Полёт бабочки

У демона длинные когти, которые легко, словно это не дерево, а кусок мяса, прошили насквозь толстый ствол старой сосны. Мощные и большие руки, на которых вздулись противные синие вены и обрывками висит кожа. Огромные зубы, которые с лёгкостью погружаются в плоть и ломают кости. На нём тёмно-зелёные одежды, у него чёрные волосы, которые не дают рассмотреть его лицо. Хуа Чэн играючи отскакивает от сильного удара мощной конечностью и наносит рубящий удар по руке. Демон орет и злится, кажется, ещё больше, потому что теперь тёмная ци буквально течёт по земле, словно чёрная болотная вода. Но Хуа в ней не тонет, хотя у любого другого заклинателя волосы на голове зашевелились бы от такого потока ненависти. И надо сказать, что юный заклинатель даже понимал бешенство этой твари, которая хотела мести. Мести за поруганную честь любимой дочери, его жемчужины, его сокровища, которое он берег всю жизнь от чужих взглядов. Мести за то, что её хрупкую жизнь оборвали в грязной камере, заставив при жизни пройти через ад. Отец, искавший возмездия и справедливости, не нашёл этого при жизни, зато попытался восстановить после смерти. И почему результат таких поступков успокаивать именно им двоим? Хуа Чэн, сжав зубы, нацепил на демона ещё один талисман, который должен был его взбесить сильнее, заставив выйти наружу всю тёмную ци, чтобы можно было нанести последний удар. Но демон опасный, большой и взбешенный, удары сильные и быстрые, он разорвал заклинателей на куски, если бы они медлили. Поэтому приходилось буквально пренебрегать уроном в угоду скорости, Хуа Чэн ощутил, как по лицу текла тёплая кровь, но это не смертоносные когти, а всего лишь ветка дерева оставила на нём свой уродливый след. Но это не должно мешать, он даже вытирать не стал, не имело никакого смысла. Все раны надо обрабатывать после боя, а не во время. Особенно когда почти всё кончилось. Му Цин нацепил на демона несколько талисманов, которые заметно снизили маневренность твари, они смогли отогнать её подальше от жилых домов, чтобы разобраться с демоном без лишней крови невинных жителей и солдат, так что они вышли за пределы Юнань. И сейчас оба заклинателя резво скакали вокруг да около в надежде нанести твари хоть какой-нибудь урон, но это было сродни тычкам безобидной тростью для кабана. А у этой зверюги плотная шкура, которая могла выдержать и не такие атаки. Зачастую охотники, которые порывались принести в дом большую тушу, сами оказывались жертвами этого животного. Тварь брыкалась, клацала острыми зубами и то и дело вспарывала песчаную почву когтями. А надо было уже перестать сопротивляться. Хуа Чэн ощущал странный азарт, ему не хотелось подвести шисюна, так что он решил, что должен показать всё, что только может. Но Му Цин велел быть осторожным и не подставляться под удары агрессивного отца семейства. Впрочем, было в этой агрессии ещё что-то предсказуемое, потому что бывший мясник бил по суставам в надежде оторвать конечности слишком прыткой добыче, чтобы с удовольствием её притащить в своё логово и скинуть на обед крысам. Демон ревел, злился и был готов войти в стадию полного исступления. Тогда-то Му Цин понял, что ждать не имеет смысла, надо было брать его в таком состоянии и начинать развеивать тёмную ци в надежде хотя бы вывести демона из этого состояния и с ним поговорить. Им с Хуа Чэном пришлось скрестить сабли, чтобы между двумя клинками проскочила искра, ставшая началом божественного пламени. Оно валом прошлось по земле, выжигая на своём пути всю тёмную энергию, какая только попалась. В воздухе появился запах горелой плоти, но с мерзким налётом гнили и тухлых яиц. Однако Вал Небесного Пламени сделал то, что должен был. Он выжег из злого духа большую часть темной ци, заменив её собой. Пламя взвилось высоко в небеса, буквально обжигая их, демон взвыл и забился, как загнанный в угол зверь, у которого разом отняли все силы. Но горела только тёмная ци, а не сухая трава и ветки. Пламя имело насыщенный зелёный цвет, от чего происходящее на поляне выглядело ещё более опасным и почти инфернальным. Для применения этого приёма надо было довести духа до состояния крайне сильного бешенства, чтобы темная ци стала хорошей основой для пожара. Чары очень опасные, редкие, и главное – использовать их можно только в определённых условиях. Потому что если применить этот приём на обычную нечисть, то он не будет так хорошо действовать, вызвав лишь непродолжительное тление. Но сейчас... Хуа Чэн посмотрел на пламя, которое рвалось в небеса, и понял, что негативных эмоций в демоне очень много. И огонь всё выжигал, как и полагается. Теперь демон был не таким опасным, но когти всё равно представляли серьёзную угрозу. – Господин Не, – обратился к демону Му Цин. – Вы готовы разговаривать? – Да начерта мне с вами разговаривать?! – плюнул демон, который обессиленно сидел на земле, огромными когтями впиваясь в почву. – Убейте меня, и всё! А если убить не можете, то не мешайте! Я даже в аду достану всех тех, кто надругался над моей Цзе-эр! – Насчёт этого мы и хотим поговорить. – тут же вперёд вышел более красноречивый Хуа Чэн. – Нам не по душе, что Вы, господин Не, взялись убивать солдат, но и не нравится тот факт, что насильники ходят на свободе, живые и здоровые. За свой поступок они должны понести наказание. – Сладко говоришь, сопляк. А меч больно знакомый у тебя. Не Пэев ли ты сын? – это было весьма неожиданный поворот разговора. Демон поднял голову и посмотрел прямо на Хуа Чэна. – А, точно его. Отцовский рост не просрать, как ни старайся. Так слушай меня, коль в тебе есть хоть капля его крови. – Да, я Вас слушаю. – Я служил под его командованием. Долго служил, вплоть до того, как его не обвинили в заговоре. У отца твоего были хорошие отношения с младшим братом, несмотря на то, что тот хитрая задница, но тылы твоему отцу, когда они вместе на Севере правили, этот хитрожопый хрен прикрывал отлично. А в Сяньлэ твой отец прослыл очень негибким и принципиальным человеком, взятки не брал, воровать не спешил, да и армия при нём цвела. Он знал толк в хорошей подготовке солдат. Но потом это нелепое обвинение, и семь человек лишились жизни только из-за этого хуйла по имени Фэн Хайдэ. Дальше всё понеслось стремительно, реформы армии, которые привели меня на запад, искать лучшей жизни. Я семью свою перевёз, дочку, сыновей. И… снова этот хрен всё испортил. Только не он лично, а Бин Хан и его гвардия. Бин Хан когда-то давно был послан из армии, попытался сунуть свой грёбаный сорняк не в ту дырку, Юншэн такого говна не простил. Отправил того под трибунал, а тот по пути до места казни сбежал, и хрен бы с ним, да всплыл этот бляденыш здесь. Живой, лыбится во все зубы, мясо у меня покупал для своих волчар. И с ним тот сопляк, который моей дочери мозги пудрил. Красивый, но глаза, как у типичного лиса. И знаешь, моя дурочка повелась на этого. Гуляла с ним, таскалась, цветочки и дорогие подарки от него приносила… Пока не пропала. Я искал её, ходил во дворец, где обосновались эти шакалы, меня просто стража избила, а тот щенок так и не явил свои бесстыжие глаза. И потом мне пришло письмо, какой-то неизвестный хрен в деталях описал, как они над моей девочкой измывались всей толпой! Твари! И тогда… Тогда я решил, что стану демоном. – Откуда вы знали, что могли стать злым духом? – резонный вопрос Му Цина прервал длинный рассказ духа. – Я знал Юй Ланьхуа, эта дамочка та ещё штучка, такие вещи могла делать, что для меня, дурака, это едва не явление богов. Ха! И она мне рассказывала, как демоны появляются. А я очень хочу отомстить, очень! Но эти выродки уже уехали, так что пришлось привлекать их внимание убийством стражников из столицы. – Но пришли мы, – заключил Хуа Чэн и посмотрел демону прямо в глаза. – Я… Не понимаю Вас в полной мере, но меня очень терзают мысли о мести за отца и за несчастную судьбу матери, и матери моего шисюна, его Му Цин зовут. Меня Хуа Чэн. Господин Не, что вам нужно, чтобы вы смогли рассеяться и войти в круг перерождения? Что мы можем сделать для Вас? – Отомстить. Просто отомстить. Я хочу увидеть, как их глаза потухнут, как они будут ползать на коленях, вымаливая прощение, но... Как я могу их простить?! Я не могу! И никогда не смогу! И если мне предстоит оказаться с ними в одном кругу Ада, то мне будет величайшим удовольствием видеть, как они страдают! Они должны ответить за свои преступления, за каждое! За мою Цзе-эр, за других девчонок, над которыми они надругались, за забитых до смерти парней, за грабёж простого населения! Поспрашивайте местного капитана стражи, он вам много чего расскажет! И про то, как эти ублюдки надругались над девочкой на мельнице, как сожгли её семью заживо! И всё это на глазах стражи! И они ничего не делали! Все эти щеглы заслужили то, что с ними стало! – он рычал, иногда сбивался, но его голос звучал очень чётко в треске зелёного пламени и практически абсолютной тишине леса. Все птицы и животные в страхе покинули это место. Хуа Чэн смотрел на демона и не знал, что ответить. Он рос там, где царила справедливость, где за проступком следовало наказание. Мастер Цзань учил отвечать за свои поступки, отвечать добром на добро. И теперь в сердце юного заклинателя зародилось странное чувство. Будто все это зря. Все эти стремления кого-то защитить – напрасны. Ведь всё равно каждый день происходят подобные преступления. Погибла бедная девушка, сгорели заживо крестьяне, и никто ничего с этим не сделал. Хуа Чэн снова вздохнул и вытер со щеки кровь. Мог ли он обещать этому демону месть? Нет. И он оказался в тупике. Бросив взгляд на Му Цина, тот понял, что даже шисюн не знает, что с этим поделать. Заявиться к князю и потребовать справедливости? Глупо. Они, наверняка, в курсе всего, и даже не против, если ничего не сделали с этим. Непростые размышления юноши были прерваны чьими-то тяжёлыми шагами. К ним кто-то шёл. Хуа Чэн обернулся и увидел высокого мужчину. От него исходила очень сильная тёмная ци. Он кого-то нёс на руках, хотя пламя всё же давало возможность разглядеть, что это был человек в доспехах городской стражи. Мужчина опустил ношу на землю. – Помогите ему. Он умирает. – проговорил мужчина и указал на того, кто лежал на земле. Му Цин был готов поклясться, что слышал этот голос раньше. Но его внимание привлёк раненый, и стоило Му Цину приглядеться, в раненом стражнике он узнал Фэн Синя. Его сердце остановилось на несколько секунд, и, только отойдя от шока, он рискнул подойти ближе, держа саблю наготове. Хуа Чэн направил оружие на ещё одного демона и отошёл от господина Не, чтобы видеть обоих. Что-то в этой ситуации стало очень много темных сил. Даже слишком. Неизвестный же поднял руки, показывая, что у него нет никакого оружия, а потом убрал с лица капюшон. – Генерал, какого демона ты не упокоился с миром?! – взревел господин Не. Генерал? Хуа Чэн пытался рассмотреть лицо мужчины, но тот лишь усмехнулся. – Нечего там высматривать, смерть никого не красит. – отозвался он. – Как же неловко. Я столько лет за тобой следил, а всё равно ты превзошёл все мои ожидания. – и голос его был очень... Заботливым. Теплым. Хуа Чэн на секунду поймал себя на мысли, что так мог бы с ним говорить... его отец. И оказался прав. Му Цин уже понял, кто перед ним. И решил, что этот демон не причинит им никакого вреда, поэтому можно было сконцентрироваться на Фэн Сине. Пальцами попытался нащупать пульс на шее Фэн Синя, слабый, как нить, но всё же был. Ножом Му Цин перерезал ремешки, чтобы снять сломанные доспехи и получить доступ к ранам. Да, это действительно был Фэн Синь. Бледный от потери крови, но живой. Еле живой. И на шее болтался тот самый оберег, который Му Цин подарил ему и его жене перед отъездом из столицы, после свадьбы. Так сказать, подарок на прощание. И вот сейчас этот подарок поддерживал слабый огонь жизни в его израненном теле. Целебный заговор, наложенный на амулет, делал то, что должен был. Му Цин выдохнул и решил, что обязательно сделает такой еще раз. И ещё раз. Будет делать столько, сколько понадобится, лишь бы оттолкнуть от них смерть. Му Цин без сомнений рвал рукава своих одежд на повязки, которые накладывал на раны, рассматривая их в зеленоватом свете огня. – И какие у тебя были ожидания? – тем временем спросил Хуа Чэн у того, кого назвали генералом. Свой меч юноша отводить не спешил. Демоны на то и демоны. Хитрые и опасные. Бай его этому научил, заставил впитать в кровь, когда во время жёстких ночных тренировок беспощадно вбивал в землю каждый раз, когда Хуа Чэн открывался, наносил жёсткие и сильные удары, оставлял синяки, а потом сам же лечил эти раны. И была в этом особенно извращённая забота, которая почему-то пришлась Хуа Чэну по душе. – Сейчас это неважно. Надо решить, что делать с Не. – тут же заявил демон. – А что со мной делать, генерал? Дайте мне вскрыть их глотки, и тогда я успокоюсь с миром. – господин Не скалил острые зубы, впивался когтями в землю. – Нет, ты просто успокоишься, а месть я беру на себя. Хорошо? – мужчина, который генерал, подошёл ближе и опустился перед господином Не на корточки. – Я обещаю. – Слышь, генерал, я всё понимаю, но... Тебе самому разве не хочется уйти на покой? – Я не могу. У меня здесь сын, жена, я не могу оставить их в одном мире с этим вероломным ублюдком. – Твой сопляк только что меня на лопатки уложил, ты уверен, что ему нужна защита, а? – господин Не воззрился на эту семью с немалым удивлением. Отец?.. Хуа Чэн не помнил его. Только по словам матери, которая нежно берегла любую память о нем, и ещё по скупым рассказам Му Цина, который кое-что помнил про бывшего Верховного Генерала. Но голос Хуа дрогнул. Ему действительно не хватало этого. Наставник – это наставник. Бай – это Бай. Они не родители. Му Цин ему старший брат. – Шиди, иди сюда. – Му Цин подозвал юношу. Хуа Чэн тут же подбежал к нему и опустился на колени рядом с ними. Фэн Синь лежал на земле, бледный, но живой. Живой, кажется, вопреки. Как он здесь оказался? Этот вопрос они непременно зададут позже, когда он очнётся. Хуа Чэн краем уха слушал разговор двух демонов, а руки его сами выполняли простые действия. Он хотел помочь своему другу. – Я уверен, что ему нужна моя защита. Он маленький ещё. – демон бросил на Хуа Чэна странный взгляд и грустно улыбнулся. – Маленький? Юншэн, я тебя, конечно, могу понять, ты его только младенцем видел, но недавно этот "маленький мальчик" скакал вокруг меня, уворачиваясь от ударов, орудуя твоей саблей лучше тебя. – и всё же, несмотря на сварливое ворчание, господин Не отчасти понимал, почему Юншэн хочет остаться. Дело было не в том, что Юншэн видел своего сына ещё в колыбели, едва имея возможности его коснуться, а в том, что он хотел наверстать годы, которые они провели отдельно друг от друга. Юншэн наблюдал за сыном всегда, с той самой минуты, как обернулся призрачным огоньком, стремился быть рядом и после, но, так или иначе, он не мог проникнуть на территорию монастыря. Он демон, а демону в святые места нельзя. Зато можно следить за Хуа во время путешествий, охоты. Сохранив и после смерти и перевоплощения в демона своё благородство, Юншэн вообще не хотел показывать себя, однако сегодня его привлёк запах крови, который исходил от Фэн Синя. Молодой парень лежал в густой траве, умирая от многочисленных ран, кто-то очень постарался, чтобы его убить. И тогда у Юншэна был выбор. Стоит ли помогать? Ведь это сын его врага, того, кто предал его семью, обрёк его жену и сына на жизнь вне дворца, нацепил на его сына клеймо – его отец предатель. Тем не менее, он не мог оставить умирать того, кто не виноват. К тому же, Фэн Синь был и есть близким человеком для его сына. Другом, наставником иногда. И Юншэн просто не мог оставить его вот так. Поэтому взял его на руки и понёс в сторону боя. Да, рискованно, но в случае чего он бы прикрыл этого парня. Но этого не понадобилось. – Неважно. Сердце ребячье. Так что? Месть на мне, а ты идешь дальше. Как тебе такое? – Знаешь, генерал, я верил тебе при жизни. И ответь мне честно. Был ли заговор? – вопрос звучал без упрёка. Мать Хуа сомневалась в заговоре. И если отец обернулся демоном, то это значит, что он мог дать ответ на вопрос, мучивший многих близких ему людей. Но что мешало ему соврать? – Не было никакого заговора. Меня устраивало моё положение. Я даже хотел вернуться обратно на север, отдав пост Фэн Хайдэ. Хотел воспитывать ребёнка в родных краях, вместе с женой. Понимаешь? Вся эта политика мне никуда не упала. Я – воин, а не министр. – и это было очень похоже на правду. Хуа навострил уши. То, что он слышал об отце, укладывалось в эти слова. – Что ж... – господин Не вздохнул и внимательно посмотрел на генерала, – Я верил тебе при жизни, я верю тебе и после смерти. И я спокоен, что за месть возьмешься ты. Сделай это. Пусть пострадают сукины дети, они заслужили. И ещё один вопрос. Зачем ты спас того стражника? – Этот человек ни в чем не виноват. К тому же, он явно не от твоих рук пострадал. – Как ты вообще стал генералом с таким мягким сердцем? Это ведь щенок твоего врага! - возмутился Не. – А ты откуда знаешь? – мягко и спокойно ответил генерал и склонил голову на бок. – Узнал его морду. Весьма примечательная. – демон зло усмехнулся. – Так ради чего? – Дело в том, что он не виноват в злодеяниях своего отца. И, если начистоту, то, понаблюдав за ним довольно долгое время, я считаю, что отец его недостоин такого сына. Понимаешь? – факт оставался фактом. При очень схожей внешности, Фэн Хайдэ и его младший сын Фэн Синь были абсолютно разные. Слишком разные. Пламя, сжигавшее тёмную ци, ослабело и начало угасать. Это значило, что ещё немного, и последний щит падёт. – Понимаю. Дерьмо, генерал, почему ты даже демоном не утратил совесть? – господин Не сплюнул на землю. – Чёрт с тобой. Что ж... Мы договорились. Я пойду дальше, а ты... Ты уж будь добр, защити этих сопляков от всего дерьма, что на них свалится. Последний раз господин Не посмотрел на небеса. И было в его взгляде что-то такое, от чего тоска накрыла. Юншэн прижал кулак к раскрытой ладони в качестве последней чести. Ему, как генералу, было больно видеть своих солдат в таком состоянии. И дело было в отчаянии, которое их сопровождало. Слишком много злодеяний натворил его бывший друг, чересчур много людей пострадало от его амбиций. Юншэн считал себя виноватым в том, что не разглядел рядом с собой такого человека. И все его солдаты пали жертвой предательства. Он поклонился брату по оружию. Господин Не закрыл свои тёмные глаза и стал медленно растворяться в ночи. Сначала его тело сделалось полупрозрачным, а после начало распадаться на маленькие зелёные огоньки, которые тут же сливались с затухающим пламенем. Хуа Чэн смотрел на это со странным чувством смирения и утраты. Внутри буквально что-то оборвалось. Будто первая нить, которая держала его от падения в бездну.