*Ака духовное начало заклинателя, душа.
Вода была плотной, темной. Сверху все было затянуто легким туманом, а здесь, под водой, — холодной, как его мысли, — было темно и мрачно. Его тянуло ко дну, и он решил не сопротивляться. Вокруг него мягко колыхалась ци — его ци. Он прищурился, уловив блеск, — моргнув, он неожиданно увидел, что толщи воды пронизывают тонкие золотые хлопья. Но он снова моргнул, и все пропало. Вода была такой же темной и холодной. Ему не было неприятно — это была его суть, его естество. Вода мягко обнимала его со всех сторон, пока он плыл вглубь — туда, где заметил исчезнувшие всполохи золота. Он опускался все ниже и ниже — последние проблески света исчезли, и он не мог различить даже свои руки, которыми раздвигал воду. Он оказался в кромешной тьме. Чистый острый звук раздался у него в ушах — чей-то голос вздохнул. Цин Юйдунь обернулся и увидел свет. Подплыв ближе, он увидел, что это ядро — его даньтянь. Оно отливало золотом и было единственным источником света во тьме. Около него он различил семь крошечных ядер, которые непрестанно кружились вокруг него, не сталкиваясь друг с другом. Они походили на рыбок-прилипал, и когда Цин Юйдунь протянул руку, пытаясь отогнать ядрышки, его рука прошла сквозь них, не причинив вреда. Мужчина отверг попытку отогнать темные шарики и наклонился ближе, рассматривая ядро и только сейчас нахмуриваясь: задняя часть, отвернутая от него, потемнела, излучая тусклый свет. Он протянул ладонь, касаясь своего даньтяня. На этот раз у него получилось — направив всю энергию в пальцы, он пожелал, чтобы ядро снова стало золотым целиком. Тусклый свет задрожал, вспыхнул ярким светом — как все остальное ядро, — но стоило ему убрать руку, и он погас. Вместе с ним в груди Цин Юйдуня сдавило, он ощутил отголоски боли, которые чувствовало его физическое тело. Он снова протянул руку, упорствуя в своем решении. Мало-помалу — и это стоило ему колоссальных усилий — золотой цвет распространялся, поглощая темное пятно. Он почувствовал, что вода, которая ранее не приносила ему неудобств, стала ледяной. Вместе с этим по какой-то причине он не чувствовал усталости — напротив, его силы словно возросли. Он продолжал вливать ци в ядро, пока то не заблестело целиком. Цин Юйдунь устало опустил руку, дрейфуя в темных водах. Он чувствовал себя одновременно ужасно уставшим, но и более сильным. Основание его стадии Формирования души окрепло, и внутри даньтяня он увидел небольшое семя. Это было удивительное зрелище — семечко лотоса как будто росло внутри его ядра. Он знал, что это бессмертная душа, которую он должен был сформировать. Какой она будет? Он впервые в жизни почувствовал нетерпение — увидеть свою бессмертную душу. Получится ли у него? Семя было таким крошечным, таким беззащитным, греясь внутри его золотого ядра. Цин Юйдунь направил еще энергии в ядро, чувствуя, как меридианы его тела наконец окрепли. Кажется, он смог избавиться от темной ци, поразившей его ядро вместе с демонической стрелой. Цин Юйдунь в последний раз взглянул на свое ядро, а затем загреб руками по направлению к поверхности. Он вылетел, паря над безмятежной водой. Сделав пас руками, он призвал свой меч — в духовном пространстве он сиял еще ярче, не омраченный иньской ци мира живых. Убедившись, что его ци беспрепятственно окутывает клинок, повинуясь его малейшим приказаниям, мужчина уселся в позе лотоса над поверхностью воды и закрыл глаза.***
Барьер наконец был снят — И Чэнь почувствовал это в ту же секунду, как Цин Юйдунь открыл глаза в духовной пещере. Когда тот ушел в совершенствование за закрытыми дверьми, он поставил свое охранное заклинание, чтобы знать, когда шиди очнется. Сидящий на веранде своей резиденции, глава секты улыбнулся, откладывая свиток, что держал в руках, и посмотрел в сторону пика Цунчжэ. — Самое время, — пробормотал он себе под нос. — А-Синь! А-Линь! Передайте старейшине Яопин, что шиди вышел из совершенствования за закрытыми дверьми! — Да, Учитель! — послышались голоса со двора. — Шишу наконец выходит?! — Старейшина Цунчжэ выходит! Выходит! — подхватили другие ученики, отвлекаясь от своих занятий. Возбуждение, охватившее пик Хаоюй, быстро распространялось по секте Юньхэ. В то же время на пике Цунчжэ тишину нарушал лишь стук бамбука друг о друга, шелест листвы и свистящие звуки боя на мечах. На поляне, которая уже немало пострадала от ударов, — бамбук был разрезан на части, листва сбита потоками ци, а трава подпалена заклинаниями, — сражались двое. Обоим можно было дать около двадцати лет: два изящных юноши. Один был не слишком высок, его темные волосы собраны в тугой пучок на затылке, а густые брови нахмурены. У него было красивое мужественное лицо, которое еще не потеряло остатков детской миловидности, но уже огрубели скулы и очертился подбородок. Темные глаза с всполохами золота смотрели напряженно и с яростью, а губы были сжаты в тонкую линию. Он был одет в светло-зеленые одежды пика Цунчжэ, похожие на те, что носил сам Цин Юйдунь, а движения его меча — клинка, который, казалось, был похож на поток воды, — повторяли технику Нефритового меча. Он сделал выпад, но меч его соперника неожиданно ударил исподтишка, попадая по запястью, из-за чего то онемело. — Ты опять сражаешься нечестно! — яростно взревел он. — Ты просто недостаточно ловок, чтобы победить этого лао-цзы*, — хмыкнул второй молодой человек, на его красивом лице виднелась насмешливая ухмылка. Он был высок, его длинные волосы не были забраны наверх, разметавшись по спине, только часть из них была собрана в небрежную петлю. Помимо его пронзительных голубых глаз, которые наблюдали за соперником, у него также был необычный цвет волос — белоснежный с черными кончиками. У него был острый нос и подбородок, светлые брови и подвижное лицо, которое, казалось, привыкло насмехаться над всем живым. В его взгляде было высокомерие, когда он говорил эти слова. Он был одет в черные одежды, подчеркивающие его тонкую фигуру.*Он обращается к себе в третьем лице, подчеркивая свою важность. Лао-цзы букв. означает «отец», в духе «да, я твой батя», т.е. превосхожу тебя во всем.
— Да ты!.. — выдохнул в бешенстве первый, но тут беловолосый молодой человек неожиданно уронил клинок на землю и повернул голову, глядя куда-то. — Барьер, — еле слышно выдохнул он, но слух у первого был так же остер, как и у него. — Барьер? — он тут же посмотрел в ту же сторону, теряя весь запал продолжать битву. — Учитель! С этим вскриком он рванул к краю обрыва, но оказался позади беловолосого — тот грациозно сорвался с места, используя цингун* и быстро перемещаясь по роще. Молодой человек, оставшийся позади, — не кто иной, как А-Цю, — стиснул зубы от злости, но ему было не догнать первого. Однако пик был небольшим, поэтому вскоре он оказался перед обрывом, по краю которого шла тропа — в духовную пещеру. Он увидел, что беловолосый замер, как будто не решаясь подойти ближе, и насмешливо фыркнул, подумав: «Вот сейчас мы увидим, что с тобой сделает Учитель». Гордо выпятив грудь, он без опаски прошел мимо беловолосого и коснулся воздуха — барьера действительно не было.*Совокупность техник, позволяющих мастеру боевых искусств передвигаться с поразительной скоростью, высоко прыгать, бегать по вертикальным поверхностям.
Напрягая легкие, А-Цю крикнул: — Учитель! — его крик эхом разнесся по горам, отражаясь от скал. Несколько мгновений вокруг была лишь тишина, прерываемая пением птиц, а затем вдалеке тропы показалась тонкая фигура. Она все увеличивалась и увеличивалась, пока перед Чэнь Цю не оказался Цин Юйдунь. Мужчина, только что закончивший медитацию, вышел на край обрыва, оглядываясь по сторонам. Его лицо было спокойно, как озеро, его аура отдавала силой и холодом. Он казался бессмертным, спустившимся на землю. А-Цю открыл рот, делая шаг вперед: — Учитель! Наконец-то! — его голос дрогнул, предавая его. В его тоне был чистый восторг, который тут же смыл его высокомерный и спокойный вид. Лицо скривилось, как будто он собирался заплакать, но затем тут же приняло обожающее выражение. — Я так ждал вас, Учитель! Я столь многому научился! Цин Юйдунь приподнял брови, в его взгляде мелькнуло замешательство. Затем он нахмурился и как будто непонимающе спросил: — А-Цю? — Да-да, Учитель! Конечно, это я! — воскликнул молодой человек, хватая Учителя за руку. Та была ледяной, как будто не принадлежала живому человеку. Цин Юйдунь не спешил вырвать ладонь, в его взгляде промелькнули отголоски эмоций. Молодому человеку перед ним было около двадцати лет, это был не тот пятнадцатилетний мальчишка, который провожал его в совершенствование за закрытыми дверьми. Это был прекрасный юноша с сильной ци, которую он ощущал. Он не только вырос физически, но и духовно. А-Цю уставился на Учителя, который изучал его лицо с пристальностью, от которой даже стало немного не по себе. — Сколько… сколько я был в уединении? — спросил Цин Юйдунь, наконец отнимая свою руку. — Пять лет, Учитель, — тут же отозвался А-Цю. — Пять лет… — повторил Цин Юйдунь, отводя взгляд от ученика и осматривая пик: ничего не изменилось, казалось, даже трава не стала выше, но, тем не менее, течение времени было неумолимым. Для заклинателя его уровня пять лет были ничем, но для мальчишки вроде А-Цю… — Должно быть, тебе пришлось тяжело, — неожиданно сказал он, поднимая руку, чтобы погладить ученика по голове, но его ладонь замерла на полпути, поскольку он подумал, что это будет невежливо, — ведь его ученик уже не ребенок, а взрослый мужчина. Однако А-Цю, увидев, что ладонь остановилась, как будто испугался — он схватил ее обеими руками и положил себе на голову. — Ничуть, Учитель. Я тренировался каждый день и изучил первые тридцать шагов Нефритового меча, — гордо отозвался он. — Я надеюсь, что ты обязательно покажешь мне их, — лицо Цин Юйдуня перестало быть таким напряженным, как было, и он слегка улыбнулся. Эта улыбка была словно прекрасный цветок, и сердце у А-Цю забилось чаще. — Конечно, Учитель! Конечно! — тут же закивал он головой. Он неожиданно словно про что-то вспомнил и обернулся — но беловолосого молодого человека на поляне не оказалось. — Кстати, — тоже вспомнив про что-то, Цин Юйдунь опустил руку и направился к своей резиденции, — а что случилось с Мао-Мао? А-Цю поспешил за ним, и на этом вопросе он нахмурился: — Этот проклятый кот, — он сжал зубы от злости, и мужчина удивленно вскинул брови: с каких пор неприязнь А-Цю достигла таких высот? — Он… Однако Чэнь Цю не успел договорить, потому что навстречу им по тропинке бежал кот — он был настолько толстым, что его короткие лапы исчезали за его массивным телом. Его три белых хвоста подрагивали, черный кончик одного из них шевелился в такт бегу. Не снижая скорости, кот врезался в хозяина, невольно заставляя отступить. — Мяу! — яростно мяукнул кот, вставая лапами на ноги Цин Юйдуня и явно требуя, чтобы его взяли на руки. При этом его голубые глаза пылали гневом. — Мао-Мао, — произнес Цин Юйдунь, наклоняясь, — какой же ты стал большой… — Он поднял кота, держа на расстоянии вытянутой руки, но кот был такой тяжелый, что ему пришлось прижать его к себе. Мао-Мао не преминул воспользоваться случаем, чтобы впить зубы в запястье мужчины. Тот даже не поморщился, второй рукой потянув животное за ухо и заставляя отпустить. — Дрянной кот! — воскликнул А-Цю, увидев рану на руке Учителя. Он собирался вырвать кота из рук Учителя, но кот зашипел с такой яростью, что он отступил. — Вот так ты, значит, играешь. Учитель, этот кот!.. — Однако договорить он не успел — толстый зверь с ловкостью хищника выпрыгнул из рук Цин Юйдуня и вцепился когтями в плечо юноши, заставляя его взвыть. Цин Юйдунь нахмурился и поспешил помочь своему ученику, пытаясь отодрать кота от воющего А-Цю. — Да как ты смеешь?! — взвыл А-Цю, явно обращаясь к коту. Тот предупреждающе зашипел. А-Цю неожиданно замолк, и на его лице расплылась хитрая ухмылка. — Ах, вот оно как… Кто теперь недостаточно ловок… — Его загадочные слова заставили кота зашипеть еще сильнее, вцепляясь когтями в рукава Цин Юйдуня, который держал его на руках, а в голубых глазах читалась явная угроза. — Учитель, хорошо я откормил вашего кота? — неожиданно ученик уставился на мужчину, и в его глазах мелькнуло что-то юношеское, игривое. — Даже слишком, А-Цю. Мао-Мао такой толстый, — покачал головой Цин Юйдунь, решая не заострять внимание на странном «разговоре» его ученика и кота. Мало ли что тут происходило пять лет… Его ученик жил тут совсем один? Неудивительно, что он начал говорить с животными. От этой мысли Цин Юйдунь еле заметно вздохнул, чувствуя вину. Кот воспринял это на свой счет, с резким мявом выпуская когти. «Этот лао-цзы не толстый! У него просто широкая кость!» — А характер, кажется, только испортился, — снова вздохнул Цин Юйдунь, глядя на свои несчастные рукава и запястья, изборожденные царапинами. Мао-Мао мявкнул еще громче, но когти убрал. Он заметил торжествующий взгляд А-Цю и еле сдержался, чтобы не зашипеть. — Это потому, что Мао-Мао совсем не двигался, только сидел на духовном камне и спал, — наябедничал А-Цю, вновь теряя все свое впечатление как повзрослевшего человека. Ябедничать на кота — это же надо. Он не мог удержаться от того, чтобы скривить губы, глядя на кота, — уж теперь он у него попляшет! Раз Мао-Мао так не хочет показаться, он ему отомстит за эти пять лет! Он вообще заставит Цин Юйдуня кастрировать этого бесполезного кота! Цин Юйдунь, глядя, как переглядываются его ученик и кот и чуть ли не шипят друг на друга, снова вздохнул. Прошло пять лет, а эти двое как были детьми, так и остались. Ему почему-то нестерпимо захотелось вернуться обратно в духовную пещеру. Может быть, еще лет сорок, и он прорвется на следующую стадию? Эта мысль вдруг стала невероятно привлекательной…