Полёт бабочки

Готовить пришлось чуть больше, чем планировалось, но продуктов хватило. Нельзя было сказать, что монастырь был беден, но всё же… Му Цин задумчиво ел острую лапшу с бульоном. Пожалуй, она была ничего так. Вкусная. Если не считать того, что немного острое. Видимо, сегодня опять готовил шиди Лю, так что… И всё же Му Цин смолчал. А что говорить? Он искренне боялся сорваться на гостей. После их прихода в его душе что-то загорелось, нутро обжигало. Хотелось, точнее совершенно не хотелось вот так сидеть с этими двумя путешественникам. В то время, как мастер любезничал с ними. Му Цин посмотрел на Хуа Чэна, который сидел рядом с мадам Хуа и его матерью. И ведь тоже молчит, хотя перед этим пытался говорить, в то время, как остальные более или менее ведут диалог. Мадам Хуа умела красиво и правильно вести беседу, её специальность и стезя – врачевание тела и души, всем известно, что тут надо не только руками работать. Ведь иногда пациента необходимо буквально заставить хотеть выздоровления. Конечно, это возможно было сделать не всегда. Хуа между тем справился со своей порцией, унёс тарелку и быстро исчез в глубинах монастыря. Му Цин не удивился: этот ребёнок умел себя занять без хлопот для других. Лишь немного волновало то, что сейчас у Хуа период, когда формируются основные знания о мире, важный этап в жизни любого юноши, который станет мужем и воином, и свернуть на кривую дорожку именно теперь легче всего. Но кто здесь, в стенах монастыря, мог посеять смуту в чистом сознании мальчика? Жили они достаточно изолированно, чтобы общаться с кем-то из внешнего мира. Немного тревожили эти неожиданные гости, но нельзя сказать, что монастырь не был готов к подобным случаям. Му Цин поморщился, встал из-за стола и молча пошёл прямо к выходу. Ему хотелось покинуть это место, ему не нравилось, что его мать вынуждена терпеть общество этих людей. Но ничего против он сказать не мог. И тем не менее в груди теснилась странная тревога. Интуиция его редко подводила, но сегодня он слишком устал, чтобы нормально соображать. Му Цин вошёл в комнату для тренировок, но не застал там Хуа Чэна. Вот же! И куда делся? Обычно он ошивался здесь, либо возле мастера, либо хвостом ходил за Му Цином. Впечатление, что над ними медленно собирается очередная буря, лишь усилилось. Но Му Цин решил, что поговорит насчёт своих ощущений с мастером утром. После этого молодой монах направился в библиотеку, взял оттуда один свиток и ушёл в комнату чтения. Тут всегда было светло, даже в ночное время горели бумажные светильники, а днём через окна проникали лучи солнца, читать тут было спокойно и тихо. До сна ещё оставалось достаточно времени, так что у него есть возможность изучить свитки. Сколько Му Цин просидел в библиотеке, изучая различные трактаты? Сегодня в его распоряжении были целительские заговоры. Какие-то простые, иные не очень, третьи вообще требовали годы на их тщательное изучение, но Му Цина интересовали лишь те, которые позволяли сохранить жизнь человеку после смертельных ран. И таких заговоров было несколько, и для каждого нужны были огромные запасы духовных сил, которые нужно было направлять на поддержание жизни раненого, пока само заклятие будет ускорять регенерацию раны. Иными словами, просто применить заговор и ждать чуда не выйдет. Му Цин к этому привык, потому что в его мире труд был гораздо ценнее врождённых талантов. Изящная вышивка не получится без тренировок и неаккуратных работ, без обязательного и не самого приятного опыта в виде исколотых в кровь пальцев. Тем не менее, сейчас его усердие не приносило никаких значимых результатов. Головой юноша понимал, что сразу всё ему не осилить, придется потратить едва ли не годы, чтобы достичь уровня мастера, но всё же сердце его упрямо хотело мгновенного результата. И это вгоняло в тоску, не желал Му Цин вот так опускать руки и ждать, когда умрёт его шиди. Несмотря на то, что Хуа был ещё мальчик, он очень добрый, но умен для своих малых лет, не боялся труда, при этом был тем ещё врединой, не совсем приятным иногда в общении, но всё равно оставался собой. Порой Му Цину хотелось задать ему хорошую трепку, но этот ребёнок был слишком милый, чтобы поднимать на него не то что руку, тем более хлыст. Поэтому рос этот ребёнок, как искренне считали половина монастыря, очень избалованным и наглым. Сейчас это всего лишь мальчишка, а на момент смерти уже будет юношей со своим взрослым именем, но не проживёт и десяти лет, не станет мастером. Подобные мысли терзали молодого человека, именно это и подстегивало его искать новые способы спасения, но поиски пока не приводили ни к чему конкретному. Времени у Му Цина было не так много, как могло казаться. Оно, как песок сквозь пальцы, неумолимо утекало, а смерть подкрадывалась все ближе и ближе. Со вздохом Му Цин отложил очередной свиток в сторону, ничего подходящего не обнаружив. И ведь не могло совсем не быть выхода из этой ситуации, принимать неизбежное его упрямое, пылкое сердце отказывалось. Погруженный в поиски нужных сведений, Му Цин не заметил, что в комнату вошёл ещё один человек. С самого начала он должен был сопровождать принца, защищать его - обязанность и долг, которые Фэн Синь исполнял уже несколько лет. И он не мог точно сказать, нравилось ему это или нет, это, бесспорно, уже вошло в привычку, а дать адекватную оценку всему, если бы его попросили об этом, было для Фэн Синя сложно, да и не имел он склонности к рефлексии. Направляясь в комнату принца, Фэн Синь понял, что заблудился в коридорах монастыря, и не сказать, что тут был настоящий лабиринт, скорее просто факт, что новое место. Молодой телохранитель бродил по коридорам не так долго, когда увидел хрупкую женщину, которая несла корзину с бельём, шаги её были неуверенные и даже немного шаткие. Казалось, что её может сбить с ног даже легкий ветерок. Женщина выглядела очень маленькой и сухонькой, но по её натруженным рукам Фэн Синь сделал вывод, что женщина привыкла к тяжёлой работе. И всё же корзина, которую несла труженица, была шире её самой и наполнена бельём до краёв, еще и с большой горкой, поэтому молодой человек не мог пройти мимо. – Позвольте помочь, – Фэн Синь подошёл к женщине и протянул руки, чтобы перехватить тяжёлую ношу. Женщина отдала ему корзину, её лицо тут же просветлело. Было видно, что она, наконец, расслабилась. – Спасибо, юноша. – Она начала разминать руки, только сейчас Фэн Синь понял, что ей действительно было тяжело нести корзину. Но она даже не жаловалась. – Да не за что, мне же несложно, – на щеках юноши вспыхнул румянец. – Обычно мне помогает мой сын, но он так сильно занят, на его плечах и так много тяжести, – вдруг начала говорить женщина. – Да? Ну, он вас любит, – не менее застенчиво и тихо ответил Фэн Синь. – Когда-то он работал при храме в столице, но нам пришлось уехать, а мне очень хотелось, чтобы он проявил себя, стал достойным человеком. – Госпожа, он ведь монах, и они, как правило, люди достойные, – заметил Фэн Синь вполне искренне. – Это естественно, – широко улыбнулась женщина и открыла дверь в нужную комнату. В ней на полках стояли принадлежности для стирки вещей. – Только не говорите, что вы сейчас будете стирать, – удивился Фэн Синь. Не на ночь же глядя. Тем более, сами монахи отдыхают, а эта женщина мало того, что в огороде копалась, так ещё и стирать её заставлять? – Нет, конечно, – она легко и звонко засмеялась. – Утром всё выстирают дежурные. Кстати, как вам понравился ужин? Надеюсь, вы и Его Высочество остались довольны? – О, да, очень вкусно было, хоть и остро, – все так же застенчиво ответил юноша и вошёл в комнату, поставив корзину с бельём на одну из полок. – Это радует. Знаете, я ведь раньше хотела, чтобы мой сын стал служащим при дворе Императора, – женщина дождалась, пока Фэн Синь выйдет, и закрыла дверь на ключ, который тут же убрала в поясную сумочку. – Правда? – Да. Я видела его будущее в славе дворца, но у судьбы всегда свои планы на жизнь. Мой А-Цин, хоть и порой кажется вредным и злобным, на самом деле очень добрый мальчик. И так вырос уже. – На её лице расцвела улыбка. Когда Фэн Синь увидел это, ему стало по-доброму завидно. Мама отзывалась о своём сыне с такой любовью, и ведь это было в каждом движении, каждом слове, в её голосе. – Ведь даже с Хуа Чэном у него отношения были не очень, если говорить честно. Но со временем они нашли общий язык, мне так нравится за ними наблюдать. Мой сын очень усердно учится. Я замечаю его старания, его порывы. У него такая изящная каллиграфия, я хоть и плохо вижу, но его наставник мне лгать не будет. – Улыбка не сходила с её лица, тепло из голоса никуда не уходило. – А-Цин очень требовательный к себе. Это привычка у него от отца. Он всегда всё делал на совесть, вот и сын у него такой же, за что ни возьмётся, всё у него со временем получается. – Ого… – Фэн Синь вдруг понял, что о нём так почти никто не отзывался. Родной отец изредка приходил, чтобы понаблюдать за его тренировками, но когда мальчик бежал к нему, чтобы рассказать об успехах, тот лишь сухо кивал головой и уходил по своим делам, которые всегда были важнее. В его голове тут же возник один случай. Будучи ещё подростком, Фэн Синь научился делать лук. Да, первые работы у него выходили не очень, однако он старался, учился. Все знали, что без провальных попыток не будет хорошего результата и мастерства. И один из своих первых луков он решил подарить отцу. Если смотреть со стороны взрослого опыта, то этот лук, конечно, был кривой, косой, технология была нарушена к чертям, да и в целом использовать его как оружие было нельзя. Но с другой стороны… Фэн Синь вложил в него не только труды своих рук, но и сердца. Искренне желал сделать что-то такое, что его отец заметил бы, похвалил, не уходил от него каждый раз, словно стыдясь или не желая общаться. Когда этот человек принял неказистый лук из рук своего сына, выдавил лишь легкую дежурную улыбку и вежливый ответ. И не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, для отца этот жест не значит ровным счётом ничего. У него было оружие куда лучшего качества в больших количествах. Для Фэн Синя же оказалось очень больно узнать, что тот его первый удачный лук пошёл на растопку очага в кухне. Да, Фэн Хайдэ отдал этот лук прислуге, чтобы те пустили его на бытовые нужды его дома. Фэн Синя учили не плакать, сдерживать слезы и прятать эмоции, муштровали, что нельзя придавать значения таким мелочам, но в тот момент ему показалось, что в огне вместе с куском дерева и жилой дикого зверя сгорела последняя нить, которая связывала его сердце с этим человеком. Было ещё кое-что. Фэн Синя отлучили от матери очень рано, в юном, совсем нежном возрасте, и мать не допускали до него вплоть до момента, пока Фэн Синь не стал телохранителем и не смог покидать пределы дворца без сопровождения наставников. При той встрече он ощутил то, что они теперь чужие люди. Женщина, которая предстала перед ним после стольких лет разлуки, уже не была ему родной. От неё не исходило сердечное тепло, не было ласкового взгляда, ни даже слов похвалы, чтобы сын знал, что мать гордится им. Дежурное приветствие и холодный взгляд тёмных глаз. Она его даже не коснулась, не обняла, крепко прижав к груди, как делала раньше. Между ними теперь лежала огромная пропасть, которую преодолевать никто уже не хотел. И когда Фэн Синь слушал госпожу Му, ему стало радостно. Хоть кто-то в этом хаосе сохранил тёплые семейные отношения. Да, с его семьёй полный крах, но вот эта женщина, которая с любовью, с таким тёплым и откровенно заботливым ворчанием рассказывала ему про будни своего сына, который всегда был в её сердце, показала, как может любить мать. Фэн Синь проводил её до комнаты. И пошёл искать свою. Ему и принцу выделили отдельную, но всё же надо было придумать, что делать с дырой в одежде, судя по всему, придётся покупать новую. И он опять заблудился. В одной из комнат теплился свет, и Фэн Синь зашёл туда, верно рассудив, что раз есть освещение, значит, там также есть люди, и не прогадал. На полу, перед столиком сидел тот самый юноша, который встретил их в лесу. – Я… Мне неловко Вас беспокоить, но не могли бы Вы помочь, – немного растерянно произнёс Фэн Синь и сделал шаг вперед. Юноша, как хищная птица, тут же поднял голову от рукописей. И взгляд его был очень холодный, непроницаемый. – Да, что-то случилось? – спросил Му Цин, поднявшись. От того, что он долго и статично сидел в одной позе, у него затекла спина. Встав, молодой человек немного размял плечи, потянувшись. – Я заблудился, – ответил Фэн Синь, бросив взгляд на Му Цина. Очень красивый для мужчины, но на лице его была усталость. – Да, конечно, сейчас провожу. – Му Цин придирчиво осмотрел Фэн Синя, и, заметив дырку на ханьфу, тяжёло вздохнул. – Только для начала надо Вашу одежду отремонтировать. – Нет-нет, мне и так удобно, – всё же такая помощь выбила его из колеи, но под орлиным взглядом монаха пришлось сдаться. И Фэн Синь со вздохом покорно снял с себя верхний слой одежд. Му Цин резво перехватил ханьфу и пошёл в сторону нужного помещения, при этом одежды его развевались за его спиной, что приковало взгляд Фэн Синя, который, широко и громко шагая, шёл за ним. Они оказались в комнате, самая обычная, со скамейкой. Лёгким движением руки Му Цин зажёг свет, чтобы шить было удобно. Из сундука монах достал несколько перевязанных тюков ткани, подбирая нужный кусок по основному цвету, делал он всё это быстро, уверенно. Фэн Синь, опустившись на скамью, смотрел на эту картину, отчего-то в его груди поднималось странное и нежное тепло. Нитки юный монах подобрал тоже быстро. Взяв в руки иглу, нитку и ножницы, Му Цин полностью сосредоточился на работе. Сначала он обработал края дырки, убрав все торчащие нити, затем это же проделал с будущей заплаткой. И только после этого начал аккуратно шить. За этим процессом, открыв рот от удивления, наблюдал Фэн Синь. И ведь действительно, очень трудолюбивый парень этот А-Цин. Как и говорила его мать. И руки у него были особые, пальцы тонкие, но не нежные, как у девиц во дворце, а с мозолями, с порезами и следами упорных тренировок. И если приглядеться, то можно увидеть небольшие капельки туши, видимо, занимался каллиграфией. Сейчас эти руки аккуратными, ровными стежками латали ханьфу, и это было... почему-то это было так красиво. При этом Му Цин слегка закусил губу, явно этого не замечая, погрузившись в работу целиком. Его матушка была права. Такой усердный, трудолюбивый. Хоть и, возможно, вредный иногда, но все люди разные. И меньше всего Фэн Синь хотел его сейчас оскорбить или обидеть. – У тебя хорошо получается, – как следует подумав, выдал Фэн Синь весьма неловкий комплимент. Му Цин замер и посмотрел прямо на автора этих слов. На бледных щеках появились очаровательные красные пятна, молодой человек улыбнулся и сдержанно произнёс: – Спасибо. Фэн Синь широко улыбнулся в ответ. – Кто порвал? – вдруг спросил монах, продолжая шить. – А я случайно, зацепился о корягу какую-то, вот и… – Сам, надеюсь, не поранился? – Нет-нет, да и в любом случае, Его Высочество помог бы с раной. – Фэн Синь почесал затылок и продолжал смотреть на Му Цина, который шил его ханьфу. – И сложно охранять Его Высочество? – Не особо. Он вполне сам может себя защитить, он прекрасный фехтовальщик. – А ты? В чем преуспел ты? – Му Цин уже вошёл во вкус, и сейчас руки буквально сами выполняли работу. И не страдало качество, что самое главное. Ему не хотелось, чтобы Фэн Синь потом пришёл с неаккуратными швами и рассказал, что это работа Му Цина. – Я из лука хорошо стреляю, умею его делать. Ну, вообще могу драться всем и понемногу, никто не знает, чем мне придётся защищать принца, может быть, вообще кулаками или своей грудью. – Так ты готов умереть за него? – Да. На несколько мгновений Му Цин замер. Он не ожидал, что на такой вопрос получит настолько откровенный ответ. Он внимательно вгляделся в лицо Фэн Синя, но оно было как открытая книга, на нём отображались все чувства и эмоции. Фэн Синь не врал. Он действительно готов умереть за Его Высочество. Готов отдать свою жизнь, закрыть грудью, принять смертельный удар. И сделает это без колебаний, без страха. На несколько мгновений Му Цин стало не по себе. Он впервые видел человека, настолько преданного какой-то идее, кому-то другому. Потому что сам Му Цин не был готов на такие жертвы ради принца. Он также не мог и не хотел думать о том, что такое вообще может случиться. – Почему? – тихо поинтересовался Му Цин. – Он – Принц. Я его телохранитель. Это моя обязанность с первого дня службы. Я должен его защищать от всего, всеми силами, – без колебаний, без тени сомнения ответил Фэн Синь. – То есть, ты ставишь его жизнь выше своей? – не сказать, что Му Цин не понимал. Идеология такая идеология, но всё же тут дело не в фанатизме. - А семья? Разве у тебя её нет? Жена или любимая девушка, отец, мать, братья, сестры… Для них главной потерей будешь ты, а не принц. – Нет. Для них главной потерей будет именно принц. А я буду честным воином, который выполнил свой долг. Так меня учили, такова моя жизнь. – И это было чистой правдой. Для Цзянь Лань действительно будет страшнее потерять Се Ляня, а не его. К тому же, если он не сможет защитить Его Высочество, то его имя будет заклеймено позором. Му Цин лишь вздохнул и, отрезав нитку, вернул уже целое ханьфу его владельцу. – Вроде всё. Пойдём, я провожу тебя до вашей комнаты. – Продолжать разговор на эту тему было весьма неловко. Фэн Синь кивнул. Уже у самой комнаты Фэн Синь поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы Му Цин уходил. Однако юноши уже и след простыл. Войдя в комнату, Фэн Синь обнаружил медитирующего Се Ляня и молча, стараясь не шуметь, лег на свою кровать. Отдых нужен был всем.