Изгои

Силко работал до поздней ночи. Ухаживал за больным химиком, проводил какие-то опыты, нагревал и перегонял какие-то светящиеся жидкости в колбах, кормил лабораторных крыс, вкалывал им какие-то вещества, что-то замерял, скармливал дохлых крыс живым крысам, всё тщательно записывал. Джинкс крутилась вокруг него и напрашивалась помочь. Он отмахивался, говоря, что сперва её надо обучить и вообще «не подходи близко, не дыши парами химикатов». Джинкс показала ему язык и ушла гулять по фабрике, пошла посмотрела на того самого доктора. Доктор лежал в постели и был страшен, как смерть. Половина лица и всё тело у него было перебинтовано, но того, что виднелось, хватало, чтобы испугаться. Впрочем, Джинкс не испугалась и решила, что ей понадобится немного времени, чтобы разглядеть в нём очарование, но она справится. Девушка помахала дедуле ручкой, но он не ответил. — Эй, доктор Синджед или как вас там? Приветики! Меня зовут Джинкс, я теперь буду с вами жить. Я умею делать всякие весёлые штуки, бомбы, например. Вам нравятся бомбы? Похоже, нет, вы ведь на этом очень сильно ОБОЖГЛИСЬ, ха-ха! Он молчал. Джинкс вгляделась и заметила, что у доктора закрыты глаза, возможно он спал. — Что же, доброй ночи, доктор Скучинджед! Она вернулась обратно и стала наблюдать за своим мальчиком. Мальчик перегонял жидкости из разных колб и параллельно скармливал крысе какой-то гриб. Джинкс всё это казалось нелепым и смешным, но Силко очень серьёзно хмурился, а это означало предельную важность всех процессов. Покормив крысу, он пересел за другой стол и уставился в какой-то прибор, постоянно его подкручивая и подкладывая разные пластинки. — Когда спать пойдёшь? Ты сегодня достаточно много сделал и заслужил отдых. — Надо закончить дистилляцию, аппаратуру нельзя оставить без присмотра. А пока что я просмотрю реакцию образцов. — Да ладно, пусть себе капает, пока мы спим. Кап-кап-кап… — Если напортачить с температурой, здесь всё может взорваться. Вещество не стабильно. — Вот это был бы класс. Люблю, когда всё взрывается! Силко хмыкнул и продолжил возиться с приборами, поглядывая, как колба наполняется пурпурной жидкостью, капля за каплей. Красиво, но девушке было не до блестяшек. Она впитывала каждый жест, каждый вздох своего мальчика. Джинкс смотрела на Силко и не могла поверить, что он не призрак. Впрочем, он в самом деле был похож на мертвеца, от прежнего Силко мало что осталось. Он ещё сильнее похудел и побледнел, стал более сутулым и тихим. Его голос ослаб настолько, что Джинкс временами становилось совсем грустно, когда она его слушала. Силко постоянно вздыхал, словно ему было не 25, а 125 лет. У него и раньше были проблемы с дыханием — последствия работы в шахте, — но теперь к этому прибавилась ещё какая-то тоскливая вымученность в каждом таком вздохе. Джинкс это огорчало и раздражало, но она уверяла себя, что всё поправимо, она его починит, надо только понять, как. Несколько лет назад всё было по-другому. Джинкс, вернее тогдашняя Паудер, любовалась его стройной, но сильной фигурой и даже позволяла себе какие-то двусмысленные выходки, которые ему казались невинными. Она взрослела, в ней просыпались желания, но для неё не существовало парней кроме Силко. При любой удобной возможности она отправлялась к нему и сидела с ним до ночи. Силко тоже любил приходить к ней, хотя частенько нарывался на Вай. Сестра мешала, ябедничала родителям и прогоняла Силко взашей. Паудер негодовала. — Почему ты меня ограничиваешь? Какое ты вообще имеешь право так делать? — Я хочу тебя защитить. — От кого? От Силко? Разве он желает мне зла? — Ты не понимаешь. Он взрослый парень, а ты ещё почти ребёнок. — Я не ребёнок! — кричала Паудер, — Хватит со мной нянчиться! Сестра не понимала. Не желала понимать. Ей казалось, что Силко хочет воспользоваться Паудер, как глупой неопытной девочкой. Но из них троих Паудер была наименее наивной. Она понимала, что никогда никого не полюбит так же сильно, как этого зеленоглазого мальчика со странной улыбкой. Она хотела быть с ним, и со временем её начали злить его фразы «моя сестра», которыми он проводил границу, постепенно превращающуюся в пропасть между ними. Паудер знала, что у него никого нет ближе её, но она была «сестрёнкой», слишком маленькой и слишком невинной по его мнению. А она видела, как рядом с ним появлялись другие девушки и юноши, разглядевшие наконец привлекательность в том, кого когда-то считали слабым и глупым неудачником. Эта Севика вилась вокруг него, как хищная птица. Паудер сразу её невзлюбила. А этот Вандер, которого Силко называл братом? Эй, уходите! Зеленоглазый мальчик принадлежит Паудер! Он только её «брат» и только её парень! Паудер боялась, что она лишится Силко, что они заберут его. Она сгорала от ревности и не знала, как признаться ему в своих чувствах. Ведь он смотрел на неё такими нежными глазами, так радовался, называя её сестрой. Разве она могла разрушить его иллюзию, сказав, что она вовсе никакая ему не сестра, что она не невинный ребёнок, что она влюбилась в него по уши и жить без него не может? Она взрослела и видела, как он вступает в пору расцвет — и чувствовала беспомощность. Вандер утянул Силко в какой-то нелегальный бизнес, какую-то политическую борьбу — всё это было так скучно, что Паудер не хотела вдаваться в подробности, но ей хотелось помочь своему мальчику. Она с головой ушла в свой главный талант — конструирование взрывных устройств и оружия — чтобы произвести впечатление на Силко. Им с Вандером понадобятся всякие гранаты на случай переворота, не так ли? Только Вандер этот ничего не умел кроме махания кулаками, а Паудер умела. И пусть этот хвастун Экко мнил, будто он самый талантливый конструктор в Зауне — Паудер хотела превзойти его и всех прочих, хотя бы по части всяких стрелялок и взрывалок. Было время, когда в неё никто не верил (никто кроме Вай и Силко), но она упорно работала, становясь лучше с каждым днём. Когда она приносила свои опасные поделки, Силко с восторгом придумывал тысячу способов их применения, даже в мирных целях. «Эта штука будет хороша для дробления породы в шахтах!» Силко всегда старался найти мирную альтернативу, повторяя, что насилие нужно только для установления справедливости, а потом будет новая жизнь и новые задачи. Он говорил очень красиво и вдохновенно, подчёркивая перспективы развития каждой идеи Паудер. Это было так здорово, что ей хотелось работать дальше с удвоенной силой. Но что-то пошло не так. Всё произошло внезапно, и она ничего не успела понять. Ей просто сказали, что Силко больше нет и о нём надо забыть. Больше нет. Того, кто был смыслом её жизни. Больше нет. Паудер проплакала несколько дней подряд. Тогда в ней начало сильнее пробуждаться безумие. Ей казалось, что она слышала голос милого мальчика, что она чувствовала его присутствие. Она трогала своё тело, убеждая себя в том, что это прикосновения Силко. Единственным утешением для неё стало конструирование штук, которые будут причинять людям боль. Мирное применение? К чему, если нет того, кто построит новый мир? Вандер умел только разрушать, а не строить. Паудер не доверяла ему, да и никому другому. Ей так хотелось поделиться своей болью, не фигурально, а буквально. А особенно — найти и причинить максимальную боль тому, кто убил Силко. Так прошло несколько лет. Однажды она подслушала разговор Вандера с Бензо. Они обсуждали появление каких-то токсичных отходов. — Мальчишки рассказали, что видели кошку со светящейся крысой в зубах. Где-то поймала и принесла. — Может, крыса наелась грибов? Есть такие, светящиеся… — Нет… Слишком много совпадений. Это опять происки Силко. Он заикался о докторе и его разработках. Найти бы их и придушить обоих. Эх, зря я тогда… Зря… Паудер своим ушам не поверила. Это не оборот речи! Силко жив. Она должна его найти. Но на это не было времени. Вандер готовил восстание. Паудер не доверяла Вандеру, но она не могла бросить сестру и друзей. Кроме того, Силко ведь мечтал о независимости Зауна, только об этом и говорил. Пусть его мечта воплотится руками Вандера. А Силко вернётся в свободный Заун — и станет правителем, его девочка всё устроит. Но всё снова пошло не так. Потом был мост. Подавление восстания. Гибель родителей. Взрыв, убивший друзей Паудер и саму Паудер. Да, Паудер больше не было. Была только Джинкс. Она ушла скитаться. И искать Силко. Призраком она бродила по тёмным улочкам Зауна, спускалась в самый низ, в шахты — и спустилась бы в самую бездну, если бы не случай. Вернее, чутьё, приведшее её к цели. Её мальчик был жив. Он лежал на земле, грязный, больной, голодный, истекающий кровью, но живой! В тот момент она знала: больше она его никогда не потеряет. — О чём задумалась? Силко промывал перегоночные колбы, готовясь уходить. — О тебе, конечно, Дурилка. Я постоянно о тебе думаю. Силко усмехнулся решив, что она шутит. За иллюминатором уже чернела кромешная темнота, в которой плавали редкие огоньки удильщиков. Один из них проплыл близко к стеклу, и тусклое освещение лаборатории сделало его видимым. Силко залюбовался на это маленькое чудовище с длинными тонкими зубами в массивной челюсти. Джинкс тоже смотрела на рыбину. Странная рыбина. — Ты их не боишься? — спросил он, улыбаясь. — А чего их бояться? Они же маленькие. Вот с той здоровой дурой я бы не хотела встретиться. Силко не сразу понял, о ком она говорит, но вглядевшись во мглу, он разглядел смутный силуэт гигантского животного, медленно плывущего вдалеке. — Та здоровая питается планктоном. Она не опасна. Рядом с иллюминатором проплыло бесформенное нечто, в котором Силко успел разглядеть большого осьминога. — А вот этот, который с присосками? Он опасен? Задушит своими щупальцами? — Он вроде бы он ядовитый, не проверял. И, честно говоря, проверять не хочется. — Они твои друзья? — Можно сказать и так. Хотя, наверное, у меня теперь нет друзей. Силко опять улыбнулся, хотя улыбаться было нечему. Джинкс посмотрела серьёзно и немного обижено. — Не шутит так. Мы же с тобой друзья. Или нет? Силко замялся. — Да, да, я глупость сказал, я что-то устал и… Мы… Больше, чем друзья. Мы семья. Последнее слово прозвучало как будто с вопросительной интонацией. Он посмотрел на Джинкс с каким-то недоверием, словно она может в любой момент развернуться и уйти. — Ну вот тем более. Ты не один. Теперь с тобой твоя Джинкс. Теперь и навсегда. Она обняла его. Силко деликатно положил руку на обнажённое плечо, трогая кожу, покрытую татуировками. Совсем взрослая девочка-бунтарка, но при этом такая крохотная, такая хрупкая. Косички, заколочки… Маечка коротенькая на голое тело. Она казалась ему невероятно уязвимой, и он хотел защитить её, хотя не понимал, как и от кого. — Тебе не холодно? Ты так легко одета… — Не, мне хорошо. Но мы что, собрались ночевать в лаборатории? — Ах, да, прости. Пойдём, я покажу тебе, где ты будешь спать. Он взял её за руку и отвёл наверх, в маленькую комнатку, где раньше явно располагался чей-то кабинет. Там всё ещё стоял стол у окна, но у стены как-то неуместно пристроилась железная кровать с матрасом. Стёкла в окне не выбиты, только некоторые треснули. Крупные трещины аккуратно заклеены бумажными полосками. В углу стояло несколько коробок, вместе выполнявших роль замены комода. Словом, уют. В свете настольной лампы всё выглядело ещё более трогательно. После ночёвок на крышах, Джинкс отвыкла даже от таких бедных интерьеров, так что ей казалось всё слишком роскошным. Неприлично даже. — Кнопки найдётся? Она повесила краба над кроватью, как и хотела. Там уже висела какая-то карта и маленькая картинка с изображением дерева. — Ты прикрепил? А я и забыла, что ты любишь деревья! Видел здесь хотя бы одно? Силко мотнул головой. — Пока нет. — Ничего, потом посадим много деревьев в Зауне. А тут миленько. — Это теперь твоя комната. — О, кайфули! Но… Слишком уютно на мой вкус. Знаешь, я люблю разносить все помещения, так что камня на камне не остаётся. — Может, всё-таки будешь так творчески проявлять себя в своей мастерской? А для спальни оставишь немного уюта? — Тоже верно. Я отвыкла от… От стен, знаешь. Вид на звёзды — это хорошо, но всё равно на улице холодно. Да и в нижнем городе холодно, очень холодно. Так что когда ты сказал, что в вашей лабе прохладно, я даже тебя не поняла. Вдруг она поймала на себе взгляд Силко. Он смотрел с такой нежностью и состраданием, что Джинкс на мгновение перестала дышать. Она успела отвыкнуть от этого взгляда, забыла, что её мальчик мог смотреть ТАК. Невозможно передать словами, что она чувствовала, когда ощущала на себе этот взгляд. А ведь когда-то ей казалось, что в нём нет ничего особенного, воспринимала его как должное. Какой дурой она была. Ведь что угодно можно отдать за один только этот взгляд. Взгляд абсолютной любви. Она почувствовала себя более безумной, чем обычно, ведь этот взгляд сводил её с ума. Хотя глаза мальчика теперь были разные, левый был странный, почерневший, изуродованный. Но она не испытывала отвращения, наоборот, он притягивал её, хотя ей было мучительно думать о той боли, которую он испытал и испытывал теперь постоянно. Ей хотелось целовать его шрамы, чтобы глазик поскорее поправлялся.  — Такая как ты не должна мёрзнуть никогда. И вообще страдать никогда не должна. Если бы я мог, я бы хотел взять на себя всю твою боль, обиду, холод, одиночество… Ты не заслужила. А я привык… — У тебя и так было достаточно страданий. А за меня не переживай, я сильная, в обиду себя не дам. Она не удержалась и всё-таки поцеловала его шрамик под глазом. Он смутился и как будто немного испугался. — Ты знаешь, что ты милый, Силко, а? А? Самый милый мальчик в мире! Джинкс тихонько смеялась, глядя на его реакцию: как он краснеет, сжимает губы, отворачивается и снова смотрит на неё. — Ты такая добрая… — И ты! Силко весь растаял от нежности, и Джинкс решила его не добивать ещё более смущающими вещами, а ведь ей хотелось. Может, дать ему небольшой перерыв, а потом… Он немного собрался и указал изящным жестом на кровать. — Думаю, ты уже хочешь отдохнуть. День был трудным. — Точняк! Прямо сейчас завалюсь спать! Одним движением она стянула свою майку, обнажая грудь, так что Силко еле успел отвернуться. — Джинкс! — Что такое? — удивилась девушка, делая вид, что искренне не понимает его испуга. — Ты не можешь спать без одежды! Ты… Можешь замёрзнуть. Здесь промозгло и сыро. — Почему? Что ты такое говоришь? Здесь тепло по сравнению с улицей. Мне не холодно. Красный, как рак, Силко принялся рыться в коробке для вещей, пока наконец не извлёк оттуда старую потрёпанную кофту. — На, держи, надень это… она стиранная, просто немного залежалась. Он протянул ей кофту, сам уставившись в пол. — Ну ладно, — пожала плечами Джинкс, — Спасибо. Силко машинально кивнул, отворачиваясь. Его левый глаз не закрывался, так что он что-то всё-таки увидел, а воображение машинально дорисовало картину целиком, и он уже ненавидел себя за это. Он всегда любил Джинкс как сестру, но сейчас ему стоило огромных усилий перестать думать о ней, как о девушке. — Ты себе сам вещи стираешь? Она натянула кофту, решив временно перестать смущать мальчика. — Да. И себе, и доктору. — Ты на доктора работаешь? — Мы партнёры. Я помогаю ему в лаборатории, ассистирую, слежу за порядком, мою пробирки, всякое по мелочи. Сейчас пытаюсь проводить эксперименты без него, не сложные. Он меня научил многому, но без него исследования застопорились, он знает больше меня, существенно больше меня. — М… Понятно. Он обучил тебя, чтобы ты теперь вкалывал бесплатно. — Я должен приносить пользу. Доктор много для меня сделал, очень много. Он мне зрение сохранил. И не дал умереть от сепсиса. А ещё он приютил меня… — Без обид, но мне кажется, что этот твой доктор от ещё циник. Я видела, что у него в лаборатории творится, он там зверушек живьём режет и сшивает, не так ли? — Да, так и есть. Всё для науки. — И ты такой же подопытный крысёныш для него. Он же пилтошка, мы для них мусор. Сказав это, Джинкс прикусила язык, вспомнив, что Силко тоже бывший пилтошка. Но он не обиделся за себя, словно не помня о прошлом. — Нет, доктор не такой, он тоже изгой, как и мы. Он циничный, но это другое… Конечно, для него я полезный крысёныш. Но не только как подопытный. Хотя, да, и как подопытный тоже. Никто бы не стал мне помогать просто так. Мир жесток. — А вот я бы помогла тебе просто так. За красивые глаза. Он горько усмехнулся. — Очень красивые, действительно. Особенно левый. — И правый тоже, оба красивые. Она не поняла иронии. Ей казалось, что всё очевидно. Силко красивый, у него красивые глаза. Чего это он лицо такое обиженное состроил? Вот чудак. — Доброй ночи, — кивнул Силко, отворачиваясь и уходя. Она подумала, что он опять засмущался, но он как будто бы обиделся. В чём дело? Стоило ей сказать что-то про внешность, как он становился сам не свой. Он нормально воспринимал слова «милый» и «славный», разговоры о его способностях и характере, но стоило ей сказать слово «красивый» — как он тут же закрывался и становился угрюмым и колючим. — Ну… Споки, Дурилка. Джинкс сбросила тяжёлые ботинки и, сняв с себя всё кроме той самой кофты, забралась на постель. Одеяло, подушки. Ну надо же. Даже две подушки, зачем? Матрас был жёстким, но после сна на крыше он казался невероятно мягким и уютным. Сон к ней долго не приходил. Она прислушивалась к шорохам и ночным звукам. Крыса пробежала. Капает вода. И вдруг что-то такое странное, похожее на стоны. Она встала и пошла босяком по холодному полу, вышла за дверь и дальше на звук, чувствуя ступнями холод металлических плит. Чей это голос? Совсем близко. В дальнем углу помещения на полу лежало какое-то существо. Это был Силко. Он лежал, свернувшись калачиком, как зверёк. Джинкс подошла и наклонилась к нему. В полумраке красный огонёк левого глаза часто-часто прыгал вверх-вниз. Ему точно снилось что-то тревожное. Во сне он вздрагивал и стонал. — Вот дурак. Отдал мне свою кровать, а сам спишь на полу? На кровати же хватит места для двоих. А у тебя ножка больная, про глаз я вообще молчу. Тут холодно и рыбой воняет. Может, тебе нравится, но мне кажется, что нет. — Вандер… — прошептал Силко, — За что?.. — Что он с тобой сделал, этот Вандер? Ну-как рассказывай. Но Силко только продолжил стонать. — Ладно, утром расскажешь, а сейчас давай баиньки. Джинкс приподняла Силко за плечи и аккуратно взяла на руки, он оказался не очень тяжёлым для парня выше её ростом. Она хоть и выглядела хрупкой, но на самом деле была гораздо сильнее, чем казалось, а вот Силко за прошедшее время сильно похудел. — Ну что же, дорогой так-называемый-братец, настала моя очередь тебя таскать на руках. Она отнесла его в комнату и уложила на кровать. — «Ты не можешь спать совсем без одежды, Джинкс!» А ты у нас, значит, любитель спать совсем в одежде? «тебе будет холодно, Джинкс» А тебе очень тепло было там на полу? Как умно, мистер Бессмысленная-Жертвенность! Вот только теперь всё будет по моим правилам. Силко спал свинцовым сном и не чувствовал, как Джинкс его раздевает. Даже свет луны, попадавший в открытый глаз, не мог разбудить его. Он слишком устал за день. Правда, он немного стонал, но Джинкс это даже нравилось. — Нельзя спать в том же, в чём ходишь днём, это не расслабляет. Вооот. Так-то лучше. Она посмотрела на него. Лунный свет контрастно вырисовывал сухое поджарое тело. Он сильно похудел, но ему это даже шло. Такой хрупкий и изящный. Из-за худобы и сутулости он казался таким маленьким, хотя ростом был чуть выше среднего. Джинкс как следует всё рассмотрела. — Какой же ты красивый, Дурилка, — прошептала она, и, не удержавшись, поцеловала его в лоб. Ей хотелось покрыть всё его тело поцелуями, но это было бы неправильно, ведь он спал, а ей нужно было его согласие или ещё лучше — несогласие с очень милой реакцией. Она легла рядом, заворачивая его в одеяло и прижимаясь к нему. Он снова застонал, но этот стон звучал как стон удовольствия. Что ему снилось? Может, что-то развратное? О, нет, Силко сама невинность, даже во снах. Джинкс не сомневалась, что её мальчик остался нетронутым, словно берёг себя для неё. Может, было бы лучше, если бы он приобрёл какой-то опыт, но Джинкс перегрызёт горло любому, кто захочет прикоснуться к Силко. Этот мальчик принадлежит ей и только ей. Она нежно гладила его плечи, волосы, лицо. Ей не верилось, что он рядом с ней. Красивый, уставший, трогательный. — Теперь нас двое, а значит никто из нас не одинок. Теперь всё будет хорошо.