Полёт бабочки

Если бы Принцу сказали, что он будет сбегать из дворца, чтобы увидеть его, то он ни за что бы не поверил.  Но он вылезал через окно дворца, спускаясь по верёвке из длинных шёлковых штор, чтобы внизу встретить его. Мальчишка, солдат, который так хорошо играл на дицзы, что даже принц долго дивился его таланту.  И всё это напоминало какое-то безумие, потому что нельзя принцу общаться с простолюдином, признавая его таланты. Потому что такая классовая система существовала очень долго. Но Бай Усянь получал истинное удовольствие от нахождения в одной компании с этим человеком.  Несмотря на низкое происхождение, Хуа Чэн был начитан, читать его научила мать, разбирался во многих сферах жизни, стремился учиться, прекрасно работал руками. В одну их встречу Хуа Чэн буквально за ночь сделал из куска бамбука дицзы. Бай Усянь тогда сидел рядом и с удовольствием наблюдал за процессом. Ему это приносило странное чувство внутреннего удовлетворения. Потому что Хуа Чэн выглядел очень увлеченным тем, что делал, буквально с точностью врача вырезая в стебле нужные отверстия, доводя каждое до совершенства. Принц был заметно выше солдата, но при этом чуть старше. К тому же Хуа Чэн еще и скудно питался, что отрицательно сказывалось на его теле. Зачастую принц выносил из дворца еще и еду, которую по просьбе Хуа Чэна делили на двоих.  Сам же юноша сначала не верил, что его высочество обратил на него внимание. Ведь кто такой Хуа Чэн, а кто такой принц. Они исходно на разных уровнях, они слишком разные, чтобы вообще сойтись хоть в чем-то.  Но юный солдат желал стать генералом, чтобы прославить свою семью, чтобы его мама, сёстры и будущая супруга жили в достатке. Чтобы у них был большой дом, чтоб они могли нанять слуг… Юноша мечтал о такой жизни и делал всё, чтобы её достичь. Даже записался в армию, как только такая возможность появилась. Правда, пока полевой жизнью не жил, его учили обращаться с оружием, как бы давая выбор, а надо ли вообще идти дальше. Он упорно учился фехтованию, тактике и стратегии, чтобы в возрасте шестнадцати лет принять на себя командование отрядом, а потом уже идти дальше. Высокий пост был его мечтой.  Но никогда не думал, что его заметят не за боевые заслуги, а за таланты. Мама учила его и остальных детей играть на дицзы. Это был самый доступный им музыкальный инструмент. Она вообще очень много времени уделяла образованию своих детей. И когда её сын стал сбегать из дома, она подумала, что у него появилась девочка, поэтому зачастую велела ему нарвать цветов и купить какой-нибудь подарок заранее, на что с удовольствием давала звонкую монетку. И сейчас его карман грела та самая монетка от мамы. Каждое утро юноша незаметно возвращал ее в шкатулку. Хуа Чэн понимал: что бы он ни подарил принцу, его подарок будет убогим и не сравнится и с каплей той роскоши, что его Высочеству могли дать во дворце.  Юноша ждал его за высоким забором. Перелезать через него не стал, слишком чревато. К тому же в соседних спальнях коротали длинные ночи его друзья. Его Высочество не хотел их будить, отвечать на их вопросы не было никакого желания. К тому же он считал, что они непременно полезут не в своё дело. А его побеги с этим молодым солдатом точно не их забота. Забор оказался не таким сложным препятствием, как могло показаться. Один особо близкий слуга исполнил приказ Его Высочества и спрятал в саду простую деревянную лестницу. Он был уверен в том, что этот юноша, больше прочих желавший занять высокий пост, не стал бы выдавать тайны своего покровителя. Перед каждым побегом он сверялся с изменчивыми маршрутами стражей, чтобы не попасться к патрулю.  Хуа Чэн стоял возле стены, скрестив руки на груди. На нём были лёгкие одежды, на поясе в футляре висела дицзы, рядом с ней же был небольшой изогнутый нож.  Густые чёрные волосы Хуа были перехвачены красной лентой, а глаза имели насыщенный бордовый цвет, кожа бледна, словно её никогда не касались солнечные лучи. Впрочем, так оно и было. Солнце оставляло на ней красные пятна и ожоги, так что даже в самую жаркую погоду все части тела были надежно закрыты одеждой.  Но сейчас была ночь, удивительно тихая, тёплая.  Бай Усянь сорвался с места, чтобы скрыться на улицах города вместе со своим другом.  – Тебя никто не видел? – обеспокоенно спросил юный солдат, когда они наконец оказались на приличном расстоянии от храма.  – Нет, конечно. – отмахнулся принц и подмигнул. – Так куда мы сегодня? Хуа-Хуа, как ты вообще себя чувствуешь?  – Можно сходить за городские стены, а можно вон туда. – мальчик указал на самое высокое здание в городе. Дом местного золотых дел мастера, который делал украшения для самых богатых жителей Уюн.  Его Высочество лично носил шпильки его работы. Впрочем, это не мешало принцу согласиться на подобную шалость.  – А зачем?  – Оттуда открывается красивый вид. – ответил ему солдат. – Мне так мэймэй говорила.  Принц кивнул. В конце концов, не будет ничего страшного, если они посмотрят на город с большой высоты. А особенно рассмотреть хотелось луну.  Они быстро миновали спутанные узкие улочки и вышли на площадку позади дома. Стражников немного, район считался условном безопасным, так что за стенами особняка блюстители порядка обычно не старались проявлять бдительность, хотя и на территории дома усиленной охраны не было. Особняк являлся резиденцией и своего рода выставочным залом, но сокровищ там не хранили, обычно все работы мастера быстро продавались на ежедневных аукционах, они проходили в течение месяца, когда шла выставка. Когда же мероприятие для правящей элиты заканчивалось, дом запирался на замки, хозяин и остальные члены его семьи уезжали в свою постоянную резиденцию.  Поэтому пробраться через забор было довольно просто, оба юноши обладали хорошей для их возраста физической подготовкой.  Взобраться на крышу уже было сложнее, но погода стояла жаркая, поэтому стены были сухие.  Принц плохо помнил, как они поднимались. Это было неинтересно, хотя и опасно, но тогда им было море по колено и весь мир был им открыт. Кто же знал, что всё это окажется всего лишь их личным адом.  Но принц на всю жизнь запомнил его силуэт на фоне большой и яркой луны. Помнил музыку, которую сыграл ему Хуа Чэн на дицзы. В тот момент ему казалось, что он самый счастливый человек на всех землях.  Эта музыка пробирала его до глубины души, давала надежду и веру. Принц верил, что сможет стать лучшим правителем для Уюн, сможет защитить свой народ от любых угроз и напастей.  Под лёгкую мелодичную музыку в душе принца поднимались очень тёплые и светлые чувства. Когда он смотрел на юного солдата, ему хотелось коснуться его, прижать к себе ещё ближе, не отпускать вовсе. Интерпретировать чувства в том возрасте было сложно, почти невозможно, но принц и не собирался этого делать. Сейчас это не имело значения. Сейчас у них теплая ночь, ласковая музыка дицзы и несколько часов счастья.  Наивно, да. Но тогда они оба были невинными детьми, которые с удовольствием и с надеждой смотрели в будущее, веря, что все их мечты и желания будут исполнены. Никто из них не был готов к тому, что произойдет. Один не ждал мучительной смерти, другой не ведал, что подарит мучительную смерть другим.  Когда Фэн Синь явился к своему отцу, тот очень долго смотрел на него и только потом, смерив холодным взглядом, задал вопрос.  – Так чего тебе надо? – с полным пренебрежением он посмотрел на бумаги на столе. Документов у Верховного генерала было очень много. Но тот находился в своём доме, в свободной домашней одежде, волосы ещё собраны в самый обычный хвост.  – Отец, я хочу жениться. – к сожалению, традиции и правила обязывали его просить помощи у своей семьи. Пойти к Цзянь Лань сам и сделать ей предложение брака Фэн Синь не мог. Нет, оказывать знаки внимания никто не возбранял, но сейчас речь шла о создании семьи.  – О как. – мужчина усмехнулся и окинул своего младшего, но уже такого взрослого сына уже чуть более заинтересованным взглядом. – Кто она?  Не сказать, что он хотел помочь Фэн Синю в этом нелёгком деле, но это вполне могло упрочить его позиции во дворце. На этот момент его положение хоть и было устойчивым, но Фэн Хайдэ точно знал, что многая знать точит на него зуб, а его маленький клуб по интересам не настолько крепок в своей власти, как хотел казаться.  – Её зовут Цзянь Лань. – на выдохе произнёс Фэн Синь. Он смотрел на своего отца и видел себя. Они действительно были очень похожи друг на друга, но между ними было существенное отличие. Возраст. Каштановые волосы Фэн Хайдэ уже тронула благородная седина, в уголках глаз образовалась сетка морщин. На лице были очевидны и другие возрастные изменения.   – Вынужден отказать. – тут же остудил пыл сына генерал. – Её в своих жёнах хочет видеть другой человек, который, ко всему прочему, является моим хорошим другом, я не могу пойти ему наперекор.  Фэн Синь замер и сглотнул. Какого?.. Он тяжело вздохнул. Идти против Верховного генерала не было возможности, а уж просить помощи у принца он тем более не хотел.  – Ты готов умаслить друга и отказать своему сыну? – практически выкрикнул Фэн Синь. Его такой ответ больше взбесил, молодой человек едва сдержался от того, чтобы не ударить кулаком по столу.  – Сын мой, – и эти слова звучали несколько издевательски вместе с ухмылкой на тонких губах его отца, – Как ты думаешь, почему я отдал тебя на воспитание во дворец? Хотя у меня была и есть власть отказаться от этого приказа. Юноша мотнул головой, ему действительно было интересно, за что именно его, младшего, постигла такая доля. Его братья росли в доме его семьи, познали ласку и любовь матери, отца. Они оба, как старшие, уже давно удачно женаты, сделали своего старика дедушкой, занимают посты в армии и пользуются почётом и уважением при дворе. Мужчина тяжело вздохнул и прикрыл глаза.  – Знаешь, я в браке с твоей матерью уже почти тридцать лет. Как много-то, а? Сам не заметил, как они прошли. И ещё в первые годы я любил её, обожал, на руках носил и каждый ребёнок был желанен и любим. Я с удовольствием участвовал в воспитании твоих братьев. Правда, я получал истинное наслаждение, наблюдая, как мои мальчики растут, крепнут и познают мир. Но потом... я встретил другую женщину. Поверь, она легко затмила твою мать и красотой, и умом, и характером. Лучшей женщины я не мог себе представить. Но в то же время из похода вернулся мой хороший друг, мой брат. Пэй Юншэн. И он был таким же повесой, как его знаменитый предок. Сколько у него было женщин, никому не ведомо, но так уж вышло, что он влюбился в неё, и ради нее отказался от своего образа жизни. К тому же, она ответила ему взаимностью. А твоя мать… Она настаивала на близости с ней. Я и спал. В результате появился ты. И когда тебя отдали мне в руки, я подумал, что это очень иронично. Единственный сын, который очень похож на меня, и к которому я питаю лишь отвращение. Да, и сейчас я тоже питаю к тебе отвращение. И больше всего я желал придушить тебя прямо в колыбели. И даже дал приказ одной служанке убить тебя, но эта сука доложила всё твоей матери, поэтому она устроила мне разнос, а после этого Юншэн высказал мне всё, что обо мне думает. И сказал, что я ему больше не друг. Фэн Синь слушал это и ощущал внутри медленно вскипавшую волну гнева. Каждое слово этого человека, который говорил об этом с таким лицом, будто о погоде ведёт речь, било по нему беспощадно и без промаха. И внутри с каждым словом всё обрывалось.  Перед глазами Фэн Синя возникла Хуа Сюэ, которая прижимала к себе сына, когда тот бился в лихорадке, поила его травами, а после этого уснула рядом с ним. Её бледное лицо, дрожащие руки и застывшие на глазах слезы... Она обтирала его тело, стараясь сбить слишком высокую температуру, она лично готовила ему бульон, когда её сын не мог есть иной пищи.  И Мадам Му, когда она накрывала своего сына тёплым одеялом, если Му Цин засыпал за столом.  Эти сцены, подсмотренные в чужих семьях, глубоко ранили душу Фэн Синя. Потому что его отец ненавидел его. Это ведь была именно ненависть. Ненависть тогда, когда он пустил его первый лук на растопку, когда отворачивался каждый раз, не замечая ни его успехов, ни его самого. Ненависть и презрение.  Фэн Синь не желал больше этого слушать, он поднялся на ноги и пошёл к выходу, лишь бы подальше отсюда, лишь бы никогда больше не видеть этого человека.  В спину послышался хохот. Эта скотина ржала. Нагло смеялась ему в спину, упиваясь своей безграничной властью, наслаждаясь реакцией Фэн Синя.  – Ты больше всех похож на меня.  Это было последнее, что Фэн Синь услышал перед тем, как выйти из кабинета отца. Быстрым шагом юноша миновал дом, внутренний двор, сад и только потом…  А дальше только бегом, только вперёд, не разбирая дороги. Только бы подальше от этого ужасного дома, дома, где его никто никогда не ждал и не любил. Его ноги сами его несли туда, где безопасно.  Он буквально за час поднялся на гору Тайцан и, не помня себя, добрался до храма. Было тихо, видимо, шла медитация, поэтому Фэн Синь опустился на ступени во внутреннем дворе и ткнулся лицом в колени. И только тогда со стыдом понял, что у него по щекам ручьями текут слезы. Он не знал, сколько просидел в одном положении, пока к нему не подошёл кто-то, сел рядом и опустил руку на плечо.  Фэн Синь поднял красное, заплаканное лицо и увидел перед собой Му Цина. Му Цин приехал в столицу по приказу своего мастера и остановился на горе Тайцан, мастер Мэй радушно принял ученика старого знакомого и даже предложил остаться на время. Правда, приехал юноша не один, а с Хуа, которому уже исполнилось пятнадцать лет. Мастер посчитал, что мальчику будет полезно временно покинуть стены монастыря.  И вот сейчас Му Цин сидел рядом, смотрел мягко и с сочувствием, а после неожиданно обнял, заставив уткнуться в своё плечо. И Фэн Синь снова дал волю слезам, хотя и не хотел этого. В руках он сжимал белые одежды Му Цина, едва понимая, что тот гладит его по плечам в попытке хоть немного успокоить.  Му Цин стал для него братом, которого у него на самом деле никогда и не было. Стал другом и соломинкой, которая держала его мир в том путешествии. Их перепалки, их шутливые драки быстро сделались чем-то вроде ритуала, совершенно необходимым и таким важным, что без них он ощущал себя не таким живым.  От Му Цина пахло полевыми травами. От Му Цина шло тепло, которое Фэн Синь не ощущал прежде от родных людей. Му Цин был рядом в самых безумных идеях. Для Фэн Синя Му Цин стал частью его самого. В самом возвышенном смысле этого слова.  Когда во дворе пошёл дождь, Фэн Синь этого даже не заметил. Не ощутил, потому что над ним держали зонтик из промасленной бумаги. Не понял, потому что нахлынули другие чувства. Му Цин грел его своими руками, своим взглядом. Поддерживал именно тогда, когда даже семья отвернулась от него.  Теперь у него фактически не было семьи. Совсем. Отец, как оказалось, перестал им быть ещё тогда, когда дал приказ его убить. Мать же превратилась в равнодушную чужую женщину, и это было очевидно, когда они впервые встретились после долгой разлуки. Никто не желал видеть его из его кровных родственников, только эти двое - Му Цин и Хуа Чэн.  Когда Фэн Синя немного отпустило, он поднял голову и увидел, что над ними раскрыт красный зонтик из промасленной бумаги. Его держала изящная тонкая рука, а её владелец был облачён в простые чёрные одежды. Длинные пальцы сжимали деревянную ручку.  Лица не было видно, но Фэн Синь и так знал, кто это. Хуа Чэн всё это время стоял тут и держал над ними зонт, хотя с него самого уже чуть не ручьями текла дождевая вода.  – Мелкий… – хрипло от прошедшей истерики позвал его Фэн Синь. Рука на зонтике дёрнулась, а средний палец перестал обхватывать ручку, из-за чего получился весьма неприличный жест.  – Шиди, – с укором произнёс Му Цин, протянув Фэн Синю носовой платок.  Хуа Чэн лишь засмеялся и закрепил зонтик так, чтобы он был прямо над ними, и пролез под него.  Фэн Синь удивлялся тому, как быстро выросла эта козявка. Всего несколько лет назад бегал весь такой щуплый, худой и угловатый, ещё и в пупок ему, Фэн Синю, дышал, зато сейчас вымахал, уже почти достигнув его роста. Правда, всё такой же худой, угловатый и костлявый. Зато со своей привычной лентой и копной чёрных вьющихся волос.  Хуа между тем уже удобно устроился рядом с Му Цином и уставился на Фэн Синя своими демоническими глазами.  – Ты чего? Кто обидел? – спросил его Хуа Чэн и чуть приподнял повязку, чтобы она не мешала ему.  – Неважно…  – Важно. – тут же возразил Му Цин. – Ты мне всё же брат. Не только мне, но тем не менее.  – Я поговорил с отцом насчёт свадьбы, - мрачно выдал Фэн Синь. - Всё же это родители должны выбирать и дату, и свататься, и всё остальное. А он отказал. Сказал, что её хочет взять в жену его друг. Его друг, понимаете? А что хочет его сын, его не интересует. – Хм… Ну, а у вас взаимно? – спросил Хуа и слегка улыбнулся. – Да. Она… Меня тоже любит. И она приняла шпильку, присылает записки, а вчера позволила поцеловать себя в щеку. – искренне и очень смущённо ответил Фэн Синь.  – Женитесь тайно. Дату выбрать? Шисюн умеет составлять гороскопы, гадать тоже. – на словах всё это выглядело очень даже заманчиво. И Фэн Синь даже посчитал это хорошей идеей. – Красное тоже сможем достать. Хотя и не обязательно.  – Шиди, такой брак мало кто признает, - сдержанно, стараясь подбирать слова, возразил Му Цин. - А Цзянь Лань - дама благородных кровей. Там политика выше любви. Так уж сложилось.  – А кто рискнёт идти против телохранителя принца? – Хуа усмехнулся. В его словах было рациональное зерно.  – Мой отец – Верховный генерал. Считай, второе лицо государства. – пожал плечами Фэн Синь и тут же подумал о том, что предпочёл бы родиться в другой семье.  – А принц - сын Императора. Ты его телохранитель. – не унимался Хуа.  – Я… Ей предложу. И если она даст добро, то свадьбе быть. Мне плевать на отца и его амбиции, на желания его друга и дрянную политику. Она моя женщина, я люблю её. - Фэн Синь нахмурился, глаза его загорелись. - И если надо будет, то я буду защищать её от лап этого урода с мечом в руках.  Му Цин слабо улыбнулся и покачал головой. Останавливать Фэн Синя не имело никакого смысла. Потому что он упёртый баран. А Му Цин просто погадает и составит гороскоп, чтобы помочь своему названному брату.  Мэй Няньцин, который вышел подышать свежим дождевым воздухом, слышал их разговор с самого начала. Он стоял за колонной, оставшись незамеченным, и хмурился. К сожалению, все его предсказания сбывались. Каждое. И теперь пункт про тайный брак обрёл свой смысл. Медленно, но верно Империя погружалась в хаос. Медленно, но верно меч мести уже готовился нанести удар по Верховному генералу.