Осколки нашей ненависти.

В комнате, обогретой яркими лучами, душно. И это было отнюдь не приятно, особенно когда у тебя так называемое похмелье, и голова не даёт забыть о себе, постоянно приветливо обозначаясь вспышками колючей боли и резкими вспышками перед глазами. Пить — единственное желание, которое ощущал «больной» при пробуждении, поэтому, еле-еле разлепив глаза от ночного конъюнктивита, медленно, опираясь одной рукой о ближайшую стену, потопал на кухню. Радовало то, что он очнулся хотя бы у себя дома, а не, скажем, в постели с каким-нибудь Учихой. Эта мысль позабавила, и блондин поставил себе цель, оклемавшись, наконец, сходить к темноволосому. Досадно, правда, что воспоминания вчерашнего вечера-ночи решили в бедной светловолосой голове не задерживаться, а покинуть её, как только этот горе-пьяница заснул. Холодные капли, окропившие горячее лицо, попавшие в иссушенную глотку, пробудили всё же Наруто, и теперь головная боль ощущалась чётче и яснее. Будто кто-то внутри взбудоражился и теперь усердно старался выбраться из черепной коробки. Стоило выпить таблетки, способные запечатать активного мозгового демона, которые именовались обычным и простым «обезболивающее». А покоились они на кухне, где уже что-то гремело и шипела на осточертевший мир вода. Блондин насторожился. Как-то из памяти улизнул тот факт, что живёт он, на самом деле, не один. Да из его дырявой памяти вообще улизнуло предостаточно фактов, событий и неправильных действий. Осторожно, но решительно ворвавшись в помещение, заполненное сладким запахом, Узумаки обнаружил всего-навсего Джирайю, стоящего возле плиты с лопаткой и в хозяйственном фартуке. Тот взглянул на растрёпанного парня сначала удивлённо, а потом с некоей усмешкой и возобновил готовку. — Тебе даже нет восемнадцати, а ты уже напиваешься в хламину, — пробасил с беззлобным укором седовласый, — Ты вообще помнишь в каком состоянии притащил тебя Гаара? — Нет… — неловко почесал затылок Наруто, — Я, если честно, ничего совсем не помню… — Что ж, ожидаемо, — Джирайя вновь улыбнулся, однако улыбка почти мгновенно пропала, — Кто, вот, только, тебя так отмудохал… Блондин непонимающе выгнул бровь, а потом ринулся в ванную, к зеркалу. Отражение глядело на него с удивлением, и рука дотронулась до разбитой губы. Ту сразу прошибло острой болью. До сего момента ни синяки, ни раны, ни ушибы не чувствовались, перекрытые плотной плотиной мигрени. А теперь, когда та, усмирённая двумя белыми кругляшками, отошла за кулисы, их как прорвало, и вредители наперебой доставляли Узумаки неудобства в обличие беспрестанных мук и страданий от колющего и ноющего тела. — Это… Я не знаю… — задумчиво произнёс голубоглазый, вернувшись на кухню. — Ладно, Бог с ним, — отмахнулся мужчина, расставляя тарелки с горячей глазуньей, — Садись и ешь. Я сейчас поищу, у меня была чудодейственная мазь, которая все твои травмы мигом вылечит. Наруто молча кивнул и принялся вяло ковыряться в тарелке. Он уже довольно неплохо догадывался, кто мог его так «разукрасить». Кроме одного человека, вертящегося на уме, ни с кем тёрок у него не имелось, только если они с Гаарой не решили по пьяни сцепиться из-за каких-то пустяков. Однако Узумаки, сколько бы и как бы не пытался поднапрячь свою и без того несчастную голову, не мог не то, что вспомнить причину гневного поведения Саске, а и вовсе — память отшибло примерно после третьего стакана хмельного напитка, а дальше виделась только какая-то мутная гладь, из которой невозможно было изъять ни единого кусочка. Обречённо застонав, блондин откинулся на спинку стула, без цели глядя в бежевый потолок. Стоило позвонить красноволосому — может, тот скажет что-то стоящее и подкинет больше информации, чем удалось нарыть самому. Только… — Чёрт, где же он? — Наруто носился по своей комнате из угла в угол, предпринимая безуспешные попытки найти средство связи, — Надо завязывать с алкоголем… Да, точно, больше ни капли в рот не возьму!.. Его бормотания прервали два отрывистых звонка в домофон. Метнувшись к двери, споткнувшись по пути и чуть не упав, Узумаки снял белую трубку. — Алло? Кто там? — бодро вопросил блондин. — Я это, я, — ответили с той стороны. — Гаара? — восклицательно-вопросительно возрадовался Наруто и нажал на «ключик». Из динамика тут же полилась мелодия открывающейся двери, и Узумаки повесил трубку на место, дожидаясь друга, прислонившись плечом к стене. Красноволосый выглядел обеспокоенно. Это Наруто заметил сразу же, как тот появился на пороге. Настораживало ещё и то, что у Гаары такого выражения лица блондин ни разу не видел. За все десять лет, что он знал своего красноволосого друга, тот всегда выглядел невозмутимо, отстранённо и… Как-то будто далеко отсюда. Гааре, по мнению Узумаки, волноваться о чём-то было несвойственно. Гаара всегда ко всем сложным ситуациям относился хладнокровно и безэмоционально, в отличии от Наруто. В их дружбе последний всегда полагался на здравый ум красноволосого, а тот — на упёртость и целеустремлённость блондина. И это было замечательно, уравновешенно, правильно. Теперь же Узумаки в крайней степени растерялся, увидев огонёк тревоги в голубых глазах напротив. — Нам стоит серьёзно поговорить, — строго заявил Гаара вместо приветствия. — Да… — Наруто громко сглотнул, — Я вижу. На отзвуки голосов вышел Джирайя с какой-то жёлтой баночкой в руках. Он долго, испытующе смотрел на своего почти-сына, а потом также на красноволосого. И, по всей видимости, седовласый также увидел на лице второго неопределённую тень, потому что кивнул каким-то своим мыслям и скрылся в глубине квартире, молча оставляя парней наедине друг с другом. Наруто мысленно горячо поблагодарил почти-отца и прошёл на кухню, взглядом призывая Гаару повторить за ним. Там Узумаки завозился, засыпал новую порцию сладостей в стеклянную конфетницу и налил две чашки чёрного чая. Поставив одну ближе к красноволосому, а вторую — напротив него, он сел за стол, грея руки о белую кружку, из которой исходил пар. Гаара внимательно следил за плавающими чаинками, не зная, с чего начать разговор, а Наруто уминал одну шоколадную конфету за другой, пытаясь не заострять внимание на чувстве стыда перед другом и неловкости. Повисла напряжённая и давящая тишина, нарушаемая лишь шуршанием фольги открываемых лакомок. — Наруто, — всё-таки прервал идиллию Гаара, — ты помнишь хоть что-то со вчерашнего дня? — Нет, — отрывисто ответил блондин, качая головой. — Что ж, — красноволосый тяжело вздохнул, выражая таким образом больше эмоций, чем делал это взгляд, — тогда слушай… И он принялся вещать. Сначала про то, как блондин упивался пивом, затем про сразу же непонравившуюся Гааре фразу-обещание «высказать всё Учихе!», потом о пропаже Узумаки, ушедшим «купить ещё пива, потому что оно у них якобы закончилось» (Гаара сразу извинился за то, что не уследил за другом, однако голубоглазый лишь отмахнулся, желая услышать продолжение), дальше рассказывалось про поиски «этого пьяного ушлёпка», как обозвал красноволосый Наруто, и закончилось повествование на том, как Гаара забрал блондина от Саске и отнёс домой к Джирайе. —…Понятия не имею, — красноволосый отхлебнул из чашки, — что вы там делали… Однако ваш внешний вид наводил на крайне неприятные мысли. И что ещё меня поразило больше всего — Учиха тоже пострадал не меньше, хотя обычно достаётся только тебе. Хотя, учитывая, с какой целью ты вчера попёрся к нему, это неудивительно. — Да что ж ты будешь делать!.. — Узумаки захныкал и ударился головой о стол. Та затрещала, недовольная тем, что с ней так похабно обращаются. Наруто уже и позабыл было о похмелье, поглощённый неприятным рассказом о своём же прошлом, как то тут же дало о себе знать. — Эй, — практически неслышно позвал Гаара, — наверное, это конец вашему… общению. Его взгляд показался мне… Каким-то тоскливым… Красноволосый продолжал свою речь, продолжал говорить о разрыве отношений, проскочило даже что-то нелестное в адрес Учихи, однако блондин не слушал. Он вспомнил. Вспомнил, как беспардонно завалился в квартиру к Саске, как высказал тому не самые приятные вещи, как позволил себе обмолвиться о «жалости» (Узумаки давно уяснил, что это слово произносить и это чувство испытывать рядом с темноволосым запрещено, но развязанный алкоголем язык, вот, решил по-другому), и как признался о той же «тоскливости» в его взгляде и как… И как получил все синяки, раны и ссадины. — Чё-ё-ё-ёрт… — в голове не было ни единого решения насущной проблемы. В голове крутились одни маты. — Наруто… — окликнул Гаара после затянувшегося молчания, — Это правда конец.

***

Створка распахнутого окна качалась под порывами северного ветра, дым закручивался в замысловатые спирали, кофе неумолимо остывал. Саске курил. Каждая частичка сей картины пропиталась пустотой, безразличием и равнодушием. Саске в особенности. Саске всё это, в принципе, и излучал, поэтому предметы в зоне досягаемости налились этим бесчувствием. Предметы наливались и наливались, а потом захлёбывались и становились неживыми. Прямо как Саске. «Это конец», — единственное вертелось у него в голове.