Моё сердце и Земля следуют одному правилу,
Оно начинается с «люблю» и заканчивается на «тебя».
Но не иди наружу, сегодня там опасно,
Если рядом с тобой не будет меня.
— О чем они шепчутся? — Разумеется о нас, Малфой! Драко непринуждённо игрался со своими лакированными туфлями, постукивая их друг об друга. Он старался скрыть свои блестящие глаза рассматривая обувь. Не сказать, что это у него хорошо получалось: выглядел он как дурачок, но чувствовал себя превосходно. Поведение у него совсем не такое, какое должно быть у человека, который поднял всех лежащих после диких плясок на ноги с непередаваемой шумихой. Первое впечатление всегда должно быть фееричным, и он демонстративно собрался этому следовать— вручил своей уже не будущей невесте жалкий ошмёток от какого-то цветка, который даже было не узнать. Зато с какой довольной любой. «К чёрту брак». Невилла поблизости не оказалось, чтобы различить, что это было такое, но вряд ли это кого-либо заботило. Публичное унижение Астории не входило в его планы, но как вышло, так вышло. Он обязательно ещё извинится перед ней, если его совесть не выветриться пока он будет слоняться с Поттером по Хогвартсу, ведь это входило в его планы и очень трепетно ждалось. Драко так очарован и взволнован, что ему вообще все равно: за ним ухаживали две недели, а он упрямо этого не замечал, продолжая жить, потакая общепринятому мнению: Я Пожиратель, я под запретом и я должен умереть— и он так ненавидел себя, так был с этим согласен. Кончить, как Дамблдор совсем не хотелось, а прикончить себя не хватало силы духа. Трус да и только. Таких дементоры убивают одним лишь прикосновением. Быстро и безболезненно. Так и оставалось жить, ожидая поцелуя возлюбленного. Гарри был совсем другим. Способным возлюбить. Он перевернёт свет и тьму, ведь в конечном итоге столкновение всё равно окажется неизбежным. Он покажет ему череду скачущих звёзд, в коих Драко так влюблён— он с каждым днём всё сильнее надеется стать его кометой. Он осушит все семь морей— один за другим — и заставит каждого, кто причинил Драко несправедливую боль сосчитать все песчинки— до единой— прилипшие ко дну океана. Он взрастит для него сосновые ели по которым пропустит поезда, чтобы доставить Драко на край света, где он всегда будет ожидать его. Гарри попал в ад кромешный после стольких услуг из-за того лишь, что в него не влюбиться не смог. Если бы ты только позволил, я бы так сильно любил тебя… — До чего ж смешно, Поттер, — он посмотрел на него с заботой, что на войне и не снилось. Он никогда прежде не смотрел на него так. Драко любовался им. Гарри с натертой красной полоской на шее от воротничка, хмурый и раздосадованный, поди подними его взгляд на себя он расплачется, — Где твоя возлюбленная? Гарри попытался встряхнуть с себя неловкость, но она намертво прилипла к его плечам. Он чувствовал себя так неуклюже перед ним, который либо издевался либо… какая уже разница! На удивление Гарри Драко выглядел так хорошо, даже в промокшей слизеринской мантии. Он будто бы услышав его мысли поторопился ее снять и Мерлин, да, поторопился. Гарри не был готов видеть его в мокрой рубашке, которая прилипла к его груди и делает его совсем далёким, желанным и неприкосновенным. Драко— паршивый гад улыбнулся ему и взмахом руки поправил чёлку, только вот в чем проблемка: сегодня она такая же отвратительная, как у Гарри. — Здесь она, — хмыкнул Гарри, — удивлён, как она ещё не накинулась на меня с воплями. А ты наколдовал себе личную тучу, да? Поэтому пришёл так поздно? (Гарри пытался как-то заменить вопрос в лоб «поэтому ты опоздал?) — Верно, Поттер, — Драко снова сделал взмах кистью руки и Мерлинова борода. Прекрати заниматься богохульством и совращением невинных Поттеров. Ради Мерлина, — Какие вопли? — Ты выглядишь так ужасно, как с тобой танцевать, Поттер, — передразнил его Гарри, стараясь растягивать гласные в его же манере, — Что за веник ты мне вручил, Поттер? Иди подметай своей молнией ошмётки от букета. Сдаёшь ЖАБА чтобы поступить в ряды домовиков? — Прям так и сказала? — со смешком ответил Малфой, ни чуть не смутившись. Им сегодня овладел бес, раз уж он такой снисходительный к поттеровскому отчаянию. — Нет. В ожидании, — совершенно серьезно оскалился Гарри и Драко подарил ему сказочную улыбку. Тепло его взгляда никак не совпадало с холодом рук, которыми он взял его и повёл за собой. Благодаря лунной походке он проводил его мимо людей и сгонял с лица потерянный вид: теперь Гарри в смущении позволял ему делать все, что ему вздумается. Как бы не потерять голову от этого права. Он возмутительно прекрасный, как бы там не считал. — Позволь мне научить тебя, как вести себя с дамами, — прошептал Драко на ухо Поттеру, втянув его в хоровод вальсировать. Гарри вздрогнул от невозможности. Видеть Драко таким настоящая победа: неподвластным чужим словам, отданным одним своим чувствам. Гарри видел его таким только тогда, когда маска холодности спала под видимой смертью Героя: Драко так осторожно обнимал его, что не было сил противиться. И смысла противиться не было, было только желание обнять в ответ и сказать: Все хорошо. Теперь ты видишь свет. Гарри не помнит рыдал Драко или нет, но если и делал это то очень тихо. Гарри потерял возможность видеть без очков, но слух был просто «на ура». Знакомая белобрысая голова и резкий, едкий сбивчивый голос означали, что его то ли поминает, то ли обнимает Малфой. Что само по себе удивительно, но неважно. Драко делал это непередаваемо. В его возможностях одни лишь секунды, чтобы сказать Поттеру навсегда, что он ненавидит его, желает смерти, сожалеет, что тот не погиб, но не может: так рад видеть его живым. — Во-первых не наступай на ноги, — сказал он, когда они протанцевали уже половину. Драко приободряющие прижался щекой о щеку и Гарри на радостях пообещал, что постарается. Драко мучает то ли жажда, а может вскипевшая страсть? Вот он, момент, когда Герой перед ним уязвим, он свалил самого Гарри Поттера на повал одним своим объятием, не словом, не заклинанием. Где же твоя палочка сейчас, Драко? Давай, кинь в него хотя бы жалящее заклинание, чтобы ничего лишнего и подумать не могли. Ты же Пожиратель смерти, веди себя подобающе. «Подобающе» — это не безнадёжно снисходить до того, чтобы поливать горькими слезами победоносца. Ты Малфой или кто? Ты просто жалок. Сейчас набегут журналисты, так им и скажешь, что они мешают тебе зацеловывать свежие шрамы гриффиндорца? А что, в твоём стиле. Ещё позови отца, Драко. Чтобы окончательно себя оправдать. Ты влюблён в придурка до безумия. Темный лорд выбрал тебя, а ты… ты выбрал его. — Во-вторых некоторые девушки не понимают намёков, — вкрадчиво сказал Драко, после того, как покрутил Гарри вокруг себя. Это было необязательно, но определенно нужно для того, чтобы показать кто кого. Гарри тихонечко рассмеялся и принялся его целовать. Поттер не видел перед собой ничего, разве что видел развалившуюся на глазах жизнь. Вот сейчас он Спаситель мира, его в слезах ждёт Джинни и конечно «парочка» журналистов из всех «пророков». Мечта, а не жизнь. Все теперь его. Кроме вот этого. Недоразумения. А как его было назвать? Драко просто ошибся. Обознался. Ну или просто потрясён событием. Он не может добровольно прикасаться к нему, он не может губами искать его, а потом стыдливо отстраняться на уголках губ, одергивая себя. «Так нельзя, Драко, какой позор», и снова продолжал касаться его рук, груди, везде где было так плохо, что невероятно приятно от мягких, чуть костлявых и холодных рук. — В третьих поумерь свой пыл, — когда Гарри ловил его губы на каждом обороте вальса, — Женщины любят достойных, — с вызовом сказал Драко, отстранившись от очередного нападения и Гарри улыбнулся ему в губы, завлекая в поцелуй. Все было так хорошо, так прекрасно, незабываемо, мгновенно. Гарри прижимал его к своей груди, а толпа народу приближалась к ним. Все ближе и ближе. Драко разбил своё сердце на куски, раздавил камнем. Теперь оно больше ему не нужно. Оно разлетится по концам света и принесёт в города ураганы: любовь его никогда не покинет сердце. Она настолько сильна, что поедает бессердечного Драко и заставляет его руки каменеть, а ноги не двигаться. Поттер не видел его, не слышал, но обнимал так крепко, что хотелось устроить привычное состязание «кто сильнее?». Гарри так неряшливо успокаивал его. Если бы он не бормотал «Малфой» теребя руками его волосы, он бы и не подумал, что Гарри узнал его. Раз уж узнал, значит пора уходить. Бросать Героя на одиночную битву с репортерами было подло, но он справиться и с ещё одной битвой, ради Пивза, например. Комплекс Героя, очевидно, заставил его принять Драко и сейчас. Малфою пора было уходить. Насовсем. Он думал об этом в объятиях парня, которого любил всю жизнь. И эти прикосновения приносили слишком много боли. — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Он сказал я люблю тебя. Но Гарри не мог его слышать. Его оглушило заклинание Тёмного лорда. Он не мог слышать его. Просто не мог. И он снова сказал: — Я люблю тебя. Люблю тебя, люблю, люблю тебя. Очкастого, зеленоглазого придурка. Справедливого и храброго парня с самыми красивыми глазами в мире. С самой доброй душой, с самым большим сердцем, что в него уместился весь мир, даже я. Люблю, люблю тебя. Такого хорошего, даже когда люди не заслужили. Даже когда я не заслужил. Ты не должен терпеть меня, но ты терпишь. Твоё прекрасное сердце. Доброе-доброе и очень большое. Гарри, как тебе так жить? Что ты чувствуешь каждый раз, освобождая пленных губительным разумом? Гарри, Гарри, Гарри. Я не хочу, чтобы ты спасал меня. Тебе не надо это, сладкоежка. Ты такой милый, когда увлечён чем-то, что тебе нравится. Я покину твоё сердце, если в нем, только потому, что это твоя «судьба» спасать беглецов и лжецов. Да-да. Добровольно покидаю. Маленькое место для тебя. Для твоих увлечений, рассказов, сладостей. Только не для друзей. Для тебя, Гарри. Я ухожу для тебя. Ты только вспоминай меня. Не забывай, как я сбросил тебя с метлы во время матча, ведь если забудешь, то повторишь болезненный опыт. Жаль, не со мной. — Все мое сердце твоё, — прошептал Гарри, когда они вышли из зала, не замечая никого вокруг, ведь все для них, кроме друг друга, всего лишь фоновый шум. —Идиот, — ответил Драко, в поисках его губ, но Гарри сплёл их руки, и отстранился от его лица, оставив того в ну просто болезненном виде: лицо Драко кричало, что нуждалось в поцелуях ещё и ещё, и Гарри по-доброму рассмеявшись над этой очаровательной картиной подарил ему их. Серьезно! Его лицо хотелось вставить в рамочку. Гарри потянул его за собой, но не в танец, а куда-то вперёд и вперёд…***
Рон в сладостном удивлении уставился на свою лучшую потрясающую невероятную девушку— Гермиону. Какой бы он не был дурак, а понимает, что ее всегда будет беречь. Так она ему нравилась. И сейчас, девушка, возясь со шпильками в прическе с самым раздражённым видом, усаживалась за стол, и считала Рона самым неподходящим собеседником. Дурак! — Гермиона, милая…— в ужасе застыл Рон, помогая перебирать ее кудрявые волосы и заметил седину, — Я не хотел! — в припадке упал он на колени и молил о прощении, —Прости меня! Прости, прости меня! — и кинулся целовать кисти ее рук, бормоча что-то, специально, чтобы она не расслышала. Как все злило! — Рональд Уизли, что ты творишь?! — воскликнула девушка, когда он непривычно для себя обнял ее, покачивая и успокаивая (себя), — Что на тебя нашло, кретин? — Я кретин? — глаза Рона вылезли из орбит, но вернули прежний жалобный вид, — Да, я кретин! — Нет, не ты! — Гермиона просто не могла понять, почему в ее жизни снова все так сложно. Какого боггарта ее друзья такие… такие! Слов не подобрать. — Нет, я! Из-за меня… ты..ты..поседела! — Рон в чувствах собрался снова накинуться на неё и раздавить ее к чертям, но она придержала его за волосы, оттягивая от себя: — Рон, просто помолчи, — и повернула его голову в сторону танцующих Малфоя с Гарри. Он что-то шептал ему на ухо и, пресвятая Моргана, Рон никогда не хотел знать, что он ему говорил. — Очевидно, — выдохнула Гермиона, — Драко довёл меня до ручки! — Неудивительно, — хмыкнул Рон, повторяя это слово второй раз за вечер, — Лучше скажи, что ты с ним делала? — Рон, — осуждающе протянула она голосом, от которого у Гарри с Роном пробегали мурашки по коже, — как ты не понимаешь! Этот придурок вечно себя накручивает. И твой придурок тоже. — Кажется больше не мой, — сказал Рон не отрывая взгляда от Гарри, который перехватил инициативу и вёл Драко в танце. Последнего это безумно смутило. Мерлин с ними! Совет да любовь. — Этот дурак все нервы мне потрепал, — тем временем продолжала Гермиона, оттягивая седую прядь волос палочкой и возвращая ей прежний шоколадный цвет, — Не успела я зачаровать ромашки, чтобы они говорили правду, так он в истерику! — Гермиона, — Рон взял ее руки в свои и влюблённым взглядом посмотрел на неё, — ты восхитительна. Мне не понять, как ты сдержалась, чтобы не превратить в крапиву цветы в руках Хорька, — и загоревшаяся идея в его голове быстро вылетела из под чапалаха любимой.***
— Поттер! Остановись сейчас же! — взывал небесам и всем сидящим на Олимпе богам Малфой, — я сейчас кину в тебя остолбеней, придурок, и не думаю, что ты превратишься в милого ангела! И Гарри остановился, хохотнув, позволяя Драко плюхнуться в себя лицом. Драко был таким взлохмаченным не жизнью, а любовью, на голову выше гриффиндорца и поэтому у него получилось нагло украсть у Гарри поцелуй и в нерешительности разомкнуть его, — Куда ты меня ведёшь? — Гарри отмолчался, попытавшись укрыться лицом в плечо парня, — Мне следует добавлять любимый? — Следует, — пробурчал Гарри и Драко в счастливом мгновении рассмеялся, а его рёбра заполнились заливистым смехом, разоблачая его пустоту внутри. — Ты доверяешь мне? — шепотком спросил Гарри, заметив, как напряглось тело, к которому он прижался. — Нет! — Драко, — нежно рассмеялся Гарри, как бы успокаивая своего партнера по вальсу, что он ничего такого не задумал. А так как себе он сам не верил, то вслух произнести даже и не мог. Они стояли перед самым входом в Хогвартс и Гарри ясно дал понять, что намеривается его куда-то увести и что-то с ним сделать на что Драко разумеется в здравом уме согласен не был, — Пожалуйста. И они побежали. Гарри не был выдающимся бегуном, а вот Драко был запоминающимися беглецом. Так и бежали— один с непробиваемой уверенностью в дороге, второй плетущийся позади и продолжающий движение, только потому что первый не отпускал его руку. Гарри держал его за руку. Это было новое, тоже самое, что и поцелуи. От последних Драко все ещё терял голову и подумал, что если он собирается жить с ним до конца своих дней, то в конец жизни станет самым настоящим гриффиндорцем мозгов у него станется с мизинец, потому что Поттер-неумелый-целовака целует только его и только ему говорит Драко-любимый-мой-хороший-ещё-чуть-чуть-и-мы-пришли. В противном случае не приди они, то умерли бы прям в Запретном лесу. Очень символично- их любовь была, может, допустимой, но только в их глазах, другие же ни за что и никогда не примут эту связь. Ах, да. Их связь. Мерлин, они связаны на уровне магии. Это больше, чем брак, но гораздо меньше, чем любовь. Потому что любовь, не ограничивается даже магией. Вот откуда она— эта любовь— откуда пошёл этот дефект во время исключительно плотских развлечений? А зачем сейчас думать, малыш Драко. И его голова опустилась в бездну, вслед за ним. За любовью в глазах каждого. Кто не любит Гарри Поттера? И Драко был самым неподходящим вариантом из всех предлагаемых. Но он вытащил его, схватил за руку его и увёл его по дорожке из цветов, как делают самые сопливые романтики. И Драко любил его. Он смотрел на него, бежав позади и любил его. Развивающиеся волосы, и мантию, и даже совсем неподходящую к имиджу сумку. Он влип в любовь, в эту шоколадно-кофейную гущу и смиренно ждёт своего конца. А может они всё таки бегут на Луну. Надо бы сказать дураку Поттеру, что если обежать всю Землю, до Луны так и останется сотня километров. Только вот голос его покинул. Он только и мог, что бежать, бежать и смотреть… Смотреть на него. Как всегда только на него. Гарри притормозил, не отпуская руку Малфоя. Драко что-то пропыхтел себе под нос, а Поттеру точно было не до того, чтобы разбирать эти нечленораздельные звуки. — Драко, — Гарри пытался отряхнуть свою мантию, которую он обычно надевал «в люди». — Да, Потти? — с недовольством спросил Драко. Его рубашка и волосы высохли, но выглядел он всё также небрежно. Но Гарри смотрит на него, и он для него все равно прекрасный Принц. Змеиный гаденыш, но очаровательный настолько, что смотри и смотри. — Подождёшь меня здесь немного? — жалобно попросил Гарри, взяв ладони Драко в свои и его спутник, конечно, не мог отказать. Но как только фигура Поттера ушла из виду Драко охватила тревога: как же так? Получается, он отпустил его, зная, что Гарри больше никогда не вернётся? Как Драко мог даже не поцеловать его в губы напоследок и сказать что-то запредельно противное? Он остался один. Снова один. Драко огляделся— где же он? Вокруг ничего за что можно было уцепиться. Вот лиана, а сразу за ней откуда-то взявшийся куст малины. Что это за место такое, в которое не попадают северные ветра и которое не обозначено на несуществующей карте? Гарри, как кролик за которым бежала Алиса и ввалилась в бездну. Горизонт покрыт туманом, а дорога мертвечиной. Может так казалось Драко. Его сознание полностью захватили галлюцинации, а разум вбивал внутрь, в самое сердце, которое успело поверить в волшебство, вбивало избившуюся истину. И что с того, что он волшебник, что он потомок чистокровного рода, если он не может волшебной палочкой наколдовать себе Поттера рядом, который успокоит его панику и нарастающую истерику. Как легко было поверить, что Гарри его. Вот так просто— его. Он ведь даже не спешил зацеловывать его ключицы, растёгивать мантию и делать непристойные вещи, потому что был уверен— после бала у него будет время на все эти мелочи. Как оказалось, судьба была предопределена и перехитрить её, увы тщетно. Что с танца со смертью, когда она не спешит тебя забирать? Что с танца с жизнью, когда она забирает у тебя последнюю жизнь? Никто не догадывался, что Драко Малфой страдал не только от собственных мыслей, но и от последствий этих мыслей: постоянно охватывающих тело тревог, беспокойств, панических атак. И никому он был не нужен. Он жалок, если таков— это правда. И признаться в этом себе было легко. Достаточно было просто ущипнуть себя и рассмеяться. Он был просто во сне. Ничего такого не было. Ни ромашек, ни танца и о, Мерлин, Цветочного бала тоже не было! Никогда не думал он, что способен выдумать что-то такое изощрённое. Наверняка какие-то шекспировские строчки остались у него в памяти. И Поттера, кстати, тоже не было. Вот он— Драко— проснулся ото сна в котором жил неделями и, как видите, снова один. Сейчас в Хогвартсе его ждёт вечная Панси и пыхтящий Блейз, а Поттер на него даже не посмотрит. И видит Драко перед собой пергамент и перо и уверен, как только поднимется с этой твёрдой земли, примется за письмо матери с просьбой о парочке зелья от снов. Что делать? Куда идти? Почему нет места, куда он мог бы вернуться? И ему вспомнился мэнор и роскошные, простирающиеся газоны вокруг него. Цветы в оранжерее от которых слишком часто чесался нос из-за магических удобрений. У Драко возраст такой, когда ветер в голове, Поттер с ромашками. Все это временно, всего-то период, этап на котором жизнь прекратится. Потому что, а что за жизнь без Гарри. Он невидящим взглядом уставился в пустошь. Жизнь без этого Гарри. Который брал его щеки в руки и говорил, что он у него самый-самый и что больше никому его не отдаст. Который спотыкался о собственные ноги, не умел танцевать и пытался прыгнуть выше головы, только чтобы показать ему— Драко— на что он ради него способен. И Драко, Мерлином клялся, верил и доверял. Где ты, Гарри? Я буду искать тебя очень и очень долго. Ни одну зиму и ни одно лето, Гарри. Каждое море услышит мою зазывающую песнь о тебе. Я вложу в эту песню все свои чувства о которых всегда молчал. Я не хочу ждать, когда ты вернёшься, Гарри. Я хочу найти тебя. Почему ты ушёл от меня? Я сделал недостаточно для того, чтобы ты остался? Прости меня, Гарри. Я даже не пытался сделать что-то, что остановило бы тебя. Я жил во сне и даже во сне не нашёл в себе храбрости сказать, как люблю тебя. Но я очень люблю тебя. Я боготворю твои глаза, черт с тобой, признаю. Я все ещё чувствую твои губы на своих и проходясь по ним пальцами я слышу звук твоих признаний в любви. Знаешь, я думал, ты будешь таким же нерасторопным в поцелуе, как и в жизни, но ты держал меня так крепко, пока я утопал в твоей безграничной нежности. Ты не хотел спугнуть меня, а я не хотел тебя, и вместо страстного и жаркого поцелуя, мы целовались как в свой первый раз и подкинула моя фантазия нам удивительное место— на балу и в танце, среди тысяч важных лиц, я кружил тебя, а ты обнимал меня, и мы слились во единое, что невозможно в жизни: ты и я разные стороны одной медали, которую заслужил ты, а я на неё попал лишь по твоей широкой чести. Это доказательство того, что все явилось мне сном. Самым сладким, самым желанным, самым настоящим. В нем ты был настоящим, Гарри. Я никогда не прощу тебе этого. Ты и я несовместимые частицы двух звёзд и во Вселенной ты не найдёшь места, где мы будем вместе. Очередной оборот Шекспира? Прости, если я разговариваю на непонятном для тебя языке любви. Ты не поймёшь меня никогда, Поттер. Даже если в моем сне ты любил меня так сильно, что даже моя любовь склонилась перед твоей. Я хотел бы поспать ещё чуть-чуть, совсем немного, чтобы осыпать твою ключицу метеоритными поцелуями, ведь не успел; но я слышу, слышу, Поттер, твои сладкие стоны и мне почти физически больно, что ты в моей голове и мне невозможно прямо сейчас сделать то, что заставит тебя растянуться подо мной в сладкой, пресладкой просьбе. Поттер, не сейчас, возможно, и не завтра, но в какую-то ночь ты снова приснишься мне, и поверь мне снова, я— — Драко! — Гарри неожиданно явился перед ним и Драко рассмеялся. Спасать пришёл? Он же наш Спа-си-те-ль. Наверняка, слизеринцы даже его пропажу взвалили на Героя, что им очень даже к лицу. Гарри в это же время опустился на землю и протянул руки к Драко, тот же дернулся от него как от чумы, но успел заметить рукава. Точно такие же, как в его последнем сне, — Драко! Ты что! — Гарри не на шутку перепугался. Как Малфой мог разлюбить его за парочку минут он не понял, но в лице Драко прочитал полное непонимание. Вот оно что. У Драко очень нежные, миловидные черты лица даже когда он хмурится, язвит или ругается. Правильный нос, острые скулы, сомкнутые губы и серо-голубые глаза— предвестники тучи и шторма, — Драко, — прошептал Гарри, и Драко от этого шепота оторопел, — Поверь мне. Не встречайся с человеком, который думает о слишком многом, Гарри. Он влюбится в тебя за мельчайшие детали, цвет твоих глаз и форму твоей улыбки. Он будет днями анализировать выражение твоего лица, когда ты говоришь, и ночами, расшифровывать, что же означал тот взгляд, которым ты его одарил, когда он снова высказал своё нелестное мнение. Он будет мучиться часами над тем, почему ты не поздоровался с ним за завтраком, почему ты вообще на него не пришёл и начнет создавать нереальные сценарии в своей голове, что ты решил поставить точку истории, которая, как он думает и не начиналась. Он подчинится любой твоей воле, потому что ты для него мечта. Не цель, а мечта. Он ни за что не разрушит твой маленький мир ради себя, потому что счастливый ты для него важней себя. Счастливый ты без него— сильная боль, но главное, что счастлив ты. Полюби ты его, он не поверит ни одному твоему слову, клянись ты хоть на мече Гриффиндора, слизеринец давно смирился с погибелью от твоей руки. Не встречайся с ним, потому что иначе он задушит тебя своей заботой и привязанностью. И о, Мерлин, он будет плакать. Он будет плакать из-за того, что ты смотрел на другого человека, что ты целуешь другого человека. Не влюбляйся в человека, который думает о слишком многом, не делай этого, Гарри, если не планируешь любить его всю жизнь. Гарри согласен целовать его щеки каждый раз, когда по ним скатываются слёзы и целовать его губы каждый раз, когда из них звучит самый прекрасный смех. Он готов выслушивать претензии, возмущённый утренний выговор из-за того, что он снова неправильно помешал молоко в кофе и что пенка у него снова не получилась. Гарри согласен спать сначала на полу, потому что Драко было слишком важно чувствовать себя победителем, а потом перекладываться к нему и обнимать за спину, потому что Гарри было важно, чтобы Драко чувствовал себя защищённым. Он согласен согласен, согласен, сколько можно повторять, чтобы ты поверил, Драко. — Ты издеваешься, — когда Гарри улёгся на его груди и Драко мог преспокойно гладить его по голове, — Где ты был? — Если бы ты не завалил меня посреди дороги, мы бы дошли раньше. — Ты оскорблен? — Ничуть. Мне понравилось. — Тогда веди меня, — смущённо пробурчал Драко, потому что ожидал, что Гарри начнёт парировать его в ответ. — Ты так это говоришь… — Идиот! — воскликнул Малфой, когда Гарри прикусил его ухо и торопливо поднялся, встряхнув брюки, — Поторапливайся, смертный. — Повинуюсь, — и Драко хотел бы вернуть ему этот маленький грешок, но не успел он даже прикоснуться к его шее, как Гарри взял его за руку и аккуратно повёл дальше. Дальше, что Драко от восторга чихнул трижды. Под нежным светилом Луны и мягко сияющими звёздами, поле усеянное ромашками казалось поверхностью совсем другой планеты. Гарри, полностью довольный своим успехом нежно поглаживал выпирающие костяшки плеч Драко. А сам Драко не мог подобрать слов. — Цветы, что ты принёс мне, — начал Малфой, — все они сказали «да». Ты правда…— Драко был очень растерян. Конечно правда, а иначе Гарри бы не было здесь. Но он желал услышать его снова. Под этот тихий шёпот колыбельной Луны, под приятный запах ромашек под ними. В поле, при свете Луны, Драко выглядел сказочным, невероятным и… постижимым. Вот он, и он просит у Гарри любовь и Гарри не может больше держаться. Он целует его нежно, трепетно и с чувством прекрасного. Драко отвечает ленивее, языком выбирая из него все слова, что Гарри был не в силах сказать сам. — Ты, — начал Гарри, почувствовав себя виноватым за несдержанность и Драко хватило одного этого, чтобы снова припасть к его губам и забрать с его уст все томные вздохи, которые останутся в этой ночи. — Тебе не кажется странным заниматься этим на цветах? — спросил Драко, оторвавшись от его губ и усевшись на него сверху, оглядывая Поттера и наслаждаясь его прелестным видом. — Это еще цветочки, —сказал Гарри и Драко, рассмеявшись навалился на него и обнял. Так сильно и нежно, что у Гарри не нарочно приостановилось сердце от того, насколько он любим. И он любит его точно также— удивительная сила любви. Драко всегда скептически относился к словам Дамблдора про силу любви и всё такое, Но что это если не она?Отведи меня в церковь,
Я буду служить верным псом на алтаре твоей лжи!
Я исповедуюсь тебе и ты заточишь свой нож.
Предложи мне бессмертную смерть,
Боже, позволь отдать тебе свою жизнь!