Изгои

Рыбы, рыбы, рыбы. За окном лаборатории рыбы. Огромный иллюминатор, в который можно наблюдать за всеми этими подводными жителями, такая красота. Можно часами смотреть. — Вот, показываю тебе больших рыб, как и обещал. А птиц мы видели по пути, ты заметила? Они называются чайками, очень красиво и плавно летают, хотя кричат ужасно. Джинкс фыркнула — Да я уже давно успела наглядеться на этих твоих чаек, на ворон, на голубей вонючих. Я часто ночевала под открытым небом последнее время. И эти птицы меня порядком достали. Кричат и гадят прямо на тебя. Подумать только, в детстве я так хотела их увидеть… Если чего-то сильно ждать, это словно бы невозможно получить. А вот когда тебе всё равно — тогда пожалуйста… Только с тобой было не так, я очень хотела тебя найти — и вот ты нашёлся. Силко сжал губы, пытаясь скрыть смущённую улыбку, и как-то неловко перевёл тему с себя на что-то отвлечённое. — И бабочек… Да, бабочек… Когда-нибудь и бабочек увидим. И деревья. Силко постоял с ней немного, рассказывая о рыбах и об этой своей волшебной лиловой жиже, а потом ушёл, прихрамывая. У него много дел. Секретная лаборатория находилась в здании заброшенного завода, который раньше производил какие-то съедобные штуки из морепродуктов. На верхних секциях все стены заклеены рекламными плакатами с крабами и прочими животными. Самих этих зверюшек здесь уже давно нет и в помине, они только в чистой воде живут. Ну хоть на картинках посмотреть. Джинкс отодрала один чёрно-белый плакат и забрала себе, как раз сейчас есть время разукрасить. У неё с собой были цветные мелки. Она мало что прихватила из родного дома, но мелки — это важно. Краб будет зелёным в розовую полоску. Нет, в розовую клеточку. Такой чудесный день! Она нашла живого и почти целого Силко, совершенно случайно. Вандер лжец, надо будет закинуть подарочек ему в «Последнюю каплю». Просто БОМБЕЗНЫЙ подарочек! Но это потом. Главное, что Силко теперь с ней. Его ранили, так что ей пришлось останавливать кровь. Джинкс хотела снять с Силко штаны, но тот не дался, так что пришлось перевязывать поверх штанины. Так глупо, зато стильно. Они вместе обчистили трупы тех придурков, а потом пошли и накупили вкусностей и каких-то порошков для лечения доктора. Силко был очень голоден, но молчал. Глупый, глупый глупыш. Но она всё поняла — а точнее услышала урчание у него в животе, хи-хи! — и повела его в забегаловку. «Сегодня Джинкс угощает! За счёт тех парней, которые сами виноваты, что оказались сперва слишком грубыми, а потом слишком мёртвыми!» Они вместе поели лапши с мясом, причём она попросила добавить ей побольше острого соуса, а он и без того весь покраснел — видимо, слишком остро было, хотя может по какой-то другой причине. Ах да, она же поцеловала его в щёчку, может, поэтому покраснел. Чудесный день. И краб в клеточку получился чудесный. Она точно повесит его над кроватью, если у неё наконец-то появится кровать. Силко обещал. Надо бы убедиться, что он обработал свою рану как следует. Джинкс бродила по лаборатории Синджеда, рассматривала колбы и приборы. Она думала о Силко, вспоминала их общее прошлое. Однажды они сидели вдвоём на краю карьера, кидали туда камушки. И она рассуждала, как все маленькие дети, о том, что будет, когда они вырастут. — Я буду изобретательницей. Придумаю штуки для работы в шахтах, чтобы не понадобилось использовать труд шахтёров. — Но тогда шахтёры потеряют работу, ты не думала об этом? Паудер замолчала. Она правда не думала, а ведь это так очевидно. Силко тут же понял, что заставил её чувствовать себя глупо, а потому исправил положение: — Ох, прости, я ерунду сказал. У шахтёров будет новая работа. На моих фабриках по сборке твоих устройств. Ты же заключишь со мной контракт, верно? Он подмигнул. Паудер рассмеялась. — Ну, посмотрим, может твои конкуренты предложат мне более выгодные условия. — Ах, вот как! Они оба смеялись. Паудер ужасно нравилось то, какой Силко внимательный. С ним она ни на секунду не чувствовала себя глупой или бесполезной. А потом она начала мечтать о своей семье, и её друг стал каким-то грустным, когда слушал её. — У меня будет трое детей. Девочка, мальчик и… Ещё не придумала, кто. А у тебя сколько будет детей, а, Силко? Силко всегда отвечал как старший и умный, но в тот момент он замялся и ответил как-то по-дурацки. — Я бы хотел, чтобы у меня была семья. Думаю, я мог бы стать хорошим отцом. Я бы хотел. — Ну что ты говоришь, Дурилка? Конечно ты станешь хорошим отцом. Я спросила, сколько детей ты хочешь завести? — Если у меня будут дети, я буду рад им всем, сколько бы их ни было. Такой странный ответ. Тогда она не поняла его. Понимание пришло только спустя годы. Он не верил в то, что сможет завести семью. Он привык к одиночеству и ненужности, не верил в возможность что-то изменить. Теперь, гуляя по лаборатории, глядя на больших рыб, проплывающих за иллюминатором, Джинкс осмысляла всё, что случилось за эти годы. Осмыслять было сложно, так как в её мозг откуда-то из темноты врывались странные и страшные мысли, чужие мысли. Она знала, что это её мысли, что она сходит с ума, что папа был прав, не над было ей идти на мост, но папа хотел защитить её, а не наоборот. Кто же мог знать, что главную угрозу представляет она сама? Ведь она чудовище! ЧУДОВИЩЕ! Нет, нет, нет! Соберись, Джинкс, соберись. Рыбы, рыбы, рыбы. 1,2,3,4… Соберись! Постепенно она начала говорить уже вслух. — Ох, Силко, наверное, нужна хорошая жена. Он заслуживает. Но эй, я хорошая. Просто ненормальная. Ну и что? А, рыбы? А, дохлая ящерица в колбе? Ну и что?! Ей хотелось разбить кукую-то стекляшку и порезать себя, чтобы заглушить боль внутри. Почему ей вдруг стало так плохо? Всё ведь хорошо. Теперь они вместе. Она и её парень мечты, который любит её. Или нет, не хорошо. Они больны. Она опасна, она может причинить ему вред. А он и без того весь больной и слабый. Этот чудо-раствор не столько лечит, сколько калечит его. Волшебную жижицу надо дорабатывать. Этим занимается доктор. Доктор не может сейчас заниматься ничем, он болеет. Без волшебной жижицы он не сможет поправиться быстро. Замкнутый круг. Вдруг она поняла, что не одна. Силко ходил почти бесшумно, но Джинкс ещё в детстве научилась слышать его шаги, а сейчас, когда он немного хромал, это и вовсе не составляло ей никакого труда. Но она позволила ему подойти ближе, делая вид, что не замечает. — Ты чего грустишь? Это ты тут кричала? Тихий надтреснутый голос. Лучший голос в мире. Она резко обернулась и кинулась ему на шею, так что он, за годы отвыкший от её порывов, даже испугался. — Я так люблю тебя, ТААААК люблю тебя, что словами не передать! Он деликатно обнял её в ответ, хотя объятьями это назвать было сложно, настолько робко он прикасался к ней. — Я тоже тебя люблю, сестра — прошептал он еле слышно. — Ножку свою обработал? — Потом ей займусь… — Не потом, а сейчас! Снимай штаны! Спорить с Джинкс — дохлый номер, Силко это знал. Но он тоже всегда был упрямым, так что их перебранка переросла в борьбу, в которой быстро победила Джинкс, стянувшая с парня штаны. — Так, где там у вас бинты и всякое такое? — Спирт на столе, бинт в ящике. Силко выглядел уставшим. Он весь день работал и не хотел уделить себе даже немного времени. И это после вылазки в город. Джинкс усадила его на наименее сломанный стул и принялась обрабатывать рану. — Всё равно воспаление уже началось, — равнодушно сказал Силко, стараясь сесть так, чтобы прикрыть рубашкой старенькое поношенное бельё, но Джинкс быстро всё рассмотрела. Стиранное, но пожелтевшее от времени, с маленькими очаровательными дырочками, которые он видимо решил не зашивать — и правильно, потому что Джинкс они заводили. Вообще весь его внешний вид и поведение казались ей теперь такими трогательными, что она едва сдерживала себя, чтобы не целовать буквально всё, включая эти маленькие дырочки, вернее даже она бы с них и начала. И всё-таки… Он изменился. Силко всегда был тихим и скромным, но сейчас в нём появилось что-то ещё. Что-то тяжёлое, давящее на него изнутри. — Ты какой-то унылый. Мне грустно даже смотреть на тебя. — Если я тебя угнетаю, я уйду. Он сказал это без обиды, таким тоном, будто ему самому совестно за своё состояние, но менять что-либо не в его силах. — Не ерунди. Просто хочу понять, что с тобой случилось. — Да так. Жизнь случилась. — Вы с Вандером тогда что, подрались? — Можно и так сказать. — И он на тебя всё свалил. Ну а ты почему не пришёл и не сказал правду? — Мне бы не поверили. Я же никто. Он закусил губу. — Ну а мне-то расскажи, как всё было на самом деле. — Не сейчас. Потом как-нибудь. Он посмотрел на рыб. Потом снова на Джинкс. — Ты теперь совсем взрослая… — Ну да, мне 21, прикинь? — Ты такая красивая… Всегда была красавицей… Но сейчас… — Сейчас у меня наконец-то появилась грудь, да? Не слишком крупная, но хоть какая-то. Силко вспыхнул. — Я не об этом думал! Джинкс рассмеялась. — Нет, ну серьёзно, посмотри. Потрогать хочешь? — Нет! — Не нравится? — Нравится, но… то есть… Джинкс, перестань издеваться! Джинкс! Ну что смешного?! Джинкс заливалась хохотом, но ей стало совсем не смешно, когда Силко начал тяжело дышать. — Что с тобой? — Всё нормально. Просто не могу кричать. Из-за болезни организм сдаёт. Ну и шахтёрские годы начали сказываться. Время, время… — Сколько тебе лет? — 25. Ладно, пойду. Мне надо ещё кое-что сегодня сделать. Спасибо, что заботишься обо мне. Силко попытался улыбнуться, но улыбка получилась похожей на оскал. Он привстал, держась за спинку стула, и натянул штаны, которые тоже нуждались в починке. — Почему ты не пришёл ко мне? В смысле, тогда, после ссоры с Вандером. Не попросил помощи, еды, лекарств, ночлега… Он тяжело вздохнул. — Я не мог бросить тень та тебя. Меня заклеймили позором. — Ну и что? Подумаешь! Мы же друзья! Я бы всё тебе отдала, всё-всё. Я бы убежала с тобой, бросила бы родных… Силко сперва усмехнулся, словно говоря «нет, ты бы со мной не сбежала», но тут же посмотрел серьёзно. — Так нельзя. Нельзя жертвовать всем ради меня. Твоя сестра и родители, они любят тебя… — Любили, — Джинкс сжала губы, — Родителей больше нет, а сестра… Сестры, считай, тоже больше нет. Вандер так сказал про тебя, когда пришёл после вашей ссоры… В общем, для него ты как будто умер, хотя ты был жив. Наверное, он для тебя так же. Ну, и вот теперь сестра для меня как бы жива и не жива. Но я её понимаю, она права… Я чудовище… Силко нахмурился. — Что произошло? Расскажи. — Вандер поднял восстание, повёл нас на мост… Мои родители погибли в перестрелке с миротворцами. Я хотела помочь, я заготовила бомбы… Но случайно попала по своим… На её глаза наворачивались слёзы. — Мои друзья погибли. Из-за меня. И Вай сказала… Она сказала: уходи! Всё произошло так внезапно… Из-за этого я совсем… Совсем… Силко обнял её, также деликатно, но чуть сильнее, и она прижалась к его груди, уткнувшись лицом в его рубашку. — Вай сказала, что я чудовище и что мне не место с ними. Вот я и ушла. Она плакала и прижималась к нему, слыша его глубокое дыхание. Силко начал дышать ртом — с ним такое бывало, когда он нервничал, но теперь он дышал чаще и глубже, чем раньше. Он не знал, что сказать. Наконец, проговорил немного неуверенно: — Значит, мы в одной лодке, сестра? — Мы всегда в одной лодке, дорогой мой. Джинкс не могла называть его братом. Она видела в нём друга, партнёра, соратника, потенциального жениха или любовника, но только не брата. В самом слове не было ничего такого особенного, ни плохого, ни хорошего, если бы Силко не впадал в священный экстаз от идеи семьи. Душевное родство для него ровнялось кровному родству, а значит он не мог лишний раз прикоснуться или взглянуть на свою повзрослевшую сестрёнку, чтобы не нарушить чистоту и святость братской любви. Бедный мальчик внушил себе, что он никому не интересен как человек и уж тем более как мужчина, и что только в семье могут терпеть уродов, а потому держался за названное родство как за единственную надежду быть не одному. Ему хотелось, чтобы у него была семья. И Джинкс хотела стать его семьёй. Но только без этих игр в дочки-матери, а по-настоящему. Стать его безумной возлюбленной.