Cogito Ergo Sum

      — Лейтенант, меня очень беспокоит ваше состояние.       — Да неужели? — меланхолично отзывается Хэнк, не прекращая вымешивать давно растаявший сахар в кофе.       Этот пластиковый уродец напротив хоть знает, что такое беспокойство и как оно выглядит? Нет. Конечно, нет. Для него это всего лишь слово, вшитое в программу, которое этот не-Коннор вставляет в свою речь, не отдавая себе отчета, какой на самом деле смысл в нем скрыт. Все равно что калькулятор, выдающий верное число на заданный пример.       — Согласно проведенному мной анализу, вашему организму требуется медицинская помощь.       Хэнк неторопливо отхлебывает из кружки, глядит куда-то поверх этой раздражающей биокомпонентной башки и начинает всерьез задумываться о перспективе плеснуть еще горячий напиток ему в лицо. Да только что толку от таких маневров, если этот кусок пластика даже не почувствует боли. В общем, затея, изначально обреченная на провал, на которую тянет тяжело вздохнуть и уставиться отсутствующим взором в окно.       — А всего-то бросил пить, — сухо роняет Хэнк себе под нос.       Какое дело этому манекену до того, как он себя чувствует? Забота у андроидов из новой линейки КиберЛайф как была искусственной, так и осталась. Глубоко внутри RK900 с прикладом насрать, сколько еще потребуется протянуть Андерсону, прежде чем последствия многолетнего алкоголизма дадут о себе знать. Его это не беспокоит ни в одном из всех существующих смыслах этого поганого слова.       Хэнку до искренних попыток нового-Коннора пробить толстый барьер типично андерсоновского цинизма, честно говоря, как до проблем перенаселения на планете – Хэнку плевать.       Кажется, с момента появления в участке нового Коннора прошло всего ничего, но ощущается этот промежуток времени, как целая вечность. С ним каждый день за все десять. Хэнк уже и не помнит толком, бесился ли он также при работе с его предшественником, однако факта того, что его общение с этим манекеном неимоверно утомляет, это ничуть не отменяет. Тут волей-неволей задумаешься над тем, что даже из Гэвина Рида напарник куда более ладный, чем этот.       За те два непосильно долгих дня, что ему пришлось терпеть компанию игрушечного копа, в деле по поиску настоящего Коннора они продвинулись едва ли. Старательные попытки тормозить работу всеми правдами и неправдами рано или поздно просеют в микросхемы андроида зачатки сомнений, в этом Андресон не сомневается, а пока он будет делать все возможное, чтобы оставаться на мертвой точке. Благо, что в этом ему равных пока нет.       Спонтанное решение увести диалог из тупика приходит вместе с не самой изящной мыслью оттянуть время положенного завтрака.       — Слушай, ты, конечно, не обижайся, — Хэнку едва самому не смешно от глупости этой фразы. Какая может быть обида у куска полимера? — но почему тебя назвали Коннор?       Желтый цвет стэка на виске сигнализирует о тщательной обработке вопроса. Вряд ли ему доводилось задумываться над тем, почему такая, казалось бы, ничтожная мелочь как выбор имени остается за другими людьми. Машине, наверняка, плевать, как ее называют, главное, чтобы команда отклика поступала вовремя.       — Я… — RK900 силится подобрать подходящие слова из богатой библиотеки данных, но для внятного ответа их отчего-то упорно не находится. — Решение об имени принимается разработчиками моей модели.       — Это понятно, — согласно кивает Хэнк, — но почему именно Коннор? Это имя носила устаревшая модель. Зачем называть им еще и новую?       Андерсону отчего-то думается, что задай он вопросом больше, микросхемы андроида напротив попросту выгорят от перенапряжения. Вопрос кажется совсем безобидным, даже глупым, но на лице Девятисотого на долгой подгрузке застывает задумчивость.       — Я буду звать тебя Ричард.       Едва стэк, выдающий ошибку программы ало-красным, восстанавливается на привычный голубой, как новая реплика Андерсона вынуждает его желтеть. Хэнк почти слышит, как с натугой проворачиваются шестерни в этой сверхтехнологичной башке, пытаясь осмыслить услышанное. Если бы он раньше знал о том, что андроидов из строя можно вывести таким бесхитростным способом, давно бы уже без зазрения совести пользовался припрятанным тузом в рукаве.       — Почему Ричард? — с искренним интересом спрашивает RK900.       — Меня это имя не бесит.       Других аргументов в пользу сделанного выбора Хэнк не приводит, и, слава высоким технологиям, у тела напротив достает мозгов больше не поднимать этот вопрос. Тот лишь с изумлением переводит взгляд на столешницу и погружается в глубокое осмысление произошедшего. Всего на секунду, на едва уловимое мгновение, Андресону даже кажется, что он видит на его лице подобие намечающейся улыбки.       Все же, несмотря на количество функций, жадно напиханных в микросхемы этих машин, несмотря на уровень интеллекта, превышающий уровень среднестатистического американца, порой от детей их отличает лишь внешняя оболочка.       — Я знаю, вы успели привязаться к предыдущей модели Коннора…       — Эй, приятель, ты за буйки-то не заплывай.       — Я лишь хотел удостовериться в том, что ваша эмоциональная заинтересованность не повредит интересам расследования, — флегматично отзывается Ричард.       — Моя заинтересованность, или как ты там выразился, не твое собачье дело, усек? Я свою работу знаю.       — Я вас понял, лейтенант.       — Я надеюсь на это.

***

      Домой Хэнк возвращается лишь ближе к ночи, когда на небе образуется внезапный штиль. На улице не остается ни ветра, ни снега, ни людей. Только полупустые коробки высоток и горящие фонари. Настроение в такой гнетущей атмосфере ни на йоту не приблизилось к отметке «неплохо». Невидимый поплавок так и колеблется где-то на уровне «дерьмовее некуда», но Андресон, кажется, к этому даже привык.       На подъездной дорожке под колесами машины тонкой застывшей карамелью трескается корка льда. Хэнк едва не теряет равновесие, неловко вылезая из машины, но вовремя успевает схватиться рукой за открытую дверцу. Сердце опасливо екает где-то в груди и вновь возвращается в привычный ритм. «Не хватало еще убиться на подходе к дому», зло отмечает про себя Хэнк, твердым шагом направляясь к входной двери.       — Лейтенант Андерсон, рад вас видеть!       Рука инстинктивно хватается за пистолет и щелкает предохранителем раньше, чем Хэнк успевает обернуться на источник шума и оцепенело замереть на месте, врастая пятками в пол. В своем доме увидеть он ожидает кого угодно, хоть Перкинса собственной персоной, кого угодно, но только не Коннора. Того-самого-Коннора. Живого и невредимого, будто и не было тех долгих месяцев пряток от полиции и национальной армии по самым злачным углам Детройта.       — Ты какого хрена здесь делаешь? — шипит Хэнк сквозь зубы, послушно засовывая пистолет обратно в кобуру.       Еще бы явился в участок с поднятыми руками и широченной дружелюбной улыбкой. Этот пластмассовый придурок даже мысли не допускает, что за домом Андерсона, вполне возможно, круглосуточно ведется слежка. Хотя о чем это он… Это же Коннор, лучшая, мать его модель, Киберлайф. Уж он-то наверняка все просчитал, прежде чем сюда завалиться.       — Нам нужна ваша помощь, лейтенант.       — Нам?       Хэнк и цепочку не успевает накинуть на замок, как в ответ ему летит утвердительное:       — Нам.       Из-за широкого плеча Коннора высовывается уже знакомая Андерсону голова.       — Ноа.