The Degradation

Фотография главы: http://08.img.v4.skyrock.net/2920/88262920/pics/3167001032_1_4_ioInpLV2.png *** В «Отелло» Уильям Шекспир написал: «Ревность — это чудовище, само себя зачинающее и рождающее». Он забыл уточнить, что она пробирается глубоко под кожу. Ревность — это начало разрушения. Она окончательно сводит с ума. © Гарри *** Я могу это сделать. Нет. А-а-а, блять. Я чувствую себя полным придурком, потому что уже десять минут нахожусь напротив ветеринарной клиники, но так и не решаюсь выйти из машины. А самое ужасное то, что я видел его сквозь стеклянную дверь приёмной, следовательно — он тоже меня видел. Да и в конце концов — у меня не самая незаметная машина в мире. Красные Lamborgini с откидным верхом не так уж и часто разъезжают по улицам. Я веду себя как кретин. Точно, я кретин. Стучу пальцами по рулю, как будто это может помочь. Это ведь не сложно. Открываю дверь. Выхожу. Закрываю дверь. Иду. Захожу внутрь. Приближаюсь к нему. Благодарю его. Спрашиваю, зачем он это сделал. Благодарю ещё раз и ухожу. Это легко. Но, наверное, не так легко, как кажется, ибо я всё ещё сижу в своей машине. Как кретин. Тяжело вздыхаю, если честно, то я сам не понимаю, почему мне так сложно поблагодарить его. И чёрт, можно ведь просто уехать, я же не просил его помогать мне, он сам пришёл. Ну вот, я опять начинаю стучать по рулю. Он меня беспокоит. То, что случилось два дня назад на фестивале, меня беспокоит. Я не перестаю думать об этом. Просматриваю эту сцену у себя в голове ещё и ещё, но не могу понять, почему он это сделал. Я сто раз искал и выискивал повод, но так и не нашёл ни одной причины, по которой он должен был прийти мне на помощь. Особенно если учитывать то, как ужасно я вёл себя с ним. У него не было причин мне помогать. Но он помог. Да и откуда он взялся вообще? Потому что об этом я тоже думал. Я нигде не замечал его, прежде чем он не нашёл меня посреди зеркал. Но ведь тогда было много людей, и я особо не всматривался. Так, я перестаю стучать по рулю, потому что скоро испорчу обивку. Закрываю глаза, глубоко вдыхаю и выхожу. Видимо, тот факт, что я пятнадцать минут сидел в машине, как последний идиот, меня разозлил, потому что я открываю дверь слишком резко. Подхожу к стойке и опираюсь на неё. Его голова опущена к компьютеру, и он заговорил прежде, чем я успел что-либо сказать.  — Здравствуй, Луи. И даже если он не поднял голову, чтобы посмотреть на меня, я замечаю его самодовольную ухмылку. Ясно, значит, он не собирается чисто из вежливости сделать вид, что не видел, сколько времени я простоял на парковке? Вот теперь мне уже не хочется его благодарить, совсем не хочется. Но я же не могу просто взять и уйти! И, конечно же, говорю первую пришедшую на ум мысль:  — Как собака? Сжимаю зубы. Серьёзно? «Как собака», это шутка? Я не спрашивал ничего о собаке с того самого вечера, как сбил её. Ничего хуже придумать нельзя было. Мысленно матерю самого себя, а он улыбается. Ещё шире. Ну все, хватит, я скоро запихну ему эту улыбку кое-куда.  — Ты спрашиваешь у меня: «Как собака»? Прекрасно, он хочет ещё больше меня унизить? Я злюсь, потому что уже в который раз выставляю себя перед ним полным идиотом.  — Да. Он ещё что-то печатает на клавиатуре, прежде чем повернуться ко мне. Я вижу, как он старается не засмеяться.  — С ним все отлично.  — Вот и хорошо. Его очень забавляет эта ситуация, а я сильнее сжимаю зубы.  — Его приютили более месяца назад, — он делает акцент на последних словах. Значит, он хочет не просто унизить меня, а заживо закопать? Я же, похоже, помогаю ему копать яму.  — Хорошие люди?  — Да, очень хорошие люди.  — Он счастлив?  — Да, он счастлив.  — Ладно, потому что я не хочу, чтобы он жил с людьми, которые плохо о нём заботятся.  — Они прекрасно о нём заботятся, не волнуйся.  — Они его кормят?  — Да, кормят.  — У него есть будка?  — Не за что, Луи.  — Что?  — Не за что. И я вижу по его глазам, что он понял, и молча благодарю его за то, что не дал мне опозориться ещё сильнее. Мы смотрим друг на друга, и это странно, потому что я впервые не чувствую себя неловко. Он все ещё улыбается, но намного мягче. К сожалению, улыбка пропадает в тот момент, когда звонит его пейджер. Он смотрит пришедшее сообщение, и я вижу, как меняются черты его лица.  — Чёрт. Он быстро перескакивает через стойку и выглядит довольно взволновано. Я не знаю, зачем, но я побежал за ним. Наверное, он не против, потому что сам придержал мне дверь, когда мы выходили. Пробежали задний двор и за несколько секунд оказались возле сидящей на коленях девушки, возле неё лежала собака, кажется, лабрадор.  — Карла?  — Все плохо, младенец плохо размещён.  — Блять.  — Я позову Марка.  — Поторопись. Я не понимаю, о чём они говорят, но оба выглядят взволнованно. Смотрю, как девушка удаляется.  — Луи? Поворачиваю голову к нему, я немного потерян. Спрашиваю себя, что я тут делаю. Он сидит напротив собаки. Она скулит.  — Луи, ты должен мне помочь. Она сейчас родит, но щенок плохо размещён, и она напугана. Иди сюда. Я не слушал половину его слов, слишком сконцентрировавшись на скулящем животном, но делаю, что он мне сказал, и сажусь рядом. Он берёт мою руку и кладёт её на живот собаки.  — Её зовут Мэсси, говори с ней. Успокаивай и гладь, вот так, — и он нажимает своей рукой на мою, чтобы показать, как нужно делать. Я не способен ему ответить, потому что сейчас сам умру от страха. — Ты можешь это сделать? Скорее всего, я ему ответил или просто кивнул, потому что он больше не обращает на меня внимания. Он делает… Я не знаю, что, и, честно сказать, не имею ни малейшего желания узнать. Вытаскивает щенка, скорее всего. Я сейчас упаду в обморок из-за всей этой крови, но всё же продолжаю делать, что он мне сказал. Я глажу живот, и до меня доходит, что тем самым я выталкиваю младенца.  — Всё будет хорошо, моя милая, всё в порядке… — он успокаивает её, говорит ободряющие слова. И слава Богу, что он это делает, потому что я совершенно забыл, что это моя работа. Если честно, то я вообще не привык разговаривать с собаками, особенно с рожающими и скулящими. Я весь трясусь и не могу отвести от него глаз. Черты его лица сосредоточены, а окровавленные руки точно знают, что делают. Его голос мягкий и нежный, когда он говорит с Мэсси. Это работает. Собака скулит намного меньше, в то время как я уже готовлюсь паниковать. И вдруг она замолкает.  — Вот и всё. Я поворачиваюсь к нему, он держит маленький запачканный кровью комок шерсти, который двигается в его руках. С его лба стекает пот, но он улыбается. По-настоящему улыбается — с блестящими глазами.  — Смотри. И тут я понимаю, что он обращается ко мне. Опускаю глаза на маленького щенка, и пусть это совершенно глупо, но я тоже начинаю улыбаться.  — А вот и мы. Поворачиваюсь, чтобы увидеть возвращающуюся девушку с Марком, и поскольку он одет в белый халат, смею предположить, что он ветеринар. Перевожу внимание на Гарри, который кладёт щенка на шею к матери, вытирает руки об джинсы и разворачивается ко мне.  — Луи? Луи, всё нормально?  — Да, — ну или не совсем. Он опять выглядит взволнованно. А вообще-то нет, ничего не нормально, меня сейчас вырвет.  — Точно? Ты бледный. Я чувствую, как он помогает мне встать и поддерживает, пока мы проходим двор. Его рука вокруг моей талии. Ничего не понимаю, голова кружится, я сейчас и правда отключусь.  — Только не падай в обморок.  — Не буду. Мы внутри, мне жарко, и капли пота стекают по шее. Он сажает меня на стул и уходит, чтобы принести стакан холодной воды, прежде чем сесть рядом. Стало легче. Ненадолго закрываю глаза.  — Тебе лучше?  — Да. Голова кружится меньше, и меня больше не тошнит. Наверное, я уже не такой бледный, потому что он выглядит менее взволнованно, но всё равно не сводит с меня глаз.  — Думаю, мы назовём его Луи. Щенка.  — Ах-ах, очень смешно. Но он, вообще-то, говорил серьёзно. Я выпрямляюсь на стуле, он делает то же самое, готовясь поймать меня, если я вдруг упаду.  — Полегче, ты всё ещё бледный. Я не знал, что ты не переносишь вид крови, — я тоже не знал. — Мне жаль. И да, Луи, спасибо, — я непонимающе на него смотрю, потому что не могу понять, за что он меня благодарит. — Без тебя мы бы не спасли щенка. Так что спасибо. Я не знаю, искренне ли он это сказал. Ведь я ничего не сделал, ну кроме того, что побледнел и чуть не упал в обморок. Но я всё равно чувствую гордость за то, что помог Луи-щенку явиться в этот мир. ***  — О, только не говорите, что это Луи!  — Он был таким милым, не правда ли?  — Ав-в-в, самым милым малышом в мире. Я не могу сдержаться и закатываю глаза, пока моя мама и Элеанор смеются. Воскресный обед на веранде. Не могу поверить, что привёл сюда Элеанор, ведь нас не связывает ничего, кроме секса, но она, похоже, не хочет это понять. Да и к тому же мама всё время меня спрашивает, почему я ещё не нашёл девушку, и я подумал, что если один раз привести ей Элеанор, то она наконец-то оставит меня в покое. Но как же я сейчас об этом сожалею. Моя мать не придумала ничего другого, кроме просмотра моих детских фотографий, так что я уже полчаса выслушиваю их «О, это Луи», «О, какой он милый», «О, какой он маленький», «О Боже, Луи, это ты». Я хочу на них наорать, но довольствуюсь только настолько лживыми улыбками, что сам не понимаю, как они могут им верить. В конце концов мама решила меня добить.  — Сколько времени вы вместе? Я захлебываюсь чаем, и Элеанор отвечает вместо меня.  — С начала учебы. А самое ужасное, что она улыбается во все тридцать два зуба, а моя мать опять презрительно на меня смотрит.  — Почему ты мне ничего не сказал, Луи? Потому что мы не вместе, мы только трахаемся. Но они уже завели совершенно другой разговор, да и я не думаю, что это было бы подходящим ответом, если хочу избежать скандала. Достаю свой IPhone из кармана и пишу Анониму: «35. P.S. Я сейчас покончу с собой». «Почему?» «Мама вытащила мои детские фотоальбомы, чтобы показать их моей псевдо-девушке». «Всё настолько ужасно?» «Я голый на всех фотографиях. И мне там четыре года». «Согласен, это неприятно. Можно задать вопрос?» «Слушаю». «Почему ты встречаешься с Элеанор?» «Я не встречаюсь с Элеанор. Мы просто спим вместе». «Тогда в следующий раз принеси своей маме резиновую секс-игрушку, это заменит фотографии». Не могу сдержать смех. Они поднимают на меня глаза, удивленно смотря. Складываю телефон и делаю вид, что увлечён их беседой.  — Простите, что вы говорили?  — Элеанор сказала мне, что занимается психологией и что она очень талантлива в этой области. Единственная область, в которой она талантлива — это минет. Но думаю, что это не самое лучшее замечание, так как уже представляю шокированное лицо матери. И сразу же представляю её выражение, если бы я принес ей игрушку из секс-шопа вместо девушки — она бы прикрыла рот рукой и наигранно охнула. Мне приходится закусить губу, чтобы опять не рассмеяться. Кроме моего разговора с Анонимом, всё в этом дне было слишком долгим. Правда, очень долгим. Противным, до ужаса бесящим и полностью наполненным разговорами о лаках, моде и знаменитостях. На часах уже десять вечера, когда мы садимся в машину, я включаю Aerosmith и не имею ни малейшего желания разговаривать. Я уже достаточно наслушался Элеанор в течение дня, и если она опять заговорит, то я буду готов высадить её. Но она, похоже, другого мнения и проскальзывает рукой между моих ног.  — Луи… Я снимаю её руку.  — Перестань.  — Ну давай, детка…  — Не называй меня так. Интересно, она хоть иногда кого-то слушает? Ведь я не впервые прошу её не называть меня так. Я не её парень, поэтому пусть оставит эти паршивые прозвища при себе.  — Блять, Эль! Я резко поворачиваю руль и выравниваю машину. Она запустила руку мне в штаны.  — Ты совсем больная?! Мы могли попасть в аварию, я за рулём, если ты не заметила! Поворачиваю к ней голову. Она закусывает губу и невинно на меня смотрит, расстёгивая пуговицы своей блузки. И я думаю, не стоит ли её ударить, несмотря на то что я никогда не бью девушек, или же остановиться на обочине.  — Ну же, Луи. Дай мне позаботиться о тебе. И я, конечно же, останавливаюсь на обочине, потому что она опять выиграла. Когда я выхожу на парковку Университета, время близится к полуночи. После того, как я довёз Элеанор до дома пятнадцать минут назад, я всё время ругаю сам себя за то, что опять повёлся. Ругаю себя за то, что никак не могу от неё избавиться. И всё сводится к сексу. Ведь в конце концов она всегда получает, что хочет. Мою куртку капитана, к примеру. Чёрт, она опять с ней ушла. Резко закрываю дверцу, вот сейчас реально обидно, это моя куртка! Кстати, кажется я не один на нервах. Поворачиваясь, вижу Стайлса (надо заметить, что я больше не придумываю ему клички), быстро проходящего парковку в десяти метрах от меня. Он направляется к огромному чёрному Range Rover. Воу, он едва стоит на ногах и собирается водить? Надеюсь, это шутка. Подбегаю к нему, и он резко останавливается, увидев меня, хотя у него не было выбора, ведь я сам перегородил ему дорогу. Я не ошибся, от него несёт алкоголем.  — Только не говори, что ты собираешься сесть за руль. Он злобно на меня смотрит.  — Уйди отсюда. Ладно, он очень зол. Но мне плевать, если он будет вести машину в таком виде, то добром это не закончится. Поняв, что я не собираюсь двигаться, он толкает меня и открывает дверцу.  — Блять, это не смешно, ты не можешь водить в таком состоянии. Но он не слушает, и я делаю, наверное, самую глупую вещь в своей жизни, но я обхожу его 4×4 и сажусь на пассажирское сиденье. Я вижу, как он до белизны в костяшках сжимает руль, непрерывно смотря на дорогу. Все мышцы его тела очень напряжены, он не зол, а буквально вне себя. Его скулы натянуты, и он сжимает зубы.  — Выйди.  — Нет.  — Выйди. Из. Моей. Машины.  — Нет. Его голос холодный, и он чётко проговаривает каждое слово. Он меня ударит или нет? Похоже, что нет, опять продолжает смотреть перед собой. Если он думает, что игнорирование заставит меня уйти, то он ошибается.  — Прекрасно. И прежде, чем я успеваю отреагировать или же просто пристегнуть ремень, он резко давит на газ, выезжая на трассу. Едва успеваю опереться рукой об окно, как он поворачивает, прибавляя скорости.  — Ты совсем ненормальный?! Он подрезает почти все проезжающие мимо машины, которые только недовольно сигналят дабы избежать столкновения.  — Блять, перестань! Ты нас убьешь! — изо всех сил держусь за висящую сверху ручку. — Не веди себя как сволочь! Остановись! И он вновь так быстро разворачивается, что я ударяюсь головой о сидение, слыша кричащего водителя находящейся сзади машины.  — Выходи. Я слишком шокирован, чтобы ответить или просто пошевелиться. Я весь дрожу. Вижу, как мужчина сзади выходит из своей машины, сжимая кулаки. Я же говорил, что добром это не закончится. Он стучит по стеклу, громко крича. Только вот Гарри абсолютно всё равно. Он наконец-то поворачивается ко мне.  — Выходи.  — Нет. Если я выйду, он — в его-то состоянии — угробит и себя, и свою машину. Моё сердце сейчас просто взорвётся. Кровь застывает в венах, а парень на улице кричит ещё сильнее, но Гарри всё ещё плевать. Я даже не уверен, слышит ли он. Мы смотрим друг на друга, и когда он понимает, что я не отведу взгляд, то сжимает зубы. Его глаза становятся темнее, и он со всей злости давит на газ, оставляя мужчину в истерике посреди дороги. Я вжимаюсь в сиденья, он проезжает все светофоры, подрезает все машины.  — Ты сейчас нас обоих убьёшь! Чёрт, остановись! Кажется, я полностью довёл его. Он настолько резко поворачивает, что я не могу сдержать крик, когда какой-то грузовик чуть в нас не врезается. Он останавливается на обочине, и на этот раз я даже не успеваю ничего понять, как он ударяет мою голову об боковое стекло. Из-за боли не замечаю, как он выходит, обходит машину, открывает мою дверцу и бросает меня на землю. Больно падаю. Поднимаю на него голову, он стоит надо мной и прожигает взглядом. Вижу, как он ещё сильнее сжимает кулаки.  — Когда я говорю тебе выйти из моей машины — ты должен выйти из моей машины. Хорошо, вот сейчас он меня точно ударит. И даже если я к нему не прикасаюсь, я могу почувствовать, как его трясёт от злости. Всё ещё в шоке, не могу ни пошевелиться, ни встать, поэтому просто лежу на земле, ожидая удара, но ничего не происходит. Он ещё несколько секунд непрерывно на меня смотрит и уходит. Он просто забирается в свою машину и уезжает так же резко, как и приехал. Оставляя меня здесь, чёрт знает где. Вижу, как исчезают фары его 4×4. Подношу руку ко лбу, у меня идет кровь, и я валяюсь на асфальте. Не осознаю, что только что произошло. Что это, мать вашу, было?! *** «Вали ещё раз трахнуть свою шлюху». © Гарри