого из карманов шорт торчат полевые цветы. – Настроить её хочу, а то от этих звуков у меня уже кровь из ушей льётся, – Саша поправляет шапку-ушанку. – Думаешь, что справишься? – Князев резко проводит пальцами по струнам и в ту же секунду видит, как Сашка кривится и прикрывает свои уши руками. – Рыцарь кукурузный, я на гитаре с десяти играю и выступаю на школьных концертах. Давай мне сюда гитару, – Саша практически выхватывает инструмент и садится на траву, начиная крутить колки. Андрей сжимает кулаки, но сказать ничего не успевает: Саша проводит по струнам и извлекает чистый звук. Он в корне отличается от тех, что получались у Андрея. Тот сперва радуется, а потом чувствует, как самолюбие начинает ещё больше рушиться. Разум понимает: Саша делает всё быстро из-за долгого «знакомства» с гитарой. Но вот другая часть Андрея буквально задыхается, барахтаясь в море злости и зависти. – Слышишь? – Леонтьев резко опускает большой палец по струнам, создавая приятный звук. – Так же намного лучше звучит. – Спасибо, Саш, – улыбается Андрей, забирая старую гитару обратно. – Ты так быстро всё делаешь! Просто удивительно в твоём случае, – язвит Князев из-за противоречивых эмоций. – Да тут нет ничего сложного, если играть на гитаре каждый день. Ты тоже скоро научишься, и мы вдвоём будем играть, – Саша совершенно не замечает грубости в свой адрес. – Ты аккорды знаешь? Могу показать основные, если хочешь. И Андрей чувствует болезненный укол совести за свои мысли. Сейчас нужно не молча беситься, а прыгать вокруг Сашки и благодарить его за настройку гитары. У него нет никаких злых умыслов: он пока открыт всем и каждому. Саша напоминает игривого щенка, для которого каждый встречный является другом. Таких людей в городе единицы, да и в деревне не так уж и много. И Андрею становится больно, когда он представляет, как взрослая жизнь растопчет наивность Леонтьева. Он не заслуживает этого. – Я вроде как знаю, – с некой гордостью произносит Андрей. Он зажимает одну струну и дёргает её. Звук выходит по-настоящему идеальным. Никто придраться не сможет, да даже Бетховен лопнет от зависти. И плевать, что он был пианистом, всё равно повторно помрёт от красоты игры Андрея. Он чувствует себя самым великим в мире музыкантом. Все остальные нервно курят в сторонке и преклоняют голову перед новым музыкальным «королём». Он точно покорит не только СССР, но и далёкую Америку. Там все будут умолять дать концерт, а Андрей будет широко улыбаться, потягивая газировку из красивого стакана. – Ты только что просто зажал третий лад первой струны. Это не аккорд, Андрей, – качает головой Саша. – Ты можешь попонтоваться перед девчонками в городе, но песню так не сыграешь. Ну, можешь, но тебя изобьёт любой другой гитарист. После этих слов «музыкальный король» со скоростью пули падает в грязь. Андрей совсем теряется, ведь всё, что он видел в фильмах, оказалось ложью. И в неё так слепо верили, мечтая играть точно так же. – Но разве это неправильно? – совсем тихо спрашивает Андрей, по-прежнему зажимая третий лад первой струны, самой тонкой среди своих сестёр. – Разве для аккордов не нужно зажимать струны? – Нужно, но определённые, – Леонтьев оглядывается по сторонам, будто боясь, что его заметят, а после снимает шапку-ушанку. Под ней оказывается густая чёрная шевелюра, вьющаяся, как шерсть барашка. Бонусом к этому образу являются большие глаза, неусидчивость и длинные худые ноги. Для полноты картины не хватает только маленьких рожков на голове. От этого сравнения Андрею становится смешно. Он из-за всех сил старается сдерживать свой поток не самых оригинальных шуток, ведь они точно обидят и отпугнут Сашу. А он единственный, кто готов учить играть на гитаре просто за разговор и доброе слово. Да ещё Леонтьев является единственным способом помириться с Лёшей, который знает о хозяине леса. Такая сложная цепочка вынуждает Андрея не шутить и просто наблюдать на «барашком». – Смотри, – Сашка садится позади Андрея. – Для начала возьми гитару так, чтобы тебе было удобно. Андрей кивает ему и кладёт инструмент максимально удобно для себя. – А теперь, – Леонтьев берёт чужую руку в свою и устанавливает пальцы Андрея на нужных струнах: второй у первого лада, третьей и четвёртой на втором ладу. – Хорошо зажми эти струны и проведи большим пальцем по пятой струне, а потом дёргай четвёртую, третью, вторую и первую, и затем «шагай» обратно. Начни хотя бы с этого; если тебе понравится и будет интересно, то я покажу и другие аккорды. – Спасибо, Саш, – улыбается Андрей и начинает делать всё так, как ему сказали. Выходит довольно хорошо, только иногда пальцы не до конца зажимают струны, от чего звук выходит не самым приятным. Но и такого малого результата достаточно для подъёма самооценки. Андрей так увлекается игрой, что не сразу замечает, как рядом появляются небольшие букетики полевых цветов. А когда Князев видит их, то на секунду останавливается и смотрит на Сашку, на голове которого вновь красуется шапка-ушанка. – Тебе не жарко носить шапку в июне? – Андрей возобновляет игру, но теперь она более медленная и плавная. – Есть такое, – немного глупо хихикает Саша и садится перед Андреем с новым букетиком в руках. – А зачем ты тогда носишь её? – Князев окидывает раскрасневшегося «барашка» беглым взглядом. – Не будет легче нацепить кепку и спокойно щеголять? Ты же можешь и тепловой удар получить! – Но эта шапка нравится Лёше, как и всё, что связано с охотой и лесом, – Саша говорит это тихо-тихо и жутко смущённо. Андрей понимает, что тому очень хочется высказаться кому-то и получить совет или хотя бы поддержку. Но смущение душит и заставляет шептаться и мычать. И Князева подобное, на удивление, совершенно не злит. Ему даже интересно узнать подробности этого недоромана двух противоположных людей. Они выглядят так, будто никогда не стали бы общаться друг с другом, но они дружат, и об этом знают все местные. Каждая бабка понимает, что если идёт хмурый Лёшка, то рядом обязательно будет прыгать жутко счастливый и болтливый Сашка. – Ты тоже любишь и шапку, и охоту? – Князев укладывает гитару на свои колени так, чтобы резонаторное отверстие «смотрело» в небо. – Да? – совсем неуверенно отвечает Саша, обматывая букетик ниткой (она была в кармане). – Серьёзно? – поднимает бровь Андрей. – Тебе нравится стрелять в животных и потеть летом в зимней одежде? Он прекрасно видит, что ему нагло врут и краснеют. Из-за цвета чужого лица Андрею на секунду становится страшно за самочувствие «барашка». Кажется, что он в любой момент может свалиться в обморок, а потом и откинуть копыта. А Князеву придётся рыть могилку гитарой и там хоронить своего «учителя». К подобному Андрей не готов от слова совсем, да и никто не готов. – Нет, но мне нравится, когда Лёша улыбается. А ради этого я готов пойти на что угодно! – уверенно заявляет Саша и откладывает новую цветочную композицию к общей кучке. – Но разве Лёше нравится наблюдать, как ты мучаешься, нося нелюбимую вещь и занимаясь ненавистным делом? Он за тебя переживает, а ты доводишь себя, – с умным видом говорит Андрей, наблюдая за тем, как на чужом лице «пляшут» различные эмоции. – Но иначе я ему перестану нравиться, – с отчаянием в голосе произносит Саша и опускает голову. – А я не хочу разрывать с ним общение. – А это и не нужно, – усмехается Андрей. – Просто вспомни, сколько раз вы обсуждали охоту. – Ни разу... Лёша всегда кривится, – растерянно мямлит Леонтьев. – Но при этом он очень любит лес! – Саша, лес можно любить по-разному. Попробуй узнать, как его любит твой Лёшка. И тебе станет легче, и ему будет очень приятно, – Князев осторожно кладёт руку на чужое колено. – Ты правда так думаешь? – еле слышно пищит Саша, нервно натягивая шапку-ушанку на свои глаза. – Я знаю это, – гордо заявляет Андрей и щёлкает «барашка» по носу. – Ты только это, не робей там и держи хвост торчком. И Саша в ответ на это тихо смеётся, прикрывая рот ладонью.***
Андрей сидит в лесу и перебирает показанный Сашей аккорд. К сожалению, названия Князев не спросил, а сделать это удастся только завтра: Леонтьев убежал к Лёше, а сам Андрей ушёл к озеру. Здесь громче, чем обычно, потому что хозяин леса бурно реагирует на гитарные звуки. По воле лешего вся природа то затихает, то начинает шуршать листьями в такт мелодии, а птицы подпевать. Очевидно, хозяин леса, как минимум, не против того, чтобы в его логове играли один и тот же аккорд по миллиону раз. Андрей, оставив пирожок с тетрадкой и забрав другую, просмотренную, уходит домой только к вечеру, когда солнце начинает прятаться за горизонтом. Князев возвращается к бабушке уставшим и вдохновлённым. Поедая тарелку борща, юноша то и дело отвлекается на рисование барашка в очках и шапке-ушанке, гитары, леса и его хозяина. Он по-прежнему выглядит неидеально, зато его длинный хвост выходит по-настоящему красивым. Он напоминает змею-рокера с ирокезом. Для полноты образа не хватает только солнечных очков. Андрей не сдерживается и рисует хвост заново, после чего полностью переделывает его под гитариста-змея, играющего непонятно как. Да это не так уж и важно: главное, что рисунок получается очень красивым и живым. На секунду Андрей даже верит в то, что прямо сейчас его персонаж сползёт со страниц тетради и начнёт зло шипеть. И эмоции будут оправданы, потому что создатель не добавил руки с пальцами, которые смогли бы зажимать аккорды на гитаре.***