Изгои

Проснувшись утром, Джинкс потянулась и машинально попыталась обнять Силко, но никого рядом не было. Девушка встревожилась. — Дурилка! Ты где?! Никто не откликался. Она спрыгнула с постели и бросилась искать своего мальчика, как кошка ищет заблудившегося котёнка. Выскочив из комнаты, она тут же врезалась в глупого потеряшку. — Ты куда это ушёл? Я волнуюсь! — Я просто встал пораньше, чтобы поработать. А ты чего босиком бегаешь? И не одетая… Он отвёл глаза. Ворот кофты сполз с плеча девушки, обнажая ключицу. Силко уверял себя в том, что не видит в этом ничего особенного. Бытовые мелочи. А она ему как сестра. Ночью она прижималась к нему, но ей было холодно, это понятно. Силко не любил ночную сырость, и объятья Джинкс помогали ему согреться. Согреваясь, он думал о том, как это мило и трогательно. Они семья. Он нахмурился, изображая строгого брата. — Не надо бегать босиком. Ещё занозишься чем-нибудь. Где твои ботинки? Давай, одевайся. — Может, оденешь меня сам? Силко смутился и немного покраснел. — Эй, я же тебя одевала, давай ты тоже! А то это не честно! Я обижусь! Силко покраснел сильнее и взволнованно запыхтел. — А ещё отнеси меня обратно в комнатку, у меня ножки мёрзнут. Хочу на ручки! Она обвила руками его шею, отчего он принялся дышать ещё чаще. — Ладно, — пробормотал он, подхватывая её на руки и стараясь не прикасаться к её телу иначе как сквозь ткань. Джинкс прижалась к нему. — Ты такой заботливый. — Я… Стараюсь быть хорошим братом. Джинкс не ответила и слегка впилась ноготками в его шею. Он сделал вид, что не замечает. Он любил её и прощал её странности. Он все ещё хромал, Джинкс совсем забыла об этом, но не смотря на травму Силко нёс свою девочку очень бережно. В комнате он усадил её на кровать и подал вещи. — Нет, нет, сам надевай. — Джинкс, ну не капризничай… — Я обижусь! Это не честно! Силко опять засопел, приводя Джинкс в полнейший восторг своим смущением. Он опустился на колени и принялся дрожащими руками натягивать на неё бельё. Это было великолепно, но девушке хотелось от него ещё больших эмоций. — Давай я сперва кофту эту дурацкую сниму. — Нет! Подожди, не надо… Джинкс захихикала. Силко тяжело вздохнул. Он был таким очаровательным, деликатным и послушным, таким идеальным. Если бы только чуть-чуть посмелее… — Ладно, не буду снимать пока что. Она вспомнила, как он прошлым вечером прикрикнул на неё, желая уберечь. Таким он ей тоже нравился. — Кстати… У тебя штаны вчера порвались, я зашил. — Ого! А где дыра-то была? Вчера видела, а сегодня нет! Джинкс вертела штаны, они выглядели как новые. — Ты такой хозяйственный и умелый! — воскликнула Джинкс, целуя своего мальчика в лоб. Тот смущённо опустил глаза, сдержанно улыбаясь. — А почему ты себе-то штаны не зашьёшь? — Это так, это не важно… Потом… Силко робко прикоснулся к бедру своей девочки, и вдруг на него что-то нашло. Или ему почудилось, что он прикоснулся слишком грубо и должен выразить извинение, или он не смог сдержать умиления и восторга, но только выразил он свои чувства самым неожиданным образом. Едва касаясь тонкими сухими губами бледной кожи девушки, он деликатно поцеловал её колено, покрытое зажившими ссадинами. Джинкс растаяла от нежности, еле сдерживаясь, чтобы не наделать глупостей. Ей было так хорошо, но вдруг в её памяти вспыхнул образ, который отравил всё её счастье. Она вспомнила, что так же было с Вандером. Силко заботился о нём больше, чем о себе. И одежду ему зашивал так же старательно. Все думали, что Вандер опрятнее Силко, а у Силко просто не оставалось времени на себя. Паудер знала правду, и это всегда казалось ей несправедливым. Теперь Джинкс было плевать на справедливость, но она чувствовала злость, когда смотрела на свои аккуратно зашитые штаны и сравнивала их со штанами Силко, зашитыми наскоро грубыми стяжками. Ей хотелось всё исправить. Следующей ночью при свете лампы она всё очень красиво зашьёт, так что Силко подумает, что у него новые штаны появились. Хотя может он ничего не заметит, он же весь в своих мыслях о будущем Зауна. И всё-таки Джинкс стало очень грустно. — Ну вот, ты почти одета. Может, сама наденешь свою майку? Силко жалобно взглянул на неё, всё ещё стоя перед ней на коленях. Ей стало ещё грустнее. — Ладно, сама справлюсь. Освобождённый Силко убежал, прихрамывая и прикрывая ладонью левый глаз, прежде чем Джинкс успела снять с себя кофту. — Я пойду умоюсь и зубы почищу. — Ты хоть завтракал? Он не ответил. Было время, когда Силко никак не мог привыкнуть к наличию чистой воды без токсинов. Теперь, когда с ним была Джинкс, он никак не мог привыкнуть к отношениям, в которых его уважали и искали повод, чтобы приласкать. Это было так странно, так походило на один из редких приятных снов, что Силко ощущал, будто всё это понарошку. К тому же Джинкс вела себя странно. Он понимал, что она больна, но всё-таки его смущало такое поведение. На его плечи ложилась ответственность за контроль над ситуацией, но в то же время он ощущал беспомощность и желание делать так, как хочет Джинкс. Силко не знал, как правильно и как неправильно. Может быть он сам придумал какие-то дурацкие правила приличия, а Джинкс всё делала верно? «Давай, соберись! Проанализируй ситуацию, это поможет понять, как себя вести» — сказал он сам себе. Его интуиция порой подсказывала верные решения, а реакция срабатывала молниеносно, но чаще всё было наоборот, он тупил и не знал, что делать, зависая подолгу, вместо того чтобы действовать. Он ненавидел себя за это. Возможно, причина крылась в нехватке кислорода. Его изношенные лёгкие работали не на полную мощность, так что его мозгу не хватало кислорода. Он тормозил, обдумывая очевидные вещи, не сразу понимал и не сразу запоминал. Рядом с Джинкс он чувствовал себя даже ещё большим идиотом, чем обычно, ведь девочка выросла и раскрыла свои таланты, быстрая, умная, сильная, идеальная. Не то что он… Силко плеснул воду на лицо. Он знал, что вода чистая, так что больному глазу ничего не угрожает, но ему иногда казалось, что даже если бы он умывался кислотой, хуже бы уже не было. Куда уж хуже? Доктор продумал многие бытовые мелочи, в частности очиститель воды. Силко старался экономить воду по привычке, хотя в этом не было никакого смысла. Воды хватало, а очистка занимала не так уж и много времени. Привычка экономить воду, еду, электричество — это часть личности, отпечаток жизни в нищете, жизни в Зауне. Силко понимал, что сейчас у него появились некоторые блага, которыми надо пользоваться, но ему казалось неблагодарным тратить слишком много ресурсов на себя. Он не был уверен, что заслуживает всё, что имеет. Он поднял лицо и машинально быстро глянул в треснутое зеркало, и тут же отвёл взгляд, словно боясь увидеть что-то страшное. Но чудовище не исчезнет от того, что на него не смотрят. Силко взглянул снова. В зеркале отражалось тощее бледное лицо, обезображенное шрамами. Впалые щёки, тёмные круги под здоровым серо-зелёным глазом, с другой стороны — чёрное оголённое мясо, сквозь тонкую кожу проступает чернота. И второй глаз, светящийся оранжевым огоньком. Ужас. Уродство. Силко провёл пальцами по почернению. Оголённые мышцы, едва прикрытые рубцами, чёрное мясо, изрытое шрамами и следами удалённых нервов. Рана на ране, язва на язве. «Вандер, смотри, что ты наделал. Тебе не стыдно?» Знает ли Джинкс, как они теперь похожи? Он тоже говорит сам с собой, только в отличие от неё он не слышит эти голоса. Он сам их создаёт. Это его собственные мысли, его собственный голос отчаянья, которым он изводит себя. «Почему мне должно быть стыдно?» «Ты меня изуродовал» «Можно подумать, ты был когда-то красивым» Действительно. Силко горько усмехнулся, обнажая кривые зубы. Скол на передних резцах — последствие встречи с миротворцами, тогда он был ещё совсем ребёнком. «Почему людям так нравится бить меня?» «Посмотри внимательнее. Что ты видишь?» «Чудовище» «Вот именно. Я просто сделал явным твою внутреннюю сущность. Мне не стыдно. Ты заслужил» Силко не мог смотреть на себя долго, ему становилось страшно и омерзительно. Этот взгляд пугает. Когда он выбрался в Заун, на него смотрели с испугом и неприязнью. В Зауне много калек, много разных существ, не похожих на людей, но даже среди них он не может рассчитывать на взгляд сострадания. Да и зачем? Это слабость. «Ты хочешь сострадания, Силко? Хочешь, чтобы тебя пожалели? Не удивительно, ты ведь слабак, всегда им был и навсегда таким останешься» Жалость унизительна. Он не примет жалость. На него смотрят со страхом? И хорошо. Страх — знак признания силы. Невозможно насильно заставить людей уважать тебя, но можно заставить бояться. — Да, я чудовище, — прошептал Силко, не сводя глаз с отражения, — И хорошо, что я чудовище. И вдруг он вспомнил, как Джинкс называла его красивым. Что-то в нём дрогнуло и отозвалось какой-то странной болью. Непонятно почему, он почувствовал и увидел в зеркале, как по его изуродованному лицу скатываются слёзы. Ничего, это от воды. И больной глаз часто слезится, это нормально, он же не моргает, но ему нужно увлажнение. Хотя Синджед говорит, что скоро не понадобится, его структура меняется с каждой инъекцией. Но всё-таки это от воды. Это рефлекс. Или нервы. Глупости. Он сильный. Он не плачет. Никогда. Сильное страшное чудовище. И дело вовсе не во внешности. Даже когда он впервые оказался в Зауне, на него смотрели, как на тварь, вылезшую на берег из морских глубин. «Проваливай в свой Пилтовер!» — кричали ему вслед. Он работал наравне со всеми, но малейшая ошибка стоила ему слишком болезненно. Ему не доверяли. Уже тогда он был изгоем. Первое время никто не хотел даже пускать его к себе в дом. Но потом ему дали шанс. Шанс доказать, что он чего-то стоит, что он будет полезен Зауну. Силко ухватился за этот шанс, отчаянно пытаясь проявить себя. Но он был бездарным, глупым, слабым, бесполезным, от него были только одни проблемы. Его били за это — и он знал, что надо терпеть, ведь это наименьшее из того, что с ним могут сделать за его бесполезность. Вандер был добрым. Он бил Силко реже остальных. Силко был благодарен Вандеру за это, он старался заботиться о своём друге и названном старшем брате, не требуя ответной заботы. А потом что-то пошло не так. Наверное, Силко опять всё испортил. Он не понимал, в чём его вина, но он всегда был в чём-то виноват. Вандеру всё сошло с рук, ведь Вандера уважали, ему верили, а Силко всегда был и всегда останется чужаком. Конечно же, это он всё подстроил, он же пилтошка. Силко вышел в коридор, аккуратно протирая лицо полотенцем. Оголённые нервы начинали ныть от прикосновения грубой ткани. Боль давала понять, то он всё ещё жив. Войдя в комнату, он увидел Джинкс, освещённую светом из маленького мутного окна. Девушка подняла голову. Такая изящная, такая красивая. Такая совершенная. Силко улыбнулся. — Что ты делаешь? — Рисую твоих любимых рыб. — Ух ты! Силко склонился над столом, разглядывая рождающиеся произведение искусства. — Я только отошёл, а ты уже такую красоту успела нарисовать! — Нравится? — Очень. — Это тебе в подарок. — Мне? Он давно не получал подарков. — Спасибо… — проговорил он со смущением. — Ну ты чего так на меня смотришь? Это же просто рисунок. — Это не просто рисунок, это ТВОЙ рисунок. — А какая рыба больше всего нравится? — Вот эта акула. Это ведь акула? — Она на тебя похожа. Правда? — Есть немного. — Вот она тебе и нравится. Впрочем, она просто красивая. Как и ты. Силко смутился ещё сильнее. Джинкс рассмеялась. — Ути, стесняшка! Ты такой стесняшка! Он улыбнулся. — Ты такая милая, Джинкс. «Джинкс», «Джинкс», «Джинкс», ему очень нравилось звучание её нового имени. Он повторял его шёпотом и прокручивал в голове. — А ты ещё милее! Милый-милый-милейшиший Дурилка! Она потрепала его за щёку, как он трепал её в детстве. — Эх, Силко… Жаль, что не могу подарить тебе действительно красивую и ценную вещь… — Но ведь твои рисунки тоже красивые и ценные для меня. Этого более чем достаточно. Я так польщён, я не заслуживаю… Он говорил искренне, Джинкс это видела. Ей хотелось рисовать для него бесконечно, ведь только он её ценил. — Ничего, выберусь в Пилтовер, добуду тебе какую-нибудь потрясшую штуку. — Как добудешь? — Ну, возьму, что плохо лежит. Я так уже делала. Силко это не понравилось. — Тебе нельзя рисковать. Особенно ради меня. Особенно ради таких пустяков. — Это не пустяки! Ты заслуживаешь лучшего! У тебя второй пары штанов нет! — Я перешью те, которые мы добыли в прошлый раз. Я их вчера выстирал, они уже высохли. Вот тут лежат. — Когда перешьёшь? — Да хоть прямо сейчас. Силко пододвинул ближе табуретку и сел за стол рядом с Джинкс, раскладывая перед собой всё необходимое и те самые злополучные штаны. Он решил не откладывать больше, чтобы у Джинкс не было поводов уйти на вылазку в Пилтовер. Он бы с ума сошёл от ужаса. — Так, — пробубнил он, постукивая пальцами по столу. — Так-так? — повторила Джинкс. — Просто ушить с боков. Работа на один вечер. — Сними свои штаны, чтобы отмерить выточки. — Верно… — Я расстегну! Джинкс захихикала, опускаясь на колени. Ей нравилось расстёгивать пуговки на штанах Силко, а вот ему это не нравилось, но в тот раз он не успел защититься и смирился. Пуговицы все были разные, их Силко находил на улице. Большого обреза ткани у него никогда не было, только лоскутки и кусочки старых вещей. В результате его одежда обладала уникальным стилем и шармом. — Ты слишком заботливая… — Почему слишком? Ты тоже заботливый, это не слишком? Силко не мог логически обосновать свою позицию, поэтому опять прибегнул к лучшей формулировке из возможных: — Это другое. Это ведь нормально, что она снимает с него штаны? Заботливая младшая сестрёнка, очень заботливая. Он не заставляет её, он берёт на себя всю работу по дому, он всё делает правильно. Он хороший. Он заслуживает немного заботы, верно? Немного странной и милой заботы. «Джинкс», «Джинкс», «Джинкс», повторял он мысленно. Один слог, всё имя произносилось на одном дыхании. Это особенно ценно, когда не хватает воздуха.