***
С какой стороны ни зайди, зимой все его действия направлены на синхронизацию со словом «комфорт», источник которого базируется на папиной банковской карте, сохранённой в телефоне, и хрен кто оспорит знакомое всем утверждение: деньги реально решают всё. Благодаря им Ран красив, аккуратен, и всесторонне защищён в любую погоду. Ношение подсов в ушах в выключенном виде по этой причине Рану тоже нравится — смотрится стильно, звонки принимать удобно, да и риск подхватить отит угрожает гораздо меньше. Вместо этого Рану угрожает Риндо, пребывающий в излишне хорошем настроении из-за того, что Коко натаскал его на итоговое сочинение за пару недель. Старший Хайтани, использующий брата в качестве бесплатного носильщика своих пакетов, давно заметил, что отношения этих двоих неуклонно переступают рамки дружеских — вечно занятой Хаджиме отчего-то отвергает девчонок, но уделяет его младшему брату необъяснимо много времени, находит годный шмот по сейлу, пускает к себе в гости и таскает с собой на всякого рода сделки. Риндо, променявший свои изнуряющие тренировки на мак, подик и доту, составляющие чуть ли не половину из интересов Коко, поразительно доволен. Как слон доволен и так же неуклюж, будто и впрямь башню вскружило. Точнее сказать, открутило и унесло ветром. И это проблема. Не потому, что Ран ревнует, нет — брат есть брат, их связь неизменна, никакой Коконой не сможет её растереть в труху (да и не захочет, чего уж там, он вполне адекватный чел), но приподнятый дух Риндо порой толкает старшего в глубокую жопу. Вот как сейчас — прямо с разбега, жёстко и быстро. Он не успевает понять, каким методом — подножкой это или пинком, — а перед глазами уже мелькает низкое бесцветное небо. Ноги заплетаются в узелок, модельное тело в кашемировом пальто падает плашмя туда, где в летнее время года находится клумба. На щёки сыплются сезонные осадки, удивлённый взгляд застревает в кривых ветках чахлой берёзы. Понимание приходит вместе с резким холодом на затылке. — Ты совсем кукухой поехал из-за своего Коко? — до безумия оскорбляется Ран, барахтаясь в снегу. Риндо истерически смеётся и прыгает на лавку, прибившуюся к забору у их сталинки. — Поехал, — бессовестно кивает он, поправляя очки средним пальцем. Ублюдок. За воротник набивается снег, штанины тяжелеют и мокнут, но Ран буквально вскипает от злости, потому что происходящее сейчас — перебор. Ладно брюки испачкаются — их всё равно в химчистку; ладно носы на ботинках собьются — всё равно новые собирался покупать; ладно шарф промокнет — он всё равно на один сезон, а потом в долгий ящик в глубинах антресоли. Причина беспокойства в другом — в ушах неожиданно пусто. Да, точно пусто. Вердикт неутешительный. Третьи. Подсы. Выпали. Почти двадцать косых выпали в блядский снег из-за блядского Риндо Хайтани. — Ты вообще в курсе, что ты сейчас натворил? — ошалело восклицает старший Хайтани, приподнимаясь на трясущихся локтях. Рыхлый снег проседает, зимнее болото затягивает бедолагу ещё глубже. — В курсе, конечно, — Риндо безучастно балансирует на деревянных рейках. На губах сияет торжествующая ухмылка, в одной ладони ручки от пакета, во второй — мобильный, всевидящая камера которого устремлена к беспомощному Рану: — Посмотри-ка, я его пнул. Ты бы смог так же, а, Коконой? Старший Хайтани в отчаянии крутит снежок, не жалея кожаных перчаток, Риндо бросает пакеты, уворачивается и ныряет за дерево. Снаряд глухо разбивается о ствол, в щёку рикошетит. — Твою мать, какой же ты идиот, — с угрозой шипит старший Хайтани, формируя в ладонях новый комок. Братец выглядывает из укрытия уже без телефона — встаёт в стойку и с вызовом скалит выровненные брекетами зубы. — У нас разве разные матери, м? Белое ядро лопается в руке, на шею сыплется ледяное крошево. Играться с Риндо не только западло, но и не очень-то благоразумно — Ран всё-таки старший, ему важно сохранять репутацию серьёзного и донельзя делового парня при любых обстоятельствах. Да даже лёжа в сугробе в позе мученика, распятого за какие-то мнимые прегрешения. — Помоги мне и я тебя прощу, — снисходительно вздыхает он, вскидывая в воздух правую руку. — Ты опрокинешь меня, если подойду, — лукаво басят спереди. Надо же, какой догадливый. — …А мне ещё к Коко щас тащиться, — уже строже добавляет Риндо, указывая на мобильный. — Часики-то тикают. Вставай быстрее. Впрочем, ничего нового. Шарф от Лоры греет, но ожиданий по поводу статусного вида не оправдывает. Ран цокает языком и кутается носом в бархатистую вязь. — Просто запомни, что следующие несколько дней тебе лучше не попадаться мне на глаза, — прямым текстом угрожает он, переворачиваясь на бок. — Следующие несколько дней я как раз планировал зависать у Коко, — победно хмыкает Риндо, скрещивая руки на груди. — Ну и катись, господи. Риндо моментально салютует и уносится в подъезд, держа пакеты подмышкой, будто действительно ждал сигнала, чтобы снять с себя братские обязательства. Гандон. Выбраться из заноса удаётся с четвёртой попытки, ведь природная гибкость с Раном не в ладах, она с детства его бойкотирует. В любом случае, нужно немедленно откопать наушники. Снег под подошвами сбивается в плотную корку, ветки над макушкой скрипят под его же тяжестью, синицы скачут по дереву и громко чирикают, грозясь нагадить прямо на меховой воротник. Ран кочевряжится над сугробом и гневно сверкает взглядом то в вниз, то на Айфон, где отображается расплывчатая геопозиция подсов. Синий кружочек в центре экрана буквально говорит: ищите где-то здесь, точно где-то не там, а лучше разуйте глаза и сдайтесь. Искать белое на белом равносильно рытью в стоге сена без сильного магнита в руке. Ран со скрипом распрямляется и вытирает лоб тыльной стороной ладони. Ну что сказать? Наушники проёбаны. Фенита ля пиздец.***
Брызги на штанинах и мокрые пятна на куртках есть у каждого, Ран не выделяется, Ран спускается туда же, куда идут все остальные, вливается в звенья бесконечный цепочки прохожих, в очередной раз проклинает Риндо, Коко, и их брачные игрища, и очень тяжко вздыхает. Пальцы выуживают пачку вишнёвого Харвеста вместе с зажигалкой. Наушники, сука, жалко. Дым грызёт горло и царапает лёгкие, старший Хайтани морщит нос в ответ на осуждающие взгляды, направленные к его сигарете, и резво поднимается по ступенькам. Надо побыстрее дойти до ГУМа, зайти в Рестор, стукнуть Айфоном по терминалу и свинтить домой, дабы зализать свежеприобретенную моральную травму, подкосившую его побольше ушиба от падения — у Рана нет сил корчить из себя эстета, дрочащего на ёлки от Боско и иже с ними. Внутри Рестора на удивление пустынно — хоть снеговиком покати, — консультантов в торговом зале всего двое. Один поглощён разборками с кассой — или игрой в телефон, чёрт его знает, отсюда не видать, — а второй равнодушно глядит на утопающий в зеваках коридор. Они приносят с собой слякоть и восхищённый бред, создают лишний шум и безвкусный ажиотаж вокруг роскошного убранства ГУМа, куда коренные жители столицы вряд ли зайдут без крайней надобности. К счастью, все эти зеваки не суются в бутики и дорогие шоурумы, где им по статусу быть не положено. К счастью, они не мешают выбеленным стенам, тепловой пушке, шелестящей над дверьми, и идеально ровному каре, похожему на филигранный рез по бумаге. Сердце пропускает удар, Ран останавливается, вмиг оторопев. У этого парня смуглая кожа, похожая на кофе со сливками. Редкая экзотика для здешних широт — думает Ран, стряхивая оцепенение на пару с водой со своих кос. — Здравствуйте, — деловито кивает он, направляясь прямиком к консультанту. Чужие глаза плавно сменяют фокус внимания. Они большие, они пристально глядят в лицо, словно пытаются считать какую-то полезную для себя информацию или заморозить на месте. На бейдже написано имя. Изана. Ран хмыкает — точно заграничная экзотика. — …Добрый день. Подарок подбираете или что-то для себя? — ровно проговаривает этот Изана, едва уловимо взмахивая длинными ресницами. Поразительно, но они абсолютно белые, словно всё тот же снег снаружи или отбеленная бумага. Старший Хайтани осведомлён о существовании специальной туши, только вот конкретно здесь нет грамма косметики — лишь редкое сочетание оттенков, оценить которое может далеко не каждый. По крайней мере, Ран достаточно искушён, чтобы разглагольствовать об эксклюзиве. — У вас есть третьи подсы? — уточняет он с несвойственным себе придыханием. О прутья рёбер ударяются сосульки. Чужой взгляд на секунду мажет по меховому воротнику. Сосульки рушатся ниже, пронзают насквозь, старший Хайтани сминает чёртов кроличий мех в перчатках. Изана задумчиво отводит глаза в потолок. В зрачках отражаются блики от галогенных ламп. — Одну минуту, мне нужно уточнить наличие, — шелестяще произносит он и разворачивается к своему коллеге. Ран молча наблюдает за его мягкой поступью и слегка балдеет. Совсем чуть-чуть. Ему по нраву сплошная деловая этика, механическая и нерушимая, по дефолту беспристрастная и непокорная. У этого Изаны всё определённо разложено по полочкам. В нём есть что-то от крокусов, которые распускаются по весне в мамином загородном палисаднике, есть что-то некрасивое и отторгающее, точно резкие заморозки после потепления, есть что-то притягательное от мишуры на ёлке. Старший Хайтани неловко приподнимает бровь, чувствуя фантомный удар промеж лопаток. Хитрые глаза стекленеют. Что это? Интерес? Ему правда интересно? — …К сожалению, только под заказ, представленные у нас модели уже раскупили в качестве подарков, — Изана вновь оказывается рядом, но на озадаченного клиента уже не глядит — переключается на коридор, грохочущий за стёклами. В барабанных перепонках Рана играет его высокий голос, похожий на равномерный гитарный бой. За эту мелодию хочется зацепиться и урвать для себя. Монополизировать, если позволите. — …Доставка до трёх дней, — Изана, кажется, нисколько не взволнован из-за притихшего Хайтани. Кажется, Изане в принципе скучно вести этот диалог, и его конечная цель в любой дискуссии обозначена яснее ясного. — …Хотите оформить на ближайшее время или к какому-то определенному сроку? Выполнение плана продаж, точно. — На ближайшее время, — в унисон повторяет старший Хайтани и выдавливает из себя кривую, совершенно не обворожительную улыбку: — Какая информация от меня нужна, как от заказчика? Подробности логистики и детали заполнения накладных известны ему до мельчайших деталей, но Изану хочется заставить заговорить снова. Стоит ему слегка приоткрыть свои невзрачные губы и начать пояснять всё по пунктам, как у старшего Хайтани помутняется рассудок, кожу наводняют мурашки, а в мыслях мелькают всё те же нечастые взмахи белоснежных ресниц. Даже дыхание спирает от того, как этот определённо небогатый консультант изредка бросает на него свой скупой, отдающий надменностью взгляд. В нём что-то есть. Что-то тёмное и необъятное, вынужденно сидящее взаперти. Ран невольно растекается по магазину, готовясь раскошелиться на внеплановые чаевые. Он не мазохист, честно, он просто кайфует от контакта с неприступным. Налички находится всего ничего, двухтысячная бесшумно складывается гармошкой и исчезает в кармане чужих брюк. Ухоженные губы старшего Хайтани тянутся в хитрой усмешке, но Изана снова стоит без движения. — …У вас коленка грязная, — вместо благодарности и прощания подмечает он. Старший Хайтани вспыхивает, сминая чек об оплате, и пытается резануть своим кокетством: — Вы со всеми такой внимательный? Ответом служат сверкающие белки глаз, закатившихся под верхнее веко. — Мы оповестим вас о поступлении заказа. Хорошего вам дня.***
Обозначенные трое суток пролетают незаметно. Наперекор изучению билетов к зачётам, Ран слишком много думает о визите в грёбанный яблочный шоурум. Его самая яркая часть — Изана, то бишь, — не выходит из головы, громко хлопает дверьми и свистит сквозняками, не смотрит на него, скорее проходит вскользь и занимается совершенно эгоистичными делами по типу питья кофе и перекуса какими-то булками, но старший Хайтани, если честно, не жалеет себя и себе не сочувствует — ему прожить бы хоть день в шкуре того, у кого практически нет шансов заполучить то, что хочется. Ему бы задеть Изану и вынудить повысить голос, стать его кошмаром и разочарованием, а не очередным мимопроходящим. Зачем? Чёрт его знает. Ран срывается в чёртов Рестор по первому же звонку. Когда он оказывается внутри, перед глазами предстаёт та же картина — Изана и его туповатый коллега, аккуратно залипший в телефоне вне поля зрения камер, ну и ещё парочка клиентов, прыгающих вокруг демонстрационных моделей как обезьяны у зеркала. — Привет, — елейно улыбается Ран, стараясь держать планку повыше — чтобы в сравнении с представителями среднего класса походка выглядела изящнее, и физиономия понаглее, и взмах пальцами ради рукопожатия поувереннее. Кроме шуток, у него есть уникальное предложение, гласящее двусмысленное: хочешь коснуться моей жизни? Изана дёргает щекой и делает шаг назад. — Добрый день, — с нажимом отвечает он, взмахивая морозными ресницами куда-то к потолку. — Ваш заказ приехал. Сейчас принесу. Сердцу тесно в рёбрах, шкуре некомфортно в богатстве и шлейфе от собственных Ласт Черри. Ран то ли в шоке, то ли в бешенстве, но как всегда при параде, так почему чёртов консультант в чёртовом Ресторе не смотрит на него? Вопиющее безучастие. Язык чешется потребовать жалобную книгу, руки рвутся найти номера региональных директоров и обзвонить персонально каждого с одним идиотским вопросом. До вашего сведения уже доведено то, что ваш сотрудник такой… подчёркнуто-отрешённый? Будто ему реально нет дела до шмоток, будто ему нет смысла держаться за щедрые чаевые, будто он не парится по поводу реакции его нового постоянного клиента. — Вы не против, если я вскрою упаковку? — Изана возвращается неслышно и грациозно, зрачки безразлично рассматривают плитку. Ран мнется на ней, как на раскалённых углях или райских облаках, с которых может соскользнуть в любую секунду, потому что подошвы у туфель от Сантони слишком гладкие. И потому что от Изаны исходит лёгкий аромат малины и какого-то дешёвого кофе. — Распаковывай. Кстати, как дела у тебя? — старший Хайтани чувствует, как у него зудят руки и ноги. — Спасибо за вашу заинтересованность, — холодно проговаривает Изана, не сменяя своего положения. Между его смуглых пальцев появляется кейс. — У меня всё нормально. Проверьте покупку, пожалуйста. Охота вытворить что-нибудь из ряда вон. Что? Да что угодно вместо того, чтобы разбираться с наушниками. Например, заглянуть в чужие глаза и принудить выслушать свой возбуждённый бред про сессию и тусовки на хате Рустама, взаимно заиграть у Изаны в мыслях, как самая тупая на свете мелодия. — Хочешь выпить кофе? — предпринимает попытку Ран, откладывая кейс на стеклянную столешницу. — Хочу вернуть вам ваши чаевые, — неожиданно дерзко передразнивает Изана. — Вы думаете, у меня так тухло с зарплатой? Его радужки вспыхивают весенними цветами — фиг знает, сиренью или мамиными крокусами, но Рану в любом случае по душе такой поворот событий. — Я думаю, что ты можешь составить мне компанию на своём перерыве или после смены, — наседает Ран, подходя чуть ближе. — А не пойти бы вам куда-нибудь… по своим делам? — Изана ощетинивается в поразительно опасном оскале, обнажая ровные ряды зубов. Сердце взлетает к горлу. Как же здорово выводить кого-то на эмоции. — Не слишком ли много гонора для простого продавца? — в продолжение концерта уточняет старший Хайтани, плавно склоняясь над чужой физиономией. Корона-то над ней картонная, как из Бургер Кинга, хотя Ран не прочь взять ему настоящую чисто ради прикола — Изана обязан будет её растоптать, потешив своё безграничное самолюбие. — Поймите, я не нуждаюсь в ваших презентах, — на чётких линиях скул обозначаются желваки, костяшки пальцев прижимаются к столу, филигранный рез по бумаге прикрывает изгибы бровей. — Это не презент, это приглашение дать мне в ебло вне магазина, — старший Хайтани окончательно расслабляется, позволяя себе перейти на фривольную манеру общения. — Выбирай время. Чужие губы искажаются в хищном, почти безумном оскале, и от прежнего равнодушия не остаётся ни следа: — Через полтора часа у главного входа. — С чего начнём? — оживляется Ран, сгребая коробку с новыми подсами в наплечную сумку. Изана ниже ростом, но выше по негласной иерархии, и интонации у него до безумия злые и эмоциональные, пышущие желанием поскандалить без особой на то причины. — С того, что мне некомфортно получать твои подачки, Ран Хайтани. Твои деньги ничего не решают, понял?