***
Столкнуться с изнанкой столицы почти в самом её центре приходится на выходе из вестибюля — Кен плечом толкает тяжёлую деревянную дверь, придерживает её по привычке, чтобы идущих сзади не сшибло, и сразу же упирается глазами в тела, спящие и распивающие у гранитных парапетов. Курят вроде легальное, табачное и дешевое, пиздят о реальных вещах, размахивая руками. По соседству с ними — трезвые, случайные, только сошедшие с поездов дальнего следования, с сумками, багажами на колёсиках, рюкзаками. Даже туристическими — выше собственного роста, как у тех в панамках, — надо же. Чифую похлопывает по плечу, обращая на себя внимание, зовёт в другую сторону, приговаривает, что им не сюда, а гораздо дальше, что вот эти все бездомные тут — нормальное явление, и хорошо, если они не обсаженные, а то такие концерты и гастроли устроить могут, что не позавидуешь. Призывно машет рукой, указывая на какое-то стрёмное здание, под крышей которого установлены ярко-красные буквы в духе ушедшей эпохи. — На четвёртом этаже, там пипец сколько всего, — добавляет он. Кен ещё раз бросает взгляд на тот монументальный торговый центр, на бесконечный каскад тёмных машин, синих автобусов и на дребезжащие трамваи, что теснят друг друга на широкой, но чертовски оживленной дороге. Точно здесь этот ваш корейский магазин? Хочется неиронично спросить, не прикалывается ли Мацуно, но Кен засовывает свой интерес в карман штанов-карго вместе с телефоном и застёгивает на замок, продолжая осматриваться. Обонятельные рецепторы чувствуют стойкий запах курева, со всех сторон поджимает советская застройка, по оживлённо гудящей площади разливаются ручейки прохожих, собираются в полноводные потоки у спусков в подземные переходы к подземке и наземные тропки к вокзалам. У столицы лиц равноценно количеству её жителей, нарядов — поменьше, в зависимости от района. Конкретно это место, как бы сказал Мицуя — чёртов авангард или гранж. На фонарных столбах — обрывки объявлений про помощь наркозависимым и стикеров с чьими-то тегами, у бетонных отбойников стоят военные со спортивными сумками, болтают с ментами, не реагируя на спящую тушку в паре метров сбоку. От Баджи, тем временем, начинают сыпаться локальные шутки про чувака под солями, который убегал от стражей порядка у них с Чифую на глазах. Последний смеётся, каким-то боком вспоминает о похождениях ребят из Льва Против, пытавшихся изгнать всё местное население. Выясняется, что безуспешно: местные на то и местные — своего не отдадут, даже если это кусок картонки, дырявая куртка из помойки и настойка боярышника, купленная в ближайшей аптеке. Кен внимательно слушает, только философствует о своём, попеременно отвечая Майки, который решил закидать всю личку своими видеосообщениями с вишнёвым пирогом — Мицуя приготовил, говорит, — по-детски щербатыми Маной и Луной и с процессом того, как он носится бешеным хорем вокруг Такаши, колдующего с нитками, иголками, красками и очередным худаком из сешки за своим столом, тыкает Хаккая, покорно сидящего рядом, предлагает улыбнуться в камеру. Тот опять роняет лицо на стол, теперь со стеклянной подложкой и детскими рисунками под ней, и страдальчески мычит. Бедный Хаккай, боже, его такого бесхребетного и аморфного доставать, отвлекая от созерцания своей безответной любви — почти преступление, хотя Майки дозволено практически всё, что недоступно простым смертным. Почти преступление совершает сейчас Дракен — слишком много думает, мысленно пиная себя по почкам — свалилось же это всё на голову в тоннеле, на пару с руками Баджи на талии Чифую. Вопрос реально философский — хуйня или не хуйня, почти как у Шекспира. Дракен дёргает замочек на несчастных карго, лихорадочно формулирует различные варианты ответов на нереально личное «Парни, вы ведь встречаетесь?», не забывая поддерживать непринуждённую беседу, спускаясь по каменной лестнице. В подземном переходе пытается не реагировать на чей-то болезненный кашель, кривые граффити, битое стекло, хрустящее под подошвами Самб и пятна на плитке, и характерную вонь изо всех щелей — главное дышать реже. Бардак такой, будто они идут не по центру огромного мегаполиса, а по филиалу полномасштабного наркопритона. Длится это недолго — преодолев следующие ступеньки — тоже заляпанные, — Кен оказывается внутри ещё одного филиала, на этот раз ушедших эпох конца девяностых или начала двухтысячных — даже пахнет стариной какой-то. Он эти времена своей детской, совсем размытой памятью не застал, зато прекрасно наслышан обо всём благодаря бабушкиным историям. А что, похоже. Прямо у входа висят связки зонтов, стоят лотки с фонтанчиками и фигурками для дома, на пластиковом стуле восседает продавщица с журналом и чаем в стаканчике. Дальше, если закрыть глаза на неуместный здесь магазин косметики, попадаются павильоны со шмотками. Чифую пролетает мимо, заметно оживляется, зазывая за поворот, дескать, там лифт, смысл на эскалаторах ехать, они тут чёрте как установлены, дольше петлять между торговыми рядами и коридорами придётся. Кена же с каждым новым шагом душит ощущение, что он точно зря согласился на задумку Мацуно, и ступил явно куда-то не туда. Сомневается. Сомневается — ещё слабо сказано, обычно он дарил Майки всякие штуки по типу Лего. И в лифте сомневается, и рядом с платным туалетом в придачу с суровой вахтёршей — в качестве защиты от все тех же бомжей с вокзальной площади, поясняет Чифую, единолично принявший на себя роль экскурсовода. Баджи поддакивает ему, усмехается, касается его непринужденно — то футболку его цветастую поправляет, то чёлку, то значки на шоппере тянет и хихикает, точно косички, которых у Мацуно нет. Но если бы были, то Баджи, зная его приставучий характер, постоянно бы их дёргал, чтобы растрепать, получить пару гневных затрещин, и самолично переплести заново.***
Прежние мысли сменяются более бытовыми, вопросы нарастают один за другим, глаза разбегаются среди десятков стеллажей и холодильников с самой разномастной едой на хрен его пойми каком языке — от газировки и лапши, которые запросто можно узнать по одной форме коробки, и до знакомых и не очень знакомых брендов сладостей. Несмотря на наличие других покупателей, процесс закупки проходит шумно и сообща, под строгим надзором, согласно инструкциям Чифую — тот с важным видом поясняет разницу между импортным Чоко-паем и тем, что продаётся в БестПрайсе. Дракен и не против, чтобы ему всё объяснили, наглядно показав, что вкусно, что нет, какие начинки — Мацуно, судя по всему, пробовал тут чуть ли не каждую закуску. То туда бежит, гремя значками на шоппере, то сюда мечется — Баджи наблюдает за этим с лёгкой полуулыбкой, деловито прогуливается вдоль полок с бич-пакетами, загребает несколько, заявляя о необходимости реванша с лапшой. Чифую вскидывается, сверкает глазами, и моментально липнет к нему, ненадолго отвлекаясь от поиска сладостей для Майки — обсуждают, кажется, какую лучше. — Да ну на хуй короче, давай сырную просто, которую в прошлый раз брали, — подытоживает Кейске, и тянется к верхним полкам. — Вот эта ещё вкусная, да-да, розовая, её тоже возьми, — направляет его Мацуно, подпрыгивая на месте. Женатики, бляха-муха — хмыкает под нос Дракен, вспоминая золотистые волосы Майки и дурацкие хвостики на макушке, которые тот потребовал завязать себе в одну из их ночёвок. Теперь Рюгуджи, кажется, всё больше понимает, почему Баджи стал реже навещать их компанию в одиночку и в принципе. По итогу эти двое выбирают несколько разных вкусов, а про реванш с острой лапшой благополучно забывают. Рюгуджи, в свою очередь, затравленно глядит на корзинку в руке — там, кроме соломки в черничной, шоколадной, и какой-то ещё, забыл какой глазури, похожей на ту с арахисом из алкомаркета, снеков с мёдом и прочей извращённой азиатской ерунды — не, ну реально, странные же у них предпочтения, — уже появились какие-то фантастические штуки в ярких упаковках, похожие больше на пластилиновые медальоны, обсыпанные тальком. Моти с виноградом, вовремя объясняет Чифую из-за плеча. Рисовые пирожные с сладкой начинкой, говорит, а вот те, рядом, с бобами, тоже сладкими. Дракен ничего не понимает, кроме того, что этими моти в Японии — лучше бы Мацуно ограничился рассказом про их состав, — регулярно давятся насмерть из-за клейковины. Естественно, он на такое возмущается: — Ты Майки угробить решил? — Детский мир через стенку, бабуля, — моментально скалится Баджи, потрясывая коробками с лапшой. Провоцирует или мнение отстаивает? — Слышь, знаток, тебе по чайнику давно не стучали? — угрожающе цедит Дракен, делая шаг вперёд. — Какая я тебе бабушка на хуй? Кейске хитро гремит лапшой, выглядывая из-под своих длинных волос, покачивается из стороны в сторону, как блядский факир или кто-то около того. — Самая заботливая бабушка на свете, — кривляется он, приправляя каждое слово доброй горстью сарказма. — Парни, на пустом месте сейчас посрётесь, — между ними двумя возникает Чифую, и с непривычными для него гоповатыми нотками добавляет, мотая головой от одного к другому: — Харе хуйней страдать, а? — хмурится он, и тут же меняется в лице, поворачиваясь к Дракену. — Моти, кстати, лучше просто на кусочки резать, тогда никто и не подавится. Но они правда того стоят, просто поверь мне на слово. Вновь ни грамма злости в голосе — спорить с ним неожиданно не хочется. До Кена постепенно начинает доходить, из-за чего его бывший одноклассник настолько сильно сблизился конкретно с этим парнем.***
Животрепещущий вопрос Дракен не решается задать ни у другого выхода из универмага в виде гранитной террасы с прекрасным — нет, — видом на Вокзальную площадь, где все трое останавливаются на небольшой перекур — не в прямом смысле, естественно, — ни на эскалаторе, в душном вагоне метро, среди пассажиров, жмущихся друг к другу не хуже шпрот в масле. Руку раскачивает пакет со сладостями, голову — бешеное желание спросить и рассказать о встречном. При пересадке на другую ветку голос Мацуно прорывается сквозь топот ног, фразы диктора про закрытие очередной станции на ремонт, и гул прибывающих к платформам поездов — он внезапно предлагает проехать до Старогиреево, заскочить в канцелярский, чтобы купить какую-нибудь прикольную упаковку для подарка. Кен, покрепче придерживая набитый доверху целлофановый пакет, корит себя за то, что не успел сделать всё заранее — думал долго, метался, путался в выборе, — поэтому охотно соглашается. На мобильном восьмой час, Майки в личке сходит с ума со скуки и требует, чтобы его поскорее забрали — иначе, мол, сам уйдёт и вообще катастрофически обидится. Рюгуджи, разумеется, знает, что лучше поспешить, а то потом ищи-свищи эту узнаваемую королевскую походку по всему Крылово — найдешь в самом неожиданном месте и в дерьмовом настроении, которое у Сано частенько по поводу и без случается. Хорошо, что в остальном всё на мази — бабушка в курсе, что к её внуку придёт друг с ночёвкой, в комнате прибрано, презервативы — ну так, на всякий, вы не подумайте лишнего, — в верхнем ящике стола. — Слушай, могу тебе один странный вопрос задать? — обращается к нему Чифую в одном из перегонов, отлипая от перил. Кейске тут как тут, у тех же поручней — заслоняет всех от кучи пассажиров, трясущихся в такт тоннельным виражам, и пристально смотрит на Мацуно под грохот колёс по рельсам и вой ветра, которому закрытые форточки совсем нипочём. Неопределенно вздыхает. — Естественно, — кивает Дракен, смутно догадываясь о смысле и содержании того, о чём его спросят. Что-то по типу… Что у вас с Майки, да? Ладони моментально мокнут — волнению и скрытым страхам плевать, детина каких габаритов предстаёт перед ними, плевать, что у него за татуировки на виске и в чём он одет. — …Этот бритоголовый, — Мацуно неожиданно проводит ладонью по своей светлой макушке, морщится, пытаясь вспомнить что-то. — Хаккай, — догадливо поправляет его Баджи, и снова тяжело вздыхает, скрещивая руки на груди. — Вот, точно, — Чифую благодарно кивает ему, обнимает поручень, наклоняясь вперёд, и вновь обращается к Дракену: — Хаккай же сохнет по Мицуе? Аж от сердца отлегло. — А зачем тебе это? — выплёвывает Рюгуджи первое, что приходит в голову. — Просто он выглядел таким… Подавленным? — задумчиво тянет Мацуно, выглядывая из-под лохматой чёлки. — Мне и стало интересно, почему он так переживает из-за пустяков. Внутренний голос подсказывает — не вашего и не нашего это ума дело. Заявляет следом — кстати, не твоё дело в частности, что происходит между Баджи и Чифую. — Без понятия, — послушавшись его, пожимает плечами Кен, всматриваясь в табло с мигающим указателем станций над вагонными дверьми. Следующая — Крылово.