Полёт бабочки

Лёгкие наполнял пряный лесной воздух, приятная прохлада шла по телу с мурашками. Где-то на ветке сидела птица, своими маленькими когтистыми лапками они скребла дерево, снимая с него чешуйки коры. Недалеко шумел ручей, быстрый, горный, вода в нём холодная, практически ледяная. Тем не менее, если опустить в неё руку, зачерпнуть воду ладонью и сделать глоток, то она прекрасно утолит жажду, а если плеснуть на лицо, прекрасно взбодрит. Дыхание Хуа Чэна было глубоким, ровным. Ресницы слабо трепетали. Он сидел на сырой земле, вслушиваясь в движения природы, на нем были простые серые одежды, ему по размеру, не стеснявшие движений, так что ничего не отвлекало от созерцания. – Что ты услышал? И где это? – Му Цин сидел на земле позади мальчика, его одежды были белые. Он знал, что со временем Хуа Чэн наденет чёрные. Мастер отправил их в лес на утреннюю прогулку. Но целью была не столько прогулка, сколько необходимость тренировки внимательности. Хуа Чэн выдохнул. – Вверху на ветке сидит птица. Она небольшая, но у неё очень острые когти. В ручье кто-то плавает. Скорее всего рыба, хотя плывёт она слишком быстро. Примерно в минутах десяти от нас из норы вышла лиса, видимо, на охоту. А ещё на северо-востоке какие-то люди. – Пока что не густо. Хуа вздохнул и поник. Он понимал, что сейчас Му Цин укажет на то, что он не услышал. Так что морально готовился к порции горькой критики. – Очень хорошо, – неожиданно ответил ему Му Цин. – Птица не пела, поэтому нельзя определить её название. Лиса только одна? Или в норе у неё лисята? А люди? Что это за люди? Как они ходят? Сколько их? И Хуа Чэн снова закрыл глаза, чтобы прислушаться. Дыхание снова стало ровным и глубоким. И за ним очень внимательно наблюдал Му Цин. Если первые несколько дней он старался держаться от мальчика как можно дальше, то спустя почти месяц они начали неплохо общаться. Объективно им было не о чем говорить, они на разных ступенях. Хуа Чэн только начинает учиться, а Му Цин уже через несколько лет покинет храм, чтобы набираться опыта в миру. И всё же, мальчик относился к Му Цину достаточно хорошо, несмотря на вредный и немного скверный характер последнего. И вот учитель доверил ему помогать младшему ученику. Фактически тоже его учить. Это говорило о том, что мастер доверяет Му Цину. И это было… Ценно. Сейчас Му Цин вообще очень изменился. Потому что маме стало легче. Хуа Сюэ очень сильно озаботилась её лечением, поддерживала ее и помогала по хозяйству. Впрочем, за хозяйством следили все, а лекарь ещё и занималась тем, что обучала юных монахов. Казалось, что эта женщина знала всё о целебных травах, о различных тинктурах, настоях, пилюлях, мазях и иных секретах медицины. Му Цин ощутил, как с его плеч сняли большой груз, не надо было больше волноваться о матушке. – Двое. Один грузный, но шаг уверенный, спокойной. Второй… возможно, это женщина. Идёт легче, быстрее, вес значительно меньше. А лисята… Да. Три. Они маленькие. Копошатся в норе. Люди всё ближе и ближе. Они идут в нашу сторону, шисюн, – Хуа Чэн обеспокоенно посмотрел на Му Цина. Тот моментально надел маску холодного спокойствия. Он все же старший, у него больше опыта. А ребёнок напуган. Нельзя показывать и свой страх. Люди вообще редко заходили в эти леса, тут было слишком опасно. Топи и болота, хищники. И ведь даже сейчас у монахов было оружие, к тому же, они знали дорогу для быстрого отхода. – Не волнуйся. Просто держись позади меня, если они на меня нападут, то беги в сторону монастыря. Я выиграю немного времени. – Му Цин поднялся с земли, отряхнулся и привёл себя в порядок. В это же время подорвался и Хуа Чэн, правда, чуть не поскользнулся на сырой земле. На что Му Цин лишь улыбнулся уголками рта. Хуа ему нравился. Искренний и светлый ребёнок. Как и наказал шисюн, Хуа Чэн встал позади него. Двое вышли к месту их стоянки. Первый был высокий, мускулистый, с тёмно-каштановыми волосами, он нёс на себе дорожную сумку. И вообще одежды путников были в пыли и грязи. "Как и описывал шиди", - пронеслась мысль в голове Му Цина. Но вот спутником первого, высокого, оказался всё же мужчина, а не женщина. Второй был в белом, у него было приятное и красивое лицо. На поясе был прикреплён меч, а за спиной висела небольшая дорожная сумка. – Приветствую, – паренёк в белом подошел к парочке, которая застыла в немом ожидании, и поклонился. – Мы тут малость заблудились. Не подскажете, как выйти к людям? Второй, который был более грузный, замер и отчего-то очень странно посмотрел на Му Цина. Тот поклонился в ответ. – Вы можете выйти на Южный Путь, если будете идти в том направлении, – Му Цин указал рукой в нужную сторону. – Слушай, а постоялый двор там есть? А то я есть хочу, – проговорил грузный. Му Цин закатил глаза, но всё же понимал, что надо быть вежливым. Хотя очень хотелось послать этих двоих к… неважно. – Ближайший постоялый двор в дне пути отсюда, – холодно отчеканил Му Цин. – Шисюн, может, они смогут переночевать в храме? – в разговор вмешался Хуа Чэн, который всё это время молча стоял позади Му Цина. – Прежде чем пригласить Вас к нам, я бы хотел узнать ваши имена и цель путешествия. – Всё же такая перспектива застала юношу врасплох, но тем не менее, он сам прекрасно понимал, что этим двоим лучше всего будет остаться на ночь в храме. – Меня зовут Се Лянь, Наследный принц Сяньлэ, – миловидный юноша достал из-за пазухи печать. Му Цин её быстро оглядел и пришёл к выводу, что она настоящая, поэтому утвердительно кивнул. – А это мой телохранитель, Фэн Синь, – принц указал на грузного. Му Цин и ему поклонился. – Меня зовут Му Цин, я старший ученик при монастыре, а это мой шиди – Хуа Чэн. Если вы согласны на скромные условия монастыря, Ваше Высочество, то прошу идти за мной. Се Лянь заверил его, что всё чудесно, и они будут рады просто сухой кровати и ужину, а на следующее утро отправятся в путь. Му Цин с трудом сдержал гримасу. Вот уж меньше всего он хотел принимать в монастыре принца и его телохранителя. – Так зачем вы здесь? Это не такой уж и густо населённый район, – спросил Му Цин, подсадив Хуа Чэна, чтобы тот миновал бревно. Забота о младших – одна из его обязанностей. – А мы путешествуем, я хочу увидеть свою страну, помогать простым людям. Да и к тому же это очень ценный опыт. Новые знакомства, новые возможности. – радостно ответил Се Лянь. Му Цин снова закатил глаза. И было в этом что-то иррациональное, но такое правильное для него. Он винил императорскую семью в том, что мать слепнет, что его лишили будущего, его отца казнили. Впрочем, не только его. Быстрый взгляд на Хуа Чэна. Ведь он толком своего отца не видел. Сколько там ему было? Год-два? Но даже сейчас он не понимал, что перед ним один из тех, кто… неважно. Му Цин усилием воли остановил поток мыслей. Нельзя углубляться в подобные размышления. – Вот как. И многим помогли? – абсолютно без иронии поинтересовался Му Цин. – Да. Истребили несколько сильных демонов. Сейчас в планах добраться до того одного злого духа на мосту. Он уже так много людей извел, что с этим надо заканчивать, – весьма серьёзно ответил принц. – Да, это верно, – кивнул Му Цин. С этим он был полностью согласен. Хотя про того духа на мосту он слышал лишь обрывками, а мастер запретил идти туда. Идти до монастыря было не так уж и долго. Хуа Чэн бросал на принца взгляды из-за плеча. И его он спутал с женщиной? А второй такой большой и страшный. – А вы правда играли роль Воина, Радующего Богов? – спросил мальчик, держа за руку Му Цина. – Да, конечно. Ты был на том фестивале? – со смехом ответил ему принц. – Был, на городской стене. Правда, чуть с неё не упал, – пояснил Хуа Чэн и опять едва не споткнулся о влажный камень. Его очень легко поймал Му Цин. – Спасибо, шисюн. – Аккуратнее, шиди, – фыркнул юноша и сжал его руку сильнее. Фэн Синь плелся следом и… Если быть очень откровенным, то почему-то не мог оторвать взгляда от хвоста этого юного монаха, который качался на уровне его поясницы в такт лёгким, упругим шагам. Наверное, потому, что у Фэн Синя возникло весьма стойкое ощущение, что он где-то этого монаха видел. Хотя, если бы видел, то запомнил бы. Наверняка. Потому что этот парень был очень изящным. Красивое лицо, чёрные волосы с лёгким блеском серебра, бледная кожа… Журавль. Фэн Синь устыдился этих поэтичных сравнений, непонятно почему вдруг полезших ему в голову, и тут же опустил взгляд. Потому что там, в столице, его ждала его Цзянь Лань. Которая на проводы надела ту самую заколку. Когда он это увидел, уезжать стало не так тоскливо, ведь он знал, что его ждут. Она его ждёт. Вон там, в столице. Она его. Она будет его. И только его. Его женой, которую он будет носить на руках, дарить самые прекрасные драгоценности, которую он будет беречь от всех бед. Его милая, ненаглядная… Она его ждет. Ждёт. И этого достаточно, чтобы Фэн Синь хотел вернуться как можно скорее. А с этим монахом он вряд ли вообще встретится снова. Ведь они тут только на ночь. Надо бы ещё одежду в порядок привести. А то вон огромная дыра на ханьфу. А ещё хорошо бы поесть, пока желудок не начал издавать не самые приятные звуки. – А сколько вам лет? – спросил принц и поправил лямку сумки. – Мне семнадцать, а шиди всего восемь, – ответил Му Цин. Впереди уже виднелись ворота монастыря. – И вы уже занимались медитацией? Не рано? – Му Цин снова закатил глаза, и просто отлично, что его сейчас никто не видел. – Не медитацией. Он учился слушать. И ваше приближение он тоже услышал. – Слушать? – не слишком понял Фэн Синь. – Да, слушать. Очень часто природа нам сама говорит о некоторых важных вещах. Например, предупреждает об опасности. Животные её чуют ещё до того, как она приходит. И нам тоже надо развивать такие навыки. Но вы не опасны, – заверил Му Цин и легко открыл крепкие деревянные ворота. Во внешнем дворе занимались другие ученики. Все они были примерно одного возраста. Се Ляню этот монастырь показался очень маленьким и бедным. Он понял, что монах говорил правду про скромные условия. И всё же это было лучше, чем спать на траве и сырой земле. И занесло же их в лес, но повезло, что на их пути оказались эти добрые люди, а не разбойники, к слову, такие на пути принца всё же попадались, но отделывались испугом, синяками и нотациями. Му Цин проводил путников во внутренний двор. А вот уж тут Се Лянь даже открыл рот от удивления. Его взору открылся огромный, прекрасный в своем разнообразии сад. И там работали всего две женщины. Сейчас они что-то бурно обсуждали, кажется, где будут сажать календулу. Се Ляню одна из женщин показалась странно знакомой. У неё были длинные белые волосы, собранные в тугую причёску, чтобы не мешали при работе. Она копалась в земле и не обращала внимания на гостей. – Матушка, госпожа Хуа, – позвал их Му Цин. И у Се Ляня всё встало на свои места. Та самая целитель. Неужели, она нашла свою гавань в этом тихом месте? Мальчик, который шёл за Му Цином, тут же сорвался с места и побежал к женщинам. Се Лянь видел, как он обнял Хуа Сюэ, она распахнула для него свои объятия и весело засмеялась и всё же повернулась к гостям. На несколько секунд она перестала смеяться. Она внимательно посмотрела на Фэн Синя и Се Ляня. И в её взгляде промелькнул такой холод, что Се Ляню стало не по себе. Для принца это был своего рода шок. Ведь он всю жизнь купался в любви родителей и знати, да и всего народа. Они все смотрели на него с обожанием. Были готовы исполнить любой его каприз, любой приказ, готовы были часами говорить с ним, лишь бы получить каплю его благосклонности. И он впервые столкнулся с таким холодным взглядом. С такой практически осязаемой ненавистью. Или ему просто показалось? Но это длилось всего несколько мгновений, и она уже смотрела не так. Скорее просто нейтрально и отчужденно. Женщина вышла из сада, сложила инструменты в корзину и попросила сына отнести корзину в беседку. Быстрыми лёгкими шагами Хуа Сюэ подошла к Му Цину, отвесив им поклон, поздоровалась с ними. – Приветствую Вас, – она слегка улыбнулась, и это Се Лянь расценил, как признак некой благосклонности. Он помнил её как волевую и сильную женщину, которой когда-то его отец простил резкий отказ. – Здравствуйте, госпожа Хуа, – принц широко улыбнулся и тоже поклонился. – Я не ожидал, что в своих странствиях встречу Вас. Рад, что вы нашли свою гавань в этом монастыре. – И я не ожидала, что встречу Вас снова, Ваше Высочество, – первая волна чувств прошла, сейчас она прекрасно держала себя в руках, ничем не выдавая своё отношение к принцу. – Фэн Синь, здравствуй, – она ему ответила с такой же ледяной вежливостью. Но всё же решила, что грубить не стоит, несмотря на то, что связано с отцом молодого человека. Фэн Хайдэ был хорошим другом её мужа, и после того, как Пэя Юншэна казнили, он предлагал ей стать второй женой, тем самым сохранить своё место при дворце и жизнь сына. Но она ему отказала, а когда узнала, что это именно он доложил государю о заговоре, разорвала с ним любые связи и приняла решение покинуть город. Но тем не менее длительное время они общались, так что она была вхожа в их семью. К тому же, она принимала третьи роды его жены, и Фэн Синя помнила очень хорошо. – Госпожа Хуа, – Фэн Синь густо покраснел и опустил взгляд. – Извините, я… плохо Вас помню. Но искренне рад встрече с Вами. – Ничего страшного. Му Цин, проводи их, пожалуйста, к мастеру Цзань. – Тот кивнул и молча пошёл в нужном направлении. Когда они скрылись в глубине монастыря, она сжала руки в кулаки и сглотнула. Всё же ей было очень больно. И до сих пор в груди зияла рана. Она не могла простить того, что её мужа казнили по ложному обвинению. Её сына лишили отца, ей дали горькую участь вдовы изменника. И всё же… Головой она понимала, что нельзя ненавидеть детей. Они дети. Не они совершали преступления. Но её ребёнка хотели забрать в ряды будущих телохранителей, чтобы он искупил вину своего отца. Ей пришлось продать шпильку, которую ей подарил Юншэн, чтобы у неё не отняли ещё и сына. Слишком много она пожертвовала этой стране. Отдавать ей своего ребёнка она не собиралась. Хуа Сюэ не знала, что бы там сделали с её мальчиком, но не сомневалась в том, что обучение было бы сложнее, чем у обычных детей. Уж о "непредвзятости" Советника она знала весьма много. – Хуа-Хуа? – она обернулась, чтобы найти его хотя бы взглядом, но была лишь пустота. Мадам Му все так же копалась в грядках. А Хуа Чэн пропал. Она нахмурилась. Вот же негодник! Хуа Чэн же, подхватив корзину, понёс её в сторону сарайчика, где хранился весь инвентарь. Не такая уж и тяжёлая, всего лишь громоздкая. Но донести её он был в состоянии. Положив её на нужную полку, мальчик ощутил, что кто-то опустил холодную руку на его плечо. Обернувшись, он увидел лишь белые одежды, приняв его за Му Цина, но, задрав голову, увидел на человеке маску. Ту самую маску. – Опять ты испугал меня! – недовольно пробурчал мальчик. Его собеседник тихо рассмеялся. – Прости-прости, я не хотел, – всё с тем же смехом произнёс человек в маске и опустил вторую руку на чёрные волосы мальчика. – У вас гости, я смотрю. – Ага. Один представился принцем, шисюн даже печать его смотрел, а второй телохранитель. Они тут на ночь останутся, – пояснил мальчик и внимательно посмотрел на тайного гостя. Хуа Чэн хорошо помнил их первую встречу в том темном коридоре. Однако, первое впечатление было весьма обманчивым. Он снова проснулся от горячих слез, которые текли по его щекам, ему до сих пор казалось, что на его лицо попала лава, которая его обжигала, но он всё равно стоял. Стоял по колено в текучем огне и держал. Не мог не держать. И оно, что-то невероятно тяжёлое, оно давило на его плечи так сильно, что ещё немного, и… И люди, он ощущал каждый шаг, которых тысячи, они бежали, пытались спастись. Он постарался повернуть голову, чтобы увидеть еще одного человека. Но ему в лицо попала лава. Больно. Жжёт… Хуа Чэн сжимал в руках тонкое одеяло, его трясло. Всё, чего он хотел, - найти маму. Но она в тот день была внизу. Не было и мастера, и Мадам Му много работала, поэтому тревожить её он не хотел. Он вышел из комнаты и пробрался во внутренний двор. Тут тоже было тихо, только сверчки пели и светлячки мельтешили в траве. И Хуа Чэн увидел человека в белом. Ведомое страхом сердце тут же устремилось к нему. Хуа Чэн подумал, что это Му Цин вышел на ночную медитацию, но только когда незнакомец его заметил, понял, что этот человек уже бывал здесь, в монастыре. Они смотрели друг на друга несколько секунд. Мальчик не знал, как ему поступить, его тело словно налилось тяжестью, ноги отказывались его слушаться, но человек в белом опередил его. Протянул руку. И мальчик подошел, каждый шаг отдавался гулким стуком в его груди, и сел на скамейку рядом с неизвестным. Незнакомец тут же обтер его лицо рукавами своих одежд. – Почему ты плачешь, дитя? – и голос у него был на удивление мелодичный. Спокойный. И в ночной тиши он звучал удивительно нежно, как хищник, который прячется в густой листве, чтобы стремительным прыжком броситься на жертву, вонзив клыки ей в горло. – Сон, – слабо прошептал мальчик, когда человек в белом его обнял. – Кошмар? Ну-ну, это всего лишь сон. Наутро ты о нём и не вспомнишь, – ласково ответил ему собеседник. – Но сейчас я помню, – и ведь это было странно. Только недавно этот самый человек велел ему сидеть тихо и отправил в другую часть коридора. А теперь он его ласково обнимал. – Да. Сейчас ты помнишь. Хочешь рассказать, что тебе снилось? – он посадил ребёнка себе на колени и закутал в рукава. – Я… Там была огненная вода. И я стоял в ней. Я в ней не горел, но тем не менее, иногда она обжигала. А люди.., – мальчик судорожно сглотнул, – они падали в эту реку. И они умирали… Умирали. И их шаги, ощущение, что тысячи маленьких молоточков бьют по плечам. – Очень страшный сон, – заключил человек в белом. – Мне очень страшно, – уже почти перестав плакать, выдал мальчик. И понял, что весь страх перед этим человеком испарился. Словно и не было ничего. Только тёмные кромки страха после сна остались. – Я знаю. И я понимаю тебя, – человек в белом начал его гладить по волосам. Одновременно он стал использовать магию, чтобы дать ребёнку уснуть. Что-то в его душе зашевелилось. Сначала он сомневался в этом. Хуа Чэн зевнул в его руках. Незнакомец продолжал гладить его по волосам, прижимая к себе. Детям нужно не так много, чтобы успокоиться. И принц знал это. Вот и сейчас мальчик уже находился в полудреме. Потом придётся всего-то отнести его в постель. Но он поймал себя на мысли, что ничего внутри этому не противится. Мальчик ещё что-то бормотал, но быстро уснул. Это и было нужно. Человек в белом прижал ладонь к груди мальчика и дал импульс божественной энергии. Когда он получил ответ, его губы изогнулись в странной улыбке. По расчерченной шрамами щеке потекла слеза. – Ты вернулся, – тихо, едва слышно прошептал принц и отодвинул маску вбок, чтобы губами коснуться виска спящего ребёнка. – Ты вернулся, мой генерал. Хуа Чэн помнил только то, что уснул на руках этого странного человека, а потом проснулся в своей кровати с первыми лучами солнца. И в подарок ему незнакомец оставил красную ленту, которую мальчик каждый день вплетал в волосы... – Принцем? Надо же, – протянул человек в белом и усмехнулся под маской. – Вот тебе и возможность принца увидеть. Как он тебе? – Не знаю. Он какой-то… Красивый, конечно, но он мне не нравится, – выдал Хуа Чэн. Вообще человек в маске приходил сюда достаточно часто, и каждый визит его был особенным. – Хо, так и не нравится? – поддел его собеседник. Судя по всему, сегодня у него хорошее настроение. Но бывало, что человек в белом приходил очень подавленным и уставшим. – Не нравится, – заверил его ребёнок. – Тогда, может, сегодня поужинаешь отдельно? Я с радостью составлю тебе компанию. – А почему? Ты вот взрослый, сильный, а общаешься со мной. – Мне нравится с тобой общаться. Я могу тебя легко обнять, и ты меня можешь обнять, ты не сказал мне и плохого слова, добр ко мне. Что ещё нужно для приятного общества? – и ведь так оно и было. Бай Усянь приходил к нему не только по причине особой связи с Тунлу, ведь было ещё то, что… Он грелся. Каждый раз, когда он приходил к Хуа Чэну, ему становилось легче, уже не так больно, не так страшно, не так одиноко. А ведь на протяжении многих веков он был именно одинок. Бесконечно и беспросветно. Тот, кого он любил, умер на его алтаре от рук сотен людей. Когда он пришёл, было уже поздно. Его храм был осквернен толпой безумцев, которые совершили ужасное. Пролили кровь его генерала. И вот спустя века его лучший генерал к нему вернулся. Пока ещё такой. Неопытный, маленький, но Бай Усянь был уверен, что он станет очень сильным. И он заберёт его назад. Обязательно. Вернет на небеса, вернет своё солнце, и светить, греть оно будет только его. Потому что ни с кем Бай Усянь не желал делить это тепло.