***
Манипуляции с подарком проделываются буквально на бегу — распрощавшись с Чифую и Баджи, Дракен семимильными шагами несётся к остановке, шурша целофаном в тщетных потугах переложить оттуда хоть что-нибудь и не разбросать по дороге. Рассекает спертый воздух подарочным пакетиком с чёртовыми котятами, прыгает через бордюры и переходы на красный — он не нарушитель, всё нормально, всё допустимо, когда помехи на периферии отсутствуют, а опоздание к Майки не сулит ничего хорошего. Техника преподнесения сюрприза проста до безобразия — метнуться до квартиры, запаковать и спрятать на антресоль в коридоре до востребования, а затем бегом к конечной трамваев, чтобы перехватить Сано. Силуэты панелек постепенно темнеют, окна на последних этажах, солнечный диск и обрывки облаков по небу заливаются всеми оттенками красного, кислород неприятно горчит, обжигая носоглотку — смог из-за безветрия страшный, смог из-за близости циклических развязок СКАДа тяжёлый, хоть и невидимый. Внушительный и суровый Рюгуджи, неловко лавирующий по тротуару с пакетами, как нельзя кстати замечает нужный ему автобус, подъезжающий к остановке. Есть вариант дойти и пешком, но проще на восемьсот семнадцатый — ни за проезд платить не надо, потому что контролёры уже по домам разошлись, ни соревноваться с самим собой в скорости. Ноги сами подбрасывают над пыльным асфальтом, Кен мастерски обходит компанию девушек, растянувшихся журавлиным косяком на всю пешеходную зону и, едва не порвав пакет, прыгает внутрь салона в последний момент, точно типичный ипотечник, рвущийся прочь из тоскливой рутины. Весь в мыле, он извиняется перед пассажирами, что были вынуждены потесниться из-за него, пыхтит на прилипшую ко лбу прядь, смахивает предплечьем и чуть было не попадает локтем по виску присоседившегося дядьки — тот шикает и фыркает, отползает через узкий проход ближе к центру салона. Рюгуджи же устало приваливается к поручням у задних дверей и позволяет себе устроить короткую передышку в виде перекладывания Чоко-паев и чипсов внутрь второго пакета.***
— Кенчи-и-ик! — Майки, едва выглянув из-за куста под протяжный писк подъездной двери, срывается с места и несётся ему навстречу. Дракен притормаживает и мысленно отсчитывает, через сколько постукиваний в груди его собьют с ног. Или попытаются сбить — разница в весе всё-таки значительная. Четыре — Мицуя выходит из-за поросшего бурьяном палисадника и машет рукой. Три — Хаккай, столбом стоящий рядом, с тоской глядит на полутораметровый таран в полосатых слипонах. Две — Кен расставляет руки, готовясь ловить Сано, которому разве что языка через плечо не хватает для антуража. Каждый раз одна мысль — чудо в перьях. На макушке снова хвостики, только резиночки цветные. Блять, нельзя его с сёстрами Такаши оставлять, а то дойдёт до того, что они покрасят мелками для волос и маникюр сделают. Секунда — и Рюгуджи, отброшенный назад мощным толчком в грудь, ловит Майки под подмышки. Тот использует крепкое тело вместо насеста — карабкается к плечам, вглядывается своими мутными радужками в глаза Дракену, сопит в ухо, ластится. Над головой шелестит берёза, на фоне что-то ворчит Хаккай — не разобрать, они с Мицуей далеко, но оба непрерывно смотрят на Рюгуджи. Пожалуй, его с Майки сегодняшнее приветствие больше походит на встречу настоящей пары, хотя парни не должны что-либо подозревать — они наверняка думают, опираясь на опыт прошлых лет, что Сано просто ненормально тактильный. Для Кена он не только тактильный, но и до нелепого соблазнительный в своей здоровой футболке и широких шортах. От него вкусно пахнет шампунем и вишнёвым пирогом — в уголках рта крошки, на светлой футболке — капля варенья. — Неряха, — качает головой Дракен, засматриваясь на пухлые губы, блестящие душным вечером. Сано, заметив его взгляд, облизывается и таинственно подмигивает. — Спать хочу, — заявляет он, широко зевая, и обвивает руками шею Кена. — Я так обожрался, что уже отключаюсь, понеси на руках. Закончив, моментально обмякает. Дракен вздыхает — Манджиро всегда таким ведь был.***
Бабушка приветствует обоих у порога дружелюбной улыбкой и, не говоря ни слова, показывает ладонью в сторону кухни — Майки, оседлавший плечи её внука, невинно дремлет, и мешать его отдыху она не хочет. Суетится, пока Рюгуджи осторожно разувается, стягивая кеды за задник, поправляет седой пучок перед зеркалом, едва уловимо шепчет о пирожках с картошкой и луком и супом с клёцками, мол, перекусите с утра, прежде чем сладкое есть. То, что на антресоли, да, не забудь своему другу отдать и свечки праздничные зажечь, в корзиночке рулет с клубникой лежит — Дракену, несущему спящую царевну в свою нифига не царскую комнату формата три на три, увешанную коврами и плакатами с тачками, даже немного стыдно становится, что он замалчивает от бабули некоторые подробности их с Сано взаимоотношений. По-другому всё-таки не получится, их близость за гранью всего, что считается нормальным в понимании старших — думает Кен, открывая ногой дверь, обклеенную плёнкой под светлое дерево. Внутри его комнаты непривычно темно и всё ещё пахнет дезодорантом. И стиральным порошком — Дракен сквозь алые отсветы с улицы косится на сушилку, обнаруживая там кучу своих вещей. Раздосадованно пыхает носом — бабуля, видимо, решила сама постирать, несмотря на просьбы внука не заниматься тем, что он способен сделать сам. Самостоятельность Рюгуджи во всём, начиная от уборки и заканчивая подработками или походами в магазин с аккуратно сложенным списком продуктов, которые бабуля составляет для себя, зачастую возмущает её. Она всегда причитает и очень громко ругается, замечая внука за мытьём посуды или полов, и пытается с несвойственной пенсионерке силой изъять из его рук губку или швабру с веником. Из-за роста не может, и шутливые удары полотенцем в качестве подмоги не дают нужного эффекта. Дракен с невысокими людьми на разных уровнях, а из-за не по годам взрослого мышления не видит ничего зазорного в безвозмездной помощи тем, кому он обязан как минимум жизнью. Зато видит бабушка, взвалившая на себя его содержание и воспитание — обижается ещё, дескать, молодой же, куда лезешь, развлекайся с друзьями, пока на работу не устроился и семьёй не обзавёлся, это мне заняться уже нечем. Нет-нет, а подобные аргументы Рюгуджи за весомые не считает. Уложив спящего Майки на кровать, он с феноменальной осторожностью, достойной самых сложных миссий в режиме стелс, стягивает с него слипоны и относит в коридор. Возвращается на цыпочках, укрывает Сано клетчатым покрывалом и открывает окно, пропуская в комнату относительно свежий воздух — к ночи всегда свежеет. По полу бежит сквозняк с привкусом костра, выталкивая прочь аромат чёртовой морозной свежести от Мифа. Город за окнами погружается в полудрёму. Птицы не щебечут, машины как по приказу умолкают, хрущёвки постепенно скрываются в сумерках. Далёкая кромка небосвода над покатыми крышами по-осеннему яркая, особенно из бесцветного окна, занавешенного тускнеющими кронами берёз. Кен перегибается через стол, опирается на него ладонями, и недолго вглядывается в отражение вечера, намекающего куда красноречивее календарей в телефонах и на стенах, что вскоре всей их дружной компании нужно будет тащить свои задницу на учёбу. Оборачивается, заслышав звуки возни на постели — там разворачивается настоящая борьба с постельным бельём. Плед уже каким-то магическим способом сполз на ковёр, но Сано всё копошится, мечется по подушке, и наконец добивается цели — выдергивает из-под себя одеяло, комкает, после чего забрасывает ногу поверх под относительно удовлетворённое мычание. С парнем своим перепутал, да? Кен присаживается на корточки перед постелью, кладёт подбородок на матрас и всматривается в любимое лицо. Золотистые волосы разбросаны по подушке, пальцы мнут пододеяльник — Майки посапывает и сыто причмокивает. Ладонь сама собой ложится на его вихрастую макушку, ласково перебирает длинные пряди. Добирается до хвостиков, сделанных из отросшей чёлки, стягивает резиночки — Кен их завтра хозяевам вернёт, когда пойдет провожать Сано. Провести остаток вечера в обнимку с пирожками в жестяной миске и ноутбуком на коленях не так уж ново — Дракен подбивается к изголовью кровати, скручивается буквой зю, чтобы не тревожить Манджиро. Вставляет штекер от наушников в разъем, включает блоги с обзорами на машины, и частично отключается от реальности — до полуночи ещё пара часов, поздравления в мессенджер писать смысла нет, высказать в реальности проще, пусть и позже других, зато лично, с глазу на глаз, между вялыми ото сна поцелуями. Как же всё-таки здорово, что бабуля никогда не достаёт их стуками и вторжениями в комнату, в отличие от деда Мансаку, которому вечно неймётся — Рюгуджи то неторопливо водит пальцами по тачпаду, жуя пирожок, то гладит чистой ладонью лохматую макушку, безапелляционно присвоившую себе подушку. Майки — сама невинность во сне, его тискать и обхаживать хочется без перерыва. С одним важным замечанием — только пока дрыхнет. Дай ему повод очнуться не по своей воле, и кислая мордашка вкупе с укусами на самых видных местах будут гарантированы. К моменту наступления нового дня Дракена и самого начинает клонить в отруб — пирожки наполовину съедены, видосы на Ютубе засмотрены до рези в глазах, прохладный душ не помог, а Сано так и не проснулся. Вымотался, поди, переборщил с пирогами и чаем. Подоткнув плед ему под ноги — чтобы не продуло ненароком, — Кен впотьмах доползает до кухни. Бьётся мизинцем об угол, чуть не роняет эмалированную миску — искры из глаз летят, первосортный мат подбивает во весь голос высказать всё тем придуркам, которые спроектировали такие узкие коридоры. Дракен сжимает губы и сдавленно пыхает носом — еле сдерживается, в общем. Из комнаты бабушки негромко гудит телевизор, над ухом тикают часы, старенький холодильник в дурацких мультяшных магнитах умиротворенно урчит, а из ещё одного окна, занавешенного тонкими шторами, еле-еле просачивается свет от фонарей. Веки тяжелеют, всё ещё сырые волосы, ниспадающие на плечи, прогоняют сон — Кен быстренько ставит миску на стол, накидывает сверху полотенце и, пока снова не взбодрился, уползает в комнату, где с трудом пробирается под плед и пристраивается к крепкой спине Сано. Тот по-прежнему тихо посапывает, сжимая у себя в руке пододеяльник, превращенный в некое подобие дакимакуры. Так ведь та штука называется? Чифую говорил вроде. Впрочем, неважно.***
— …И-ик, вставай, — раздаётся у уха. Дракен морщится сквозь сон, вертится под пледом. На бёдра давит, матрас противно скрипит. Лицо щекочет что-то холодное, на скулы и подбородок капает. — Не забыл, какой сегодня день? — повторяется уже у другого уха. По шее скользят чем-то очень мокрым, на плечи давят — Рюгуджи неохотно открывает один глаз, вглядываясь в темноту, подсвеченную уличным освещением. На фоне старенького шифоньера маячит знакомая фигура. Ещё ночь, значит — первое, о чём думает Кен, прежде чем мотнуть головой и распахнуть оба глаза, окончательно отпуская сон. — Что такое? — бормочет он, неохотно разлепляя губы. — Давай спать, всё утром порешаем. Причина тяжести на бёдрах хмыкает, нависая в паре десятков сантиметров от лица — Дракен различает влажный блеск на пухлых щеках и слипшихся от воды прядях, а Манджиро, будто ничего необычного не вытворяет, чертовски невинно улыбается: — Я тут решил посмотреть, что ты на этот раз придумал, и внезапно наткнулся на это. Между пальцев появляется чересчур знакомая коробочка, отблёскивает картонкой под серебро — Дракен пару раз моргает, пытаясь сообразить, на что ему намекают. Соображает. Хмурится — презервативы у него реально лежат на всякий, он не особо-то планировал вручить Майки боль в заднице и бессонную ночь в разноцветной коробочке с вот такими резинками. — Не, твой подарок я спрятал, — бурчит он, ясно чувствуя, как внизу, между ног, о него издевательски потираются сквозь бельё и покрывало. Тело реагирует само — Рюгуджи немного напрягается и приподнимает таз, теснее прижимаясь к ягодицам Манджиро. Закусывает губу, выдыхает носом. — Но этот тоже хорош, разве нет, Кенчик? — всё так же по-ангельски ухмыляется Майки. У него легко получается переходить из невинного дурачка в маленького, но назойливого бесёнка. Дракен сглатывает, стараясь расслабиться — ему не позволяют, наваливаются чуть ниже лобка всем весом, снова трутся, ещё настойчивее прежнего. Член постепенно наливается кровью, и блять, Манджиро очевидно добивается того, чтобы ему уделили такого рода внимание — мазутные радужки затягивают, не позволяя отвести взгляд, маленькая ладошка скользит по его обнажённой груди. С потемневших от воды волос скатываются крупные капли, глухо стукаются о кожу под ключицами и о постельное — Сано нагибается, своей рукой растирает всё, что не впитывается, играючи задевает соски, спускается к животу. Прохладно и приятно, хоть Кена обычно раздражает всё мокрое. — Ты?.. — невнятно вырывается изо рта у Рюгуджи. Он уже понял, что этой ночью выспаться не выйдет. — Я заскочил в душ, потому что бабушка твоя давно спит. Что думаешь? — шепчет Манджиро, складывая губы бантиком. Заговорщически щурит глаза, мрак в которых настолько всепоглощающ, что Дракен вновь ощущает себя чудом уцелевшим утопленником, навечно застрявшем в этом вязком бреду. Аргументом в пользу Сано становятся всё ещё влажные ноги — Кен, опережая здравый смысл, рассечённый надвое ритмичной капелью о рёбра, касается их пальцами, оглаживает и мнёт. Дёргает кадыком, вылизывая Майки взглядом, медленно поднимается к крепкой талии. В полутьме ощущения отчего-то ярче. Под мозолистые ладони попадают едва проглядывающие бедренные кости — на Майки совсем нет одежды. Никакой. Заданный ранее курс резко меняется — Рюгуджи спускается предельно расширенными зрачками к аккуратному, изящному члену, кистями — к ягодицам. Они такие же прохладные, как и остальное тело, немного скользкие, и чертовски упругие. Их обсыпает мурашками вслед за касаниями — Дракен кончиками пальцев осязает тонкие волоски, сглаживает колючую гусиную кожу, и в предвкушении выдыхает в приоткрытый рот, опаляющий скулу мятной испариной. — Хочешь? — полушепотом произносит Кен, облизывая свою губу. Оглядывает из-под полуприкрытых век ключицы Майки, его тонкую, красивую шею. Сглатывает, приоткрывая губы. Внизу уже совсем горячо — Сано продолжает ёрзать, имитируя толчки. Блять. — Целуй, — приказным тоном шепчет тот. Прежде, чем понять, что к чему и каковы возможные факторы риска, Рюгуджи по наитию вытягивает шею и легко припадает к подставленным ему губам. Язык скользит по пухлой, гладкой нижней, Кен утробно урчит, наглаживая потеплевшие ягодицы. Его язык перехватывают, утягивая в долгий поцелуй — Дракен послушно прикрывает глаза, в два счёта поддаваясь, ведь они, губы эти, слишком нежные, пусть и с отчётливым привкусом зубной пасты — Манджиро, хитрый засранец, в самом деле специально подготовился. Пальцы щупают его влажную поясницу, скользят выше по плавным складкам на натренированной коже, оглаживают лопатки, тянут к себе — Майки мастерски целуется. Вжимается в бедра, добиваясь ответных действий, внезапно сползает на ляжки и хитро хмыкает, оттягивая пальцами покрывало, а затем и резинку трусов. Кен слышит, насколько пылко сопят ему в скулу, слышит копошение внизу и чувствует приятную прохладу. Любой звук сейчас даёт по ушам сильнее обычного, да и возбуждение спросонья трудно контролировать — оторвавшись от губ Майки, он припадает приоткрытым ртом к шее, цепляет зубами кожу. Манджиро влажно охает, виляет задницей, подставляясь грубоватым ласкам, выгибается дугой, вплетая руку в распущенные волосы Кена, сжимает на затылке. Хрипловатым от сдержанной страсти голосом ворчит на то, что они ещё мокрые, хотя у самого с кончиков прядей льёт и льёт. Задаваться вопросом о том, кто из них двоих главенствует над другим во время секса — бессмысленно, потому что Дракен, трепетно изучающий ложбинку меж ягодиц, чувствует, как под подушечки попадает скользкий, согретый телом крем, и мгновенно осознаёт саму невозможность любого сопротивления со своей стороны. Массирует раскрытые мышцы, размазывает вязкую массу вокруг, слегка нажимает подушечками. Майки вздрагивает, увиливая в сторону: — Не надо там руками. Его глаза буквально полыхают, будто кто-то невидимый кинул спичку в разливы гудрона — в следующую секунду Сано закусывает губу и подставляется. — Чем надо? — проталкивая первый внутрь, мурлычет Дракен. — Ты всё сделал сам, дай хоть немного потрогаю. — А… Кенчик, — оборвав громкий стон, Майки падает на его торс. Прихватывает губами кожу, всхлипывает, ощущая сзади уже два пальца, бережно раздвигающих его. — Не надо только презик надевать, они меня бесят. Ладно? — Чш-ш-ш, — успокаивающе шелестит Дракен, согласно кивая — с Сано просто бессмысленно спорить. Целует прохладный лоб, прижимает к себе за макушку второй рукой, продолжая двигаться внутри. Упирается костяшками в кожу и сгибает фаланги, чтобы коснуться самых чувствительных стенок. Массирует, проезжается по ним под нужным углом — Майки раскрывает рот в немом стоне, комкает испятнанную водой наволочку, упираясь руками по обе стороны от головы Дракена, и медленно насаживается сам, подрагивая от возбуждения. Последний осязает животом, как член Сано, зажатый между их телами, пульсирует, истекает и мажется естественной смазкой. Рюгуджи снова и снова целует лоб, пролезает левой под подбородок, поддевает, заставляя посмотреть на себя: — Будь потише, хорошо? Не хочу тебя затыкать руками, у тебя же праздник сегодня и всё такое. Кружевная тень от занавески рисует узоры на щеке, застывает в вязких радужках — Манджиро коротко мычит, сжимаясь вокруг указательного и среднего. На его мордашке сейчас рисуется что-то непонятное, но чертовски привлекательное — матовые глаза напоминают обгоревшее стекло, и если Рюгуджи допустимо мысленно наречь себя жертвой того пожара, что разгорается в клети рёбер, то он совершенно спокойно назовет. Майки слишком хорош, Майки всегда доброволен и жаден — приподнимается над Кеном с умильной улыбкой, обхватывает себя внизу, размашисто проводит рукой от основания к головке, охает, и смотрит за реакцией. — Вставишь что-нибудь побольше? — облизывается он, по-юношески нелепо заигрывает, и по-прежнему пялится. Глаза в глаза — у Рюгуджи такая же тёмная кайма внутри склер, и сиять она навряд ли может, несмотря на его природную доброту, граничащую с альтруизмом. Он целиком с Майки, он чертовски послушен и одновременно строг, хоть и знает, что залезть в эту душу навряд ли сможет — простота Манджиро где-то пересекается с сотнями его собственных секретов, которые видят только нематериальные сущности. Дракен не верит в мистику, зато верит, что Майки — эгоист до мозга костей, и эту историю давно Кен принял за константу в их отношениях. И то, как перед ним юлят и постанывают, надрачивая себе, и то, как хлюпанье воздуха между пальцами обоих тараном врезается в мозг — сплошная провокация на беспорядок в пределах этой комнаты. — …Не будешь хныкать, что хочешь спать? — щурится Дракен. Кончики пальцев холодит сквозняк из форточки, Рюгуджи крепко сжимает крепкие ягодицы, разводит их вширь, пристраивается, скользя посередине головкой — Манджиро весь тюбик крема израсходовал, если не больше. Хоть бы бардака в ванной после себя не оставил, блин. — Да хватит, войди уже в меня, — Майки хмурится, Майки нетерпелив, Майки не требуются никакие поздравления в эти минуты, кроме тех, что он захотел сам. Попытаться перевоспитать его — некая идея-фикс для Дракена, пусть и невыполнимая в обозримом будущем. Он сжимает челюсти, упирается головкой в расслабленные мышцы. Пристраивается, жадно сминает ягодицы, прежде чем развести их и плавно толкнуться внутрь. Охает — как бы ни растягивали, там всё равно узко, — подаётся навстречу Сано и чертовски вовремя ловит ртом его протяжный стон, отвлекая от возможных неприятных ощущений. Горячо, скользко. — Ты такой нетерпеливый, но нос каждый раз морщишь, — разорвав поцелуй, мурлычет Дракен. — Я в норме, — храбрится Манджиро, царапая ногтями грудь Кена. На висках проступают капельки пота, сердцебиение катится по наклонной — Рюгуджи снова целует Сано, ещё нежнее и осторожнее, постепенно проталкиваясь дальше. Глушит собственные стоны, щекочущие горло — у Майки тело мягкое изнутри, шелковистое, пластичное. У Майки веки дрожат и изгибаются брови. У Майки жилистые руки потряхивает, но он подаётся навстречу и постепенно опускается вниз, терзая губы Дракена. Тот плавно качает бёдрами, проникая до конца. Хрипло выдыхает — хочется ещё. Приподнимает Сано, держа за ягодицы, глухо стонет и снова толкается — плавно, бережно, будто Майки и впрямь настоящее сокровище. Мысли путаются, пальцы соскальзывают с задницы, кожа негромко хлопает по коже. Та опять мокнет, но уже по-иному — Манджиро становится душно. Он тихо пищит, щекочет языком мочку уха, стучит зубами по серьге, а Кен всё продолжает вбиваться, беспорядочно целовать его шею, впадинки над ключицами, скулы, нос, глаза, щёки — много-много, часто-часто. Отрывается от постели, подхватывает Манджиро за талию и опускает на себя. Придерживает на месте, томительно двигаясь внутри — его плотнее обхватывают бархатистые стенки, не выпуская наружу. Впрочем, это и не нужно — Дракен сбивчиво шепчет всякие милости на ухо Майки, осекается, чтобы не пошутить что-нибудь скабрезное про день рождения, протискивается рукой к его члену, обхватывает в кольцо. Сано цепляется за его плечи, обивает ногами и жмется ближе, трётся грудью, глухо постанывая на ухо. — У тебя слишком большой, Кенчик, — всхлипывает он между развратными стонами. — Но блять, мне это немного нравится. Рюгуджи улыбается в его мокрые пряди, поглаживая кожу на бедре, перебирает пальцами вдоль пульсирующих вен на члене, замедляет темп — до утра ещё полным-полно времени, а с тем, как выспаться, как поздравить и как правильно кормить Майки, чтобы не угробить его этими вашими моти, он уже разберётся по факту.