Изгои

Им обоим хотелось обниматься весь день, но надо было работать. — Сегодня тебе предстоит многому научиться, — сказал Силко. — Я буду прилежной ученицей, — ответила Джинкс, внимательно глядя большими голубыми глазами на своего умного мальчика. Мальчик засмущался. Его смущали такие мелочи! День действительно предстоял длинный. Силко показывал, как проводить эксперименты, как делать инъекции крысам. Потом он отправился наверх, чтобы поухаживать за доктором. Джинкс увязалась следом. — Это не очень интересно и достаточно… неприятно. — Да я просто хочу ванную принять, ты говорил, что можно. — Хорошо. — А что с доктором? — Он опять уснул, а до этого неделю бодрствовал, работал в постели, хотел спуститься вниз, в лабораторию. Я остановил его, конечно. Неугомонный дед. Обкалывает себя веществами и работает без сна. Меня не слушает, я же говорю, что во время восстановления нужно себя беречь… А теперь спать будет неделю или две. — Сколько ему лет? Силко пожал плечами. — На вид 60, а по ощущениям около 100. Но энергии и работоспособности больше, чем у меня. Я пытался не спать пару дней и ввёл себе внутривенно совсем чуть-чуть этой его зелёной дряни — так в итоге чуть не задохнулся и слёг с сердечным приступом. Мне нужно спать, хотя бы часа четыре, но каждую ночь. Если сплю меньше четырёх часов, то я бесполезен, туплю и колбы разбиваю. Я слабак… Силко закусил губы. — Какой же ты слабак? Ты просто нормальный человек. Всем надо спать, причём часов по 7-8, а не по 4. Этот твой дед просто алхимик, хрен его знает, что он с собой сделал, что он может так марафонить. Ну а у тебя свой режим, уважай свои потребности. Силко горько улыбнулся. — Мои потребности? Кому вообще важны мои потребности? — Мне — серьёзно ответила Джинкс, — Теперь я буду следить за тобой. Она посмотрела на него самым суровым и одновременно любящим взглядом на свете. Силко ощутил странное чувство от этого взгляда. Лучшая в мире девочка беспокоится о нём. Стало быть, он представляет хотя бы какую-то ценность? Нет. Просто лучшая в мире девочка очень добрая — так он себе это объяснил. Доктор нуждался в протирании губочкой. Джинкс нервно передёрнуло от одной мысли об этом. Силко догадался о её мыслях. — Я справлюсь сам. Я всегда справлялся. — И ты часто это делаешь? — По мере необходимости. Если бы он помылся вчера, было бы лучше, а он поел, вколол себе что-то и отрубился. Ну зачем так-то, док? Я бы даже помог ему принять ванну. Джинкс ещё раз вздрогнула, думая о том, что ванную до неё мог принимать этот хмырь. Силко выполнял даже не самую приятную работу со спокойствием и смирением. Так было всегда. Джинкс наблюдала за его плавными движениями. Ей вдруг захотелось оказаться на месте доктора и повиснуть безвольной куклой в его деликатных руках. — А меня ты тоже будешь протирать губкой, если я заболею? — Если ты не сможешь мыться сама. — Ой, кажется, я уже не могу… — Не шути так. Иди и набери себе ванную, если хочешь помыться. Новую губку можно найти в коробке под ванной. Я их случайно нашёл в одном из ящиков. Они сделаны из мёртвого животного, представляешь? У него нет ни глаз, ни ног, только губчатое тело. Силко хватался за малейшую возможность поговорить о своих любимых морских тварях. Он говорил о них с таким восторгом и любовью, даже когда казалось, что восторгаться тут нечему. Просто какая-то хрень без рук и ног, чьим трупом теперь он протирает уродливого деда. Жалкая жизнь, жалкая смерть. Джинкс не жалела губок и вообще не понимала восторга Силко, но ей нравилось, когда её мальчик входил в такое состояние, когда он говорил, и его глаза светились. Она нашла под ванной коробку с губками, выбрала себе одну — похожую на сердечко (как ей показалось). Ну конечно же на краю ванны лежала губка Силко. Ну конечно же она самая маленькая из всех, какие были в коробке. Почему он берёт себе всегда меньше всех? Ничего, она теперь будет мыть его своей губкой в форме сердечка. Она скажет: Ой, извини, я перепутала! Хи-хи! Пусть у них будет одна губка на двоих! Джинкс набрала воду и улеглась в тёплую ванну. Давно она не чувствовала себя такой расслабленной. Не хватало только Силко, чтобы он забрался к ней в ванну. Она бы его помыла, не дожидаясь его болезни. Ей не сложно, вот так вот! На всякий случай она не запирала дверь. Вдруг он придёт? Джинкс вспоминала маленького Силко, тощего тихого мальчика, который всем хотел помочь. Но его помощь часто напоминала жертву. Взрослея, он не изменял своим представлениям о чести и морали. Он брал на себя косяки Вандера и других, становясь козлом отпущения, будто он был виновен во всём и всегда. Он заступался за маленькую Паудер, давая ей убежать, а потом она смотрела издали, как его избивают. Он не знал, что она это видела, и потом рассказывал ей, что он всем навалял. Она подыгрывала, восхищаясь им. Она правда им восхищалась, но не так, как бы ему, наверное, хотелось. Он хотел казаться сильным и крутым. Но он был кем-то большем, чем просто крутым парнем. Он всегда был и оставался человеком, приносящим себя в жертву с улыбкой. И это казалось Паудер по-настоящему крутым и великолепным. Иногда Силко играл роль плохиша, делая вид, что получает по заслугам, стараясь сохранить марку. Ироничная улыбка на окровавленном лице. Смех того, кто лежит на земле, закрыв голову руками. Он хотел быть хорошим, но не пытался казаться хорошим. Однажды Паудер услышала легенду об овечке и волке — двух духах-близнецах, забирающих души людей. Непокорных за гробом встречает волк, вырывающий их жизни клыками, а овечка пускает стрелы в тех, кто научился смиряться, или по крайней мере смирился в минуту смерти. Слушая об овечке, носящей маску волчицы, Паудер думал о Силко. А кто был волком в обличье ягнёнка, она узнала лишь спустя годы. Вандер, Вандер, Вандер — это имя стало ненавистным для Джинкс. Но что же он совершил? Как всё это случилось? — Ты мылась с приоткрытой две… Ой, прости! Я думал, что ты уже… Силко попытался войти, ну тут же выскочил наружу. — Эй, залезай ко мне! — крикнула Джинкс — Нет-нет. — Почему? В ответ из-за двери послышались непонятные звуки. Силко так забавно тарахтел! Особенно когда смущался. Когда Джинкс вышла из помещения, служившего ванной комнатой, её мальчик смущённо приковылял с коробкой грязного белья. — Прости, что вломился… — Ничего ты не вламывался, не придумывай. Всё хорошо. Ты у нас хозяюшка? — Да… Силко налил воды в тазик, замачивая бельишко. В коробке осталась лежать грязная верхняя одежда, снятая с трупов, её Силко видимо решил стирать отдельно. Джинкс нравилась его разборчивость в вопросах, на которые она сама обычно не обращала внимания, и часто зря. Сортировка белья, всякие важные бытовые мелочи — в этом Силко был хорош. Однако он не считал это чем-то, заслуживающим уважение, он даже полноценной работой это не считал. Просто он должен поддерживать чистоту и всё такое, это его обязанность, которую он брал на себя по умолчанию просто потому что привык. Другие занимались чем-то, для чего нужна сила, особый интеллект, таланты, а для Силко оставалась только чёрная тупая работа, за которую никто не говорил «спасибо», а он не ждал благодарности. — Я просто подумал, что ты уже всё и хотел постирать немного… — Отлично! Моё постираешь? — Да, конечно, — машинально ответил Силко, не догадываясь о том, что его ждёт. Джинкс взяла его руку и положила на ладонь свои трусики. Повисла пауза. Джинкс, с трудом скрывая восторг, наблюдала за тем, как бледная часть лица Силко медленно становилась красной. Джинкс изображала невинную дурочку: — Ты же не брезгуешь? Или тебе сложно? — Всё… Нормально… Силко кивнул и часто-часто заморгал здоровым глазом, приходя в себя. Он донёс бельё Джинкс до тазика настолько бережно, будто у него в руках находилось великое сокровище. — Спасибо, — сказал Силко. — Ой, ты чего, это я должна сказать «спасибо»! Ты всё перепутал, Дурилка! — Да, точно, да… — Теперь нам придётся чаще стирать бельё, ведь мы теперь будем часто смотреть друг на друга. Силко не понял этой фразы, и тем лучше для него. — А что же мне надеть? На мне сейчас нет трусиков и штаны так неудобно натирают… Она указала на свой лобок, надеясь, что Силко посмотрит туда и увидит проступающие под тканью формы, но он проигнорировал её жест. — Да, это не очень гигиенично и неудобно… У тебя есть сменное бельё? — Нет! — жалобно всхлипнула Джинкс, — Можно надеть твоё? — Да, конечно… В коробке с чистой одеждой… — Спасибо! Она чмокнула его в щёчку, добив окончательно. Только когда она ушла, Силко осознал всё и запаниковал. Она наденет его трусы???? Джинкс разложила все чистые трусики Силко на кровати. Ни единой новой пары. Все в дырочках. Но так даже лучше, подумала она, дырочки — это так очаровательно! Она выбрала пару с самыми стильными дырочками. По идее на неё должно было всё сесть нормально, чуть побольше спереди, чуть поменьше сзади, но если немного поёрзать, то вполне себе по размеру. И всё-таки после примерки обнаружился слишком большая растянутость спереди. — Ой, братик, я бы даже так могла догадаться, какого у тебя размера твои девственные прелести. Но ведь я всё и так уже видела, хи-хи хи! Силко, конечно, её не слышал. Джинкс не удержалась и немного приласкала себя сквозь ткань, думая о том, что прижималось к этой ткани до стирки. Наверняка, у Силко случались конфузы, когда его трусики намокали по утрам или не только по утрам, от всяких мыслей… У него ведь бывают грязные мысли? Неужели никогда не бывают? Ничего, Джинкс ему их обеспечит. — Ох, прости, Дурилка, я плохая младшая сестрёнка. Она снова засмеялась. Братик, сестрёнка… Интересно, сколько он продержится, играя в эту игру? Через полчаса она снова изображала невинность, помогая «братику» развешивать бельё. — А теперь надо ещё раз поесть, — сказала она приказным тоном. — Я не могу есть так много… — Всего лишь второй раз за день! Джинкс заставила своего глупенького мальчика пообедать. Потом они спустились в лабораторию, и Силко рассказал и показал Джинкс всё и обо всём, что знал. О том, как делать инъекцию, как перегонять вещество, как проводить измерения. Джинкс впитывала знания и тут же демонстрировала их полное понимание. Силко даже немного обиделся на то, что она научилась за день тому, что он изучал месяцы напролёт. — А ещё говоришь, что не соображаешь в биологии… — с завистью пробубнил Силко. — Эй, не вздумай дуться! Вы с доктором вещество придумали, а я так, просто помочь хочу. — Ты талантливее меня, — вздохнул Силко, — Видимо, доктор, когда проснётся, оставит меня мыть пробирки и одежду стирать, а тебя сделает своей ученицей. — Ну что ты такой бука? Ну? — Он бы меня не взял к себе, — тихо сказал Силко, — если бы у него была ты, он бы меня не оставил ночевать, и я бы умер на улице от сепсиса и кровопотери. — Да ты чего? Я бы не стала этому уроду трусы стирать, он бы меня выгнал. — Не выгнал бы. Тебя бы — ни за что не выгнал. — Ну значит хорошо, что меня у него не было, верно? Силко кивнул, кусая губы. — Эй, Дурилка, ну… — Да, я Дурилка, я глупый бездарь. — Не лезь в бутылку. — Это правда. — На комплимент напрашиваешься? Джинкс набрала в грудь воздуха и выпалила: — ТЫ УНИКАЛЬНЫЙ ТАЛАНТЛИВЕЙШИЙ ХИМИК И ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ГРИБОВ, КРЫС И МЁРТВЫХ ЯЩЕРИЦ! В её голове это звучало лучше, чем на деле. Она решила немного исправиться: — И У ТЕБЯ УНИКАЛЬНЫЙ НАУЧНЫЙ ИНТЕРЕС К МОРСКИМ ЧУДОВИЩАМ И ГУБКАМ! Силко криво улыбнулся и погладил её по плечу. — Спасибо, ты стараешься. Ты не виновата, что я тупой. Я просто не заслуживаю тебя с твоими талантами… — Ну нееет! Силко… Он вздрогнул и внимательно посмотрел на Джинкс. Она редко называла его по имени. — Силко, ты умница. Просто знай. Он снова усмехнулся, отводя глаза. — Ну да, конечно, умница… Скажешь то же… Начало темнеть. Море за иллюминатором как-то странно гудело. — Совсем забыл! Ой-ой… — Что забыл? — Надо подняться наверх и выйти на крышу. У меня из головы вылетело, что ещё перед уходом в Заун я расставил там растения в горшках. Хотел, чтобы они получили немного света и воздуха. Их уже двое суток не поливали… — У тебя есть растения? — Да, маленькие. — Что же ты не похвастался? — Это же не деревья, это не так круто. — По-моему, всё очень круто. Они поднялись наверх и услышали шум. — Ух ты! На улице ливень! — Ну вот, значит поливать сегодня не надо. Только надо поторопиться. Джинкс подняла глаза и посмотрела на прохудившуюся стеклянную крышу, сквозь дыру которой лил дождь. Отдельные капли долетали до неё, она ощущала влажную прохладу на коже. — Дождь усиливается… — Ничего страшного, я схожу… Заодно поставлю вёдра в мансарду. — Зачем? У нас же есть очиститель воды здоровенный. Ты мне показывал. — Крыша здания дырявая как решето, так что это не сбор воды, а попытка защититься от потопа. Здесь, видишь, стёкла выбиты, тут вообще что-либо бесполезно предпринимать. Джинкс вгляделась в полумрак главного помещения, разглядев ржавые бочки, в которые по идее должна была попадать вода. Но дождь лил и в них, и мимо них, так что пол в центре здания походил на болотце, заросшее зеленью. Вода уже подступала к их ногам. — А лаборатория не зальётся? — Не должна. Я запер её, как следует. — А… Ясно. Но на крышу выходить тебе обязательно? — Обязательно. Сильный дождь может побить растения. — Может, переждёшь? — Уже скоро сумерки. Нет времени. Джинкс быстро поднялась по лестнице на средний этаж и взглянула на Силко. Он шёл медленно, переводя дыхание после каждых нескольких ступенек. Ножка у него всё-таки нуждалась в лечении, которое она не получала. — Ты иди, ложись спать. Я всё делаю медленно. — Как ты на крышу полезешь с твоим состоянием? Силко нахмурился, глядя исподлобья. — У меня нормальное состояние. Я справлюсь. — Давай я с тобой пойду? — Нет, оставайся тут. Тебя надо оберегать. Я не беспомощный, ясно? — Я и не говорила, что ты беспомощный. Но вдвоём быстрее, я помогу. Джинкс начала подниматься наверх, но Силко схватил её за плечо. — Нет! Ты можешь замёрзнуть и заболеть! Я этого не допущу! Он почти прикрикнул на неё, хотя тут же осёкся и извинился. Но Джинкс понравилось, как он готов даже повышать голос, чтобы защитить её от непогоды. Ей нравилось, когда её мальчик становился сильным и властным. Она покорно кивнула, хлопая большими сине-голубыми глазками. — Хорошо, как скажешь, Дурилка. Силко смущённо кивнул в ответ, ощущая странное приятное чувство от взгляда его девочки. — Спасибо, — растерянно пробормотал он, собираясь. Иногда он говорил слова не очень уместно. Он благодарил на всякий случай в ситуациях, в которых это совсем не требовалось. А иногда он наоборот не мог произнести ни слова. И вот эта фраза про беспомощность — откуда она взялась? У него тоже голоса в голове? Такой странный Дурилка. Как здорово, что он тоже странный! Джинкс отправилась в их маленькую спальню, прислушиваясь к тому, как Силко поднимался по лестнице. Он медленно хромал и останавливался, чтобы отдышаться. Каждое действие давалось ему с трудом. — Вот дурак, — сказала самой себе Джинкс, — я бы быстро со всем справилась. Почему он боится за меня, а не за себя? Ему-то заболеть сейчас нельзя… Она взглянула через треснутое окно на бурлящее море и причал. Вдалеке от горизонта поднималось большое грозовое облако, сверкая изнутри голубоватыми зарядами. Дождь лил как из ведра. — Дурак, — ещё раз прошептала Джинкс. Но ей хотелось, чтобы он немного погеройствовал. Может быть, это чему-то научит его. А может и нет. Лучше, если нет. Получать уроки от жизни — отстой. Жизнь не обязательно преподносит уроки, жизнь просто происходит. Силко вернулся мокрый до нитки. У Джинкс коварно заблестели глаза. Она стрелой подлетела к парню и принялась снимать с него одежду. — Переодену! Я тебя переодену! — Не надо, я сам… С каждым разом Силко сопротивлялся всё слабее, и вот уже Джинкс почти без усилий удавалось раздеть его, обращаясь с ним как с непослушным ребёнком. — Ну вот зачем ты капризничаешь? Я же сказала, что раздену тебя, а я всегда делаю, что хочу. Силко издавал смешные звуки. Джинкс хихикала. Ей хотелось, чтобы их маленький тандем походил на настоящую семью. Только они с Силко говоря о семье имели в виду разные вещи. Джинкс хотела, чтобы они были как муж и жена, а Силко настойчиво называл себя и Джинкс братом и сестрой. Девушку это раздражало, но иногда ей нравилось играть какую-то другую роль. Не обязательно быть всегда женой, иногда можно быть и сестрой, и дочерью, и мамой быть можно. А почему нет, он ведь играет в эти дочки-матери, он же не может на полном серьёзе считать её сестрой? Не может ведь? Джинкс делала вид, что Силко её ребёнок. Она сняла с него мокрую одежду и обтёрла полотенцем, хотя он краснел и вырывал полотенце из рук в некоторые моменты. — Нет, это точно я сам сделаю… — Мне кажется, ты не слишком тщательно вытираешься. Давай я проверю, везде ли ты сухой? — Нет, не надо! Силко сжался, защищаясь от цепких девичьих ручек. — Тогда марш в кровать! — скомандовала Джинкс, стараясь скопировать голос своей мамы, каким она его помнила, — Что ты наденешь в качестве пижамки? — В качестве… Пи… Пижамки? Пижамки у юного химика отродясь не было, а последнюю чистую кофту он отдал Джинкс. Он заглянул в ближайшую коробку, зная, что в ней нет ничего подходящего. Джинкс забавляло то, какой он серьёзный, деловитый и при этом очень стыдливый. Он смущался и прикрывался, словно бы она ничего не видела до этого, и у него был шанс сохранить какую-то тайну. — Давай быстрее, не мёрзни. — Ничего нет… Все вещи ещё не высохли… — Ложись спать без всего. Так даже лучше. Силко стыдливо прикрывался, ложась в постель, но, когда Джинкс укутала его одеялом, он как будто застеснялся только ещё больше. — Так уютнее? Теплее? — Спасибо, — пробубнил он, то глядя на девушку, то смущённо отводя глаза. Он отвык от общения с людьми и словно не понимал, что происходит. Впрочем, от заботы он отвык уже давно, ещё много лет назад, когда оказался в Зауне. — Сейчас я лягу рядом и буду тебя греть. Она раздевась, надеясь, что Силко наблюдает за ней, но он спрятался, закрывая лицо. — Засыпать под шум дождя — самое приятное дело. Как думаешь, Дурилка? Она надела кофту и залезла под одеяло, прижимаясь к своему мальчику. — Ты такой холодный! Сейчас будем согреваться. Ей хотелось его затискать. Но она сдерживала себя, ограничиваясь деликатными поглаживаниями в самых невинных местах. И всё-таки этого было достаточно, чтобы Силко начал смущаться, издавая звуки, похожие на стоны. — Джинкс… Почему ты так… Заботишься обо мне? — Тебе не нравится? — Нравится… Очень нравится… Но почему? — Ты сам заботишься обо мне и всегда заботился. — Это другое… — Почему другое? — Потому что ты замечательная. Тебя надо оберегать. — А тебя нет? Он смутился. — Я так… Я не важен. Ты важна. Для меня и для Зауна. А мне ещё надо доказать, что я чего-то стою. — Ты талантливый учёный. Он тихо засмеялся. — Какой из меня учёный? Я шахтёр… — Ты разносторонне одарённый шахтёр. — Не шути так. Я бездарь. Ты сама видела, как легко осваивается то, что я осваивал месяцами. И дело не только в твоих талантах, дело ещё и в моей бездарности. А ведь это всё, что я умею… Если бы предыдущий ученик доктора не сбежал, меня бы он не взял… — Он сам тебе это сказал? — Намекнул… Силко поджал губы. — Да и я сам вижу, что не справляюсь. Ни одна формула не сработала. Крысы дохнут от инъекций. — И это повод для меня не заботиться о тебе? — Ну, я сам могу о себе позаботиться… — Можешь? Так почему не заботишься? Штаны свои почему не зашьёшь? И не только штаны. Парень смутился, зарываясь в одеяло. — Это не важно, это только отвлекает от работы. И тебе… Не нужно тратить время и силы на меня… — Слушай, мне не сложно, мне приятно. — Приятно? Силко часто-часто заморгал здоровым глазом, словно бы Джинкс сказала что-то невероятное. — Да, потому что ты милый. Джинкс засмеялась и легонько ткнула ему пальцем в кончик носа. — Мой милый Дурилка, мой замечательный мальчик! Она смотрела на его милое грустное личико, читая в глазах «ты видимо бредишь, бедняжка», и не желала верить своей проницательности. Нет, нет, нет, он должен понять, что она его любит. Он поймёт. Поймёт. На глаза Джинкс навернулись слёзы, но она смахнула их быстрым движением. — Я люблю тебя, Дурилка. — Я люблю тебя, сестра…