Mon chéri

Из кухни вкусно пахнет кофе, поэтому Хакон выбирается из кровати и бредет на запах, мысленно прикидывая, какие дела были запланированы на день и можно ли их подвинуть, чтобы затащить Эйдена обратно в кровать — накануне юноша поздно вернулся после лекций и они не пересеклись. А до этого юноша три дня корпел над книгами и им было не до интима. В гостиной валяются чужие ботинки, и Хакон подозрительно оглядывает их, затем заглядывает на диван и обнаруживает там гостя. Отпихнув в сторону обувь, мужчина недовольно топает на кухню, начисто забыв о планах. — Mon amour, почему у нас на диване спит Барни? Эйден виновато потупил глазки и сунул свеже сваренный в турке кофе Хакону. — Он поссорился с сестрой. — И?.. Каким местом это наша забота? — Хакон намеренно подчёркивает «мы» и Эйден расплывается в глуповатой ухмылке. — Я только накануне вас разнимал. — Так получилось. — Как «так»?.. — Можно, я подумаю, что ответить, пока ты пьешь кофе? — заискивающе спрашивает Эйден и опускается на колени, стягивая вниз плавки с Хакона. — Это жульничество, — возражает Хакон, но не отстраняется и делает большой глоток кофе. — Мне ведь… не понравится причина, да? Эйден смотрит на него абсолютно невинными глазами, хотя ничего невинного там и близко нет. Не с членом во рту. Хакон сжимает пальцы в шевелюре, чтобы парень не зарывался и не забывал, кто тут главный и что он пока не прощен. Весь кайф обламывает голос: — Да тут грёбаный отель Мариотт, я смотрю. Барни медленно хлопает, стоя на пороге кухни. — Знал бы, что по утрам тут бесплатное шоу, — заехал бы на огонёк пораньше. Эйден собственнически загораживает Хакона и натягивает на место плавки. В глазах у него очень недобрый огонёк, но прежде, чем он успевает отреагировать, раздаётся голос Хакона. — Только послушные мальчики допускаются на шоу, — тон вкрадчивый и вместе с тем властный, Эйден покачивается на коленях, как загипнотизированный. Барни впрочем не лучше — он стоит, забыв как дышать, и ловит каждое слово. — И пока никто из вас не заслужил награду, — Барни виновато опускает голову и бормочет извинения. — Сядь на стул. Ни звука, пока на часах не будет 8.00. Хакон краем глаза следит за часами — на них 7.55. Достаточно времени, чтобы решить, что делать дальше и как наказать Эйдена. Который молча ждёт команды, потому что конечно же — только в присутствии другого саба в нём наконец что-то шевельнулось. — Отвечай честно и не юли. Ты привел сюда Барни, потому что знаешь, что я знаком с бдсм. Эйден медленно кивает. — Сцена для тебя закончена. Ты вообще в курсе, что есть три золотых правила бдсм — safe, sane and consensual?.. Они относятся и к доминантам тоже. Моё согласие тоже нужно. Не говоря уже о желании в принципе. Помнишь, о чем я говорил? Прежде чем что-либо начинать, подписывают контракт, обсуждают все детали. Голос Хакона концу фразы звенит от негодования — Эйден с непривычки забыл, как моргать, и смотрит на него, как кролик на удава, потому что на него давно не повышали голос и это вызвало очень странные ощущения и реакцию организма. А Барни, поскольку указанное время вышло, встал со стула и схватился за первый попавшийся острый предмет — нож для масла и замер в ожидании. — Вот об этом я говорю, Эйден, — Хакон бережно отбирает у Барни нож и что-то тихо шепчет ему на ухо. Мужчина покладисто кивает и идет к холодильнику, вынимая продукты для приготовления завтрака. — У него весьма специфичный список предпочтений, не говоря уже о том, что я слышал о Елене, его экс-доминатрикс. Ничего хорошего там не происходило, посмотри на его кожу. Хакон всплескивает руками и нервно ходит кругами по кухне. Он мысленно считает до десяти и напоминает себе, что кричать — сейчас не самая удачная идея — не рядом с Барни, у которого кинк не только на похвалу, но и на боль. А с этим Хакону нет желания связываться от слова совсем. — Мы же можем ему помочь? — робко интересуется Эйден, следя взглядом то за вышагивающим бойфрендом, то за Барни, занятым приготовлением завтрака. — Ты — не можешь. Я — не собираюсь. И не могу, если уж на то пошло. Для него это было образом жизни — без стоп-слова, бесконтрольно, в полной зависимости от причуд Елены. Я такое не практикую, я не принимаю такое принципиально. Понимаешь? Барни беззвучно накрывает на стол, две порции сначала, но Хакон снова шепчет ему команды, ободряюще поглаживая рукой загривок. Мужчина ставит третью тарелку на стол и остается стоять, пока Хакон не произносит: — Барни, ты молодец, приготовил замечательный завтрак. Ты ведь хочешь получить свою награду сейчас? Тот радостно кивает и тянется к лежащему возле тарелки ножу. — Слушай меня внимательно — я хочу, чтобы ты сел за стол, съел свою порцию и потом помыл свою тарелку за собой. Это твоя награда. Эйден удивленно наблюдает за всем этим, раскрыв рот. Если бы ему вчера кто-то сказал, что Барни будет таким покладистым, он бы просто не поверил. — Это не очень хорошо, да? — Это пиздец как плохо, Эйден. Только помешанные на контроле фрики поощряют подобное обращение. Первым с едой заканчивает конечно же Барни — он методично опустошает тарелку, потом моет ее и ставит сушиться, после чего берет большой кухонный нож и протягивает Хакону. Тот лишь делает глубокий вдох, затем аккуратно отбирает клинок и берет парня за загривок. Несколько секунд Барни продолжает смотреть перед собой, затем передергивает плечами скидывая руку. — А с вами весело. — Эйден, выпроводи своего товарища, пожалуйста. Его наверняка ищет сестра. Затем Хакон возвращается к еде, хмуро прислушиваясь к разговору в коридоре. — Это. Спасибо что дал перекантоваться ночь. — Да не вопрос. — Бывай, мужик. — Ага. Какое-то время в доме царит тишина — Хакон выглядывает с кухни: проверить, на месте ли его бестолковый бойфренд. Эйден стоит у двери, ссутулившись и явно что-то пытается переварить. — Что тебя беспокоит, mon cher? — Я не… представлял, что оно может быть вот так, — юноша громко выдыхает, пряча руки в карманы штанов. — Он правда хотел, чтобы ты его порезал?.. — Это то, к чему его приучила Елена. Как «награждала» его. У этой женщины чрезвычайно дурная слава в наших кругах. И ее уже год как разыскивают следователи. Ты же видел ожоги? Хакон бережно прижал к себе Эйдена, зарываясь лицом в волосы на затылке. Теплый цитрусовый запах шампуня и свой собственный запах юноши успокаивающе действуют на нервы. — Это она сделала? Кто в своем уме такое… — Ты сам ответил на свой же вопрос. — Тебе было некомфортно, — констатирует Эйден, поворачиваясь в объятиях и касаясь губами нервно пульсирующей артерии на шее. — Да. Knife-play, blood-play — мои триггеры. Ты же помнишь, что я служил? Я не… это не мое. Хакон отстраняется и делает шаг назад. — Я поработаю пару часов. Не опоздай на лекции, mon amour. — Прости меня, пожалуйста, — виновато произносит Эйден, колеблясь — то ли сократить между ними расстояние, то ли дать Хакону пространство, которое тот установил. — Ты не мог знать, поэтому не надо за это извиняться. Но на будущее — сначала надо спрашивать, Эйден. Я серьезно. Эйден смотрит ему вслед, тяжело вздыхая.

***

Барни не любит признаваться в слабостях и ошибках, но тут даже он вынужден быть честным хотя бы с самим собой — он завидует отношениям Эйдена. Может, поэтому первое, что он делает после того, как Хакон выставляет его за порог (накормив завтраком, конечно же) — это идёт домой и дрочит, едва переступив порог спальни. Год целибата сыграл не последнюю роль, но он ещё и скучал по вот этому ощущению, когда не надо думать, решать — только подчиняться. А уж доминант из Хакона хороший, десять из десяти. Даже Елена не была способна так легко ввести его в сцену, разве что пустив кровь. На этой мысли Барни обрывает себя. Не для того он столько месяцев ходил к мозгоправу, чтобы так взять и слить весь прогресс. Но шрамы на руках, спине, груди и ногах заныли фантомной болью и да, день определённо придётся провести дома — кожа как будто в огне, опять. Дрожащей рукой Барни набирает телефон сестры и оставляет сообщение на автоответчике. — Софи, я… я дома. Сегодня один из «дней». Я позвоню доктору Райан, шрамы, они… Ну ты знаешь. Оставив сообщение, он сворачивается клубком на диване и прячется с головой под пледом. Когда он просыпается, то слышит на кухне голоса — Вероника и Софи что-то негромко обсуждают. — Если вы пытались не разбудить меня, то у вас не получилось, — бурчит Барни, не поднимая плед. — Слава богу, ты дома. Где ты был? Что случилось после того, как ты ушел из моего офиса? — Софи суетится, пытаясь выловить брата из-под одеяла. — Я ночевал у Эйдена и его бойфренда. Он доминант, и утром у нас была сцена. — Роше Барнет Роуз! Ты совсем с ума сошел?.. Я вызову на них полицию, если на тебе хоть царапина! Наконец Барни самостоятельно высовывает руки наружу и ждет вердикта. — София Изабелль Роуз, успокойся, — отзывается ей в тон Барни и наконец выглядывает из пледа. Вероника тихо сидит на краешке дивана и делает пометки в блокноте, пока Софи крутит и ощупывает его руки со всех сторон. — И нет, Хакон не делал ничего. Вообще ничего. Но мне понравилось. Я думал, что… что… так бывает, только если ну… ты знаешь, — он тушуется, глядя на покрытые шрамами руки. — Я тебе говорила… прости, я говорила, что то, что делала Елена — это пытки, но ты мне не верил. И что, Хакон согласился?.. — Нет. Он был очень зол, но не… не наказал нас, — Барни задумчиво прокручивает в голове произошедшее утром. Но внутри все также тепло и спокойно и ничего не болит. — Он не из таких доминантов. Я, кажется, его расстроил, но ничего не мог поделать. — Ты не несешь ответственности за других людей и их реакции, Барни. Помнишь, мы с тобой это прорабатывали. Как ты себя чувствуешь? — доктор прячет блокнот и внимательно смотрит на Барни. — Мне давно не было так хорошо. — Я отправлю им корзину фруктов, — вставляет Софи. — Мясную корзину, — предлагает Барни, — и я сам ее отвезу.