Честно, за эти два месяца экзорцист отвык ходить один. Син Цю всегда издалека подмечал людей, способных их подвезти. И они никогда не отказывали ему в бесплатной услуге. Это тоже часть вампирской магии? Вампир всегда находил кратчайший путь. Вел экзорциста старыми дорогами, лесами, но они всегда доходили быстрее. И о нападающей неразумной нечисти тоже беспокоился Син Цю. Не то чтобы Чун Юнь не мог сам отбиться от них, нет. Вампир чувствовал опасность за сотни метров и уводил их на другую дорогу. С Син Цю экзорцисту редко было скучно. У упыря, очевидно, большой жизненный опыт, которым он делился. А вечером, когда они останавливались на ночлег, вампир зачитывал ему самые интересные отрывки из книг или всю книгу целиком, пока Чун Юнь не проваливался в сон. Все, что он не дочитал, оставлял на следующий вечер.
И особенным развлечением для Син Цю, по мнению экзорциста, было заставлять Чун Юня читать ему. Да, Чун Юнь читал не так бегло, как упырь. Иногда он запинался или терялся в строчках, а на особенно длинных словах делал паузы. Но Син Цю не перебивал, и даже если экзорцист читал слово не с тем ударением или случайно менял буквы местами, не поправлял его. Только слушал, лежа где-нибудь рядом на спине.
Но это с Син Цю. Сейчас вампир был в деревне оборотней, а значит, Чун Юню оставалось только идти так, как он ходил до встречи с ним.
Лес оборотней остался позади, скрывшись за горизонтом. Экзорцист шел не спеша и часто оглядывался. Он сам плохо понимал зачем. Наверное, хотел увидеть знакомую бегущую за ним фигуру. И желательно, чтобы этой знакомой фигурой оказался знакомый вампир.
Но Чун Юнь вспоминал, куда он идет, и желание встретить Син Цю тут же отпадало. Родители не должны узнать о нем. Ни в коем случае.
Может, желание встретить Син Цю и отпадало, но не мысли о нем.
Можно ли возвращение домой считать тем уходом от вампира, о котором так мечтал Чун Юнь еще месяц назад? Наверное... нет? Ведь он же обещал вернуться, да и их контракт все еще в силе. Это временное бегство? – больше похоже на правду.
Но Чун Юнь не хочет считать это бегством. Потому что он сильно привык к Син Цю. Потому что Син Цю... уже не просто вампир-который-пьет-мою-кровь. Он больше. Он вампир-с-которым-я-встретил-Вальпургиеву-ночь. Он друг-вампир? Син Цю – целовавший его вампир.
Чун Юнь резко покраснел от своих же мыслей. Тот поцелуй... он же определенно что-то значит. И не только тот, что был на шабаше, даже те, что были вчера. Они же все не просто так оставлены. Но даже если не просто так, Чун Юнь не против. Ему понравилось. Что при параде душ, что у оборотней. Да, это неправильно, но приятно. А поцелуи между мужчинами не только мужеложство означают, верно?
В Вальпургиеву ночь что-то было и после танцев. Чун Юнь уверен в этом. Он даже почти помнит... Он помнит, как загудела голова, помнит размытые огни праздника и приятные запахи. А потом... темнота, много-много Син Цю везде и столько же удовольствия. Но от чего было это удовольствие, в памяти удержать не удалось.
Чун Юнь бы так и продолжил витать в своих мыслях, если бы его не отвлек скрип колес. Это был мелкий торговец посудой, что ехал в город неподалеку. И если бы в кармане экзорциста не завалялась пара монет, он бы вряд ли согласился подвезти его.
Приехав в город S. уже ночью, Чун Юнь смог только дойти до ближайшей таверны, снять маленькую комнату и крепко уснуть, чтобы завтра с новыми силами продолжить путь. Утром, как только проснулся, он по привычке оглядел комнату в поисках Син Цю и даже немного разочаровался, поняв, что вампира тут быть и не должно. Ни на секунду более не задержавшись в городе, экзорцист ушел. Чем быстрее он придет домой, тем быстрее отгостит и уйдет обратно. Обратно к Син Цю.
Город сменился полем, поле – лесом, лес снова стал полями с работающими на них крестьянами. Солнце уже катилось к западу, когда Чун Юня встретили стены родного портового города С.
За воротами его ждали знакомые с детства улицы, дома, люди и запах морской соли.
Авторитетная морячка, капитан корабля Алькор – тетушка Бэй Доу – у которой Чун Юнь с его старыми друзьями раньше часто таскал рыбу, когда она возвращалась из плавания, улыбнулась экзорцисту и подозвала к себе.
– Чун Юнь, как подрос-то! – женщина потрепала его по голове. Бэй Доу, может, и казалась грозной, но на самом деле она очень добрая и справедливая. – Долго тебя на этот раз не было. Поди где-нидь девчушка одурманила, а?
– Нет, что Вы?! – под громкий смех Бэй Доу уши Чун Юня предательски заалели. – Просто работы много было, – да, у него был очень сложный заказ.
– Работы у него много было, видите ли, – передразнила его капитан. – На, вот, мамке с папкой передашь. Свежая, – она протянула экзорцисту непонятно откуда взявшийся мешок с вяленой рыбой.
– А? Спасибо большое! – Чун Юнь поклонился Бэй Доу и поспешил уйти, пока она не нагрузила его работой на корабле, сказав, что пора отрабатывать долг за детские шалости.
Его дом в другой части города, и Чун Юнь шел так быстро, как мог, здороваясь с местным врачом – господином Бай Чжу и его племянницей Ци Ци. Экзорцист никогда не обращал внимания на постройки в его городе, шел и шел, стараясь быстрее куда-нибудь дойти. Но сейчас он резко остановился. А понравился бы С. Син Цю, если бы они вместе гуляли по нему? Чун Юнь огляделся. Каменные дома, маленькие прилавки, как и во всех городах. Но зная упыря, экзорцист точно мог сказать, что тот бы засмотрелся на сады неподалеку. Син Цю бы потратил минут десять на любование общим видом и каждым деревом по отдельности.
И перед дверью родительского дома сердце Чун Юня забилось в бешеном ритме. А что, если они узнают о Син Цю? Они отрекутся от сына и прогонят? Или... ему в любом случае не избежать наказания за контракт с нечистью. Остается только надеяться, что родители смогут его принять таким.
Глубоко вдохнув, Чун Юнь потянул дверь на себя, уверенно переступая порог.
– Я дома, – родной запах охватил его. Это не пыльная дорога, это не холод смерти. Это горячая выпечка, тлеющие в печи дрова и свежие цветы. Чун Юнь поставил меч к стене и сумку на небольшой стол, когда из соседней комнаты послышались быстрые шаги.
– Юнь! – выбежав к входной двери, госпожа Чун Эр замерла, прижав ладони к губам. Она вся тряслась, будто призрака настоящего увидела. На ватных ногах она медленно подошла к сыну, потянувшись руками к его лицу. – Милый Юнь, ты наконец пришел. Почему же от тебя долго не было писем? Мы с отцом волновались! – еле сдерживая слезы, Чун Эр обхватила ладонями щеки Чун Юня и притянула к себе.
Чун Эр – женщина довольно невысокого роста и хрупкого телосложения. Ей нет и сорока, но в висках проблескивает седина. Нет, она появилась не от тяжелой жизни или старости, а от беспокойства за единственного сына. Бывают ночи, когда Чун Эр не может уснуть, потому что Чун Юнь не пишет им месяц или дольше. Плачется мужу в беспокойстве, что с их мальчиком что-то случилось. Но тот лишь гладит ее по плечу, наливает ей чаю, а после отправляет спать.
– Ты так исхудал! – мать сильнее сжала лицо Чун Юня. – И бледный какой! Ты хорошо кушаешь? Денег хватает? – оглядев сына с головы до ног и обратно, она продолжила. – Как странно ты одет! В каком городе ты купил такую дорогую одежу? И что это за энергия от тебя, дорогой? – черт.
– Матушка, не стоит так переживать за меня, – Чун Юнь улыбнулся настолько широко, насколько позволяли руки Чун Эр. – А энергия... я много работал, наверное, привязалась, – врать родной матери Чун Юнь не любит с детства. Не хочет ранить ее материнские чувства.
Чун Эр перехватила сына под руками и прижала к груди. Чун Юнь уткнулся в материнский висок, вдыхая запах ее волос. Запах первоцветов, таких же нежных, как и она.
– Умойся и садись за стол, Чун Мин скоро должен прийти.
Для Чун Юня нет ничего лучше, чем обед с родителями. Доедая вторую порцию ужина и слушая наставления и шутки отца, он чувствует себя ребенком. Как будто ему снова семь, а не семнадцать. И пусть, когда он сидит на стуле, ноги уже достают до пола, болтать ими уже вошло в привычку, но болтать аккуратно, чтобы не задеть матушку.
Где, как не в родительском доме, можно налить себе полную деревянную ванну холодной воды перед сном? Где, как не в родительском доме, всегда будет ждать мягкая кровать и отцовский подзатыльник за то, что истратил много воды? Только в доме родителей пробуждение означает начало нового дня, а не очередного долгого пути.
Как только проснулся, Чун Юнь пошел на кухню к готовящей завтрак матери и обнял ее со спины, укладывая голову на плечо. Но сразу же получил удар ложкой по лбу, потому что напугал.
– Доброе утро, матушка, – Чун Юнь извиняется, утыкаясь носом в чужое плечо.
Завтрак всегда вкусный, мамина улыбка мягкая, а папенька готов загрузить работой. И Чун Юнь не отказывает ему, в очередной раз чиня старый сарай, который хорошо бы было уже перестроить полностью.
Чун Мин и Чун Эр – экзорцисты в отставке, хоть и не отказывают в помощи с изгнанием нечистых сил из соседних домов. Но когда их сын возвращается домой, они откладывают амулеты, талисманы и книги с мантрами, становясь обычными родителями. Родителями, которых волнует, почему от их чада исходит тонкий след нечисти. И очень сильной.
Уже вечером, когда сарай снова стоял ровно, а матери на сегодня больше не надо было беспокоиться о работе по дому, Чун Юнь вышел за стены города полежать на стогах с сеном в тени. Слишком напоминает детство. Где-то высоко щебечут птицы, кипит жизнь города, а тут спокойно. Не хватает только еще нескольких детей, так же лежащих на стогу после догонялок по всему городу. Чун Юнь прикрыл глаза, полной грудью вдыхая запах свежескошенной травы.
Но стоило векам закрыться, как мысли об упыре снова заползли в голову. А если бы Син Цю был человеком и пошел с ним домой, он бы понравился его родителям? Может ли вообще вампир стать человеком? А когда человек превращается в упыря... это как происходит? Больно ли это? И Чун Юнь невольно задумался. А что, если он станет вампиром? Син Цю уйдет от него за ненадобностью, потому что вампиры не пьют вампирскую кровь?
– Чун Юнь, – резкий голос отца заставил открыть глаза, вместе с этим отрывая от мыслей
– Что-то случилось? – подняв брови вверх и смотря как к нему подсаживается папенька, Чун Юнь поднялся грудью, ровняясь с отцом взглядами.
– Откуда это? – Чун Мин нахмурил брови и провел пальцами по лбу сына.
– Что?.. – точно также как и у отца, брови Чун Юня поползли к переносице, а рука потянулась к голове. Он честно немного не понял про что его спросили. – А! Это маменька утром ложкой ударила, неужели след остался?
– Нет же, – бывший экзорцист оставил сыну легкий щелбан, – тут след нечисти, – еще раз огладив лоб, он спустился ладонью до губ Чун Юня. – И тут... но более старый. Чун Юнь, что это значит? – это же места, где Син Цю…
Смотреть отцу в глаза невыносимо. Чун Юнь смог только стыдливо опустить взгляд на свои ботинки. Он не может врать ни матушке, ни папеньке. Сказать, что это случайность, что его одурманили – значит соврать, а если обман раскроют, то еще и потерять доверие родителей. Самое дорогое, что у него есть.
– Отец... – Чун Юнь боязно глянул на главу семьи и стиснул ворот собственной рубашки. Укусы на шее заныли, будто были оставлены только что. – Возможно… – слова скатались тяжелым комом в горле, мешая дышать.
– Чун Юнь, ты сошелся с кем-то из этого дьявольского отродья?! – младшему экзорцисту стало страшно от молний отцовского взгляда.
– Нет! Как вы могли подумать о таком? – выставив руки перед собой, Чун Юнь сильно покраснел.
– Тогда почему они на тебе? – Чун Юнь прекрасно знает этот взгляд отца: “Либо ты говоришь все сейчас, либо я узнаю сам”.
– Это... – мысли бешеным стадом проносились одна за другой, но ни одна из них не была подходящей.
– Переставай вести себя как идиот! Я же вижу эти царапины на шее и чувствую сильную энергию, – когда отец начинает злиться, он сильно размахивает руками и поджимает губы. И если, как сейчас, все эти признаки совпадают, лучше ему не перечить – усвоенный с детства урок. – Признавайся, кто это.
– Послушайте, вам с матушкой вовсе не за что беспокоиться, я все держу под контролем, – успокоить Чун Миня не всегда получается даже у его жены, что уж говорить про сына.
– Так значит- – договорить он не смог, его прервал резко вставший Чун Юнь.
– Отец! – он никогда не повышал голоса на старших. Сейчас же им двигает чувство справедливости. – Все совсем не так, как Вам кажется! Есть разумная нечисть, и они вовсе не желают убивать всех людей. Вы привыкли всех судить, как накеров, но это вовсе неправильно! – дыхание сбилось, руки сжались в кулаки, а щеки покраснели. Чун Юню очень хочется, чтобы осознание того, что он делает, не настигло его хотя бы сейчас, хотя бы раз. – Даже мой упырь он... он знает меру. Он извиняется, если делает больно. Он...
Может, Чун Юнь и продолжил бы, если бы его не остановил отцовский окрик и тяжелая пощечина. След останется.
– Мы экзорцисты! И ты предал наш род из-за упыря? Как ты после этого со спокойной совестью заявляешься в наш дом?! – Чун Мин ушел, но оставил после себя ощущение недосказанности.
Что значат эти слова? Чун Юнь долго смотрел на удаляющуюся спину отца, не смея двинуться. Это значит, что от него отреклись? Может, отец все же прав, и он сам себе напридумывал, что Син Цю вовсе не воплощение вселенского зла? Он... правда предатель их рода?
Чун Юнь вспомнил себя в то время – почти два месяца назад. Когда он не был осквернен и мог назвать себя хорошим экзорцистом. Он хотел убить всю нечисть. Не то, что сейчас. Сейчас он готов принять смерть от рук отца или своих собственных рук. Принять недостойную смерть предателя. Может ли он вообще назвать себя экзорцистом?
Силы иссякли и колени подкосились, роняя Чун Юня обратно на кучу сена. Пустота, бессилие и вопрос, что делать дальше.
Сил нет. Мыслей – тоже. В голове пусто настолько, что скоро, кажется, влетающий в одно ухо ветер будет вылетать через другое. Глаза жжет.
Чун Юнь шумно выдохнул, закрыл глаза и откинулся на остывшее сено. Надоел этот холод. Чун Юнь постоянно стремился к нему, а теперь он хочет убежать. Уйти туда, где жарко. Чтобы снова потерять контроль и забыть все, наслаждаясь мнимым весельем.
Мыслей нет. Сил и подавно. Как нет и того, что было раньше. Он уже не сможет с теми же чувствами обнять мать со спины, вжимаясь носом в ее поседевшие волосы и вдыхая запах первоцветов. Отец не похвалит его, похлопывая по спине, со словами: "Молодец, А-Юнь! Смотри, мать, какой у нас сын умелый растет!". Господин Бай Чжу не завяжет бинтами его вновь разбитое колено, в тысячный раз прося быть аккуратней. А у Чун Юня ведь до сих пор шрам на правой коленке.
Хочется просто снова побыть пятилетним ребенком, который не думает дальше того, во что сегодня поиграть на улице с другими детьми. Хочется снова с друзьями стащить ту самую сладкую булочку, что приготовила соседка. Потом, конечно, отхватить выговор от отца, но, когда этот выговор ты получил с товарищами, не так обидно.
А что же сейчас? Родной город за несколько минут стал чужим. Ему тут больше не рады. И кто к нему придет, когда все отвернулись? Даже если никто не появится, Чун Юнь найдет способ жить дальше. Но для него это место навсегда останется городом с запахом гари.
Но только очнувшись от своих мыслей, Чун Юнь понял, что запах гари вовсе не придумало его сознание. Что-то правда горит, а из города доносятся крики и струи легкого дыма. И это не печи домов. Твою ж полуденницу.
Чун Юнь резко поднялся и, игнорируя слабое головокружение, побежал к центру города, гонимый непонятными чувствами и разыгравшимся адреналином. Минуя улицу за улицей, перепрыгивая через ящики, он думал, почему нигде нет людей. Как будто они все исчезли.
Но ответ он получил, прибежав на главную городскую площадь. Огромные толпы людей, что собрались посмотреть на главное представление сегодняшнего дня – сжигание ведьмы.
Голова избавилась от шума, оставляя место только стуку бешено бьющегося сердца. Несколько секунд, чтобы перевести дух и узнать приговоренную. Это Синь Янь, та самая ведьма, что выступала в Вальпургиеву ночь. Что она здесь делает?! Хоть ее волосы растрепались, и сама она не в лучшем виде, но Чун Юнь уверен, что это она, потому что он отчетливо запомнил эти глаза. Несмотря на связанные запястья и щиколотки, ее взгляд не терял ясности и блеска, а голос – звонкости.
– Это будет мое самое яркое представление!
Языки пламени по сухим веткам тихо подбирались к столбу с Синь Янь. Дым туманил голову, и ничего не было видно кроме силуэта ведьмы.
Если бы Чун Юнь подумал о своем поступке чуть дольше, он бы нашел тысячу причин его не совершать. Именно поэтому думать он не стал, и бросился сквозь толпу зевак, призывая чуть светящиеся голубым амулеты.
И пусть дорогу ему постоянно перекрывала чья-либо спина, Чун Юнь находил проходы, либо же приходилось насильно теснить людей. Маленькими шагами, протискиваясь боком, оставляя позади недовольные возгласы, он уверенно пересекал, казалось, бесконечную площадь.
Успеть, успеть, успеть.
Пламя охватило основание столба, а дым почернел, когда Чун Юню удалось вырваться вперед. Дым разъедал глаза, но осталось совсем немного. Еще рывок, всего один. Голубые талисманы окружили костер, не давая огню ползти выше. И никто из толпы не понял, что произошло, даже Синь Янь удивленно глянула на кружащиеся под ней талисманы.
Вот он, самый удачный момент. Пока все смотрели только на постепенно затухающий костер, Чун Юнь запустил еще три талисмана. Два – чтобы разорвать веревки на руках и ногах, третий – не дать Синь Янь упасть. Кашель подступил к горлу, но тратить на него время нельзя. Как только узлы на запястьях и щиколотках ведьмы загорелись, Чун Юнь рванул навстречу падающей на каменную кладку Синь Янь, придерживаемой талисманом за воротник.
Если люди не понимают, что сами являются злом, истребляя таких же как они, разумную нечисть, то он, Чун Юнь, не предатель, а
защитник?
Чуть спокойнее удалось выдохнуть только тогда, когда он поймал ведьму и опустил на землю. У них нет времени на вопросы “Как ты?” и “Нигде не болит?” Пока никто не сообразил, что произошло, у них есть шанс скрыться. Глядя Синь Янь в глаза и крепко хватая ее за руку, Чун Юнь только крикнул:
– Бежим!
– Рок-н-ролл!! – голос ведьмы совсем не дрожал, как это обычно описывают в подобных ситуациях в романах Син Цю, наоборот, он даже стал громче и четче.
Еле как найдя более-менее свободный путь через толпу, они кинулись туда. Сзади слышались крики, но они волновали уже не так сильно, ведь им удалось выбежать к улицам.
– Это еще кто?!
– Чего же вы стоите?!
– Не дайте ведьме убежать, а то она нас всех проклянет!
Горожане быстро собрались небольшим отрядом и стали преследовать убегающих. Откуда у них появилось оружие?!
Не останавливаясь. Не оборачиваясь. Потому что нельзя. Только бежать, пытаясь запутать свой маршрут. Чун Юнь старался нестись по улицам как можно быстрей, крепко сжимая ладонь Синь Янь. Дыхание сбилось, легкие заболели, но он не может остановиться. Потому что если остановится, то на следующем костре они будут гореть уже вдвоем.
Чун Юнь с детства знает каждую улицу и переулок, знает самые трудные маршруты, знает, как быстро добежать до края города. Потому что бегал по каждой дороге в нем. Только теперь за ним гонится не приятель-сосед, а разъяренная толпа горожан. И хотят они вовсе не безобидно осалить.
Окончательно выбившись из сил, Чун Юнь завернул в маленький, плохо освещенный переулок, а затем в еще один, утаскивая за собой Синь Янь. Он прижал их обоих к стене, закрывая рты и ведьму, не отпуская до того самого момента, пока все гнавшиеся за ними не пробежали мимо. Только тогда он смог отступить от Синь Янь и упереться ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Капельки пота тихо стекали со лба, падая на дорожный камень, дыхание хрипело, а щеки горели сильнее, чем обычно. Весь он горел сильнее, чем обычно. И даже мысль, что спасать ведьму – самая безумная идея, не настигала его. Наверное, Чун Юнь бежал для нее слишком быстро.
А что на это скажет Син Цю?
– А ты неплохо бегаешь, спасибо, – Синь Янь усмехнулась. Она запыхалась не меньше Чун Юня, – вот это я понимаю, рок-н-ролл!
– Погоди-погоди! – стараясь говорить как можно тише и выставив руки вперед, он наконец-то смог встать ровно. – Тебя могут услышать.
Набравшись смелости, Чун Юнь выглянул из переулка, проверяя, нет ли за ними погони или патруля, а потом снова обратился к Синь Янь.
– Ты же пела на Вальпургиевой ночи. Как так получилось, что спустя пару дней тебя уже хотят сжечь? – на его вопрос ведьма поставила руки в боки и попыталась сдержать смех.
– Так это ты тот самый человек, что проник в грань? О тебе все говорят, – Чун Юнь еще не до конца успел остыть после забега, а Синь Янь уже ввела его в новую краску. Что он там такого натворил? – Я даже сначала не поверила. Как это обычный человек смог попасть к нам? Но многие сказали, что тоже чувствовали твой запах, – она широко улыбнулась. – И знаешь, смотря на тебя, понимаю, что ты определенно связан с кем-то из нас, – под “нами” она же подразумевала нечисть?
– С упырем, – кивнув ей и оперевшись спиной на стену, Чун Юнь услышал в ответ негромкое: “О-о...”.
– С вампиром это ты сильно, конечно, – Синь Янь подошла к Чун Юню и тоже оперлась на стену. – Что же до меня... Меня повязали за мою музыку, представляешь?! – она чуть повысила тон, но вовремя опомнилась. – Кто-то из них услышал, как я репетировала для концерта на шабаш, и решил, что я кого-то вызываю. А стоило мне вернуться, они сразу же обвинили меня во всех грехах! – руки ведьмы сжались в кулаки. – Я живу в этом городе уже давно и репетирую за городом, но такое со мной впервые, это совсем не рок-н-ролл.
И история Синь Янь только в очередной раз доказала Чун Юню, как же люди жестоки.
***
Уже стемнело и на улицах зажгли редкие фонари, когда они решились выйти из города окончательно. Скрываясь за зданиями и контролируя каждого, кто проходил мимо, они осторожно подошли к городским воротам.
– Это они! – окрик раздался где-то сзади, заставив Чун Юня судорожно обернуться. Сука.
Снова схватив Синь Янь за руку, Чун Юнь на последних силах бросился прочь. За городом трудно что-то разглядеть из-за кромешной темноты, пока глаза еще не привыкли. Но они все равно бегут, потому что жить еще хочется.
Потому что он обещал Син Цю вернуться.
И ни погоня за ними, ни арбалетная стрела, разрезавшая плечо, ни за что не остановят ни Чун Юня, ни Синь Янь.
