Осколки нашей ненависти.

Время, как всегда, летело незаметно, стрелки на часах, казалось, бежали всё быстрее, а солнечный жаркий июль, тем временем, сменялся облачным и ветренным августом. И Наруто, даже если бы очень захотел, впасть в отчаяние не смог. За прошедшие две, последние июльские недели Джирайя не давал блондину продыху, заставляя концентрироваться только на изучении предмета, по которому ему вскоре предстоял тест. Узумаки в такие моменты позволял мысли «вот бы жить одному…» промелькнуть в голове, однако потом тут же её прогонял. И всё же методы его опекуна казались чересчур жестокими и «спартанскими», хотелось выпросить хотя бы тактику «кнут и пряник», но седовласый был непреклонен и лишь твердил: «Это всё для твоего же блага», «ты мне ещё спасибо скажешь» и всё в этом роде. Наруто задумывался о Саске лишь глубокой ночью, размышляя, как же ему вновь выстроить какое-никакое доверие между ними, и гадая, помнит ли ещё Учиха о нём. Мысли о темноволосом вызывали лишь сожаление о сделанных поступках, да злость на самого себя. Боли не было, нет. Всё же учёба делает своё дело, и на особо сильные чувства не хватало сил ни физических, ни моральных. Однако Узумаки так и не смог свыкнуться с тем, что ему предстоит разорвать с Саске все связи, и что их общение прекратилось навсегда. Наруто понимал и понимал лучше других, что Учиха не то, что не позволит себе вновь довериться блондину, он и вовсе Узумаки к себе близко не подпустит. Будет бить, огрызаться, материть сколько угодно, но больше рядом с собой быть не разрешит. И это блондин знал точно. Но Наруто был бы не Наруто, если бы сдался, опустил руки и смирился. Поэтому он с нетерпением ждал окончания этой бешеной зубрёжки и, наконец наступившего, экзамена, чтобы окончательно углубиться в «Дело №1: Учиха Саске». Сам Узумаки был тем ещё прохвостом: учёба была ему совсем неважна, поступал в университет он только ради Джирайи, стремясь таким образом выразить всю свою благодарность за, в общем-то, всё, что тот для него сделал. Наруто считал, что не в знаниях счастье. По его мнению, счастье заключалось в том, чтобы иметь как можно больше связей, знакомых и друзей. Это, во-первых, удобно (да, Узумаки всё такой же человек, как и все остальные, поэтому и ему свойственно действовать ради своей выгоды), а, во-вторых, имей ты хоть десяток высших образований, на первом месте должны стоять семья, друзья и близкие люди, а не карьера, работа или учёба. Наруто привык делать всё для других, не для себя, возможно, именно поэтому ему легче воспринимать обучение в институте как «в благодарность Джирайе за все его потуги сделать из меня, детдомовского сироты, настоящего человека и мужчину». И несмотря на все стремления Узумаки сделать так, как надо, а не так, как хочется, на скорую руку начиркав что-то в тесте, он ринулся домой к Учихе. В миг стало как-то плевать, что ему уж точно будут не рады. Внезапное желание, усидчиво ожидающее в течение двух недель, вырвалось наружу, подогрело непонятный огонёк, ставший тут же огромным пламенем, и обжигало пятки, так что теперь игнорировать его стало невозможно. И утолить его можно было лишь одним способом — увидеть темноволосого ублюдка. Подбегая к уже знакомой пятиэтажке, Наруто вдруг понял, что снова, как и во все предыдущие разы, когда приходил к Саске, не сможет зайти хотя бы в подъезд. Однако этого и не потребовалось: на горизонте увиделся шедший вразвалочку, с маленьким белым пакетом и сигарой во рту брюнет. Узумаки стало неловко и неуютно. Моментом все слова, сказанные им в порыве эмоций и под действием алкоголя, всплыли на поверхность и предстали перед глазами. Колючий укол вины пронзил, кажется, насквозь, и блондин чуть не задохнулся. Если раньше боли не было от слова «совсем», то сейчас она проявила себя во всей красе. Сердце ужасно защемило, взгляд на Учихе задерживаться не хотел и усиленно уходил в сторону. Отчего-то стало холодно. Кончики пальцев покалывало от волнения, и Наруто принялся теребить ими краешек своей кофты. Саске приближался. Бабочки в животе завозились и совсем не от тёплых чувств, а от страха и тревоги. Саске уже совсем рядом. Коленки подкашиваются, блондин готов рухнуть без сознания прямо тут. Саске в шаге от голубоглазого, последний не может вымолвить и слова. Вот, он в миллиметре от Узумаки и… И Учиха просто проходит мимо. Как будто Наруто для него совсем незнакомый человек. Узумаки опоминается вовремя, когда сзади раздаётся, как будильник в тишине раннего утра, мелодия открывающейся подъездной двери. Он оборачивается и одним прыжком взбирается на бетонные ступеньки, хватаясь за короткий рукав чёрной футболки. — Саске! — срывается с губ громкое, взволнованное и отчаянное. Руку его ударяют по тыльной стороне ладони и смотрят привычным безразлично-свирепым взглядом. Наруто ощутил, что искренне соскучился по этим тёмным яростным глазам, и как млеет под их взором, — Саске… — Отстань, — усталое и какое-то хриплое. — Давай поговорим, пожалуйста!.. — просит Узумаки. Дверь, не придерживаемая никем, захлопывается с характерным щелчком. — Поговорим? — насмешливо переспрашивает Учиха, всё также стоя спиной к блондину, — А по-моему, мы тогда уже всё выяснили. — Нет… — Наруто опускает голову, — позволь мне извиниться. — За что же? — наигранно изумился Саске, — Жалость же присуща всем нормальным людям, не так ли? — Но мы с тобой не… — Мы с тобой? — Учиха нервно засмеялся, и это заставляло думать, что он не в себе, — Никогда не было «нас», Узумаки. Есть только «ты» и «я». Уймись уже. — Да нет же… — Наруто тяжело вздохнул, — Ладно, хорошо… Короче, ты и я не относимся к нормальным людям. — Ты-то какого хера не причисляешь себя к ним? — злобно огрызнулся Саске, — У тебя есть всё, о тебе заботятся и о тебе волнуются, так кем ты себя возомнил? Да и вообще… — Учиха не успел договорить, закашливаясь и опираясь свободной рукой о стену дома от слабости в ногах и теле. — Саске!.. — блондин подошёл на шаг ближе, не зная, за что хвататься, однако тут же придержал темноволосого за руку, когда тот начал заваливаться набок. — Не трогай меня, — просипел Учиха, вновь надрывно кашляя в перерывах между словами, и вяло попытался вырваться из крепкой хватки Наруто. — Не дёргайся, стой смирно… В смысле, повисни смирно… — Узумаки открыл железную дверь ключом, вытащив его из бледных (более бледных, чем обычно, что тоже не укрылось от внимательных голубых глаз) рук Саске, удерживая брыкающегося за шкирку. — Отъебись уже… Сам дойду, — напоследок выдал Учиха и всё же повис безвольной куклой на руках блондина, окончательно утеряв связь с реальностью где-то в глубинах своего сознания. — Вот же упёртый баран! — усмехнулся Наруто и потащил темноволосую тушу по прохладному подъезду.

***

В тёмной маленькой комнате мерцает единственная настенная лампочка, освещая одну лишь поверхность деревянного стола. В воздухе витает аромат сырости, затхлости и гнили, каменные стены покрылись многолетним мхом. В стеклянном бокале плещется красно-бордовая жидкость, оставляющая на губах терпкое послевкусие, а в организме перерождающаяся в искусственное тепло. Стола едва-едва касаются пряди длинных чёрных волос, их обладатель сидит в мягком кресле алого цвета с чёрной обивкой по краям. Длинный белый ноготь размеренно постукивает по стеклу, наигрывая неопределённый мотив. Жёлтые змеиные глаза, подведённые тенями виноградного цвета, пристально наблюдают за круговыми волнами напитка кровавого оттенка. Ужасающая улыбка разрезает бледное, почти белое лицо с острыми скулами, словно медицинский скальпель. Дверь напротив со скрипом отворяется, и входит парень со смешными круглыми очками и забавным низким хвостиком из пепельных волос на затылке. У него в руках покоится кристально-белый лист бумаги и перьевая ручка с чернилами. Вошедший кладёт предметы на стол и заводит руки за спину, почтенно склоняясь. — Всё как вы и просили, Орочимару-сама, — он говорит тихо, едва слышно и, чуть помедлив, несмело дополняет, — Вы уверены? — Спасибо, Кабуто, — прошипел темноволосый, не отвечая на поставленный вопрос. Пепельноволосый и сам знал, что ответа не услышит. Орочимару мерзко-мерзко улыбается, облизывается и начинает выводить буквы на листе чёрными чернилами, приговаривая, — Да начнём же нашу игру, Саске-кун…