olivia rodrigo — brutal
***
«I'm so insecure, I think That I'll die before I drink».
Песня, звучащая из корабельного радио, заполняет все каюты, всё пространство, сменившая повторяющиеся новости о том, что корабль остановился в порту Шанхая, и стоянка будет длиться два дня. Кто-то подкрутил звук на нуль, но в этой каюте песня орёт на всю, пока Пак, приблизившись к большому зеркалу, под эти уверенные ритмы песни рассматривает своё лицо, водя по нему пальцами. Припухшая разбитая губа выглядит… сексуально. И круто! Он усмехается таким мыслям, отчего губа отдаётся болью и пульсирует, и он хмуро прикладывает к ней смоченную тряпку, что заботливо дал ему друг. — Просто скажи, — слышится очередной тяжелый вздох с кровати, где Хосок сидит, глядя на отражение друга, упершись руками в покрывало за своей спиной. — Как? — на что парень отвечать так сразу не собирается. Он поворачивается к другу и танцует под набирающую обороты песню, такие драйвовые ритмы, он не может удержаться. Чимин чувствует каждый импульс, его тело отдаётся, сливается с музыкой. Да и сложно ему жить без музыки, без танцев, пока он тут отдыхает, нужна же хоть какая-то практика. Потому что, сойдя с корабля, он планирует первым делом прям с порта пойти на прослушивание и положить всех под свои ноги. Его мечта — сцена. И он окажется на ней, будет танцевать. Будет. Точка. Начинается партия барабаны-гитара, и он просто уходит в отрыв. Когда он танцует, то становится ещё более окрылённым, ещё более прекрасным. Его тело идеально слушается его, он — король тела и ситуации, контроль на высоте, но при этом, складывается ощущение, что и контролировать ему ничего не надо: тело само знает, что делать, двигается так по умолчанию, это его естество. Пак высовывает язык и поднимает футболку, делая волну от ноги, переходящую на бёдра, так плавно двигается, потом волна идёт на торс, сексуально, глаз не отвести. На лице выражение чистого кайфа, словно все самые лучшие чувства мира затопили его: оргазм, первая любовь, приятное опьянение и успех. Танец, придуманный на ходу, имеет свою особую атмосферу, непередаваемую. То динамичный, когда песня ускоряется, то медленнее, плавно, когда главным идёт голос певицы, а не ритм. Хосок не смеет прервать такое зрелищное выступление, да и не хочет, обожает, когда друг танцует, как он отдается этому, когда для него исчезает весь мир, а есть только музыка и он, движущийся под неё. — Крутая песня, — хмыкает Чимин, когда она заканчивается, а вместе с ней и его танец; Чон смотрит с восхищением, это правда было нечто, так живо, свежо. Его стиль, как ни у кого, он может двигаться и грубо, резко, быстро, а может плавно, и то, как он совмещает — нечто. — Но не про меня, — хмыкает он. — Как у чего-то такого драйвового по звучанию может быть такой отстойный перевод? — жалуется он. — Может это просто крик о помощи? — предполагает рыжеволосый. — Не все ведь грустят под плаксивые ритмы, здесь — вызов. Дерзкое заявление, что она заебалась от всего, потому всё так резво, такое проще услышать ведь, привлекает внимание намного больше спокойной дорожки, — хмыкает Чон. — Знаешь, скоро я и сам так о помощи молить буду, если ты в очередной раз попадёшь в какую-то передрягу, — намекает он. — Да ничего такого в этот раз, — смеётся Чимин и валится на кровать рядом с парнем на спину. — Я просто пошёл смотреть, как корабль причалит. Всё-таки я впервые в Шанхае, не могу просто сидеть на месте, безумно интересно. Ты ведь в курсе, что мы обязательно должны пойти поесть уличной еды? Красную острую свинину со специями и баоцзы! Правда, есть острое и вообще что-либо теперь будет сложновато из-за губы, — делает он презрительное выражение лица, — но мы и не только уличной еды теперь поедим, — хмыкает парень многозначительно, приподнимаясь на одном локте, глядя на повернувшегося к нему парня, на лице которого читается непонимание, но он терпеливо ждёт, когда ему всё объяснят. — Вечером мы идём в роскошный ресторан! — он поднимает один уголок губ, хитрый, глаза блестят. «На палубах столпотворение, так многие вышли посмотреть, как лайнер причалит к огромному порту, что находится в непосредственной близости к городу. А с такой позиции можно увидеть намного больше. Можно увидеть город, небоскрёбы, движение. За три дня в море всё это воспринимается особенно остро. Когда тебя сопровождало лишь море, его гладь или его волны. Ты был словно отрезан от мира, и сейчас оттого так жадно бегаешь глазами по суше, что становится всё ближе. Пак пробирается ближе к краю, чтобы видеть всё лучше, с первых рядов, так сказать, не привык стоять в стороне. Ему всегда нужно быть в центре, в самой гуще событий. За это, возможно, он и поплатился в этот раз. Потому что в один момент всё остановилось, голова закружилась от довольно сильного удара локтя, прилетевшего ему в лицо. Пак аж пошатнулся, но из-за того, что много людей, не упал, ударился о чью-то спину. Всё произошло так быстро, что он даже не понял ничего толком, но почувствовал появившийся во рту металлический привкус. — О чёрт! — слышится грубый голос, что отрезвляет зависшего Чимина, и он проводит тыльной стороной ладони по разбитой губе. Это всё слишком глупо получилось. Но интересно. Так что он поднимает взгляд при этом на представшего перед ним громилу, закрывшего собой солнце. — Прости! Я так неосторожен, ударил тебя, серьёзно? — смотрит блондин на кровь на тыльной стороне ладони чёрноволосого, появившейся там после того, как парень вытер губу, слегка размазав по подбородку красную жидкость. И, глядя на это, нормальный человек бы испугался: кого может порадовать или возбудить такой вид? Но Намджун усмехается, бегая глазами жадно по этой губе, подбородку, выступающей заново капле крови, как зверь, с наслаждением перед жертвой. Мужчина смотрит с откровенным интересом, оценивающе. Футболка на парне белая, ткань такая тонкая, просвечивает, а ещё, кажется, несколько велика ему, потому от удара съехала на нём так, что оголила немного одно плечо и ключицу, выпирающую косточкой на этом самом плече. — Блять, — выругивается парнишка, и это ещё больше подогревает интерес в Киме, всё прям внутри бурлит. Нездорово. — Мне нужно загладить вину, так? — скользит он глазами по губам незнакомца, выглядит самодовольно. Тянет руку к парню, но тот уворачивается, глядя на мужчину предвзято. Вау, вот это мощь во взгляде. Сила. Огонь! Не многим удаётся выдержать взгляда Намджуна, но этот парень не просто выдерживает его, он ещё и отвечает своим, не менее значимым. — Будь осторожнее, типа, ты не один тут, — без уважительных окончаний говорит Пак, собираясь обойти мужчину, но тот преграждает ему путь, хмыкая. — Позволь исправить свой промах? Как насчёт… ужина в знак извинения? — сразу виден деловой подход и умение вести переговоры. — Какую кухню предпочитаешь? Чимин хмыкает, задумываясь на миг. Интересует. Ну а что? Оставить всё так? Пусть этот мужик извиняется, налажал раз. Больно же всё-таки. Хоть и пофиг, и сам тоже виноват, что лез. Но такие возможности парень не упускает. — А ты попробуй мне угодить, — смело говорит он, глядя в глаза парню, хотя для этого приходится прям задрать голову. Но он не позволяет сломить себя этой разницей, не чувствует себя сломлено лишь из-за роста. Он всё равно может просверлить взглядом так, что низким окажется тот. Блондин снова загорается внутри, как интересно. Какой характер. Подогревает всё больше его нездоровый интерес внутри, что кипеть начинает, выкипать, брызгая в разные стороны кипятком. Так интересно, как он общается, интересно, как он реагирует на что-то другое, что сделает в той или иной ситуации. Так непредсказуем. Молодость из него так и плещет в разные стороны. Амбиции. Это не может не цеплять. — Что ж, это честно, — соглашается он, — дай свой номер, я напишу тебе время и место, — говоря это, Ким достаёт свой телефон и протягивает парню, чтобы тот записал свой номер».***
«And I'm so tired that I might (Я так устала, что пора) Quit my job, start a new life (Валить с работы, начать новую жизнь) And they'd all be so disappointed (Разочаровать всех вокруг) 'Cause who am I, if not exploited? (Ведь что я из себя представляю, если меня не используют)»
Мирэ подкручивает звук, делая немного громче песню, пока ходит по каюте в лифе от купальника и шортах, переодеваясь. Чон выдыхает, слыша слова песни, поднимает голову от телефона, где открыта вкладка с расписанием стоянок лайнера. Смотрит на жену, сидя за столом, и вдруг замечает, что её стройное тело… её кожа какая-то слишком тёмная. Совсем не бледная. Обычно он никогда не думал об этом. Обычный типичный цвет, у всех такой, у него такой. Но сейчас, смотрит на полуголую жену, и вообще не возбуждает. — Ты загорела, — коротко выговаривает он. — Да? Заметно? — улыбается женщина, останавливаясь перед столом, и вертится перед ним. — Почему кремом не пользуешься от загара? — Зачем? — удивляется она. Она на курорте ведь, для чего ехать на отдых, чтобы прятаться от солнца? — Мне очень нравится, потом нужно будет в солярии полежать, чтобы везде было однотонно, а то грудь и зона бикини светлее, — показывает она ему, отодвигая лиф и оголяя грудку. Чон лишь пожимает плечами, снова опуская глаза в телефон. Интересно, а тот парень мажется кремом? Или не выходит на солнце? С таким телом сложно не словить загар или, что хуже, ожог.«Where's my fucking teenage dream? (Где, блять, моя подростковая мечта?) If someone tells me one more time (Если кто-то ещё раз скажет) «Enjoy your youth, » I'm gonna cry (Что нужно наслаждаться молодостью, я расплачусь) And I don't stick up for myself (Я не могу постоять за себя) I'm anxious and nothing can help (Меня охватила тревога, и ничто не может помочь) And I wish I'd done this before (Жаль, я не сделала этого раньше)»
Продолжает звучать по каюте. Парня напрягает эта песня, но он терпеливо ждет её окончания. Или ждёт, когда жена уйдёт, и он её выключит, наконец, погрузившись в желанную тишину. Нужно решать рабочие вопросы, но, когда Мирэ здесь, не может нормально сосредоточиться, отвлекает, и ему это не нравится. Даже если она просто молчит, Чон чувствует её присутствие. И он весь на взводе. — Мы сегодня поедем на экскурсию по городу, — рассказывает девушка. — Знаю, ты будешь занят, так что не прошу присоединиться, — грустно выговаривает она, — но мы были бы рады… — кусает брюнетка губу, поглядывая на мужа. — Провести с тобой немного времени? Когда мы делали это в последний раз? — Мирэ, — устало выдыхает он, — мы договаривались. Я здесь не развлекаюсь.«All I did was try my best (Я лишь старался изо всех сил) This the kind of thanks I get? (И вот какую благодарность получаю в ответ?) Unrelentlessly upset (ah, ah, ah) (В постоянном разочаровании) They say these are the golden years (Все мне твердят, что это лучшие годы) But I wish I could disappear (Но мне хочется просто исчезнуть!) Ego crush is so severe (Так трудно смириться с крушением самооценки!) God, it's brutal out here (Боже, как жесток этот мир!)»
— Чёрт, да выключи ты это! — не выдерживает мужчина и, поднимаясь, выключает радио раздражённо. — Идиотская песня, — заключает он. Просто… правда глаза колет? Да бред какой-то. Ничего подобного. Просто бесит ритм. — Прости, ты устал, наверное, — выдыхает Мирэ, кивая. — Ладно, тогда… на связи? — натягивает она на себя платье на ходу, идёт к нему, становясь напротив, кладёт руки ему на голый торс, поглаживая. Высокая, так что для неё не составляет особого труда заглянуть в его глаза. Нечитаемые, как обычно. — Порядок? — Как обычно, — кивает он, глядя на неё, немного успокаиваясь. Так что девушка обнимает его, поглаживая по напряжённой спине. Но руки на его спине чувствуются как-то… иначе, что ли? В голове вдруг всплывает, как другие руки цеплялись за него, сжимая плечи, прохладные, от них бежал холодок по спине, мурашки. Было приятно, как ни странно. Вообще странно, что он думает о том незнакомце, это происходит как-то само собой, он и не собирается, но происходит какая-то ситуация и голова подсовывает картинки, сравнения. Жена уходит, беря сумку, а он в тишине возвращается к столу, доставая из выдвижного ящика цепь, садясь на стул, расставив ноги, подпирая рукой привычно голову, перебирает задумчиво звенья цепи пальцами. Температура звеньев напоминает его руки. Мужчина вдруг откидывается на спинку, усаживаясь поудобнее, слегка съезжая бёдрами. Он откидывает голову на изголовье стула, поднимает цепь над собой, смотрит, как она размеренно покачивается над лицом, следит глазами, и она так плавно двигается, непредсказуемо: вроде кажется, ты уже изучил её траекторию, но нет… приостанавливаясь, она меняет её, теперь делая круговые движения, а не из стороны в сторону. Мужчина накручивает цепочку пару раз на руку и вдруг ведёт её концом по груди, прикрывая глаза, представляет… выдыхает от ощущений. Прохладный металл скользит по его мышцам, так приятно. Он ведёт цепью по телу, направляя руку ниже, отчего и цепь теперь скользит по его торсу. Но парня вдруг отрезвляет кажущийся слишком громким звук сообщения, пришедшего на телефон. Он открывает резко глаза, отбрасывая цепь на стол, глядя на неё даже как-то испуганно. Какого чёрта? Мужчина берёт торопливо телефон, читая сообщение от Намджуна. Работа не ждёт. Хотя признаться, он воспоминает об этом дневном наваждении даже сейчас, сидя за столом роскошного ресторана. Перед ними отрывается панорама вечернего города, многочисленные огни переливаются и мигают. Видны вереницы машин, застрявших в пробках. Шанхай — город, что ни на миг не останавливается, не молчит. Вечное, постоянное, даже безумное движение и днём, и ночью. Крупнейший финансовый центр, невероятный оборот: сделки, деньги, рестораны, вечеринки и офисы. Одним словом — мегаполис. И Чона всё это не удивляет, не трогает. Он бывал здесь уже массу раз, и всё это привычно. В каждом красивом месте, как бы роскошно оно ни было, всё равно есть помойная яма, куда сливается всё смердящее дерьмо, как бы тривиально ни звучало, но это так. Ничто не идеально. — Я серьёзно подошёл к выбору ресторана, как вам? — хмыкает возбуждённый Намджун. — Не похоже на тебя, — усмехается Тэхён, изучающий меню. — Жду гостей, — объясняет он, обводя глазами зал. Людей здесь мало, их небольшой круглый стол отдален от других. Прямо у панорамного окна с видом на набережную Вайтань. Но блондин не наслаждается видами огней, пляшущих на воде, воды ему уже хватило, он изучает интерьер. Рассматривает также роскошную хрустальную люстру над их столом, с которой свисают длинные подвески. Выглядит невероятно, завораживает. И… эта люстра ему напоминает того парня с корабля. Такая же изящная, опасно красивая. Пока она там висит, то услада для глаз, но если упадёт — заденет, и не факт, что сможешь оправиться от такого. — Интересно, — хмыкает Сокджин, — что же это за гости? То-то же ты весь как на иголках, как мы сюда зашли. Какие-то важные персоны? — заинтересован он, делая глоток красного вина, держа бокал за тонкую ножку. — О, нет, — смеётся Ким, — ничего важного. — Вот как? — слышится вдруг посторонний голос парня, которого сопровождает ещё один парень и администратор, что провёл их к нужному столику. И, слыша этот голос, все оборачиваются сразу, оценивающе скользя по парню. Но Чон же замирает, не торопится оборачиваться. Да ну нет. Быть же такого не может. Остальные трое мужчин замирают тоже, но по иной причине… потому что перед ними нечто прекрасное. Белая рубашка с пуговицами до середины от горла, но все они безбожно расстёгнуты. Да и сама рубашка прозрачная. Тонкая хлопковая ткань с белыми нежными узорами на груди, как дымка. И было бы сложно вообще отличить ткань от кожи парня, настолько сливается по цвету, если бы не просвечивалась эта, сразу бросающаяся в глаза, чёрная горизонтальная надпись на левом боку юноши, под грудью. Не разобрать, что там написано, но выглядит просто невероятно, эффектно. И парень знает это, пользуется. Специально всё это делает. Чтобы все ощутили это притяжение. На лице самодовольная ухмылка. Рубашка заправлена в белые джинсы с большими прямоугольными карманами впереди, и держит их на бёдрах Пака коричневый ремень. На груди парня также висит кулон, круглый, серебряный, с синей вставкой в середине. Так привлекает внимание, украшая шею, выставляя восклицательный знак на ней, делая акцент на этих ключицах и расстоянию между грудями. — Так мне не стоило приходить, раз так незначителен? — хмыкает он, но вопреки этим словам, продвигается к свободному месту. Второй парень идёт за ним, тоже выглядит стильно, но при первом взгляде меркнет рядом с Паком. — Но знаешь, может для тебя и незначительно всё это, но для моей губы — да, — манипулирует он, садясь, и показывает пальцем на разбитую губу. Но вдруг чувствует на себе тягучий взгляд, так что выравнивает голову, встречаясь в следующую секунду со взглядом знакомых чёрных глаз, прямо напротив. В этот момент словно раскрывается где-то форточка от сквозняка от порыва ветра, и по телу обоих пробегает приятная прохлада. У Чимина от этих глаз — холодные, но сейчас как-то сверкают при виде Пака. Это точно он. Снова. Тот самый незнакомец… Это какая-то шутка, не иначе? Как он здесь оказался? Но… рана на губе парня напрягает Чона отчего-то. Даже злит. Он скользит изучающим, внимательным взглядом по парню, по губе, шее, кадыку. — Я подготовился, — хмыкает же Ким, щелкая пальцами, и к ним подходит официант, что несёт небольшую коробочку, отдает её блондину и удаляется. — Маленький презент в знак извинения, — протягивает он коробочку чёрноволосому, пока остальные мужчины наблюдают за всем этим, ничего не понимая. Пак же принимает без сомнений коробочку, сразу открывая, и видит там наверняка дороге часы на подушечке. Они выглядят довольно нежно, ему подходят, и по цвету даже, не грубы, как все обычные часы на кожаном ремне. Хмыкает. Заморочился же этот мужчина, почему-то забавляет. — Как мило, — выговаривает он с толикой иронии в голосе, закрывая коробочку, но кладёт её около своей тарелки. — Не ношу такое, но спасибо, — кивает Пак. И как же эта реакция нравится блондину, он улыбается во все зубы. Хорош. Интересен, и с каждым моментом всё интереснее. — Стоит объяснить моим друзьям, что происходит. Мы с… кстати, неприлично получилось, — перебивает он сам себя. — Ким Намджун, — представляется он, — это, — показывает он на парня, сидящего слева от себя, — Ким Сокджин, рядом с ним — Ким Тэхён. И, наконец… — Чон Чонгук, — сам выговаривает брюнет, сверкая глазами снова, глядя на парня напротив в упор. Тот отвечает на взгляд, облизывая горячие губы. — Пак Чимин, — отвечает юноша, словно это посвящено одному лишь Чону. Вот уж безымянный незнакомец обретает форму. — А это мой друг, — отводит Чимин глаза через какое-то время, — Чон Хосок. Не хотелось идти сюда самому, кто знает… — пожимает он плечами. — Всё нормально, понимаю, приятно познакомиться, — кивает Намджун Хосоку, тот спокойно отвечает. — Так вот, мы с Чимином сегодня столкнулись на палубе, я случайно задел и ударил его локтем, итог вы видите сами, — коротко объясняет он. Чонгук же всё не может отвести глаз от разбитой припухшей губы Пака. Его это всё ещё злит. Он понимает, что это сделал неосторожный Ким не специально, но всё равно злится. Надо же, и снова какие-то чувства… от скучающего привычного состояния не осталось ничего, кроме прилипшего уже к нему вида, но внутри всё не так. Бурлит… Особенно когда Ким вдруг поддаётся вправо и приближается к Паку, обхватывая его подбородок, вертя лицо Чимина, осматривая губу, изучает. Такой интерес от него нехорош. Нездоровый. Очевидно, что в его мерзком и расчетливом мозгу что-то щёлкнуло, и он что-то придумал, распланировал. — Болит? — спрашивает он. — А что хочешь помазать и подуть, приговаривая: у птички болит, у киски болит, а у Чимина не болит? — усмехается черноволосый, отстраняя осторожно лицо. Он берёт меню, принимаясь изучать его. Остальные тоже хмыкают, этот парень острый на язычок. Когда официанты расставляют перед каждым его заказ и начинается ужин, время от времени кто-то что-то говорит или спрашивает. Но Чон не участвует в разговорах, лишь слушает, выглядит довольно отстранённо. Но не так скучающе, потому что, когда говорит Пак, он почему-то слушает внимательнее его мелодичный голос. Тот всегда знает, что сказать и как красиво ответить, где стоит пошутить, такие идеальные навыки ведения диалога, это поражает. Поражает то, как просто он влился в эту атмосферу, в эту компанию, и плевать он хотел, кто эти мужчины, что один из них бандит в законе, другие какие-то важные персоны. Он не чувствует себя ущемлённо или подавленно. В меру расслаблен и полностью откровенен. Говорит, что думает. Правда поражает, ведь не всем так просто даётся общение с такими людьми. Мысли Чона вдруг прерывает что-то странное, касающееся его ноги под столом, но он сидит спокойно, не подавая виду. Пак напротив же хмыкает, жуя свой стейк. Парень в один момент почувствовал скуку, когда мужчины подняли какую-то неинтересную тему про бизнес и в общем для него всякое «бла-бла-бла», так что в один момент в голову контрольным стреляет безумная идея, которая его сразу привлекает, становится настолько навязчивой, что долго терпеть он и не стал, к чему это? Он не из тех, кто что-то откладывает на потом. Когда есть только «здесь и сейчас», такой ерундой заниматься не приходится. И вот, сняв обувь, он, наконец, касается сейчас голой ногой, под столом, ноги мужчины, ухмыляясь, наблюдает за его реакцией. Развлекается, не иначе, откровенно развлекается. Безумно нравится выводить на какие-то эмоции этого зануду. Спасибо танцам и идеальной растяжке, он дотягивается без особого труда куда надо, ведёт ступнёй с невероятно красивым подъёмом по ноге Чона, поднимаясь всё выше и выше. От этих касаний Чона ведёт, так хочется посмотреть на это, увидеть эту картину воочию, как выглядит его ножка на его массивном бедре. Так что он вдруг ловит ногу Чимина одной рукой и оглаживает гладкую подошву на изгибе, о, чёрт, вроде фут-фетишистом никогда не был. Он нежно пробегается пальцами, даже как-то игриво, отчего Чимин еле сдерживает улыбку и ёрзает на стуле, ведь боится щекотки, но делает вид, что просто усаживается удобнее, меняя позу. Теперь же очередь ухмыляться Чона, наблюдая с удовольствием за реакцией Пака, чью игру мужчина принял и сразу поменял в свою пользу правила, ведь он тоже не так прост. Укладывая ножку парня между своих ног, слегка сжимая её между ними, смотрит прямо на Пака, делая глоток вина. Как же так они снова столкнулись? Был бы он прошлым собой, сказал бы — судьба, не иначе. Но в эту суку он верить давно перестал, отказался. Ведь не может быть, чтобы всё то, что сейчас происходит с ним — его судьба. Чёрта с два. Так что нет никакой эфемерной судьбы: сказка для малолеток, или просто сказка для глупых, которые всячески пытаются оправдать то, что для их пустых умов непостижимо. Он не такой. В жизни всё предельно до смехотворного просто, просто все любят усложнять, преувеличивая. Причинно-следственная связь. Пак двигает пальчиками, касаясь осторожно паха мужчины, отчего тот сжимает ноги снова, показывая, что он ходит по тонкому краю, опасно. Но от этого парень лишь раззадоривается. Более того, умудряется, проделывая все эти штучки, разговаривать и есть. Чертёнок. Чонгук всеми силами подавляет возбуждение, но тоже не лыком шит, так что и он отвечает на вопросы своим спокойным размеренным тоном. Когда ужин подходит к концу, Чимин, наконец, или, скорее, к сожалению, забирает свою ногу, говоря, что им с Хосоком пора уходить, Чонгук также поднимается, говоря, что проводит их, якобы. Но никому это не кажется странным. С чего бы? Они весь ужин и словом толком не перекинулись, просто не будут же эти важные персоны самостоятельно провожать гостей, не в их стиле. Всё, как провожает Чимина Намджун — это голодный продолжительный взгляд, оценивающе пробегающий по спине, останавливающийся на бёдрах и ягодицах юнца, пока тот не скрывается из поля зрения. Спустившись в лифте, Хосок сразу идёт ловить для них с другом такси, а Чонгук с Чимином остаются стоять у входа в здание. У Чона руки в карманах, они молчат какое-то время. Обдумывая сегодняшнее. — Я думал, что ты скучный. И теперь вот не могу отчетливо понять: так ли это на самом деле или всё относительно? — подает голос Пак. — Сейчас стоишь тут снова, с идеальной прической. Но ты также можешь поставить мою ногу на свой член, приятно удивив. Можешь быть растрёпанным, — смотрит он на реку, а его волосы треплет ветер, перебирая и смешивая белые прядки с чёрными. — Что же ещё ты скрываешь в себе, Чон Чонгук? — говоря эту фразу, он становится напротив брюнета, рассматривая, как и с его волосами играет ветер. Это почему-то радует. Он обычный человек тоже, с которым точно так же играет ветер, которого так же греет солнце. Греет… всех греет, просто кто-то от него прячется в тени. — Демонов, — отвечает он спокойно. — Тогда, думаю, моим демонам твои очень понравятся, — хмыкает он и разворачивается, быстро спускается по ступенькам и идёт к окликнувшему его другу у машины. Он оставляет мужчину наедине с ветром… словно и в голове, потому что он думает обо всём этом. О вечере, его ноге, разбитой и припухшей губе, подвеске на шее, видимо, Пак питает особую любовь и некую слабость к висюлькам на шее. Чон теперь, кажется, тоже. И о том, что Пак не испугался фразы. Воспринял её серьёзно, это видно. Не посмеялся. А сказал напротив, что и у него есть демоны. Свои. И это нормально. Так по-живому. Когда Чонгук возвращается обратно в зал, садясь на своё место, слышит, что Намджун упоминает имя Пака. — Господа, у меня родилась очень интересная идея, — сверкает он глазами, осматривая присутствующих теперь в полном составе. — То, что поможет нам повеселиться и даже немного посоревноваться, ведь всем известно, как важна здоровая конкуренция в бизнесе, — его слушают с интересом, Ким уже успел закурить свою сигару, потягивая её и гоняя дым по рту, смотрит выжидающе на блондина. — Как насчет пари? — продолжает тот. — Кто из нас первый переспит с этим юношей — победит. Уверен, будет интересно. Игра будет стоить свеч, — и Чон отчего-то сразу напрягается, на скулах принимаются выплясывать безумно желваки. Он сжимает кулаки. Это злит. Очень злит. Он сразу понял, что Кима парень очень заинтересовал. Но пошёл он. Мимо. — Успокойся, — перебарывает он себя, говоря в своей привычной скучающей манере. — Я уже победил, — нельзя, чтобы эти мерзкие людишки впутывали Пака в свои игры. Это не смешно и может быть даже опасно. Они могут сломать его. Чон не сомневается, что будет сложно, ведь Чимин силён, может за себя постоять, но… это несколько другой уровень, нежели обычные словесные перепалки. Паку не стоит иметь никаких дел с такими людьми. Нечего ему пачкаться. Он сейчас так жив, ведь и Чонгук был таким, но… как только пришёл в эту сферу, стал вот таким, вечно уставшим, скучающим и безынициативным. А Пак настолько брызжет жизнью, светом, что даже Чон рядом с ним немного оживляется, подзаряжается, это передаётся словно по воздушно-капельному пути, эта энергия. Остальные смотрят на него непонятливо, что это значит? Им не понять. — Я уже спал с ним, так что «шах и мат», — усмехается он, стараясь выглядеть как можно более незаинтересованным, хотя после той последней фразы Пака это сложно даётся. Но также это добавляет сил и уверенности. Тот человек, который обещал, что их демоны подружатся… Совершенно точно нельзя ни за что позволить, чтобы грязные смольные руки демонов этих мужчин растерзали демонов Чимина. Нет. И точка.