Cogito Ergo Sum

      Кажется, Хэнк спустя неделю, как они виделись в последний раз, ничуть не изменился. Все те же всклокоченные волосы, все та же усталость во взгляде, все тот же потрепанный жизнью Андерсон. Но Коннора не обманешь, ведь видит он куда больше обычного человека. Выматывающие смены в оккупированном Детройте, толстая папка нераскрытых дел, непростые отношения с напарником и это преследующее Хэнка чувство беспомощности – да, от Коннора ничего не скроешь. Как не скроешь и робкие пятна синяков на шее Ноа, которые та старательно пытается затолкать под высокий ворот свитера.       За время дежурной беседы между ней и Хэнком Коннор, кажется, успел мысленно обследовать все закоулки так хорошо знакомой ему гостиной. И тут, к облегчению или разочарованию, тоже ничего толком не изменилось: все тот же неидеальный порядок, все та же атмосфера уюта не без легкой нотки запущенности. Вступать в диалог Коннор не торопится, отчего-то именно сейчас голову застает внезапная мысль отвлечься хотя бы на миг от гнета сложившейся ситуации. Впрочем, Ноа сполна компенсирует его неожиданную молчаливость, подчистую выкладывая Хэнку все, что удалось узнать за последнюю неделю:       — Мы обнаружили блок памяти в том доме, куда вас направили на обыск вместе с Ридом. Блок предназначался для андроидов стандартных моделей, по понятным причинам для Коннора он не подходил. Мы попробовали разыскать оборудование или подходящую модель для извлечения информации, но… — Ноа спотыкается, поджимая губы. Этот жест говорит красноречивее всяких слов. — Пришлось вскрывать блок при помощи Коннора. В конечном счете нам пришлось прибегнуть к «глубокому погружению».       — Что? — летит потрясенное от Хэнка.       — Это процедура для взлома…       — Я знаю, что это, — бесцеремонно перебивает он, — вы оба совсем спятили? Он же мог перегореть, как лампочка, вы об этом не подумали?       О чем они действительно не подумали, так это о том, что лейтенант Андерсон, отрицающий любые достижения техники, как и положено всякому технофобу, может быть в курсе о всех тонкостях взлома андроидов. Даже Коннор, казалось бы, изучивший все аспекты жизни Хэнка, от таких новостей задумчиво сводит брови к переносице.       — Вы знаете про «глубокое погружение»? — осторожно интересуется он.       — Я, может, хорошо и не разбираюсь в ваших гаджетах, но про это дерьмо слышал частенько. У нас в отделе в свое время каждое второе дело было адресовано перегоревшим.       Коннор определенно слышит это – беспокойство в голосе Андерсона. Его ни с чем не спутаешь, оно всегда вибрирует в определенной тональности. Пускай Хэнк не показывает это открыто, пускай прячет все за напускным раздражением, но даже одной фразы оказывается достаточно, чтобы его раскусить. И такое своеобразное проявление заботы, по правде сказать, даже приятно.       Оправдываться перед Хэнком не имеет ни малейшего смысла. Что бы ни сказал Коннор, как бы ни попытался объяснить ситуацию, все его разумные аргументы рискуют разбиться о непробиваемую уверенность Андерсона в том, что игра не стоила свеч. Возможно, отчасти он и прав, скудный результат их поисков не окупает всех рисков.       — В конечном счете я жив, — подытоживает Коннор, но отчего-то от этих слов вместо облегчения чувствуется внезапная тяжесть. Наверное, это чувство у людей называется совестью.       — А с шеей что? — внезапно переводит тему Хэнк, многозначительно глядя на темные пятна синяков на шее Ноа.       — Это пустяки, — уклончиво отзывается она в ответ, — проблемы с переводом с андроидного на человеческий.       — Вам двоим совсем жить насрать.       Лучше и не скажешь, хмыкает Коннор себе под нос. В последние недели похожая мысль посещала его слишком часто и навязчиво, чтобы просто отмахиваться. Кажется, все произошедшее с ними за предыдущие недели жестоким образом научило их бояться смерти. Мысль о возможной кончине кажется чем-то пустяковым и маловероятным, пока живешь в коконе безопасной среды - к таковым Детройт с его восстанием больше не отнести.       За размышлениями Коннор почти не замечает, как комната погружается в вязкую трясину тишины. Единственным звуком в помещении остается громкое сопение Сумо у ног хозяина. Вот уж кому повезло пребывать в полном неведении об ужасах, творящихся вокруг.       — Вопроса это не отменяет, — тяжело вздыхает Хэнк, не отрывая тяжелого взгляда от виноватого лица Ноа, — нахрена вы на это пошли?       — Другого выбора не было, — отзывается вместо нее Коннор.       Губы Андерсона поджимаются в раздражении, как оно всегда и бывает в моменты, когда ответ его не удовлетворяет. Если за этим последует незамедлительная просьба засунуть себе язык в задницу и не отсвечивать, Коннор даже не удивится. Но вместо этого, Хэнк словно бы намеренно игнорирует его и обращается напрямик к Ноа:       — И ты позволила ему?       — О, Хэнк, если бы мое мнение имело для него хоть какой-то вес.       Коннора все не покидает непонятное чувство, будто он в этой беседе исполняет роль несмышленого ребенка, и все те обвинения в беспечности, что сыплются на него шквальным градом, направлены исключительно в воспитательных целях. Наверное, это даже… забавно – читать нотации андроиду.       — Много информации накопали?       — Не много.       Делиться с Хэнком по большому счету, в общем-то, и нечем. Хотелось бы выложить подробный отчет, разложить все по полочкам и рассортировать по степени значимости, но все, чем они располагают – это невнятные обрывки, не несущие особый смысл.       Коннор складывает руки в замок и сверлит тяжелым взглядом кофейный столик. Со стороны может показаться, что его система погрузилась в некое подобие сна, но сон означал бы полное отключение всех мыслительных процессов, что совсем не соответствует действительности. Он пытается собраться, упорядочить хаос в голове, и не получается.       Хэнк же будто бы и не замечает, как лицо Коннора мрачнеет с каждой минутой этого диалога. Наверное, он слишком привык к мысли, что у этого педанта все находится под контролем. Даже если ситуация кажется безвыходной, у Коннора есть запасной план. Точнее говоря, был. Сейчас же мало что напоминает в нем прежнего RK800 – безупречного, бесчувственного и готового к любому дерьму, какое бы не пыталась подкидывать жизнь.       — Что ты увидел, Коннор?       Отвечать ему просто приходится, другого шанса добиться хоть каких-то подвижек в этом деле у них нет и вряд ли будет.       — Большая часть данных не сохранилась. Остались только обрывки. Я знаю, что в них сокрыто что-то важное, но пока… не могу обнаружить связь.       Коннора все не покидает мысль о том, что он мог бы добиться большего, просто старался недостаточно. Отвратительное слово с отвратительной семантикой, лучше его и не описать. Он мог бы... Но не стал. На такие мысли Ноа наверняка ответит что-то в духе «выше головы не прыгнешь», но разве не в этом его задача – преодолевать то, что не под силу людям?       — Откуда вы вообще узнали, что в том доме спрятан блок?       Ноа и Коннор соприкасаются взглядами всего на долю секунды, но Хэнку и этого достаточно, чтобы увидеть сомнения, грызущие их изнутри. Вопрос о доверии в отношении Андерсона поднимать нет никакой необходимости, не после того, через что они вместе прошли.       — От Маркуса, — тихо, будто опасаясь лишних ушей, отвечает Коннор, — это было его последнее сообщение перед исчезновением.       — И что теперь делать? — выжидательно интересуется Хэнк.       — У нас есть план, — с готовностью отзывается Ноа. — Не самый надежный, но лучше, чем ничего.       Конечно, планом это можно назвать с натяжкой, но поправлять ее Коннор не решается. Он и без детальных анализов прекрасно осознает, сколь тонко то душевное равновесие, какого сумела добиться Ноа после «глубокого погружения». Неверное и изменчивое чувство, что все, несмотря на ситуацию, под контролем, позволяет ей не сойти с ума. И потому Коннор покорно молчит.       — Будьте любезны. Просветите.       — Нам нужен доступ к базе данных детройтской полиции. Кроме вас с этой просьбой обращаться нам больше не к кому. — Она тяжело сглатывает, отчаянно пытаясь не показывать, с каким трудом дается ей диалог. — Нужно, чтобы вы с Коннором проникли в участок и подсоединились к любому рабочему компьютеру. А дальше – дело техники.       Андерсон тяжело и намеренно громко тянет воздух носом, что не может укрыться от присутствующих. Даже Сумо растерянно поднимает голову в поисках источника непонятного шума.       — И как, по-вашему, я должен «протащить» андроида из списка уголовного розыска через КПП?       — Я могу притвориться вашим новым напарником, — с готовностью подхватывает Коннор. — Уверен, дежурный на входе не сможет нас отличить. Модель RK900 выполнена с полным сохранением физических данных предыдущего образца. За исключением цвета глаз, разумеется. Но сменить его для меня не составит проблем. Все получится, Хэнк.       Коннор утаивает от Андерсона, сколько вариантов провала этот план содержит на самом деле, и заставляет себя напустить на лицо маску непоколебимой уверенности в успехе предприятия. Только бывалого полицейского таким дешевым спектаклем не проведешь: где-то глубоко внутри о застенки неорганического тела бьется понимание, что Хэнк и без лишних слов осознает возможные риски.       — Откуда ты вообще в курсе о девятисотом?       — Я… — такая смена ракурса вынуждает систему затормозиться и вычислить из всех возможных вариантов наиболее подходящий ответ, — я видел репортаж по телевизору о том, что к участку приписали новых андроидов. Учитывая тот факт, что опыт работы с подобными моделями у вас уже был, сопоставить все данные и прийти к такому выводу не составило труда.       Кажется, на другой ответ Хэнк и не рассчитывал. Еще бы, какие тайны можно хранить от того, кто заточен под розыск улик и поиск причинно-следственных связей.       — Да, — тяжело тянет Андерсон, наваливаясь на потрепанную спинку кресла, — вряд ли ваш план сработает.       На немой вопрос, застывший в глазах его гостей, он поспешно разъясняет:       — С сегодняшнего дня вводятся новые правила патрулирования и охраны. Правительство решило ввести в эксплуатацию каких-то японских андроидов военного образца. Для усиления защиты. Сообщили сегодня на внеплановом собрании. Как по мне, это все бред собачий – использовать роботов в борьбе против роботов.       Удивление было бы неподходящим словом для того, чтобы описать внутренние ощущения от услышанного. Коннор скорее... раздражен, хоть это и вызывает недоумение. В попытке понять, отчего именно эта эмоция отзывается внутри на слова Хэнка, он приходит к простому и весьма лаконичному выводу: Коннор догадывался, что так оно и произойдет. Было бы слишком просто ожидать от Андерсона безоговорочного согласия без всяких препятствующих «но».       — Дерьмо, — Ноа находит самое подходящее слово, чтобы подытожить и описать эту новость.       — Так что хрен тебе, а не пропуск в участок, — Андерсон скрещивает руки на груди. — Отсканируют еще на входе и сразу обнаружат подставу.       В окне за спиной Хэнка непроглядный мрак улицы, даже фонари не горят. Из соображения безопасности на время комендантского часа большая часть Детройта погружается во тьму, что лишь играет на руку тем немногим отчаянным, которые решаются высунуть нос из дома. Таким, как Коннор и Ноа. Будет досадно лишаться такого преимущества, когда правительство решится, наконец, ослабить тугой поводок и снять ограничения.       На секунду Коннору даже удается отвлечься от беседы, задумчиво созерцая вид за окном. Выводит его из состояния апатии голос Ноа:       — Выходит, придется вам искать информацию самому.       — Будто есть другой выход, — недовольно ворчит Хэнк.       Выбора у него и правда нет. Точнее есть, но лейтенант Андерсон его не рассматривает: взять и отказаться от дела ему не позволит совесть - редкое качество для современных людей. Наверное, за это он так ценится среди коллег, и только за это ему готовы простить любые безрассудные выходки.       Хэнк будто уже сейчас готов с ворчанием подняться с насиженного места и отправиться в участок, вот только он еще не в курсе, с какими крохами информации ему предстоит работать:       — 13.18.36.41, — изрекает Коннор, чем вызывает у Андерсона приступ смятения.       — Что это?       — Это то, что я смог извлечь из информации, скрытой в блоке памяти.       — И все?       — Еще есть имя. Крейг Коваль. Поскольку я лишился доступа к полицейской базе данных, выяснить, кто это, не представляется возможным.       Более беспомощным, чем в данную минуту, Коннор помнит себя лишь будучи прикрепленным к тонкому лезвию иглы во время взлома. Предпринять какие-либо действия нельзя, сорваться с крючка тоже. Зачем нужны способности к глубокому анализу и сопоставлению данных, если в новой реальности он отрезан ото всех источников информации? Что толку хранить данные, если ими нельзя самостоятельно воспользоваться. Бесполезным – вот каким он себя ощущает.       — А взломать базу нельзя?       Ноа на вопрос Хэнка лишь отрицательно мотает головой.       — Любые попытки взлома будут зафиксированы в системе. По ним нас будет легко отследить. Поэтому мы и просим помочь.       — Да уж, не густо, — хмыкает Андерсон себе под нос.       — Вполне возможно, что все это вообще ничего не значит, — зачем-то добавляет Коннор и плотно стискивает челюсти, чтобы ненароком не выдать что-то еще.       — Но ведь зачем-то эту информацию решили сохранить, — с протестом вступается Ноа.       Коннор слышит это раньше остальных – тихий рокот автомобильного мотора где-то на периферии. Такси в комендантский час по городу больше не ездит, а для военного транспорта шум слишком глухой и неторопливый. Анализ возможных вариантов и выявление наиболее подходящего из них происходит в долю секунды, заставляя Коннора напряженно вскидываться в поисках путей для отхода.       Проходит не более десяти секунд, как во внезапно воцарившейся тишине раздается тяжелая дробь ударов со стороны улицы.       — Лейтенант Андерсон! — раздается из-за двери до боли знакомый голос.       Прежде чем Хэнк успевает осознать происходящее, Коннор уже прячет себя и Ноа в непроницаемой тьме спальни и едва слышно притворяет за собой дверь.       Кто бы еще решился навестить лейтенанта в такой поздний час да еще и на личном транспорте, вполне успешно минуя все блокпосты. Вариантов не так уж и много, но самый худший из них стоит теперь на пороге Хэнка, едва запорошенный снегом.       — Ричард! Какого рожна тебе тут надо?       Остается только молиться непонятно кому, чтобы этот чудила, призванный на замену Коннору, не начал сканировать пространство на выявление подозрительной деятельности. Хэнк предупредительно подпирает собой дверь и заслоняет большую часть гостиной, отчаянно надеясь, что новый напарник не сочтет это подозрительным.       — Прошу прощений, лейтенант, но нас вызывают, — коротко информирует Ричард, выдерживая вежливое расстояние в протянутую руку между ними.       — Что на этот раз?       — Тройное убийство, среди жертв один ребенок.       — Твою-то мать, — сплевывает Хэнк и будто нарочно прикрывает дверь до тех пор, пока в проеме не будет видно только его лицо. — Ладно, жди меня снаружи, сейчас буду.       — Я могу войти? — учтиво интересуется RK900, подступая ближе.       — Нет.       Прежде чем тот успевает возразить, Андерсон хлопает дверью прямо перед его носом и, чертыхаясь, проносится по коридору навстречу непроглядному мраку. Когда рука осторожно нащупывает выключатель и помещение внезапно озаряет теплый свет зажженной лампочки, Хэнк застает лишь распахнутое настежь окно и крохотный листок бумаги на подушке с наскоро начерканными данными.       «13.18.36.41 Крейг Коваль»