Человеческая грань

– Я иду домой. – Хорошо, когда выходим и как долго идти? – Нет, ты не понял. Я иду один. Без тебя. Син Цю немного не понял. Он застыл с раскрытой книгой, уже не вчитываясь в текст, а смотря сквозь строчки. Чун Юнь не спрашивал, он ставил перед фактом. – Один? – прикрыв книгу и зажав палец между страницами, вампир поднял голову на экзорциста. Тот сидел за столом в главной хижине оборотней, спокойно доедал суп, поданный на обед, и покачивал ногой. Как будто он говорил самые обычные и сами собой разумеющиеся вещи. Наверное, для него они такими и были. Смотря в окно на нежащегося в солнечных лучах Горо, экзорцист кивнул, отправляя в рот еще одну ложку супа. – Я же говорил, что родители тоже экзорцисты, – оторвавшись от окна, Чун Юнь посмотрел на вампира, – причем даже сильнее и опытнее меня. Их не получится обвести так же, как тех стариков, у которых мы иногда ночевали. Они почувствуют приближение сильной нечисти еще до того, как мы войдем в город, – экзорцист доел свою порцию. – Так что ты остаешься здесь. С каждым его словом глаза Син Цю расширялись, а брови поднимались выше. Встав со своего места и помыв за собой посуду в рукомойнике, Чун Юнь продолжил: – Еще напрягает, что от меня разит тобой за километр, – экзорцист медленно подошел к креслу Син Цю. – Перед уходом я покормлю тебя, так что ты должен продержаться несколько дней. – Что... но... ты... – вампир подскочил со своего места, бросив книгу на пол и схватив Чун Юня за плечи, но подобрать слов так и не смог. Какое-то неизвестное чувство схватило его за диафрагму. Ему слишком трудно отпускать своего кормильца. Даже на несколько дней. На несколько мучительно долгих дней. – Сейчас лето, им нужна моя помощь. Я быстро вернусь, – почему он вообще должен оправдываться? Как будто спрашивает у матери, можно ли ему пойти к другу на ночевку. Чун Юнь убрал с плеч руки упыря и направился к входной двери. – Я выхожу послезавтра. Беннет уже знает. Син Цю свел брови. Почему какой-то прибожек узнал об этом раньше, чем он? – Парниш! – руки вампира непроизвольно с силой сжались в кулаки, царапая ладони длинными ногтями. – Что такое? – с абсолютно спокойным взглядом Чун Юнь обернулся на него. Дыхание прервалось. “Я не разрешаю тебе туда идти! Без меня нельзя! Я чувствую опасность. Я не пущу. Останься со мной... пожалуйста... Почему я не могу запретить тебе идти к родителям?..” Глубокий и болезненный вдох. – Нет, – тяжелый и рваный выдох. Вампир отрицательно мотнул головой, – ничего, можешь идти, – не может. Но не давать и капли свободы – слишком эгоистично для высшего существа. Чун Юнь только пожал плечами и вышел на улицу, прикрывая глаза от слепящего солнца. Син Цю тошно от мысли, что ему приходится отпускать кормильца куда-то, еще и не известно как далеко. У него на душе гули скребут от ощущения приближающейся беды. Это вампирское предчувствие. Но он не может не подчиниться Чун Юню и уйти за ним. Потому что он должен уважать его решение. Даже если от этого решения у него, Син Цю, потрясываются руки. Остаток этого дня и весь следующий день Син Цю чувствовал себя не лучше тех вампиров, о каких любят писать в романах. Бледный, холодный, с мутным взглядом и острыми клыками. Пока Чун Юнь понемногу собирался домой, Син Цю смотрел на него и неоднозначно вздыхал. Упырь понимал, что не пустить Чун Юня домой только из-за своего странного чувства – глупо. Там у него родители, друзья, все те, кого он считает важными. А что тут? Привязавшийся за шею вампир и какие-то оборотни. Но и со спокойной душой Син Цю отпустить его не мог. Вампир правда думал, что поцелуями в Вальпургиеву ночь он наглядно показал кормильцу, что чувствует к нему. Но Чун Юнь... он ведет себя так, будто ничего и не было. Будто ему не понравилось. А ведь тем же вечером, когда они уже шли обратно, экзорцист сам сказал, что эти ощущения, эти эмоции принесли ему удовольствие. Да, Син Цю не отбрасывает тот факт, что на тот момент Чун Юнь уже перегрелся, но энергия Ян вышла из-под контроля после танцев. А все, что было до них, он помнить должен. Чун Юнь... даже зная, что вампиру нравится не только его кровь, но и он сам, открыто, в глаза, говорит, что хочет уйти. Да, на время. Да, он сказал, что скоро вернется. Но все равно уйдет и уйдет без Син Цю. И в ночь кормления, перед тем утром, когда Чун Юнь собрался уходить, вампир долго сидел на небольшом диване в домике Яэ Мико напротив кормильца и разглядывал его оголенные шею и плечи, прикасаясь к маленьким ранкам кончиками пальцев. Казалось, они единственные, кто сейчас не спит в деревне. Там, за окном, щебечут птицы, листва деревьев покачивается на ветру, а в кустах бегают маленькие грызуны. Там расцветает жизнь, а в хижине тишина, прерываемая только тихим дыханием. – Если не хочешь есть, можешь не заставлять себя, – экзорцист взял ладонь Син Цю и повернул к нему голову. Упырю трудно прощаться и больно от мысли, что завтра он в последний раз перед долгой разлукой посмотрит в его кристаллически чистые радужки. – Нет, с чего ты взял? – улыбаться уголками губ уже привычно. Особенно если Чун Юнь рядом. Син Цю накрыл плечи кормильца руками, провел носом по ключицам, пытаясь вдохнуть как можно больше запаха Чун Юня, обнажил клыки и впился ими в тонкую бледную кожу, разрывая только что заживший укус. Тихо зашипев, экзорцист ухватился за рукава рубашки Син Цю. Мгновение, и упырь подался вперед, роняя их обоих на диван. – Син Цю! – с негромким хриплым выкриком Чун Юнь непроизвольно задрал голову и крепче ухватился за рукава чужой рубашки. Да, вампир знает, что Чун Юнь не любит, когда во время укуса он резко двигается или, как сейчас, роняет на спину. Но Син Цю это дико нравится. Потому что Чун Юнь и его реакция прекрасней всех богатств вампирского дома. А его острая кровь дороже целого мира. Его сдавленные стоны, тихое поскуливание, хриплые вздохи заставляют неприличные образы появляться перед прикрытыми веками вампира, а температуру внизу живота подниматься. Своеобразная проверка на выдержку. И Син Цю каждый раз проходит ее с результатом «отлично». Чун Юнь сильнее стиснул зубы и прикрыл веки. За почти два месяца контракта с вампиром он неоднократно отсчитал сколько глотков делает Син Цю: семь. Один. Укус вампира – это не больно, но и приятным назвать трудно. Клыки упыря острее ножа мясника, при этом его прикосновения нежнее ласк мозолистых рук матери. Слишком яркий контраст. Три. Син Цю аккуратно провел ладонью от плеча до локтя кормильца. Вернулся назад, огладил грудь, нарочно задевая сосок большим пальцем. Поднялся к шее и положил большой палец на скулу, чуть сжимая. Пытался успокоить, охладить, унять часто бьющееся сердце Чун Юня. И… насладиться телом. Оно прекрасно. Пять. К концу кормления всегда становится невыносимо жарко. А ладонь упыря на шее – единственный глоток свежего воздуха. Да, возможно, так быть не должно. Человек должен бороться со всей нечистью, а не заводить с ней дружеские знакомства. И добровольно кормить вампира уж точно нельзя. Но это лишь слова каких-то стариков. Они не знают истины, не знают другой стороны мира, в котором живут, не видят дальше собственного носа. Как те, что просидели всю жизнь в стенах одного города, могут судить о том, что правильно, а что грешно? Чун Юнь сам прекрасно знает, какую нечисть надо истреблять. Семь. Под тихий рваный вздох кормильца, Син Цю вытащил клыки и слизал с шеи и собственных губ последние капли обжигающей крови, оставив на месте укуса легкий поцелуй. Не убирая руки с шеи Чун Юня, он поднялся и снова навис над ним. – Все еще твердо уверен, что хочешь пойти один? – легкие поглаживания вампира с шеи переместились на шеку. А во взгляде грусть и беспокойство, несмотря на то, что уголки губ привычно потянулись к ушам, хоть и слишком устало для обычной улыбки. В ответ кивок. Син Цю прикрыл веки и приблизился к лицу экзорциста. – Я снова хочу поцеловать тебя, – тихо, обжигая холодным дыханием. Син Цю хочет не только целовать. Хочет трогать везде, зарываться в волосы носом и пальцами, доставлять удовольствие, открыто любоваться, быть непозволительно близко. Но помимо этого желания вампира грызло еще одно чувство. Противное, заставляющее активно и безрезультатно что-то вспоминать, сводя брови к переносице. Люди, кажется, называют его “дежавю”. Желание быть ближе вампир испытывал и до встречи с Чун Юнем и даже раньше знакомства с Альбедо. Только вот к кому он стремился? Про такое сошествие с ума говорил Альбедо? Даже если нет, уже поздно что-либо менять. И пусть в голове Син Цю кипящая буря эмоций, он ждет ответа. Он готов к любому варианту, даже к “Много хочешь”. В делах душевных как на охоте. Прислушиваешься к каждому шороху и движению. Подбираешь слова, как прикорм. Внимательно следишь за всем, только чтобы не спугнуть и достичь желаемого результата. Чтобы подарить еще не одно признание и получить взаимность на каждое. Чун Юнь долго мялся, густо краснел, стискивал в кулаках рубашку упыря и отводил взгляд. – В лоб, – и вот он, долгожданный зеленый свет. Экзорцист покраснел до ушей и наконец посмотрел в глаза Син Цю. Вампиру трудно сказать, что он в них увидел. Боязнь идти против табу? Может быть. Чун Юнь вроде бы готов на рискованные шаги, мешает только глубоко засевшая вера в то, что говорили родители. А они явно не советовали маленькому Юнь-Юню целовать мужчин. Мужчин-вампиров тем более. Син Цю переместил руку с щеки кормильца на лоб, убирая челку. Чуть приподнялся и коснулся губами виска, над бровью, выше переносицы и над второй бровью. Краснеть до плеч и терять контроль Чун Юню совсем не хотелось. Он закрывал глаза и старался думать, что его целует отец, старший брат, дед или дядя. Но помогало скверно. Вампир нежнее и холоднее, в какой-то степени его холод спасал от перегрева. Но это все равно не те ощущения, что были на Вальпургиевой ночи. И в край перегревшийся Чун Юнь обязательно захочет их повторить. Последний раз поцеловав экзорциста по линии роста волос, Син Цю отстранился. Сначала сел на диван, а потом и вовсе встал с него, оборачиваясь к уже севшему Чун Юню. – Хорошо выспаться, дорогой Чун Юнь, – вампир снова улыбнулся ему и ушел, закрывая за собой дверь.

***

Проснувшись рано утром, Чун Юнь привел себя в порядок, накинул на плечо дорожную сумку, проверил меч в ножнах и вышел из хижины. И честно, он не ожидал, что его выйдет провожать вся деревня. Первым к нему подошел Рэйзор и пожелал мирной дороги, похлопывая по плечу. Чун Юнь не до конца уверен подходит ли к дороге описание “мирная”, но вервольф пожелал именно мирной. Значит, будет такая. Запинаясь об порог домика, выбежал запыхавшийся и только что проснувшийся Горо. Он подбежал к экзорцисту и крепко обнял его за плечи, чуть не роняя их обоих на землю, поджимая уши к голове и виляя кончиком хвоста. Он будет скучать. Яэ Мико же подозвала Чун Юня к себе, поманив рукой. – Дарую тебе свое благословление, юное дитя, – госпожа предводительница подняла над его головой гохэй, махнула им пару раз и снова улыбнулась своей лисьей улыбкой, прикрывая ее рукавом. В ответ ей Чун Юнь чуть улыбнулся, краснея кончиками ушей. Поклонившись на прощание Яэ Мико, экзорцист подошел к Син Цю, протягивая ему брошь и платок. – От них исходит твоя энергия. Лучше оставить их, – Чун Юнь отдал принадлежности кормильца в протянутые руки упыря. Еще раз посмотрев на переливания броши на свету, вампир сложил все в карманы брюк. Син Цю посмотрел в глаза экзорциста. Он прекрасно понимает, что родители откажутся от Чун Юня, если узнают, что он кормит вампира. Причем почти добровольно. Ему хочется сильно-сильно, до хруста в ребрах, обнять кормильца и никуда не отпускать, но вместо этого только просит быть аккуратней и звать его, если что-то случится. Как Син Цю будет добираться до Чун Юня – это уже проблемы упыря. Но он обязательно придет. В последний раз поблагодарив всех за теплый прием, Чун Юнь обернулся к Беннету, готовому проводить его. Экзорцисту тоже нелегко уходить отсюда. Тут его приняли, накормили, и никто даже не заикнулся, что он не такой как они. Оборотни замечательные. И прибожки, конечно, тоже. Уже у выхода из деревни Чун Юнь обернулся, чтобы проводить взглядом эти уютные домики. Все оборотни уже ушли, но не упырь. Экзорцист легонько усмехнулся и прощально помахал Син Цю рукой. И ему помахали в ответ. Под веселые разговоры, вытягивая Беннета из очередной ямы, они наконец вышли из заболоченного леса. Дальше прибожек идти не мог – слишком далеко от его дома. Обнявшись на прощание, Чун Юнь еще раз проверил все содержимое сумки и вышел на дорогу, ведущую в город. По подсчетам Чун Юня, дорога займет около двух дней. А с учетом того, что по нескольким путям часто проезжают торговцы, которые могут подвести его, то домой он придет еще раньше.