måneskin – MAMMAMIA
***
«I feel the heat up, uh, I feel the beat of drums»
Солнце сошло с ума. Палит нещадно, то ли пытаясь ослепить, то ли, напротив, подсвечивая, как прожекторами. Такая жара, а может, просто кажется, ведь когда не лежишь в тени или не наслаждаешься коктейлем, потягивая его размеренно из трубочки, плавая посреди приятно прохладного бассейна на надувном матрасе, а как угорелый бегаешь по площадке за мячом, весь мокрый от пота, дышишь уже с трудом, надрывно, то конечно жарко, всё под кожей горит и бурлит. Мяч летит через сетку, но Чон отбивает его обратно с такой силой, что попытки Тэхёна словить мяч просто смешны. Так что он с силой ударяется о площадку. — Отличный удар, — усмехается Пак, заводя влажные волосы назад, облизывая пересохшие губы, и смотрит на то, как по торсу мужчины стекают стремительные капли пота. Так красиво повторяющие рельефы. Какое же это искусство. Сыграть в волейбол было лучшей идеей, Чимин не перестаёт хвалить себя за эту идею. И он счастлив, что все её поддержали. Намджун сразу подскочил, снимая футболку, готовый попотеть. «— Играем три на три, — сразу оживляется Ким, быстро хватая за руку Чимина и Джина, думая, что такое разделение для него будет более выгодным. Но было глупо полагать, что всё получится так просто. Глаза Чона опасно сверкают, и он берёт юношу за вторую руку, смотрит с нескрываемым вызовом на блондина, предупреждает. И мало того, что без слов решил играть, хотя всё это же не для него: игры, развлечения, — он же здесь, чтобы работать, так вот заела у него пластинка поначалу. Но теперь… к чёрту. Он и сам не прочь был сыграть, но этот жест Кима ещё больше подогрел в нём азарт и интерес. Так что подавляя мужчину вот таким взглядом, он заставляет его ослабить хватку и после вовсе сдаться, выпуская руку черноволосого. — Твоя взяла, — хмыкнул Намджун. Тому, как ни странно, очень нравится этот новый Чонгук, живой, экспрессивный. Нравится, как на него влияет Чимин. Он понимает, что с таким человеком уже более приятно будет вести дела, чем с тем безжизненным телом, что он увидел в порту. Сейчас-то он больше в его духе, живой, интересный, непредсказуемый: то, что нужно для идеального бизнесмена. Так что он отходит, зовя на свою половину Тэхёна и Джина. А Чон победоносно притягивает к себе юношу. Его. Он заявляет это напрямую. — М, вот какой ты? — смотрит Пак заинтересованно. Ему так понравилось, как он «сражался» за него. На что же ещё он готов ради того, чтобы быть рядом? — Какой же? — Собственник? — А это тебя удивляет? — Ничуть. Выиграем? — Спрашиваешь ещё, — хмыкает он, вдруг ударяя Пака по ягодицам, отходя на позицию, которая ему кажется выгодной для него и их команды. У него удобный рост, так что он сможет блокировать удары Намджуна и остальных. Но и удар у него сильный, так что позиция у него главная и он легко сможет передвигаться, защищая территорию. Да, он подходит серьёзно даже к «пляжному» волейболу. Они выиграют, у него отличная команда, не может же он ударить в нос грязью, когда в его команде он. Прекрасный Чимин. Он забьёт как можно больше. И всё это посвятит Паку». Чонгук усмехается парню, подмигивая. Такой живой, весёлый, волосы туго собраны в хвост, чтобы не мешали. Он уже пару раз переделывал прическу, когда пряди выпадали на глаза. Такой энтузиазм от него непривычен. Видно, что ему нравится сам процесс игры, но особенно, конечно — выигрывать. С каждым забитым мячом заметно меняется на глазах, радуется, не скрывая, даёт пять Хосоку и касается как-то Чимина, то за щёку, то проводит по ключице, словно за каждое очко получает свою награду. А Пак и не против, ему невероятно нравится, как он влияет на мужчину, заставляет не просто бороться за какую-то ничего не значащую победу в игре, но помогает веселиться, наслаждаться жизнью, каждым моментом. Пак и не думал, что обладает такой неоспоримой силой. Они ведут. Вот Чон снова становится в стойку, его не останавливает ни жара, ни пот, капающий с носа. Их очередь подавать, так что Хосок становится на край площадки и ударяет по мячу вполсилы, чтоб он прилетел прямо к Чимину. Они все уже хорошенько размялись и разыгрались, так что получается хорошо. Тем более Хосок в школе состоял в волейбольном клубе, он подсказывает, какую тактику выбрать, отлично видя погрешности и слабые стороны противника, потому жестами показывает Чонгуку каждый раз, куда пробивать. Чимин принимает мяч и подталкивает его повыше, чтоб Чону было удобнее ударить. И тот отлично с этим справляется. Идеальный расчёт Хосока и сильный, точный удар Чона приводят их команду к ещё одному очку. Их команда сложилась совсем недавно, но они смогли влиться и прочувствовать друг друга. Чимин и Чонгук идеально дополняют друг друга. Пак занял позицию связующего(и какая же ирония, что эта позиция у него... ведь не только в игре он «связующий», но также занял эту позицию и в жизни Чона, связь с реальностью, с жизнью. Пасует ему, а Чонгук принимает этот мяч...), а Чон — нападающего (и здесь ведь тоже всё не просто так... эта позиция. Доигровщик своей жизни, когда вроде всё позади, что только и осталось, что «доигрывать»... Но раньше смысла в этом было мало, так что он халатно пропускал мячи от жизни, но сейчас... с удачным связующим может и хочет забивать... побеждать). Это им так подходит. Они идеально подходят друг другу. Быстрая реакция, плавный, но чёткий удар черноволосого всегда подлетает точно в руки Чонгука, которому остаётся лишь пробить к очередному очку, где нет защиты в виде Кима, который бесполезно пытается дотянуться до мяча, чтобы остановить, Тэхён тоже бесполезно аж валится на пол, чтобы отбить, но мяч недосягаем. Они хороши. Команда. Стали ею. Очередная подача Хосока снова летит к Чимину, но тому не удаётся также успешно отбить её: наверное, выдохся уже. Она не долетает до Чонгука, отчего они оба срываются с места, бегут к мячу, нельзя позволить ему опуститься слишком низко, у них осталось последнее касание! Накалённый момент. Но Чимин не сдаётся, отталкивается от пола со всей силы и подпрыгивает, но уже в лету понимает: ему не дотянуться до мяча в идеальной точке для удара, роста маловато. Как вдруг чувствует на своей талии горячие руки, крепко сжимающие, которые поднимают его выше, буквально подталкивая вверх. Так что Чимин замахивается и ударяет по мячу, забивая. Приём вышел невероятный, всё так быстро, резко и стремительно, противники сбиты с толку. Это выглядело так круто и прекрасно. Словно какой-то танец, контемп. За спиной Чимина кажется вот-вот крылья вырастут. Как можно всё делать настолько изящно? Мужчина помогает парню приземлиться мягко, смотрит на него, усмехаясь, восхищён. У Чимина же от удара ладонь вся красная, горит. Поэтому Чонгук обхватывает это тонкое пульсирующее запястье и прислоняется вдруг к нему губами, и плевать, что грязная, плевать. Он смотрит прямо в глаза. — Устал, — признается Чимин. — Тайм-аут, — выговаривает мужчина сразу, давая другим знать о перерыве, показывая жестом.«They treat me like if I did something criminal All eyes on me, I feel like I'm a superstar»
Руки скользят по белоснежной коже. Снова представилась возможность касаться её, жадно изучать теперь не только глазами, но и руками. За каждую такую возможность теперь Чон хватается цепко, что не оторвать, это тело самое прекрасное, что он видел в жизни. И это благословение, не иначе. Как ещё объяснить то, что каждый раз, спускаясь взглядом от ключиц и до тазобедренных косточек, выпирающих, опасно… за них Чон вечно и зацепляется, как же миновать их, не напоровшись? И вопрос, очевидно, риторический. Для красоты и для акцента, обращения внимания на главное. Но ответа как такового Чону совсем не нужно: знать не хочет, как же миновать эти бёдра. После повторяет траекторию, возвращая глаза обратно, на не менее острые ключицы, и, если спастись от тазобедренных костей с трудом, но удалось, не без ранений… таких приятных, кровь от них — сок виноградный, вино пьянящее, подставляй руки и пей этот елей, эликсир животворящий, то здесь — беда, не выбраться, навеки теперь в плену этих острых скал. Опасно. Путь один — спрыгнуть лишь и разбиться вдребезги, стесав при этом о них кожу с рёбер. Но Чон и не хочет спасаться… ему необходимо быть там, вечно, в этой уютной ложбинке меж ключиц. Быт этим пульсом под кожей. Он пытается, честно, вернуть взгляд обратно, но вечно отвлекается на что-то новое: вот сосок, такой приятный цвет… пастельно-розовый, но из-за бледности кожи выглядит так ярко, вызывающе. Вызывает в Чонгуке все потайные желания, и теперь уж никакие не потайные: написаны на лице, чётко, заглавными печатными буквами.«Хочу быть ближе».
«Забраться руками под кожу».
«Хочу целовать каждый миллиметр».
«Хочу слиться».
Ни сантиметр не оказывается без внимания этих зорких глаз, и вот уже они пробегаются трусцой, неторопливо, по позвонкам… задевают каждый из этих гор-косточек. У каждой горы, как правило, есть своя легенда, и сколько же прекрасных историй можно узнать из тела Чимина? Чонгук и сам готов придумывать эти легенды, да целые новеллы, оды воспевать каждой части тела по отдельности. А потом объединять в «собрание избранных сочинений». Коллекционные издания стояли бы у Чона в кабинете на полке. И он, проходя рядом, проводил бы пальцем по корешкам, как проводит сейчас по позвоночнику, заставляя Пака выгибать спину. Вышел бы очень толстый сборник, несколько томов… хах, несколько… тысяч. И хоть Чон далеко не поэт и не писатель, но Чимин точно муза, и при взгляде на него сразу вдохновение обуревает, да такое сильное, что рвётся требовательно наружу. Нельзя скрывать внутри, не то взорвёшься, не иначе. Так что мужчина перенаправляет творческое вдохновение на не менее творческий экстаз. Брюнет старательно, тщательно и неторопливо втирает крем от загара между лопаток Чимина. Это так ответственно, самая важная работа всей его жизни, похлеще всех серьёзных сделок вместе взятых. Ведь он не хочет пропустить ни кусочка белоснежной кожи, чтобы её коснулось зловещее и коварное Солнце, оставив свой болезненный отпечаток, клеймо на парне, испортив этот идеальный, единственный в природе цвет. — У тебя необыкновенная кожа. Такой молочный цвет, — выговаривает Чонгук, продолжая мазать плечи. — Нравится? — шутя выговаривает юноша. — Да, — серьёзно чеканит он. Так прямо, что Чимина, такого неуловимого, вдруг застаёт врасплох. Чонгук определённо стал более откровенен, раньше непонятно было, что же творится у него внутри. Ты что-то видел, но не мог понять, верно ли истолковываешь, была масса догадок, а мужчина лишь насмехался над теми, кто пытался решить эту загадку с непонятным условием, уже тут застопориться легко, непонятно, что дано, а что в итоге нужно получить. Но попытки решить через сложные теоремы, исписывая все доски, стирая и начиная заново, увенчивались лишь тем, что мел, поскрипывая мерзко по доске, ломался, заканчиваясь. До вывода ещё так далеко, а писать уж и нечем. Да и написанное всё бесполезно, не верно. Теперь условие задачи звучит довольно чётко. Исчерпывающе. Дано: Чон Чонгук. Найти: путь к его пылкому и чувственному, горячему сердцу. К сожалению, всё хорошее заканчивается, и вот сейчас Чон понимает, что намазал всё, что только мог, даже каждый пальчик на ноге парня. Потому он выдыхает, собираясь встать с топчана, на котором они расположились. Но Пак делает это быстро, резко, но в то же время плавно, словно поднимаемый порывом ветра. Он останавливает парня, оказываясь перед ним, надавливает на плечи, заставляя остаться на месте. Чон не сопротивляется, приподнимает голову, глядя на черноволосого с интересом, честно, никогда не знает, что в следующую секунду выбросит этот парень, от этого иногда бывает так тревожно внутри, но… чаще приятно щекочет интерес, и всё сложнее скрывать в глазах этот вызов: «ну же, мальчик, что на этот раз? Порадуй папочку?» О, да, что-то примерно такое. Чимин же снимает с волос парня резинку, собирается переделать мужчине хвост, снова он касается этих волос, снова он обращает на них внимание. Каждому своё: один возводит на пьедестал кожу, второй — вечно больше смысла даёт волосам. Пак водит осторожно по волосам, расчёсывая их пальцами, приятно копается, массируя кожу головы, наверняка ведь у мужчины от такого тугого хвоста болит голова. Тот прикрывает глаза, и правда приятно. Он позволяет парню своевольничать. Да, для него важна укладка, он всегда должен был выглядеть идеально… но всё это просто-напросто иллюзия контроля над своей жизнью. Так забавно, по правде. Когда что-то идёт не по плану, что-то действительно важное утекает из рук, как песок сквозь пальцы… то наивно кажется, что если ты строго будешь контролировать такие моменты, как свой внешний вид или даже полку в ванной, на которой всё расставлено в строгой последовательности… то станешь королём своей жизни. Но сейчас перед ним стоит красивый парень, интересный и живой, он не расписывает свою жизнь поминутно, оттого и не разочаровывается. Тебя не смогут разочаровать, если ты ничего не ждёшь. Большие надежды ведут к большим разочарованиям. Та же причинно-следственная связь. Пока Чимин копошится и хозяйничает в его волосах, Чон рассматривает аккуратный пупок парня, всовывая в него палец, хотя почему-то хочется всунуть в него язык, чтобы он также извивался и изворачивался от него, как от пальца, ведь боится щекотки. Такие мысли более не кажутся ему странным, он привык, что рядом с таким парнем и самому хочется соответствовать. И потому он всё чаще сам стал удивлять и его, и себя самого, выбрасывая что-то безумное и неожиданное. Что-то в характере Пака, но точно не в его. Но это так круто! Так же, как позволять Чимину трогать свои волосы и кайфовать от этого не меньше, чем от касаний к его коже. Позволять ему трогать не только волосы. Душу.«I'm on my knees and I can't wait to drink your rain»
Игра окончена, конечно победа была за Чонами и Паком. Они идеально двигались, отдавались на полную. Потому сейчас первые бегут к холодному бассейну, прыгая в него с брызгами с разбегу. Проигравшие же пошли за напитками для всех, и сейчас, ожидая коктейлей и перекуса, с завистью поглядывают на то, как победители наслаждаются прохладной водой. Чимин видит эти взгляды, так что вдруг приветливо и издевательски машет, а потом широко улыбается и показывает дружеский «средний палец», сразу ныряя под воду. Не видит уже ошарашенных и наигранно возмущённых взглядов Кимов, мол, что этот мелкий засранец себе позволяет? Ответить тем же мешает стена в виде Чонгука, который пристально за ними наблюдает, улыбаясь, мол, ждём коктейлей, лузеры. Но его отвлекает от зрительной перепалки что-то касающееся его ноги под водой, конечно, он знает, что такое это «что-то». Так что усмехается, опуская голову, как раз тогда, когда Пак запускает руку под резинку его шорт. Какой же прыткий, чёрт. Чон не заставляет себя долго ждать, так что сразу ныряет следом, хватая парня за торс, прижимая его к себе и тоже запуская руку под его короткие шорты, что так соблазняли всё это время. Кружа в каком-то танце под водой, вместе, плавно, слившись воедино, они — течение этого бассейна, этой лужи, по сравнению с их глубиной, с глубиной в их глазах. Смотрят прямо в глаза друг друга, воздух на исходе, но его остаток они решают потратить с умом — на поцелуй, конечно.«You wanna touch my body, I say you're not allowed You wanna handle me, but I'm a bit too much I'll burn all the place down, 'cause I'm too fucking hot Oh, mamma mia, ma-ma-mamma mia, ah They wanna arrest me, but I was just having fun I swear that I'm not drunk and I'm not taking drugs»
Ночь темна. Но Чимин освещает. В темноте его тело выглядит ещё прекраснее, особенно без одежды, с лёгкой простынёй на бёдрах, как божество. Он запросто может посоревноваться по яркости блеска с самой яркой звездой — Сириус. Она меркнет на его фоне. Лёжа на опустевшей палубе и глядя на небо, они испытывают неописуемое чувство восторга. Шум моря лишь помогает погрузиться в атмосферу. Чимин вырисовывает что-то пальцем на груди Чонгука, а тот копается в его волосах. Дыхание размеренное… так спокойно. Так хорошо. — Если корабль утонет, как Титаник, — подает голос Пак, — то виной тому будет не айсберг, точно, — хмыкает он. — А что же? — с Паком можно спокойно говорить даже о таком: о смерти. С ним всё воспринимается намного проще. Не страшно. Даже прям сейчас умереть не страшно, с ним в объятиях. — Я, — смеётся он. — Я перегруз. — Что? — не понимающе улыбается Чон. — Я незаконно пробрался на корабль. Когда мы с тобой столкнулись между грузовых ящиков, я судорожно искал, в какой из них забраться, — рассказывает он. — Ты безумец, Пак Чимин. Знаешь это? — хмыкает мужчина, и почему он совсем не удивлен этому? Так в духе Чимина. И так хочется этим безумством заразиться. Подумать только, у него и билета нет. Что бы было, не взбреди в его голову эта идея? Где бы сейчас был? С кем бы? Думать об этом не хочется, одна мысль неприятно режет, так что Чон сильнее прижимает его к себе. — Если бы корабль всё-таки начал сейчас тонуть, — через время спрашивает черноволосый, — что бы ты сделал? Чон молчит какое-то время, глядя на небо: тут так много звёзд, в городе совсем не так. Но он вдруг садит Пака на свои бёдра, глядя на него, обхватывая бёдра, сжимая и поглаживая большими пальцами низ живота. Почему-то в голове не семья… в голове не спасение. Не паника и страх. Не мнимый контроль ситуации, как он привык. — Я бы взял тебя, — чётко говорит он. — Так чего же ты ждешь? Может уже сейчас в грузовом отсеке матросы пытаются устранить брешь… может прямо сейчас мы тонем, — шепчет он, склоняясь прямо к губам мужчины, дразняще, не касается, но опаляет дыханием. — Может пора действовать наконец? — такая ироничная фраза… — Может это наша последняя но… Но Чонгук не даёт парню договорить и впивается в его губы, сжимая ягодицы, с которых давно спала простыня. Раковина открыта… и вот она, жемчужина, ждавшая своего часа. Награда. Которую не хочется предавать и менять на деньги, сколько бы не предложили, хочется повешать её себе на шею, ходить гордо, хвастаться. Самая драгоценная жемчужина в мире.«Give me a command and I'll do what you ask 'Cause my favourite music's your: "Ah, ah" Give me a command and I'll do what you ask 'Cause my favourite music's your: "Ah, ah" Give me a command and I'll do what you ask 'Cause my favourite music's your: "Ah, ah" Give me a command and I'll do what you ask 'Cause I love when you sing out loud»