***
За тонированными стёклами стремительно пролетают подсвеченные лиловым заревом кроны лесопарка вдоль шоссе Авантюристов. Хвала пятнице — пробки в сторону центра в разы меньше, чем в область. Проделки ли это Авантюристов, в честь которых и назвали дорогу, или вина ипотечников, мотающихся туда-сюда двадцать четыре на семь — хуй знает, однако для Сано и Имауши карты в навигаторе сегодня легли весьма удачно — зелень сплошная с редким жёлтым пунктиром. Покосившись на стоящие в заторе тачки, Вакаса наклоняется вперёд, и с гаденькой ухмылкой выкручивает колёсико громкости магнитолы на полную. Задымленный куревом салон Сильвии мгновенно забивают оглушительно громкие биты. Поебать, что за жанр — Имауши очень нравятся ритмичные треки, напоминающие старый клубняк. Особенно в сочетании с незамысловатым текстом про тусовки, драки и скорость — эти три слова имеют огромное значение. История короткая, классическая: на одной из пьянок Шиничиро ввязался в серьёзную драку, хотя особой силой и ловкостью никогда не отличался. На нетрезвую голову его природные сообразительность и ум отключились напрочь, и более устойчивый к алкоголю Имауши невольно превратился в дипломата. Позже — в полевого медика, врачующего разбитый нос лучшего друга. Смотреть было больно на пьяно улыбающееся лицо, сплошь покрытое кровоточащими ссадинами. Однако раны и льющаяся из ноздрей кровь не помешали Сано сорваться с дивана и благодарно впиться губами в рот Имауши. Их первый поцелуй получился смазанным, липким, с железным привкусом первой положительной, приправленной понижением градуса и водкой Абсолют, но был настолько интимным и честным, что Вакаса не мог не ответить взаимностью. Дальше всё пошло своим чередом, будто так оно и надо — теперь эти двое потихоньку присматривают квартирку в Новогостино и спорят о том, важно ли наличие подземной парковки. Шиничиро поудобнее перехватывает сигарету, тянется к приборке, не отвлекаясь от дороги. — Пиздец я надымил, — читает по его губам Вакаса и мысленно соглашается. Громкая музыка через опущенные стёкла вырывается наружу — они с Имауши проветрят, а работяги из своей пробки послушают, какова на вкус жизнь тех, кто ни о чём особо не запаривается и трудится в свободном графике на собственной шиномонтажке. Лесопарк и эстакады сменяют сталинки и корпуса заводов времён полузабытой эпохи. Вакаса откидывается на сиденье, подставляет лицо ветру, от которого светлые пряди метает из стороны в сторону. Голову кружит смог, вдавленная в пол гашетка и синий винстон, чадящий между губами Шиничиро — атмосфера безграничной свободы поглощает. Имауши проникается ею, начиная постукивать подошвой по днищу в такт музыке. Запрокидывает голову, шлифуя новой порцией холодного портера пиздатое настроение и недавно проглоченную картошку фри из мака. В животе приятно плещется, охлаждает — Вака блаженно щурится и вальяжно забрасывает ноги на торпедо. Блять, как же охуенно, Господи. У въезда на транспортное кольцо взор концентрируется на руле. Точнее, на руке Сано, уверенно держащей его — тот всегда водит одной, не боясь обгонять попутки и вылетать на встречку через сплошные. Оказавшись на новом витке гладкого асфальта, притормозившая ранее Сильвия мгновенно набирает скорость, рокоча двигателем на всю округу. Внутри всё сжимается в томительном ожидании момента, когда стрелка спидометра переваливает за сотку. Обратный счёт идёт на секунды — от семи до нуля. Пульс стремительно ускоряется, подстраиваясь под бешеный бит — кажется, вибрирует не только в голове, но и за спиной — сабвуферы дорогие, ебашат, как положено. Ветер пуще прежнего бьёт в лицо, провоцирует всплеск эмоций — расширенные зрачки Имауши снова мажут по бледным губам и рыжему фильтру между. Переходят на глубокие мазутные радужки и тонкие черные ресницы — Шиничиро восхитительно спокоен. Он постукивает пальцами по ободу в такт музыке, легко улыбается уголками рта, плавно прокручивая руль — всегда чертовски аккуратен, несмотря на безбашенные лихачества. И как умудряется сочетать? Как? Вака рвано выдыхает и кладет ладонь на чужое бедро — в такие моменты Шина хочется много-много целовать. Сано косится, пропускает смешок — наверное, заметил поистине юношеский азарт в лавандовом взгляде. На прохладную худую руку внезапно ложится чужая, тёплая. Она бережно сжимает, ласково оглаживает огрубелыми подушечками костяшки. Имауши вздрагивает, давясь вечерним воздухом и своим любимым портером, подрывается с сидения, целует мягкую щёку. И Сано опять смеётся, слегка прикрывая глаза. Чёрт. По телу мощным гудком пробегает трепетная дрожь, зажигает тысячью огнями щёки и уши — тот редкий звонкий хохот, что способен заглушить любую музыку, Вакасе хочется улавливать постоянно, в любое время дня и ночи. Свободная кисть сама зарывается в жёсткий чёрный волос, ерошит, расчёсывает, перебирая гладкие прядки, а Шиничиро, не сводя глаз с бесконечного транспортного, крепко сплетает их пальцы вместе. Если бы весь мир мог услышать, как же сильно Вакаса любит этого придурка, то он бы непременно закричал в рупор.***
Ночная движуха на Орлиных горах пока на начальной фазе — Сано и Имауши подоспели как раз вовремя. Шумит нескладно музыка из десятков разных автомобилей, перекликается с громкими пьяными голосами — где-то смеются и визжат девчонки, где-то разгорячённо спорят парни, обсуждая, какой обвес выглядит круче, дерутся шутливо — здесь никогда не бывает скучно. Заметив в толпе знакомые лица, Шиничиро заглушает музыку, тормозит и быстренько паркуется около знакомой обоим красной Тойоты Марк. Вакаса тоже приготавливается к выходу — отстёгивает ремень, ставит банку в подстаканник, поправляет встревоженные ветром волосы, посматривая на себя в боковое зеркало — на шее таки алеет свежий засос. — О, а вот и Шин прикатил, — снаружи слышится хорошо узнаваемый бас. — Привет, Вака, как доехали? — сквозь открытое окно протягивается здоровенная ручища. — Порядок, — приняв рукопожатие, скупо отзывается Имауши — не любит стандартные вопросы, кажущиеся ему абсолютно бессмысленными. — Бенкей, куда опять Такеоми слинял? — уточняет Сано, выбираясь из салона. Обходит машину, здоровается с другом. Имауши лениво выходит следом и захлопывает дверь, пикает сигнализацией Сильвии — Шин постоянно забывает о ключе зажигания, — и окончательно погружается в гвалт разномастных звуков. Подходит к парням, нескромно прислоняется к плечу Шиничиро, трётся щекой — похуй ему, кто что скажет. Хочет трогать своего парня — будет трогать, а любому, кто скажет своё «фе», еблет в фарш превратит, не вступая в переговоры. — Этот долбоеб опять на телефоне, — Акаши сегодня тоже очень добрый. — Вон он, сейчас подойдёт, — короткостриженная голова кивает в сторону, а Шиничиро и Вакаса синхронно устремляют взгляды к противоположной обочине. — Акаши, пиздуй к нам! Разрушительный голос Кейзо любого сдвинет с места, поэтому Такеоми дёргается, и хмуро топает к друзьям, не прекращая пялиться в смартфон. — Что у тебя стряслось? — тактично вопрошает Шин. — Очередная дама сердца кинула, и теперь трахать некого, — в привычной манере язвит Имауши, оплетая руками чужое жилистое предплечье. — Да, Оми? — Если бы дама, блять, — тяжко вздыхает тот, убирая мобильный. — Харучиё опять из дома сбежал и деньги мои с собой прихватил. Ещё и трубку не берёт. — Ты делай ему мозги почаще, чтобы вообще без вести пропал, — саркастично отзывается Бенкей, похлопывая по тощему плечу Акаши. — Я бы тоже твоих нотаций не выдержал. А если серьёзно, то не пытайся его воспитывать, тогда никто и убегать не будет. — Да хуй с ним, с побегом, — раздосадованно махнув рукой, страдальчески корчится Такеоми. — Я деньги те на ставки откладывал, понимаете? Матч скоро, блять, а он мне такую подлянку устраивает. — Во дела, — озадачивается Шин — естественно, он не одобряет такие взаимоотношения между родными, но у Акаши на всё свои взгляды. — Ага, и смех, и грех, — согласно заключает Имауши и закатывает глаза.